Лили слышала телефонный звонок Ника. Она не спала с самого рассвета Бриз, несший прохладу Джорджтауну по ночам, не долетал до Фолс Черч, и Лили ворочалась на диване или бродила по комнате, стараясь не обращать внимания на жару, давившую на нее подобно тяжелому одеялу. Около четырех тридцати она уже стояла у окна и вглядывалась в неподвижные заросли сумака, переливавшегося в первых бледных и мягких волнах утреннего света, омывающего небо. Она знала, что не только духота была причиной ее бессонницы. Мешало спать то, что ждало ее впереди. Впереди был день, когда она предаст Сибиллу.
В некотором роде она уже предала ее. Лили позвонила в офис Фонда и узнала у секретаря домашний адрес Боба Таргуса, пилота, который вот уже две недели не работал, так как самолет, принадлежавший Фонду, был продан. Она приготовилась к обману – первому обману за всю ее жизнь – если бы секретарь задала вопрос, зачем ей нужен его адрес. Секретарь не спросила. Это означало лишь то, что Лили просто повезло, а вовсе не то, что она хороший, никогда не обманывающий человек.
– «Со мною что-то происходит», – подумала Лили. Она стояла у окна, мысли текли медленно и сумбурно. Она не знала, кем она теперь была и что будет делать дальше. Одно, пожалуй, она знала наверняка: она любила Валери больше всех на свете. Внутри Лили всегда было так много любви, но она никогда не могла найти, на кого бы ее излить так, чтобы самой испытать при этом счастье. Руди Доминус медленно исчез из ее жизни, Квентин Эндербай умер, а Сибилла… ничто в отношении Сибиллы, казалось, не было правдой. Затем был… Она не могла произнести его имени. И никогда не произнесет. Он был воплощением зла, он обратил любовь в грязь и отвращение, она не могла вспоминать о нем, не содрогаясь.
Тем не менее Лили подолгу размышляла над тем, что же между ними произошло. Он каким-то образом уловил нараставшее в ней беспокойство по поводу того, что она начала превращаться в своеобразный символ для других, не став личностью. Она не знала, что ее беспокоило именно это, хотя она уже начинала задумываться. Почему же еще она бросилась в объятия первого мужчины, который обращался с ней, как с настоящей женщиной?» «Я хотела быть настоящей, но не знала, как, – подумала Лили. – Интересно, как я буду учиться всему этому?»
Валери может научить ее. Именно она любила Лили, Валери, которая сделала ее счастливой. И теперь Валери нуждалась в ее помощи. Вот почему Лили нашла адрес Боба Таргуса, вот почему она собиралась ехать к нему сегодня: Боб знал и всегда любил ее; конечно же, он будет гораздо откровеннее с ней, чем с Валери и Ником.
Она была уверена, что поступает правильно, потому что любит Валери, потому что Валери и Ник никогда не сделают плохого. Но, тем не менее, когда днем она приветствовала Боба Таргуса, то увидев его широкую улыбку, почувствовала угрызения совести, потому что не могла быть искренней с ним.
– Преподобная Лили! – воскликнул Боб, взяв ее за руки. – А я уж думал придется идти в церковь, чтобы увидеться вновь!
Заметив Ника и Валери, он настороженно заметил:
– Не знал, что вы будете не одна.
– Это мои друзья, Боб, – сказала Лили, – Валери Стерлинг и Ник Филдинг.
Аргус обменялся рукопожатием с Ником, затем с Валери.
– Я бы пригласил вас внутрь, но, знаете, там беспорядок; мы только что вернулись из отпуска и готовимся к переезду. Теперь я работаю на НАБИСКО, можете себе представить? После Бога – к хрустящему печенью. Так говорит моя жена; смешно. Поэтому если не возражаете, можем расположиться здесь…
Лили заметила, как он нервничал, и вновь почувствовала себя виноватой.
– Очень хорошо, – сказала она, пока Боб расставлял стулья под тенью каштана. Она расспросила его о новой работе, городе, где они с женой собираются жить, приобретенном доме. Она понимала, что умышленно расслабляет его, чтобы потом вытянуть из него нужную ей информацию. Непорядочность подобного поведения причиняла ей еще большую боль. Но она должна сделать это. Чем лучше она сыграет свою роль, тем быстрее узнают они то, что их интересует, и тем скорее смогут уехать домой.
– Вы привезли Лили, чтобы просто проведать меня? – резко спросил Ника Таргус. – Или вас что-то интересует?
– Нам нужно расспросить вас кое о чем, – ответил Ник. – Лили предложила поехать с нами и познакомить нас, поскольку вы с ней друзья.
– О том, о чем я не желаю говорить, – глаза Таргуса сузились, когда он переводил взгляд с Ника на Валери, а с нее на Лили.
– Вам известно, о чем идет речь? – спросил он Лили.
– Да, в этом-то все и дело. Мы ничего не знаем; мы лишь хотим выяснить… – Лили заколебалась. – Не очень приятно думать о… но нам необходимо узнать… – она посмотрела на Валери, которая глядела на нее ободряюще, но не принуждала говорить. Если Лили не сможет, то Ник и Валери сами зададут этот вопрос.
«Нет, я обязана, – подумала Лили. – Если происходили нехорошие события, то я принимала в них участие. Я всегда считала, что могу держаться в стороне от плохих деяний; что другие позаботятся обо всем, пока я проповедую с церковной кафедры, воспаряя надо всем мирским. О, как ужасно я себя чувствую! – беззвучно простонала она. – Гораздо лучше ни в чем не участвовать!»
А если бы Валери повела себя точно так же, когда Лили позвонила в двери ее дома? Если бы она не пригласила ее внутрь? Не предложила бы ей кровать, не выслушала и не позволила бы ей остаться?
Лили вытерла ладонью лоб. Даже в тени воздух был тяжелым. Несмотря на то, что на ней было одно из платьев Валери с вырезом на спине, от жары она испытывала слабость. «Еще немного, – подумала она, – и затем мы все отправимся домой». Когда она взглянула на Таргуса, ее взгляд был уже спокоен:
– Мы хотим спросить тебя об одном полете в Лэйк Плейсид. Помнишь, ты летал туда с Сибиллой и со мной полтора года назад, в январе. Сибилла улетела на следующий день; я осталась и полетела на другой день.
– На том самолете, что разбился, – сказал Таргус, его лицо сделалось каменным.
– Да, Карл Стерлинг, пилот, погиб. Он был мужем Валери.
Таргус повернул голову.
– Право, мне очень жаль.
Он сглотнул подступивший к горлу комок; зубы крепко стиснуты, мышцы шеи напряжены.
– Следователи обнаружили воду в топливных баках самолета, – продолжала Лили, – в обоих баках. Мы хотели бы знать, – ведь ты был там, по крайней мере, какое-то время, ожидая обратного полета, – мы хотели бы знать, быть может, ты видел кого-нибудь в аэропорту, кто мог вывести из строя самолет?
– Зачем? – это слово вырвалось из него подобно снаряду. – На кой черт кому-то было делать это? Разве у Карла были, ну, люди, желавшие ему смерти?
Лили вздрогнула и закрыла глаза.
– Черт! Извините, преподобная… О, Господи Иисусе, я не хотел богохульничать,…черт подери, не следовало бы говорить… о, черт…
Запутавшись в словах, которые он привык употреблять ежедневно, но никак не в присутствии Лили, Таргус взорвался.
– Извините. Не могу даже говорить по-человечески! Извините, преподобная Лили, я не хотел богохульствовать в вашем присутствии. Я, знаете ли, нервничаю из-за этого переезда и с новой работой, к тому же здесь чертовски жарко! Извините!
Спокойным тоном Ник произнес:
– Мы не знаем, хотел ли кто убить его или нет. Но после катастрофы, уже при смерти, он однозначно сказал, что происшедшее не было несчастным случаем. Он был уверен, что кто-то налил воды в баки. И он считал, что это была женщина.
– Кто?
– Мы думали, что, может быть, вам что-нибудь известно.
– Нет, нет, сэр. Ничего не знаю об этом. Я выполняю свою работу, доставляю людей туда, куда, понимаете, они хотят попасть. Вот и все мои обязанности.
– Ты, наверное, обратил внимание, – мягко проговорила Лили. Глаза ее были широко раскрыты и полны решимости, – ты великолепный пилот; ты всегда знаешь, что происходит вокруг, будь то в воздухе или на земле. Ты же не пропускаешь без внимания ничего, Боб.
Он покачал головой:
– Извините.
– Мне очень важно знать, – сказала Валери.
Ее голос звучал еле слышно. Таргусу пришлось наклониться в ее сторону, чтобы расслышать.
– Все это время я не знала, отчего разбился наш самолет. Если бы я точно знала, что мой муж допустил ошибку, что это был несчастный случай, я была бы удовлетворена. Дело не в том, что я хочу знать что-то особенное. Я просто хочу знать!
– В полетах всегда присутствуют загадки, – сказал Таргус.
– Сколько же их? – спросила Валери.
– Не так уж много, но случается такое, о чем мы никогда не узнаем. Я ничего не знаю о полете вашего мужа.
– О, Боб, – вздохнула Лили, – ты говоришь неправду.
– Извините, преподобная Лили!
– За что? За то, что ты обманываешь меня?
Он не ответил.
– Не думаю, чтобы я когда-нибудь просила от людей большего, чем они могли дать, – продолжала Лили.
Голос ее был спокоен, но в нем появились ритм и богатство красок, это был тот голос, которым она вещала с церковной кафедры. Выпрямившись на стуле, Лили казалась старше своих лет, как-то выше.
– Я прошу людей исполнять лишь то, что лежит внутри них. Об этом же я прошу и тебя, мой дорогой Боб. Ты человек, наделенный замечательным талантом водить большой самолет вокруг земного шара, но это лишь малая часть того, что есть ты. Ты хороший человек, любящий семью, умный, наблюдательный. Тебе присуща целостность. Ты не терпишь неправильных поступков. Ты не позволишь злу восторжествовать, если столкнешься с ним; ты бросишь ему вызов и постараешься одолеть его. Ты заботишься о людях. Ты любишь их.
Таргус покачал головой горестно, но упрямо.
– Вовсе я не такой хороший. Как и большинство людей, преподобная Лили. Вы всегда думаете о людях лучше, чем они есть, понимаете, вы считаете их чуть ли не святыми, но не все такие, люди ничтожны и эгоистичны, и единственное, что их волнует, знаете, это как бы спасти свою собственную шкуру.
– Что произошло в аэропорту Лэйк Плейсида? – спросила Лили. – Скажи нам, что ты видел?
– Ужасно трудно, понимаете, преподобная Лили, когда кто-то считает тебя хорошим. То есть, очень тяжело, это как давящий на тебя пресс…
– Я верю в тебя, – просто сказала Лили. – Ты расскажешь нам, что видел?
Он долго и пристально вглядывался в нее. Его скорбное лицо покрылось потом.
– Она попросила меня сделать что-нибудь, чтобы задержать его там, – произнес он, и в голосе послышалось облегчение от того, что наконец-то нашла выход тайна, что долгое время была закупорена внутри и давила его.
– Понимаете, чтобы он не мог сразу же вылететь обратно. Предстояла какая-то встреча, и она считала, что он может попытаться остановить то, что она собиралась предпринять, что именно, не знаю. Поэтому она попросила, понимаете, сделать так, чтобы он не мог вылететь сразу, когда захочет. Речь вовсе не шла о том, чтобы убить его, вы должны мне поверить, преподобная Лили; Боже мой, этого я не смог бы сделать и за миллион. И она также. Она лишь хотела, понимаете, чтобы он застрял там на время. Поэтому я и подумал, что самое простое, ну, налить, понимаете, воду в бензобаки.
На дереве вверху птица-кардинал издала длинную трель. Ногти Валери вонзились ей в ладони; она почувствовала, что теряет сознание. Она убила Карла. Она убила Карла. Она убила…
Рука Ника легла ей на руку, бессознательно она повернула свою ладонь навстречу его ладони. Его пальцы стиснули ее так крепко, что боль вывела ее из обморочного состояния. Ярость охватила Валери. Она сидела выпрямившись и не отрываясь глядела на Таргуса.
Лили, бледная, как полотно, также во все глаза смотрела на него.
– Да, – сказала она едва слышно.
– Тогда он подумал бы, что в баках, понимаете, где-то есть течь, дело серьезное, – продолжал Таргус монотонным голосом. – Обычно набрать столько воды довольно опасно. Пришлось бы слить горючее, механик должен все проверить, понимаете, затем вновь залить топливо. Эта процедура заняла бы большую часть дня. А это как раз то, чего она хотела.
Никто не проронил ни слова.
– Ну поймите, откуда, черт возьми, мог я знать, что этот глупый сукин сын не произведет предполетного осмотра? Извините, преподобная… Извините, миссис Стерлинг… да, именно так, я хочу сказать, что он не должен был разбиться! Ни за что на свете! Когда я узнал об аварии, то первым делом подумал, что в самолете был какой-то другой дефект. Что произошло дьявольское совпадение, вода никак не должна была привести к катастрофе, он должен был, он был обязан заметить воду. Так во всяком случае я считал, пока не узнал результатов расследования. И… неужели, черт подери, только потому, что он был настолько глуп, я должен чувствовать себя убийцей? – Боб уронил голову на руки.
– Извините, – вновь повторил он глухим голосом.
Он поднял глаза на Валери.
– В самом деле, мне действительно очень жаль. Я чуть не сошел с ума, когда произошла катастрофа. Понимаете, я никому не мог рассказать – что, собственно, было рассказывать? Что этот парень погиб из-за того, что я кое-что сделал с его самолетом, что это случайно? Я находился в таком состоянии, что хоть лезь на стену. Я не мог поделиться ни с одной живой душой. Не мог говорить и с ней. Она вела себя так, словно мы вообще никогда туда не летали. С ней вообще мало о чем можно говорить; она постоянно занята своими делами и живет в собственном мире, где, понимаете, может поступать, как ей заблагорассудится. Она заплатила мне кучу денег за эту услугу, хотя могла бы оставить их себе, понимаете, ведь я никоим образом не мог проболтаться, и она отлично это понимала. Тем не менее, все это было не так ужасно… Понимаете, я хочу сказать, я не убивал его. Вдумайтесь, он сам убил себя тем, что не провел предполетного осмотра.
Порыв горячего ветра бросил сухой комок глины на его ботинок, Боб стряхнул его, дрыгнув ногой, как школьник.
– Что теперь будет? – спросил он.
Сибилла находилась в своем рабочем кабинете в Морган Фармс, когда туда приехали Ник и Валери. Они сначала отвезли Лили к Валери на Фолс Черч, а потом направились в Мидлбург.
– Она, наверное, дома, – проговорил Ник, подъезжая к поместью, – я пойму, если ты не захочешь встречаться с ней там.
Валери посмотрела вокруг. Когда-то это место было для нее райским убежищем от мирской суеты. Теперь от окружающей красоты веяло каким-то холодом – не оттого ли, что здесь бросила якорь Сибилла со своими интригами?
– Я бы с большим удовольствием не входила, но разве можно мне оставаться в стороне…
Голос Валери все еще дрожал; она была вне себя, ее трясло от чудовищности содеянного Сибиллой, от того, что она хотела совершить, и она никак не могла успокоиться.
– Тебе не обязательно… – начал Ник. Мысли у него путались. Он отлично понимал, насколько трудно Валери. Он съехал на обочину и остановил машину. – Возможно, слишком рано…
Валери покачала головой.
– Она убила Карла. Убийца. Я продолжаю это утверждать. И я стараюсь понять… это так невероятно, так ужасно… Ник, ведь в этом нет никакого смысла! Люди не прибегают к убийству для разрешения своих проблем!
– Не твои и не мои друзья, как и большинство людей, слава Богу. Но для некоторых из них существует такой выбор. Никогда не думал, что Сибилла из их числа. Ужасно, что тут говорить; мы оба знали ее – я был близок к ней, думаю, как никто другой – и ни один из нас не подозревал… – Ник глубоко вздохнул. – Валери, я думаю, что после сегодняшнего, если ты пойдешь со мной, тебе лучше не участвовать в разговоре.
– Знаю. Я так и хотела, но не знаю, как избежать всего этого. Если мне когда-либо придется столкнуться… О, Боже, как люди доходят до такого? Она убила Карла, – на мгновение Валери закрыла глаза. – Да, непременно, я пойду с тобой. Сейчас не время разыгрывать из себя чувствительную барышню.
Ник повернулся к ней. Они были одни на прямом отрезке дороги. Вечер почти наступил; время, когда большинство людей находилось дома, и лишь пасущиеся в отдалении лошади, лениво двигавшиеся в духоте подобно скользящим теням, казались единственными признаками жизни. Ник взял Валери за руки:
– Может быть, сейчас не лучшее время. Слишком много кругом отвратительного. Но я хочу сказать тебе прямо сейчас, прежде чем мы двинемся дальше, как сильно я люблю тебя. Несколько последних недель я был чрезмерно осторожным; мне следовало бы сказать тебе раньше, хотя не думаю, что ты этого не знала. Дорогая, я люблю тебя; я полюбил тебя с первой же нашей встречи. Ты была частью меня все эти годы, что бы я ни делал или не пытался сделать со своей жизнью. Когда мы вновь встретились, я понял, как сильно мне не хватало именно тебя и как страстно желал я вернуть прошлое. Но мне кажется, мы сделали больше – думаю, мы заложили основы чего-то гораздо лучшего – и все о чем я теперь мечтаю, так иметь шанс воспользоваться этим. Многое есть на свете, что я хочу разделить с тобой – для начала всю оставшуюся жизнь. Может быть, и не стоило бы начинать ее с такого тяжелого дела. Но мы оказались в центре всей этой грязи, и, боюсь, может стать и еще хуже. Должны ли мы ждать бесконечно долго, до прихода лучших времен? Черт возьми, я знаю, что бестактен, извини. Но когда мы вместе, все так прекрасно! Я не могу позволить нам увязнуть в этой трясине еще глубже, не объяснившись с тобой.
Валери взяла в свои руки его лицо и поцеловала его. На мгновение она смогла отодвинуть прочь злость и отвращение к Сибилле; этот небольшой уголок мира и красоты принадлежал только ей и Нику. «Мы вернемся сюда, – подумала она, – после сегодняшнего дня. Или после завтрашнего. Когда бы это ни закончилось».
– Как хорошо. Что бы ни творилось вокруг, все наши собственные невзгоды остались в прошлом.
Это правда. Они выросли, стали близкими, оставив позади полудетские ссоры и обиды, из-за которых, как она полагала, им не суждено было быть вместе. «Господи, сколько времени мы потеряли зря!» – с грустью подумала Валери.
А может быть, и не зря? Может быть, они с Ником взрослели одновременно и именно теперь готовы создать вместе нечто более полноценное, чем каждый из них мог прежде?
– Я люблю тебя, Ник, – сказала она, прильнув губами к его губам, – люблю Чеда а люблю тебя, мне нравится мечтать о том как мы могли бы жить втроем, отдыхать и работать вместе… О… О Боже мой…
– Что? – он с тревогой заглянул ей в глаза, – в чем дело?
– Ник, понимаешь, мы не можем делать репортаж о Грейсвилле Я не могу его делать; и твоя компания не может делать его. Мы не можем выступить в роли изобличителей Сибиллы.
– Из-за Чеда, – сказал Ник.
– Конечно. Почему же мы не подумали об этом раньше? Мы слишком увлеклись расследованием, поисками… Но у нас нет ни одного шанса. Его сделают другие! Тут ничего не поделаешь, но мы не можем участвовать в этом репортаже.
– Да, не можем, – спокойно проговорил он.
Валери пристально посмотрела на него.
– Я вижу, тебе стало легче. Почему же ты мне ничего не сказал? Ты же думал об этом – и ничего не сказал мне?
– Это твоя тема; и я, честно говоря, не знал, как покончить с ней.
Они обменялись долгим взглядом, наконец, Валери, улыбнувшись, сказала:
– Может быть, в этом и заключается моя работа в РαН: почти делать репортажи для «Взрыва». Что-то новое, не так ли? Множество людей участвует в телевизионных программах, но сколько среди них, скажи, таких, кто зарабатывает на жизнь тем, что почти доделывает свою работу?
– Спасибо, – нежно проговорил Ник, – честно говоря, мне было не по себе от мысли сказать тебе об этом.
– Но я и не смогла бы сделать ничего подобного! Как бы я потом жила с Чедом, начав таким образом?
Ник прижал ее к себе, но она откинулась назад:
– И долго ты раздумывал над этим?
– Со вчерашнего дня. До этого я считал, что мы сможем построить репортаж, оставив ее в стороне. Она даже не член правления; ты же знаешь; мы могли бы рассказать о правлении, о строительстве Грейсвилля, всех находках Спира, сосредоточить основное внимание на Лили, которую они использовали. Мы могли бы не упоминать о Сибилле.
– Но после встречи с Бобом Таргусом ты передумал. Потому что взвалить такой груз на Чеда за один раз невозможно?
– Да. Он узнает о Грейсвилле – ты права, конечно, нам этого не остановить. Узнает он и об умышленной поломке самолета, потому что мы обязаны сообщить об этом полиции. Но он не должен знать, что именно его отец и женщина, которая станет для него настоящей матерью, разоблачили сказку о Грейсвилле. Упомянем ли мы при этом Сибиллу или нет; она настолько глубоко увязла во всем, что любой репортер доберется до нее без труда; мы только укажем направление.
– Надеюсь, тебе не нужно повторять снова, – сказала она с легкой улыбкой, – все в порядке, Ник, все кончено; все прошло. Найду какую-нибудь другую тему. Вынуждена, во всяком случае, раз с этой покончено.
Ник крепко прижал ее к себе, преисполненный благодарности и не понимая, как мог он обходиться без нее все эти годы. Держа друг друга в объятиях они поцеловались еще раз, перегнувшись через рычаг переключения скоростей и вертикальный бардачок, установленный между передними сиденьями машины, затем рассмеялись.
– Староваты мы для машин, – сказала Валери, – нам теперь нужна кушетка, густой ковер, кровать…
– ждущие нас, – подхватил Ник, – дом, ожидающий нас, жизнь лежащая у нас впереди…
Они поцеловались вновь, на этот раз быстро, поскольку он напомнил, что им предстояло еще кое-что сделать.
– Давай покончим сначала с этим делом.
Валери села на заднее сиденье. Ник включил двигатель и двинулся в Морган Фармс.
– Миссис Эндербай работает, – сказал привратник, открыв дверь, – можете подождать в оранжерее, но никто не знает, сколько придется ждать. Предлагаю вам перенести встречу на другое время.
Ник написал несколько слов на визитке.
– Думаю, ей следует взглянуть вот на это. Мы подождем здесь.
Поколебавшись, привратник взял визитную карточку и ушел.
Менее чем через минуту у входа в холл показалась Сибилла.
– Как удивительно, – проговорила она ровным голосом.
Ее бледно-голубые глаза глядели на них, ничего не выражая.
– Итак, куда мы пройдем переговорить? Валери, выбирай. Тебе здесь все знакомо.
– Это твой дом, – отчетливо произнесла Валери. – Мы пройдем, куда ты предложишь.
Помедлив, Сибилла повернулась и двинулась вперед не оглядываясь. Ник и Валери прошли следом по коридору в библиотеку, окна в которой были затенены гардинами, а воздух буквально выстужен кондиционерами. Сибилла расположилась в темном кресле с высокой спинкой, стоявшем позади невысокой китайской ширмочки. На ней были темные полотняные брюки и белая блузка. Из своего кресла она смотрела на Валери подобно черно-белой фотографии, вмерзшей во время.
Ник сел в двухместное кресло, обтянутое вельветом. Валери хотела было присоединиться к нему, но передумала и расположилась напротив, на софе. Между нею и Ником стоял низкий кофейный столик; кресло Сибиллы стояло у его дальнего конца.
Внезапно Валери пришло на память, что много лет назад точно также они сидели в небольшом китайском ресторанчике в Пало Алто. Тогда они пили за здоровье друг друга, мечтая узнать, что с ними будет через десять лет. «Тогда мы никогда не смогли бы представить ничего подобного, – подумала Валери. – Мы трое: чужие, любовники, друзья и враги. Вот с чего мы с Ником начнем нашу новую жизнь».
Привратник появился на пороге.
– Желает ли мадам распорядиться о прохладительных напитках?
– Нет, – Сибилла смотрела на Ника, словно они находились вдвоем, и ждала.
– Сегодня днем мы ездили к Бобу Таргусу, – сказал Ник, – расспросить его…
– Ложь, – резко оборвала его Сибилла. – Он переехал.
– Нет еще, он упаковывал вещи. Мы ездили к нему узнать, знает ли он что-либо об аварии самолета Карла Стерлинга.
Последовала короткая пауза.
– Он же ничего не знает. С чего бы?
– Потому что он находился там. И он рассказал о том, что сделал с самолетом перед тем, как вылететь с тобой обратно в Вашингтон.
– Это что, игра? – с наигранной непринужденностью спросила Сибилла, – понятия не имею, о чем ты говоришь. Таргус был ненадежным служащим, нечестным и не заслуживающим доверия. Он выдумывает сказки, которым никто никогда не поверит. Если он сказал, что что-то там сделал, ты будешь последним идиотом, если поверишь ему. Во всяком случае, эта катастрофа произошла полтора года назад; ее расследование завершено и дело закрыто. Если это все, с чем ты пожаловал, то мне нужно работать. Я больше никого не задерживаю.
– Таргус был твоим пилотом долгое время. Полагаю, ты бы избавилась от него, будь он ненадежен. Мы пришли, чтобы сообщить тебе, что он признался в том, что налил воды в бензобаки самолета Карла. Он сказал, что ты хотела задержать Карла; не убить, а только задержать, не дать ему возвратиться в Вашингтон к назначенному сроку. Таргус сообщил, что ты приказала ему сделать так, чтобы самолету Карла потребовалось дополнительное техническое обслуживание, которое задержало бы вылет, по крайней мере, на несколько часов. Именно Таргус додумался налить воду в бензобаки. И, вне всякого сомнения, Карл погиб из-за этого.
– Сукин ты сын, ты хочешь сказать, что это я убила его, – голос Сибиллы был настолько холоден и спокоен, что казался механическим – Ты утверждаешь, что я послала Таргуса, – что бы он там ни сделал, – и поэтому вина лежит на мне? Это ты хочешь сказать? Ты обвиняешь меня в убийстве глупого осла, у которого не хватило мозгов проверить самолет перед вылетом. Ты сошел с ума! Что бы ни говорил этот лжец Таргус, я не имею никакого отношения к катастрофе. С чего бы? Я понятия не имела о его делах!
– У тебя был с ним роман, – спокойно сказала Валери.
– Не так, чтобы очень, – презрительно ответила Сибилла, оглядывая комнату и не встречаясь взглядом с Валери. – Он был глупым, ленивым и слабаком в постели. У тебя низкие стандарты, Валери, во всем, – она бросила быстрый взгляд на Ника, – что ты выбираешь.
Ник и Валери смотрели на Сибиллу в полном молчании. Сибилла не отрываясь глядела на Ника.
– Дело было давно, я едва знала его, меня не волновало, чем и когда он занимался; я хотела лишь убрать его с моего пути.
Ник кивнул.
– Как раз так и говорит Боб Таргус.
Сибилла поджала губы:
– Тебе не напугать меня, Ник. Я слишком хорошо знаю тебя.
Она сидела теперь в напряженной позе, лицо напоминало застывшую маску.
– Ты хочешь уничтожить меня. Ты не можешь пережить, что Чед любит меня сильнее, чем тебя, ты старался держать нас врозь с самого его рождения. А теперь ты хочешь уничтожить меня, потому что я удачливее тебя. Ты стараешься разрушить Грейсвилль. Ты послал эту женщину задавать членам правления вопросы, которые она не имеет права задавать, стремясь отвратить их от меня. Ты сумасшедший, если думаешь, что они пойдут на это; они восхищаются мною, уважают, я нужна им. Ты ничего не добьешься, я сильнее тебя. Что бы ты ни пытался мне сделать, у тебя ничего не получится, потому что я слишком сильна. Я пережила слишком многое, меня невозможно ранить.
Ник подался вперед.
– Сибилла, послушай. Нам следовало бы обратиться в полицию с заявлением Таргуса, но мы не сделали этого. Пока. Мы должны подумать о Чеде. Мы хотим оградить его от неприятностей, насколько это в наших силах, нужно подумать, как сказать ему обо всем, что творится вокруг. Кроме того, может быть, мы не правы, может, Таргус говорит неправду. Если у тебя есть другие объяснения, мы хотели бы их выслушать. И в отношении денег, которые тебе дал Карл. Мы узнали, что…
– Кто это «мы»? – спросила Сибилла, глядя на Ника. – Я разговариваю с тобой. Я слушаю тебя. Имей в виду, я не говорю ни с каким «мы». Если ты будешь продолжать говорить об этом «мы», тебе придется уйти отсюда.
– Нет, это тебе придется выслушать, какие бы слова я ни употреблял. Я не один веду эту работу. Валери и я работали по Грейсвиллю вместе, тебе это известно. Я помогаю ей выяснить все, что возможно, о смерти ее мужа. Мы думали, что у нас два различных вопроса, требующих ответа: о самолете Карла и о финансах Фонда «Час Милосердия». Однако они связаны, а теперь, похоже, выливаются в один. Мы приехали сюда, чтобы дать тебе шанс показать, что наши ответы ошибочны. Мы располагаем информацией относительно денежных сумм, изымаемых у Фонда; мы имеем…
– Ничего у тебя нет! – механически возразила она. – Ты говоришь о полиции – мне!? Твоей жене! Ты говоришь, что пойдешь в полицию! С чем, во имя Христа? Несколько слухов и намеков, услышанных вами, звучат так же, как у этих простофиль Беккеров, и ты уже думаешь, что твоей компании дадут зеленую улицу? О, ты стал бы большим человеком, если бы сумел разоблачить меня. Я была твоей женой! Я мать твоего сына! Но ты жертвуешь мною, чтобы заполучить аудиторию, которая всегда жаждет побольше грязи. Ты негодяй, ты пойдешь на все…
– Мы не идем на это, Сибилла, – спокойно сказала Валери. Она старалась не дрожать в выстуженной комнате. Ее открытые руки и ноги покрылись маленькими мурашками, но она не растирала их, не подавала виду, что замерзла. – Информация получит ход, скоро она не будет секретом – но не мы дадим ее в эфир. Ты должна это знать, хотя наверняка ее даст кто-то другой.
Сибилла не отрываясь смотрела на Ника. Скулы ее лица резко выделялись под натянутой кожей, потемневшей от злости.
– Никто не посмеет сделать этого, – она процедила эти слова, чтобы не потерять контроля над голосом. – Кем она считает себя, разыгрывая благородство, осчастливливая меня тем, что не будет распространять по телевидению ложь обо мне? Да какая она аристократка?! У нее ничего нет. Ты ничего не знаешь обо мне. Карл сводил меня с ума, упрашивая взять его деньги, умоляя выйти за него замуж и освободиться таким образом от безмозглой пустышки, на которой он был женат, но я его терпеть не могла. Он мне осточертел. Ты дурак, Ник, что путаешься с ней, она уничтожает каждого мужчину, к которому прикасается.
Валери встала, злая и замерзшая, желая лишь поскорее выбраться наружу, на горячее солнце. До сих пор присутствие Ника сдерживало ее, но теперь даже этого было недостаточно.
– Ты убила Карла. Ты взяла его деньги, наши деньги и убила его, чтобы прикарманить их. Ты не знаешь предела, Сибилла, тебе никогда ничего не хватало. Ты готова пойти на все, что угодно, чтобы получить еще больше. Тебе мало того, что ты убила Карла, ты обворовываешь людей, присылающих деньги Лили. Ты манипулировала ею, ты использовала ее добродетель и невинность, потому что для тебя это только средства, при помощи которых ты можешь набить свой кошелек. Ты знала, что она любит тебя; знала, что она не послушает никого, кто скажет хоть слово против тебя. Даже сейчас она не может поверить в то, что сказал Боб Таргус…
– О чем ты говоришь? Она ничего не знает об этом! Она звонила мне; она всегда звонит мне и говорит, где находится. Она больна; находится у подруги…
– Она у меня. Она была вместе с нами сегодня днем, когда мы беседовали с…
– Ложь! – Сибилла вскочила со стула, сделала шаг к Валери, но вдруг бросилась в другой конец комнаты подальше от нее. – Она никогда не пойдет к тебе; я хорошо знаю, она никогда не пойдет! Ты стараешься укусить меня побольнее. О, это твой стиль! Ты всегда старалась заставить меня почувствовать, что я ничто в сравнении с тобой. Ты думаешь, что можешь стать такой, как я, и забрать у меня все, что я имею! Я видела тебя в доме Ника, ты подлизывалась к Чеду; тебе нужен мой сын. Как же – разве ты можешь пережить, что кто-то лучше тебя, что я лучше тебя? Ты хочешь видеть меня бедной и беспомощной, какой я была, когда мы встретились впервые – вот тогда я буду хороша, ты будешь опекать меня, давать платья со своего плеча… Меня тошнит от такого благородства, меня всю жизнь выворачивало от него. Всю жизнь ты, как черная тень, преследуешь меня, ломаешь все, что я создаю, отбираешь у меня все… покарай тебя Бог!
Валери была у двери. Ее трясло от вида жутких приступов болезненной ярости, охватившей Сибиллу, от вида проступившего яда, который копился и питал ее все эти годы. Она почти явственно ощутила, как сочившийся из Сибиллы яд, словно толстое ядовитое растение плотно опутывал ее, отравляя красоту жизни: Ника, Чеда, работу и друзей. «Я не позволю ей. Она не разрушит прекрасное в этом мире и не сломит нас своей неукротимой злобой».
– Скажу тебе прямо сейчас, потому что, надеюсь, больше никогда не увижу тебя вновь, – сказала Валери, с усилием унимая дрожь в голосе. – Много лет назад я считала, что мы могли быть друзьями. Это единственное, чего я хотела от тебя. Ты никогда не верила этому, но это правда. Ник, Чед и Лили – часть моей жизни, потому что мы любим друг друга, а вовсе не потому, что это заговор с целью причинить тебе боль; мы даже не вспоминаем о тебе, когда мы вместе, хотя, знаю, тебе трудно поверить в это. Уверена, тебе приятнее считать, что мы постоянно, чем бы ни занимались, помним о твоем существовании. Если бы ты научилась заботиться хотя бы об одном-единственном живом человеке, Сибилла, ты не жила бы в одиночестве в этом чертовом холодильнике, а Грейсвилль не рушился бы вокруг тебя. Ты никогда не знала, что такое любовь и дружба; ты не знаешь, что такое честность или скромность; ты не способна говорить правду; ты используешь людей, а затем выбрасываешь их прочь; ты убила моего мужа. Во имя всего святого, во имя всего, что мне дорого, я не допущу тебя больше в свою жизнь; я презираю тебя!
Валери открыла дверь.
– Я подожду тебя снаружи, – сказала она Нику и вышла.
Сибилла открыла рот, но не произнесла ни звука. Она оперлась о спинку кресла, тяжело дыша. У нее кружилась голова, что-то случилось с глазами; комната казалась мутной и качающейся; будто бы ее глаза видели все происходящее сквозь воду. Чтобы не упасть, она схватилась за край стула. «У меня нет сил терпеть. Все против меня. Мне нужна защита!»
Ник встал, Сибилла щурилась, стараясь четко разглядеть его.
– Ты тоже бежишь прочь? Эти бредовые обвинения… Ты обещал, что выслушаешь мою сторону… Теперь ты убегаешь!
– Ты не высказала своей версии, – сказал он.
– С какой стати? Я ничего тебе не должна. Я отдала тебе лучшее, что имела, но оно было недостаточно хорошим для тебя, ты бросил меня ради нее. Я не обязана говорить с тобой, ты запросто используешь все против меня. Ты безнадежен; ты копаешь, копаешь, но все еще не можешь набрать материал для своего драгоценного шоу. Ты не знаешь нашего финансового положения и никогда не узнаешь! Ты сумел выдавить кое-какое дерьмо из пилота, уволенного за ложь, но это не имеет никакого отношения к Грейсвиллю. «Вода в бензобаках!» – воскликнула она, кривляясь. – Кто, черт подери, понимает, что это такое? Кого это волнует? Людей интересуют секс и деньги. Это-то ты и пытался раскопать в Грейсвилле, но ничего не нашел, не так ли? Ты не обнаружил никакой связи. Ты топчешься на месте! Почему бы тебе просто не бросить это дело? Заодно брось и эту тварь! Мы с тобой еще могли бы быть вместе, ты же знаешь. На этот раз мы бы работали вместе. Я сделаю тебя членом правления Фонда. Мы могли бы показывать проповеди Лили по твоей телесети по два или по три раза в неделю, если захочешь; ты понятия не имеешь, насколько они жадные. Ты мог бы – мы могли бы заботиться друг о друге. Чеду это понравилось бы, ты ведь знаешь, ему бы понравилось! Это так просто; всегда было просто; у нас были небольшие разногласия, вот и все. Ник, послушай меня!
– Валери сказала тебе, что мы не будем делать репортаж, – Ник говорил медленным, полным печали голосом. Ему было грустно за Чеда, да и за Сибиллу тоже, – но это вовсе не означает, что его не сделают другие. И все связано, все связано через Карла. Он вложил тринадцать миллионов в Грейсвилль в то время, когда у него был роман с тобой. Полагаю, что это можно квалифицировать как сексуальную часть предстоящего шоу; само же дело связано с деньгами. Вы извлекали огромные суммы изо всех средств, изо всех предприятий, связанных с Грейсвиллем: деньги на покупку земли, цены па строительство, пожертвования, членство…
– Ты понятия не имеешь об этом!
– …свыше сорока процентов от всей суммы идет тебе и твоим сообщникам. Карл бросился назад, чтобы успеть на окончательное подписание сделки о покупке земли – возможно, чтобы отменить ее, мы не знаем этого наверняка – но его самолет разбился, после того как по твоему приказу твой пилот вывел его из строя. Вот к каким выводам пришли мы.
– Слухи. Ложь. У тебя нет доказательств!
– Инспектор просмотрел ваши финансовые отчеты, представляю…
– Ты лжешь. Невозможно…
– Мы смогли, Сибилла. Думаю, что на днях ты услышишь о фининспекции. Боб Таргус приедет сегодня к Валери, чтобы записать на пленку свое заявление. Если можешь что-нибудь сказать – если люди лгали нам, а мы этого не знали – скажи. Расскажи, как все обстояло в действительности. Тебе придется защищаться или помогать следствию; иначе никто не сможет тебе помочь!
– Ах, ты сукин сын! Хочешь заставить меня ползать перед тобой на коленях? Да лучше я лишусь всего, что имею!
Ник посмотрел на нее. Она походила на темную статую, сверкающие бледно-голубые глаза были единственным признаком жизни.
– Это твое дело, – сказал он, внезапно отдавая себе отчет, насколько сильно он замерз. Некоторое время назад он опустил закатанные рукава рубашки, но это мало помогло. – Если передумаешь, можешь позвонить мне. Я буду у Валери или дома.
– Убирайся отсюда! – она видела, как он выходил, как закрывал за собой дверь. Она стояла неподвижно, опершись на спинку кресла, тяжело дыша.
«Я буду у Валери или дома».
Сибилла схватила мраморную подставку для книг и швырнула ее в дальний угол комнаты. Послышался звон разбитого стекла, и на темный ковер брызнули осколки стеклянной дверцы оружейного шкафа. Осколки поблескивали в неясном свете, просачивавшемся сквозь плотные шторы. Когда звон разбитого стекла утих, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь свистом холодного воздуха, вырывавшегося из кондиционеров, и прерывистым дыханием Сибиллы.
Никто не вошел. Слишком часто слугам приказывали оставить ее одну и не мешать. Ей достаточно было знать, что в доме есть другие люди; она не хотела иметь их подле себя. Сибилла стояла неподвижно, пока дыхание ее не успокоилось. Немного погодя привратник спросил, будет ли она обедать дома.
– Нет, – ответила Сибилла.
Привратник бросил быстрый взгляд на шкаф с оружием, поправил штору, сквозь которую прорывался внутрь комнаты серебряный солнечный луч, и вышел. Сибилла стояла неподвижно.
«Ник лгал, говоря что телерепортажа не будет», – подумала она. Она знала – он лгал. И про инспектора тоже. Никто чужой не мог пройти мимо охраны. Она и не знала, что Ник такой лжец. Однако, несмотря на скудность и лживость информации, он сумел устроить маленькое представление. Именно так всегда поступала сама Сибилла; так поступил бы каждый. Она не могла помешать этому, нужно лишь немного подождать и затем дать отпор, что бы они не предприняли.
Ложь и измышления. Фонд переживет эти передряги. Хотя придется внести некоторые изменения. Ларса Олсена следует назначить президентом, им необходима его абсолютная чистота, чтобы пройти сквозь все эти перипетии. Флойд спокойненько уйдет в сторону. Он всегда выполнял все, что она ему говорила. Привратник говорил, что он звонил, когда она работала в кабинете; она позвонит ему завтра и скажет, чтобы он ушел с поста президента.
Однако не Флойд представляет главную опасность.
Медленно она сползла вниз, пока не уселась на полу, подавшись вперед и крепко скрестив руки на груди. Она отлично знала, где кроется главная опасность.
Боб Таргус. Она оплачивала его услуги несколько лет, выдавая ему премии, доверяя время от времени деликатные поручения… и теперь этот слабовольный, неверный сукин сын представлял реальную опасность. Все время держал рот на запоре, а теперь, нате вам, сошел с ума и рассказал…
Она должна остановить его. Если не будет доказательств, – а ведь их и нет, ничего нет, кроме его обвинений – то, что с ней могут сделать? Да ничего! А Таргус… он будет молчать, чего бы ей это ни стоило. О, она сделает так, что он не проронит ни слова не только на этом, но и на том свете!
На том свете…
Конечно, что еще она может предпринять? Как еще она может быть уверена, что он не наболтает лишнего? Ей не остановить Ника от похода на Грейсвилль, но вот не дать Таргусу говорить в ее силах.
С трудом поднявшись, Сибилла двинулась к шкафу с оружием, ступая между кусочками битого стекла. Она раскрыла разбитые дверцы и взяла ружье. Последнее время она не тренировалась в стрельбе и не выезжала на охоту; но она не волновалась: до сих пор не было случая, чтобы она промахнулась. «Оказывается, я скучала по охоте, – подумала она, смеясь собственной шутке. – Пожалуй, самое время заняться ею».
Боб Таргус приезжает сегодня к Валери записывать для нее свое заявление. Как глупо со стороны Ника рассказать ей об этом; ему следовало бы знать ее и получше. В конце концов, они были женаты, жили вместе, вместе воспитывали сына… Неужели он так ничему и не научился?
«А я вот учусь, – подумала Сибилла. – За счет этого я и выживаю».
Она сунула в карман пригоршню пуль и вышла из дома через дверь, ведущую в гараж. Она выбрала ближайшую машину стройную и скоростную модель «тестаросса», одно из первых своих приобретений на состояние, полученное за счет Фонда. Выехав из гаража, она вспомнила, что понятия не имеет, где живет Валери.
– Этот сукин сын! – разозлилась она. – Почему он не дал мне ее адреса?
Оставив оружие в машине, она вернулась в дом и стала искать адрес Валери в телефонном справочнике.
Она нашла фамилию и адрес. «Фолс Черч, – подумала Сибилла, – неплохое место для той, которая якобы лишилась всех своих денег. У нее наверняка было кое-что припрятано, и она никогда не рассказывала об этом Карлу. Боже, до чего бесчестная тварь!» Она села в машину и поехала в Фолс Черч.
По мере приближения к Вашингтону движение становилось напряженнее. Внезапно Сибилла почувствовала, что нужно ехать быстрее, она обгоняла машины, пугала пешеходов. «Таргус приезжает сегодня вечером». Что означает «сегодня вечером?» Часы показывали восемь тридцать; солнце клонилось к горизонту, но жара оставалась, горячее марево волнами поднималось над асфальтом. В котором часу вечер перестает быть вечером и становится ночью? В восемь? В девять? В десять? В полночь? Она мчалась вперед к дому Валери и наконец увидела его впереди. Она сбросила скорость. Перед ней был небольшой дом, окруженный пустым пространством. Через улицу напротив располагался парк с густыми зарослями сумака и каштановых деревьев. Увидев их, Сибилла испытала прилив удовлетворения.
Словно на заказ.
Машина Ника стояла около дома, на краю пятна света, создаваемого лампой, висевшей над входной дверью. Свет был не ярким, но вполне достаточным. Сибилла испытывала возбуждение. Все складывалось замечательно. Рядом с машиной Ника других автомобилей не было. Таргус еще не приезжал. Она успела вовремя.
Припарковав свой автомобиль подальше от уличного фонаря, прилов к себе ружье, Сибилла подошла к ближайшим зарослям сумака. Оказалось не так хорошо, как она думала: сильный ветер раскачивал тонкие ветви, закрывая обзор. «Он скоро утихнет», – успокаивала себя Сибилла. Прислонив ружье к стволу, она стояла совершенно неподвижно, ожидая появления Таргуса.
Один раз через окно она заметила, что кто-то пересек комнату. Остальное время в окнах не отражалось никакого движения. Окна хранили секрет; она была посторонней. Сибилла представила, как Ник ходит по комнате, как садится на боковой валик кресла, откусывает кусочек от яблока, раскрывает газету. Прежде чем она успела остановиться, воображение нарисовало Ника в кровати с Валери. Черт возьми! Сибилла стерла их образы из своего воображения. Может быть, я убью заодно и его. И ее. Они заслуживают этого.
Подъехала автомашина, и Сибилла напряглась. Приехал сосед. Он открыл багажник, вынул оттуда мешок с углем и направился к своему дому. Через некоторое время до нее донесся запах керосина, а затем горящего угля. Она представила, как семья готовит ужин. Сама Сибилла совершенно не испытывала голода.
Какая-то женщина прошла мимо, ведя собаку на поводке; проехал ребенок на трехколесном велосипеде, следом шел отец. Смеясь, улицу пересекли несколько подростков. «Лучше им не стоять у меня на дороге» – с раздражением подумала Сибилла. Затем подъехала еще одна машина и остановилась рядом с автомобилем Ника. Сибилла увидела, как из нее вышел Боб Таргус.
Она подняла ружье и пока он закрывал дверцу, прицелилась в его широкую спину. Боб уже шел по дорожке к дому. Ветер продолжал раскачивать ветки. Боб позвонил; времени оставалось в обрез. Дверь раскрылась. Сибилла вновь прицелилась ему в спину. Ветки раскачивались перед глазами; но ничего нельзя было поделать. Она нажала курок.
Она услышала, как, падая, он вскрикнул, потом увидела, как Таргус пытается подняться. Разъяренная промахом – проклятый ветер! – Сибилла выстрелила еще раз. Но в эту же секунду на помощь Бобу вперед бросилась Лили, и именно в нее и попала вторая пуля Сибиллы.
– Лили! – воскликнула Сибилла.
Ник и Валери втащили Боба и Лили в дом и захлопнули дверь. Мгновение Сибилла стояла окаменев. Затем бросилась к машине.