Преподаватель

7

После уединения в кладовке Ник напоказ кокетливо гладил по плечу вынужденную партнёршу, а когда понял, что зрителей поблизости нет, поспешно удалился, оставив грязную кладовку наедине со своими секретами.

Телефон несколько дней разрывался от звонков мисс Авен, отчего профессор осознал, что женщина для мести была выбрана крайне неудачно. Благо, выходные без её лица и натяжно лживых объяснений гарантировали какое-никакое отдохновение.

Когда же телефон, оставленный в спальне, перешёл в стадию непрерывной вибрации, Ник, намереваясь разбить источник шума, обнаружил на экране имя брата. Он сбросил четыре раза, а на пятый — разгневанно крикнул в трубку:

— Зачем ты мне названиваешь? Если и есть что-то ещё, я не хочу знать!

Мужчина уже опустил телефон от уха, чтобы повесить трубку, но услышанное заставило его передумать.

— Это всё ложь. — твёрдо произнёс голос, принудив снова примкнуть к аппарату — Она не обманывала, это я воспользовался ей, чтобы ранить тебя.

— Что ты сказал? — голос профессора выразил ужасающе потерянное изумление, он буквально утратил себя в окружающих декорациях, что, треснув как стекло, разлетелись на тысячи осколков, оставив его одного в огромной непроглядной пустоте.

— Мы встречались несколько раз, чтобы придумать стратегию примирения. — продолжал греметь голос — Мне хотелось, чтобы она доверяла мне, как другу, иначе ничего бы не вышло. Я боялся, что она закричит, и мой план провалится, но она лишь, тихо съёжившись, умоляла меня прийти в себя и не делать глупостей. — после паузы Уилл пристыженно прошептал — Она тебя не предавала. Это был я.

После признания в трубке Уилла раздались короткие гудки, но перезванивать он не стал, понимая, что нужно было время. Ник медленно опустил телефон, окинув одурманенным взглядом квартиру, та была пуста и оттого уродлива, как и он сам.

На рабочем столе на балконе, где они провели столько прекрасных свиданий, лежала фотография в разбитой рамке изображением вниз. Всю утварь, что Ник сломал или разбил, он собрал и выкинул, заменив новой мебелью, но фото почему-то оставил неизменным. Подняв рамку, профессор смахнул осколки стекла на стол и потёр пальцем слегка поцарапанное фото.

Улыбка девушки, счастливые глаза, руки, что обнимали его шею, в ушах пульсировали звуки того дня: звонкий смех и шуршание посуды. Они вместе готовили пасту, измазав себя и кухню в соусе, ужин получился отменным, но понадобилась уборка. То был лучший день.

Пальцы сжались в беззвучной истерии, отчего корпус рамки рассыпался словно гнилая труха, правую руку пронзила режущая боль, но то было утешение от презрения к себе, и Ник надавил на стекло со всей силы. Щекоча запястье, по руке потекли багровые капли, а из осыпавшегося стекла словно из пепла выглядывала фотография людей из прошлой жизни.

Глаза профессора сдавливала нестерпимая боль, а от тяжёлого дыхание грудную клетку пронзали острые иглы будто от средневековой пытки. Не выпуская фото из кровоточащей руки, Ник бросился к машине и направился к ней домой. Мыслей в голове не было, лишь цель, которую нужно было выполнить, несмотря ни на что, и, казалось, счёт шёл на минуты, после которых следовала неминуемая гибель.

Грозные стуки в дверь, непрерывно грохочущие на всю улицу, напугали миссис Морел, но увидев молодого преподавателя, та напряглась, скрестив руки на груди. Вид профессора так озадачил женщину, что та и не заметила, как он умчался, узнав, где её дочь жила последние несколько месяцев. У миссис Морел было много вопросов, но, проводив взглядом уезжающую машину, она лишь огляделась по сторонам и закрыла дверь, надёжно спрятав своё любопытство.

Выходные в доме Луи прошли тоскливо, Джейн, побелевшая, будто увидела саму смерть, зарылась в учебниках и почти не разговаривала. Выбираясь в кампус, девушка рисковала встретится с тем, от кого сбежала, друг это понимал и предполагал, что неизбежное всё-таки случилось. Впрочем, считал, что так как рано или поздно это должно было произойти, столкнуться следовало лицом к лицу и прожить все этапы расставания, постепенно возвращаясь в норму, а потому, как полагается, был рядом.

Джейн сидела за книгой недалеко от Луи, который играл в приставку, но почти не читала её, лишь изредка проводя взглядом по буквам, что никак не собирались в текст. Склонив голову на спинку дивана, она прижала к себе колени и расслабившись почти не дышала. Щеки и губы под маской слегка горели от горячего воздуха, а ноги в тёплых носках мёрзли и, растопырив пальцы, девушка двигала ими, чтобы согреться.

Вдруг в дверь постучали, отчего Джейн невольно вздрогнула, а Луи, поставив игру на паузу, пошёл открывать.

— Ник? — выразил удивление парень, встретив запыхавшегося гостя.

— Ты можешь позвать её? Мне надо с ней поговорить? — мужчина упёрся рукой в дверной проём, нагнув корпус вперёд, его глаза горели подозрительной нетерпимостью, но Луи, оставив гостя за порогом, покорно исчез за дверью.

Услышав знакомый голос, расслабленности, которой удалось достичь ранее, не стало, и Джейн, накрыв маску рукой, пугливо съёжилась, закрыв глаза. Пространство вокруг стало выдуманным, ненастоящим, как и сюжет книги, чьи буквы легко рассыпались об реальность. Звук приближающихся шагов сдавливал грудь, ломая кости, словно по ней маршировали армейскими ботинками.

Присев на корточки, Луи аккуратно поинтересовался, стоит ли рассчитывать на то, что девушка выйдет, и, пройдясь рукой по её волосам, принял отказ взволнованно дёргающейся головы.

— Прости, — объявил парень, вернувшись — но она не хочет тебя видеть.

— Позволь мне зайти, — Ник не унимался, с мольбой хватая Луи за ворот — я должен поговорить с ней, это очень важно.

— Она сказала нет. — твёрдо процедил хозяин, убирая от себя руки профессора — Послушай, я не знаю, что произошло между вами, это не моё дело, у меня к тебе нет претензий, но ей сейчас непросто, и, если понадобится, я буду действовать силой.

Разозлившись, Ник уже сделал шаг, чтобы ударить препятствие на своём пути, но осёкся, голова на мгновение прояснилась, а уверенно дерзкий взгляд светловолосого парня отрезвил рассудок. Каждой частичкой своего тела профессор сопротивлялся тому, чтобы не уподобиться уже привычным ему методам и не наделать ещё больше глупостей. Хоть она и была так близко, у него ещё будет возможность поговорить с ней и всё исправить, а сейчас необходимо было успокоиться и ей, и ему.

Когда профессор ушёл, Луи сел за игру, как бы невзначай бросив:

— Он был разбит.

Его не привлекала перспектива уговаривать подругу на авантюры, подталкивать её в лапы того, с кем она быть не хотела, или же оправдывать поступки, о которых тот не имел понятия, он просто и непредвзято ляпнул то, что подумал.

Теперь пустое место у окна не вызывало непомерное облегчение, а нагоняло удручающую тоску. Профессор ждал, что она появится, хоть вероятность этого была крайне мала, когда взглянет на него своими серыми глазами, и тот поймёт, что всё преодолимо. Перевязанная ладонь ныла, но Ник то и дело надавливал на неё большим пальцем, это ощущение боли помогало ему сосредоточится, когда хаос в мыслях брал верх.

Взять себя в руки помогли лекции, которым он вернул первозданный вид, как и раньше театрализовано вещая с трибуны, он словно пытался завлечь своего главного зрителя.

Сдав работы, что долгом повисли за время отсутствия, Джейн намеренно забила на несданные зачёты по литературе, уповая на оценку от балды, которые, по заверениям, так любил ставить Ник. Она была уверена, что видеть он её не желает, а наблюдать направленную на неё надменность не горела желанием. Но когда тот пришёл к Луи, тяжким трудом возводимое спокойствие рухнуло и грозило привести к безумию.

К чему было то демонстративное представление в кладовке, а главное, что побудило его прийти с повинной, или эта была игра, в которой бывший возлюбленный хотел точно убедится, что она видела и слышала его шалости? И если бы Джейн была уверена в его воинственных намерениях, перечеркнуть то, чего уже не существовало между ними, было бы в разы проще, но слова Луи о его разбитом состоянии не отпускали из тисков плена глупой маленькой девочки.

Телефон молчал, на экране не мелькали сообщения, ибо старая школа не любила изъясняться по переписке, впрочем, девушка это разделяла. Распустив волосы, бережно прикрывающие от недоброжелательного мира, и собрав в аккуратную стопку учебники, Джейн отправилась в кампус на лекцию по литературе. Стылый ветер раздувал локоны в разные стороны, отчего приходилось придерживать пряди, скрутив их и намотав на ладонь. Улицы пахли весенней свежестью, когда девушка, поправляя маску, вдыхала попадающий под неё поток воздуха. По бокам зоны видимости беспокойно мелькали машины, заставляя чувствовать дискомфорт от суеты. Люди, плывущие словно по одной траектории, казались раздражительными, что отражалось в движениях и взглядах.

Но на территории кампуса весна уже ощущалась сполна, обдавая розовые щёки расслабившихся под тёплыми лучами солнца студентов.

Кабинет литературы заметно пустовал, приютив пару-тройку заблудших будто по ошибке юнцов. Света с улицы не хватало, а тусклое освещение днём наполняло аудиторию странным тихим смятением, тревожимым редкими голосами присутствующих людей.

Профессор сидел за своим столом, просматривая бумаги, но заметив девушку, окаменел, её фигура промелькнула так внезапно будто короткая галлюцинация. Кто-то из студентов поздравил её с выздоровлением, на что девушка кивнула и села на своё место, устремив внимание в тетрадь. Ник собрал воедино учебные материалы, что разъехались по столу от ослабевших рук, и, откашлявшись, принялся читать лекцию, силясь сконцентрироваться на теме, а не на глазах, что так упорно на него не глядели.

Джейн ощущала на себе его взгляд, но глаз не поднимала, внутри вялое тело разрывалось от чувств, но скудность мысли никак не позволяла подобрать слова, которые казались такими ограниченными и неказистыми. Она пришла, чтобы что-то выяснить, что-то сказать, но теперь, когда отступать было некуда, причинно-следственные связи исчезли, забылись мотивы, оставив после себя учащённое дыхание и темноту в глазах.

— Как сказал Джордж Элиот: “Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации — голос профессора звучал где-то далеко — ей нужен лишь повод”. Но Монтень считал, что трусость — мать жестокости посему… — закрыв уши, Джейн сгорбилась, волосы с плеч упали вперёд, пряча руки, мысленно она вновь оказалась дома, за закрытой дверью, совершенно одна.

Обрывки фраз не складывались в единую цепь, но студентка чётко поняла, что слушать эту лекцию не в силах, а потому скукожилась, пережидая неблагоприятное время.

После лекции все ринулись к выходу, и Джейн надеялась уйти, но глупо было полагать, что он не попросит остаться, и услышав своё имя, она послушно остановилась.

— Я знаю правду. — Ник прислонился к доске, задрав голову как можно выше, и протяжно выдохнул, спрятав руки в карманах — Уилл мне всё рассказал. — он говорил тихо и натужно, словно каждое слово давалось с немалым трудом — Я очень виноват перед тобой.

Нельзя сказать, что Джейн была не рада, акт справедливости, как и в мечтах, приятно ласкал слух, но легче от этого не становилось, и в груди, как и прежде, зияла рана. Но стало ясно одно, когда он вёл себя уродливо, ненавидеть его было куда легче чем сейчас, а всепонимающая снисходительность была не кстати.

Если бы можно было всё забыть и простить, она по собственной воле стала бы той жертвой вечной жестокости, что смотрит на мир через призму слепой влюблённости. Но что делать с изувеченным сердцем? Как вдохнуть жизнь в тело, где была лишь боль и жалость?

В тот момент Джейн была готова даже взять вину и ответственность на себя, принять то, что, как ей всегда казалось, любить её невозможно, потому что всегда будут ситуации, где она сумеет всё испортить. Но нет, случившееся не её вина, но вот последствия, к сожалению — её проблема.

— Ты облажался. — еле шепча процедила девушка, она стояла спиной к преподавателю, говоря куда-то прочь, пока её маска впитывала солёные капли — И ты поверил тому, кто уже обманывал тебя, а не мне. Твоё недоверие — худшее наказание и уничтожает гораздо больше тех слов, что ты успел наговорить. — но внезапно, даже для самой себя, Джейн повернулась, одарив профессора тяжёлым взглядом, полным пренебрежительного разочарования — Вы с братом стоите друг друга, вы позволили играть с вами, да и кому, этой… — она сглотнула — особе, что и манипулировать то умеет, мягко скажем, дилетантски. Уверена, дело не в ней, а в вас. Соперничество, вражда, желание одолеть оппонента, доказать, кто лучше. Только и делаете, что лжёте и мстите друг другу, уничтожая при этом всё хорошее вокруг. — слова жаром пылали под маской, отчего горели глаза, но тон, став ровным и уверенным, резал холодным ножом густой воздух — Вместо того, чтобы разобраться, ты не дал мне сказать, заткнул и прогнал, а потом начал мстить. Надеюсь, секс из мести сладок, иначе твой план жалок. И давай начистоту, мне абсолютно плевать на ваши взаимоотношения, мне было не плевать на нас с тобой, и ты это уничтожил. А теперь позволь воспользоваться твоим методом. Убирайся! Я не хочу тебя видеть.

Он надеялся, что девушка будет кричать и тыкать его пальцем в грудь, упрекая за ошибки, но она держалась на расстоянии, будто боялась или ей было попросту противно. Маска мешала считывать мимику, но хищные глаза, жаждущие пристыдить великого глупца, усмиряли любую попытку заговорить. Да и парировать ему, собственно, было нечем, всё сказанное правдой резало натянутые жилки, и хуже всего — слышать это именно от неё, хоть и сам он терзал себя нещадно.

Она ушла, как и тогда — тихо и стремительно, оставив в воздухе пряный запах духов и шампуня, что вскоре разошёлся как одинокий круг на воде. Всякий гнев возможно пережить, но подобное разочарование безжалостно оставляло клеймо, избавиться от которого невозможно.

Как заведённая игрушка Ник, двигаясь по пути, что выбрал кукловод, оказался дома. Заново обставленная квартира выглядела ухоженно, но кое-где встречались царапины и сколы, намекая на развернувшуюся некогда драму. Один только вид этого стерильного порядка и чистоты донельзя злил профессора, и тот, дёрнувшись вперёд, словно всё та же игрушка, принялся разрушать мучившую его иллюзию благополучия. Один за одним он кидал в стены кресла, стулья и посуду, что, разлетаясь на осколки, даровали смутное ощущение успокоения от хаоса.

Оказавшись посреди руин лжи и лицемерия, он опустился на колени, дав волю эмоциям, что прятал весь чёртов день. Слёзы, вопли, не хватало только физической боли, способной завершить своеобразный купаж отчаяния.

Через пару часов дверь за спиной хлопнула, но было всё равно, пусть хоть ограбят, пусть убьют, Ника подобные мелочи уже не заботили. Но быстро приближающиеся шаги вызвали любопытство, и тот обернулся.

— Ну и зачем ты здесь? — с усмешкой проскрипел мужчина.

— Пришёл извиниться. — Уилл не торопясь пробирался вглубь, огибая обломки уже неопознанных предметов.

— Можешь идти дальше. — дьявольский смех перерос в хриплое шипение, и Ник сел на пол, прислонившись к фрагменту дивана — Или тебе скучно стало, и ты решил продолжить веселье?

— Нет, представь себе, совесть замучила. Я виноват перед тобой, но ещё больше я виноват перед ней, и намерен это исправить.

— Что-то я не понимаю твоих настроений.

— Вот что тебя больше всего преследует после случившегося? Меня — её взгляд, не могу забыть эти огромные испуганные глаза.

— А я бы с радостью забыл. — с издёвкой проскулил Ник.

Опустившись в пропасть, профессор то ли заснул от бессилия, то ли потерял сознание, но, очнувшись, обнаружил брата на кухне за приготовлением кофе. Бардак в квартире приобрёл некий порядок — мелкий мусор был сметён в одну сторону, крупные обломки покоились в другой, а то, что походило на важные вещи, которые ещё можно было починить, аккуратно лежали в центре комнаты.

— Что за бред? — только и произнёс Ник, явно негодуя от такой картины.

— Вот. — Уилл протянул брату кружку с горячим напитком — Тебе надо прийти в себя и заглянуть в душ.

— Для чего?

— Мы поедем к ней извиняться.

— Ты всерьёз думаешь, что кому-то нужны твои извинения? Я потерял её, и не потому, что поверил в обман, а потому что вёл себя как козёл. И поверь, вину не загладить никакими словами. Она ушла, всё кончено.

Корпус профессора грохнулся на барную стойку, голова утомлённо упала в ладонь, а свободная рука крепко сжала горячую чашку. Горло раздирала мучительная тяжесть словно от пары застрявших кинжалов, отчего голос становился глухим и хриплым.

Вид брата не на шутку напугал Уилла, что и предположить не мог, какого масштаба бедствие может его ожидать. Он понимал, что наломал дров, и исправлять подобное будет тяжело, но такая болезненная апатия, скрывающая глубинные истерики, грозила непоправимыми последствиями для Ника.

— Может и так, но я намерен хотя бы попытаться.

— И на черта тебе это? — фыркнул Ник из-под ладони.

— Ты поверишь, если я скажу, что хочу всё изменить, вернуть нашу семью, дружбу, и наконец расстаться со всей грязью, налипшей за долгие годы.

— Нет.

— Тогда просто, напоследок хотя бы немного загладить вину.

Уговаривать Ника, сдвинуться с места, пришлось долго, но в конце концов тот пришёл в себя и повёл брата к крыльцу дома Луи. Дома никого не оказалось, и они принялись ждать девушку, стоя на лестнице с руками за спиной словно деловитые агенты. В мыслях Уилл обдумывал, как правильно объясниться, чтобы выразиться чётко и ясно, а главное — быстро, на случай если девушка захочет спешно удалиться. Профессор же не думал ни о чём, ковыряя ноготь в кармане, он подставил лицо свежему ветру и мечтал убежать, чтобы не видеть вновь огорчения возлюбленных глаз.

Спустя несколько часов из-за поворота показалась девушка в маске, она шла с пакетом, задумчиво глядя перед собой, но, когда заметила мужчин, заметно сбавила шаг. Увидев её, Уилл расправил плечи и напрягся, испуг, граничащий с отвращением, заметно смирил энтузиазм, но, выдохнув, тот сделал шаг вперёд, чем вывел из транса своего брата. Ник опустил глаза и сделал шаг назад в традициях ведущего, что уступает место артисту.

— Вы помирились? — дрогнул голосок — Что ж, рада за вас.

— Прости за этот фарс, он хотел извинится. — бросил профессор куда-то в сторону.

— Джейн, прости меня. — начал Уилл заученное вступление — Я виноват, очень, но Ник, он переживает. — разразившийся смех отвлёк от текста, и тот, растерявшись, напрочь забыл, что хотел сказать.

— Ты думаешь так просто всё исправить?

— Ты же любишь его. — в недоумении оправдывался парень.

Пройдясь вперёд, девушка дошла до крыльца и встала на ступеньку, дерзко озирая гостей сверху вниз:

— Когда дело доходит до извинений, все вокруг сразу становятся такими романтиками, только что-то раньше эта любовь никого не волновала.

— Это моя вина. — не унимался Уилл — Он здесь не при чём, и всю ответственность я беру на себя.

— Куда ты её собрался брать, и что скажи на милость будешь с ней делать? — топя мальчишку, Джейн больше не видела в нём того, кто заслуживал снисхождения, даже по глупости — Но за одно спасибо, — она сняла маску, что стала уже докучать в последние дни, и облегчённо вдохнула приятную прохладу — теперь мне стало легче.

Она развернулась и скрылась за дверью, не сказав ни слова, будто присутствующие не заслуживали её решений. Разобрав пакет и приготовив ужин, она улыбалась, словно то был лучший день во всей истории человечества. Огромная бездна, что затягивала в пучину депрессии, исчезла, спал тяжкий груз, казалось, даже дышать стало легче и приятнее, а еда прекрасно пахла и была в разы вкуснее.

Но быстрое облегчение скоро сменилось угрызениями, хоть сердце больше не разрывалось, билось оно не ровно, и что-то, явно застрявшее внутри, мешало забыть о происходящем и расслабиться. “Он был разбит” — подумала она.

Сомнения сокрушал чёрный взгляд, упавший на асфальт, вытесняя ликование, и вскрывшаяся правда встала поперёк горла. Ранее он не хотел её видеть и, казалось, никогда не принял бы обратно. А что теперь? Теперь её черед решать судьбу этих отношений, и почему-то такая почётная ответственность давила больше груза любых переживаний.

Закрытая дверь твёрдо обозначила намерения, и Ник, повинуясь раскладу, побрёл прочь от гнетущей тишины. Игнорируя брата, обескураженно перебирающего пальцами, он сел в машину и уехал. И снова принялся расчищать погром, выкидывая хлам и расставляя по местам полуразрушенные ценности.

На стене висела картина, что уже давно была повёрнута тыльной стороной, она пережила первый погром и осталась нетронута во второй. Что-то внутри сдерживало порыв её уничтожить, и вот вновь встретившись с ней, Ник аккуратно перевернул рамку и прошёлся взглядом по каждому сантиметру ярких красок. Изображение пылало, как в тот день, когда они его создали, и словно пахло их разгорячёнными телами. Смотреть на неё было тяжко, но повесив картину как полагается, профессор мог жить этим воспоминанием.

Весь вечер Джейн терялась в сомнениях, пока не вернулся Луи, застыв в коридоре, он рассматривал подругу словно случайно забредшего чужака. Как давно тот не видел её лица, улыбки, ведь даже ела она лишь слегка оттопырив маску.

— Не говори ни слова, — попросила девушка — любая депрессия рано или поздно заканчивается.

Но до ясности было довольно далеко, патологическое желание ощущать присутствие Ника, чувствовать его кожу и дыхание, понемногу сводило с ума. Это навязчивое желание, возникшее без ведома, мелькало в мыслях огромной неоновой табличкой, оторваться от которой никак не получалось. Казалось, весь организм стал работать отдельно от девушки и против неё.

Чтение недурной книги, сюжет которой плавно развивался и требовал внимание, перечёркивали назойливые воспоминания и бесконечные сомнения. В фильмы, которые друзья смотрели по вечерам, даже вникнуть не удавалось из-за докучливых физиономий нахальных братьев. Что говорить о времени, когда девушка оставалась одна, когда пыталась уснуть или принять ванну, когда ела или куда-то шла, перед глазами сновал чёрный взгляд и проклятое лицо.

Даже намеренное искажение произошедшего не помогало хоть минуту не думать о нём и не жалеть о сказанном. Джейн ощущала себя жалкой, но решила посетить лекцию по литературе, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, хотя бы для себя. Стоило ли говорить правду о своих чувствах — вопрос второстепенный, ибо речь уже шла о собственном благополучии и здравомыслии, а мучиться в догадках о разумности уже не оставалось сил.

Ник вещал что-то про аморальных героев и распри в классических текстах, его голос звучал спокойно и уверенно, а глаза смотрели сквозь людей и вещи. Он не докучал Джейн вниманием и уделял ей столько же времени сколько и всем, отчего казался отстранённым и равнодушным, словно ничего не произошло, и они были просто студенткой и преподавателем, как когда-то.

Он не смотрел долго, потому что знал, любая оплошность могла стоить ему сдержанности, которую он так старательно выстраивал. И чтобы оставаться внешне безмятежным, при необходимости сжимал в кармане пластиковый колпачок от ручки, что острыми концами колол руку, превращаясь в бесформенное нечто.

Так долго мучимая желанием увидеть его, Джейн сникла, как только поймала сосредоточенный взгляд. Больше, чем сбежать хотелось его ударить, невозмутимость неимоверно раздражала, напоминая о словах, которыми он разбрасывался в разгар своей ярости. Массовая культура создаёт ложные ожидания от отношений, ссор и примирений, и после долгих разлук всё плохое не забывается, а лишь наоборот — тяжестью сбрасывается на плечи, набрасывая оковы.

Слишком сильно сломано доверие, чтобы быть рядом как прежде, и слишком сильны были чувства, чтобы забыть о них в одночасье. Вот и весь итог, без пафоса и романтизации.

Джейн покинула лекцию, не дождавшись окончания, а Ник погрузился в работу, стараясь не отвлекаться на чувства, потому никак не отреагировал. Покинув кампус, девушка шла по дорожке в сторону дома и увидела знакомый силуэт недалеко от парковки. Отчисленный Лео Лоран ошивался возле кампуса, куда не мог попасть по распоряжению суда, и курил. Нервно переминаясь с ноги на ногу, он делал одну затяжку за другой, а когда докурил — резким движением пальца швырнул окурок на территорию, не заходя за линию, и ушёл. Студентка дождалась, когда парень исчез из поля зрения, и продолжила путь, озираясь по сторонам. Без очков она не видела выражения его лица, но резкие отрывистые телодвижения внушали животный страх.

Джейн рассказала об увиденном Луи, и тот пообещал предупредить администрацию на всякий случай.

— Не думаешь вернуться домой? — неожиданно лицо парня приобрело серьёзный оттенок, и тот, сложив пальцы домиком, сел напротив, как взрослый мужчина.

— Хочешь от меня избавиться? — разрядить обстановку не получилось даже улыбкой, и Луи продолжил.

— Нет, просто твоя мама очень переживает, звонит мне постоянно, спрашивает, как ты. Возможно, вам следует поговорить.

— Дурная идея.

— Как знаешь, ты можешь оставаться здесь, сколько угодно, но куда-то следует двигаться. — парень явно нервничал, так как выступать в роли старшего наставника возможность представлялась нечасто.

Чаще Луи был компаньоном, соратником в бедах и партнёром в весельях, и наблюдать его важным и представительным было непривычно, но напрасно, природной разумностью он обделён не был.

— Ты прав, всё это изрядно затянулось.

Поразмыслив, Джейн поняла, что слишком сильно сбилась с толку и обременяла людей вокруг, у которых тоже была своя жизнь и свои драмы. В течении пары дней она собрала вещи и переехала домой, нашла в закромах очки и, надев, будто снова стала собой.

На расспросы матери она отвечала односложно:

— Я просто запуталась. — говорила девушка, смиренно поджимая голову.

И пока женщину одолевало любопытство, брала в руки тетради, ссылаясь на учёбу, и терялась в текстурах. Компьютер, что несколько месяцев не видел хозяина, приветствуя будто прошлой жизнью, привлёк внимание к скопившейся почте. Среди прочего, отчётливо высветились письма из издательства, где они просили подтвердить встречи, договор об авторский правах, соглашение с Ником и многое другое.

На мгновение тело пробрало волнение, разрыв совершенно вырвал из реального мира, из существования, что активно продолжалось, и решений, что были приняты и забыты. Но жизнь беспрерывно следовала по курсу и позволяла, приняв многое к сведению, двигаться дальше и расти. Единственное препятствие — собственная слабость и трусость, которая шептала на ухо о несовершенстве и велела забыть о мечтах.

Джейн долго сомневалась, не теряет ли их соглашение силу при расставании, но прочитав договор, присланный издательством, убедилась, что Ник не лгал. Они не только оплатили все работы, но и покорно ждали ответа, срок которого был неограничен. Казалось, вот он шанс, о котором просил, и что ещё требовалось, чтобы сделать шаг?

— Но почему это так трудно? — вопрошала девушка куда-то в пустоту — Я же заслуживаю?

Джейн притихла, слушая тишину, словно ожидая ответа незримого спутника. Она всегда ждала похвалу или уговоры, потому что ни на что не могла решиться сама, но безмолвие сдавливало горло, а страх смеялся в лицо.

Сидя над письмом, она смеялась в ответ своей панике и дрожащими пальцами гладила клавиатуру.

— Лишь только ты один и твой замысел.

Но любопытство и трепетная любовь к своим работам победили самобичевание, и девушка ответила, назначив встречу с менеджером. Она боялась, что потеряла страсть и способность выражать себя, а потому хотела, чтобы хоть часть её увидела свет и нашла своего читателя. И пусть мир сам решает, что ему интересно, а что нет.

Издательство, исходя из заключённого соглашения, не могло раскрывать Нику детали текущего процесса, но обязано было информировать о ходе дела в отчётности, как и о любом другом проекте в его компании. Сверяя документы, он получил подтверждение о начале работы над книгой и слегка улыбнулся.

С братом профессор общался холодно, хоть тот и проявлял активность, справляясь о делах и состоянии, будто действительно хотел наладить отношения. Но Нику больше не требовалось общение с кем-либо, и он лишь позволял Уиллу изредка получать обратное внимание.

Передав информацию о бывшем студенте, Луи переполошил женскую половину преподавательского состава. Но, как и любая злободневная новость, та канула в пропасть к другим животрепещущим проблемам и благополучно была забыта. Ник, встретившись взглядом с Луи, понял, от кого тот принёс предупреждение, и еле заметно кивнув, подозвал парня в сторону:

— Что случилось? — профессор держал руки за спиной, смиряя тревогу.

— Ничего. — буркнул Луи, но, считав эмоции собеседника, продолжил сдержанно — Она просто увидела его ошивающимся возле и перепугалась, сказала, тот был дёрганным.

— Ясно.

Оба, не сговариваясь, пару дней вдумчиво осматривали территорию, как только выдавалась свободная минутка. Тревожное чувство витало вокруг как перед грозой, когда тучи сгущались, а воздух принимал тяжёлую малоподвижную форму. Но, не считая пары заблудших праздных студентов, ничего необычного не происходило, и Лео на глаза не попадался.

В один из дней, что прошёл тихо и скучно, Ник, проведя несколько лекций, возвращался к машине. Встретив Джейн в коридоре, он прошёл мимо, даже не спрашивая об её очередном отсутствии, а та, погрузившись в материалы другого предмета, не подняла головы, и вовсе не заметив преподавателя.

Переговоры с издательством шли полным ходом, но для удобства были переведены в формат переписки, и преимущества дистанционной работы натолкнули на мысль уехать. Куда, как и зачем, девушка пыталась решить, чтобы найти хоть какое-то оправдание импульсивным выходкам. Перспектива покинуть края, испитые досуха, не казалась максимализмом, а наоборот логичным развитием. Подросшее дитя должно покинуть дом, в противном случае, погрязнет в праздности и никогда не познает жизнь, об этом писали многие, и Джейн наконец поняла смысл.

Мимо пробежал девочка, лет десяти, прервав раздумья. Кажется, ребёнок одного из преподавателей, она иногда ошивалась в коридорах кампуса, пока ждала маму, и поскольку ни к кому не приставала, как, бывает, делают дети, её часто никто не замечал. Девочка останавливалась, тихо изучая предметы, не спрашивая никого об их назначении, и следовала дальше, прыгая с одной ноги на другую.

Незаметность и наблюдательность были так похожи на Джейн, и та слегка растрогалась, почувствовав одиночество девочки, которой никто не занимался, и потому приходилось развлекать себя самой.

Переключив мелодию на плеере и поправив очки, девушка прикрыла глаза, представляя жизнь, которую хотела от переезда, и слегка задремала в ожидании лекции.

Странный грохот, прозвучав где-то вдали, потерялся в голосах, многие из студентов слушали музыку, пока ждали преподавателя, а Джейн, привыкшая абстрагироваться от мира, на многие шумы зачастую не обращала внимание. Но волна вибрации как по воде пронеслась по стенам и полу, заставив открыть глаза, паника на лицах и суета побудили вынуть наушники. Залп громких звуков повторился, и те стали походить на выстрелы, отчего молодые ребята, крича и размахивая руками, словно стадо антилоп разбегались в разные стороны.

Выстрелы слышались с разных сторон, а студенты двигали неорганизованной толпой, большинство бежало к выходу, но, судя по звукам, там было страшно. Безопасных мест поблизости не наблюдалось, и Джейн ринулась вглубь коридора по пути маленькой девочки, изучая места, в которых можно было спрятаться.

Людей стало заметно меньше, под ногами трескались осколки стекла и бетона, руки тряслись от паники, а глаза ныли от напряженного исследования местности. Неожиданно, сзади по голове девушку что-то ударило, и та скатилась по стенке вниз, пытаясь ухватиться непослушными руками. В глазах потемнело, конечности онемели, а треснувшие очки разбивали мир на несколько частей.

Грохот и стоны взрывами разрушали барабанные перепонки, а темнота неустанно тянула в болото бессознательности. Тот, кто ударил девушку, темной фигурой навис над вялым телом, тыкнув оружием в плечо, он убедился, что та больше не встанет, и медленным шагом побрёл дальше, растворяясь в дыму и пыли.

Тело сопротивлялось, всё вокруг кружилось, голова раскалывалась, но Джейн, схватив резким движение очки, откинула их в сторону и попыталась встать. Звуки слились в единый гул, в коридоре стало темно и нечем дышать, красные разводы то тут, то там отдавали болью в глазах. Прижавшись к стене, девушка схватилась за голову, стараясь поймать равновесие.

Из-за угла послышался детский плач, такой тихий, но отчётливый, и инстинктивно девушка последовала к источнику шума, ломаными шагами раскачивая корпус тела. Руки, хватающиеся за стены, стали влажными от густой, липкой жижи и цепляли пыль с крошками.

Чутьё привело в небольшую аудиторию, человек на двадцать, с мольбертами и гипсовыми бюстами. У выхода стоял массивный шкаф, из-за которого осторожно выглядывал ребёнок в слезах и ссадинах на лице. Она смотрела молящим взглядом маленького оленёнка, не двигаясь с места, и всхлипывала.

Сделав шаг в сторону девочки, студентка осеклась, к кабинету приближался разъярённый голос, будто рык, и громкие, почти у самого уха, выстрелы. Съёжившись, девочка в панике закрыла уши, но Джейн, примкнув к ней, раздвинула той руки и прошептала на ухо:

— Будь тише.

После чего затолкала её в шкаф, на деревяшки и тряпки, и закрыла дверцы, отпрыгнув в середину комнаты.

На парковке кампуса днём было достаточно шумно, телефон профессора разрывался от нудных рабочих вопросов, что никак не хотелось решать. Открыв дверь автомобиля, Ник надеялся провести остаток дня в тишине и молчании, но громкий хлопок заставил невольно вздрогнуть, мгновенно порушив планы.

Те, кто был на улице, стали осматриваться, переглядываясь друг с другом и хватаясь за сердце от испуга, но, когда грохот повторился, все, кто был поблизости, принялись бежать подальше от университета.

Пригнувшись, Ник распознал в вакханалии звуков выстрелы и, бросив открытую машину, направился в глубь здания, откуда вырывалась безудержная толпа. Он разбивал заевшие двери, помогал подняться тем, кто упал, и даже сумел вырубить одного из стрелков, воспользовавшись его замешательством. Когда основная масса учеников покинула здание, профессор искал тех, кому удалось спрятаться, и выводил их, поднимал раненных и выносил на улицу, куда уже успели подъехать жандармы и скорая.

Оцепив территорию всего кампуса, полицейские начали проникать в здание, а неподалёку от летней террасы разбили пункт наблюдения с тяжёлой и крупной техникой неведомого назначения. Игнорируя просьбы остаться снаружи, Ник помогал им выводить людей, но всё никак не мог найти того, за кем вернулся, отчего подвергался немыслимой панике, взять верх которой позволить не мог.

После ввода жандармов в корпусах прекратились выстрелы, крики и скуление перетекло на улицу, оставив здание разбитым и вымершим. Кто-то из полицейских сказал Нику, что остался только один стрелок, но с ним были проблемы.

— У него заложник. — хладнокровно пронеслось в дали от осознания.

Кровь на руках стала жечь, а выводы никак не строились в голове, полной стонов и плача. Профессор покорно ждал ответов на ещё не сформированные вопросы, боясь услышать самые страшные слова.

Сотрудники в форме взламывали камеры видеонаблюдения, ибо ждать разрешения было очень долго, а администрации на местах уже не было. Справились они крайне быстро, и когда показали Нику изображение одной из аудиторий, в груди что-то резко кольнуло, отчего тот сложился пополам. Он боялся, что это была она, но так и случилось.

— Как же так…

Хруст под ногами затих, и, подняв глаза, Джейн обнаружила перед собой кудрявого юношу. Самодельная тканевая маска с кривыми символами съезжала с лица, которое она никогда раньше не видела, спустя секунду фокус в глазах перестроился, и девушка заметила ствол смотрящий прямо на неё. Находясь ещё очень близко к шкафу, она принялась медленно отстраняться от него к окну, а стрелок, не отрывая дрожащих зрачков, запер дверь в класс на щеколду.

— Не знаю, что произошло, — подрагивал женский голосок — но всё ещё можно исправить, ты не обязан делать этого.

— Она спрятала девочку в шкафу. — пояснил Нику и остальным полицейский.

— И откуда здесь ребёнок?

— Пытается его заговорить — это наш шанс.

— Да, молодец девчонка.

Падая в прострации, профессор глядел на монитор, пока жандармы искали путь к аудитории, готовясь к налёту.

— Я знаю, где это. — произнёс он и двинулся вперёд, останавливаемый несколькими офицерами — Она моя студентка! — крича, он сопротивлялся, брызгая слюнями.

— Нельзя действовать грубо, если мы напугаем его, он может выстрелить.

На поясе стрелка висели круглые предметы, а за спиной виднелось ещё одно оружие. Он смотрел обезумевшими глазами и, казалось, не знал, что делать. Достав свободной рукой из куртки рацию, он прошипел ею пару раз и бросил в сторону.

— Чёрт!

— Ты слышал сирены? — продолжила девушка, задрав подбородок, руки задранные вверх затекли и ныли, а по шее с головы что-то стекало — Скорее всего их уже задержали, и вряд ли они будут тебя покрывать. Вполне вероятно, им это будет весьма удобно, они обвинят тебя в манипуляции. За помощь и содействие им дадут послабления, а тебя ждёт ад. — она несла любой бред, что приходил в голову, лишь бы потянуть время.

— Заткнись! — парень сделал выстрел в стену и встрепенулся.

Он стёр испарину со лба и, тяжело дыша, замотал головой.

— Я могу помочь тебе. — Джейн сделала шаг к нему, но остановилась, когда тот перестал крутить головой.

— И как же? — парень смеялся, и безумие сочилось из его беглого взгляда.

— Ты можешь убить меня, но выхода отсюда не будет, а моя смерть лишь осложнит твой приговор. Но, если они не видели твоего лица, я могу поручится за тебя, сказать, что мы вместе прятались от стрелков. И тогда у тебя будет время сбежать, пока они не прочухают.

Девушка старалась выглядеть спокойно и убедительно, но тремор одолевал тело, сбивая дыхание.

— Зачем тебе помогать такому как я? — стрелок через голову стянул уже вконец спавшую маску и устремил потухший взгляд на свою заложницу.

Колени тряслись, стоять становилось всё тяжелее, голова кружилась, а мутная картинка перед глазами выглядела словно из-под воды. Джейн вглядывалась в парня, но почти ничего не видела и лишь повторяла про себя: “только не смотри на шкаф, только не смотри на шкаф”. Почему-то ей казалось, что он непременно должен был догадаться, что там кто-то есть.

Уже позабыв, какой был вопрос, девушка, сощурившись, заметила движение на двери, сопровождающееся характерным скрипом. Медленно повернувшись, щеколда остановилась вместе с дыханием, и дверь резко распахнулась, чуть не слетев с петель. Обернувшийся на звук стрелок машинально выпустил пару пуль, пока его не скрутили люди в форме.

В боку кольнуло, и от волны пронизывающей боли и тяжести Джейн упала, приземлившись в крепкие руки. Подбежав к девушке первым делом, пренебрегая указаниями сотрудников, Ник успел поймать её и повалился на пол вместе с ватным размякшим телом.

Из её затылка текла кровь, пачкая ладони профессора, что сжимал девушку трясущимися руками.

— Там в шкафу. — прошептала она из последних сил, указывая пальцем на место, где пряталась девочка.

— Я знаю.

Поначалу Джейн одолевала паника от страха потерять контроль над сознанием и умереть, но в руках Ника было тепло и спокойно, и, убедившись, что всё закончилось хорошо, она расслабилась и отключилась.

Звуки выстрелов ещё мерещились какое-то время, пока сознание выдавало рагу из перевернувшихся с ног на голову воспоминаний. Крепкие руки Ника больно заламывали запястья и держали перед дулом пистолета, пока стрелок с лицом Ника смеялся в лицо паники в ответ мольбам о пощаде. Выстрел в голову, и девушка замертво упала в объятия ревущего от горя профессора, сдавливающего бездыханное тело возлюбленной, ломая кости и разрывая одежды. Его образ одновременно пугал и защищал, но всегда присутствовал рядом при каждом событии, он был рядом при рождении и смерти, он был палачом и спасителем, а его руки, обнимая, душили, пока сознание не начало проясняться под звуки его голоса.

Заставляя щуриться, яркий свет бил в глаза сквозь закрытые веки, отчего смертельно раскалывалась голова. Разминая затёкшие пальцы на ногах, Джейн потянула носом свежий воздух и попыталась осмотреться. Лёжа на больничной кушетке в синтетическом голубом халате пациента, девушка заметила капельницу, ведущую тонкой прозрачной трубкой к правой руке, привязанной тёмными ремнями к подлокотнику.

Обстановка вокруг плыла и сливалась в одно большое пятно, а знакомый тёплый голос издали ласкал слух. Из коридора несло прохладой, потихоньку тело стало ощущать само себя и ёрзать от ноющей пристёгнутой руки с катетером.

— Не нервничай, — произнёс приятный голос, положив успокаивающую ладонь на плечо — пуля только задела корпус, оставив лишь царапину, но у тебя травма головы, так что резкие движения могут даваться тяжело.

Привыкшие к свету глаза разглядели говорившего, им оказался Уилл, в белом халате с папкой пациента в руках он осматривал капельницу, занося что-то в бумаги. Девушка пошевелила правой рукой, пытаясь освободиться, но сил не хватало.

— Это для того, чтобы ты случайно не дёрнула рукой и иглой не повредила себе что-нибудь. — пояснил мужчина, ослабляя ремни — Я отстегну, но с капельницей ещё немного придётся полежать.

Джейн уставилась на него, словно видела в первый раз, а его слова казались ей крайне абсурдными.

— Понимаю, я не тот, кого бы ты сейчас хотела видеть, но наша больница лучшая в городе, и Ник попросил, чтобы тебя вели с особой деликатностью, это я мог доверить лишь себе. — он посветил ярким фонарём в глаза и снова что-то записал.

— Надеюсь, врач из тебя лучше, чем друг или брат — донеслось от недовольной пациентки.

— Послушай, я знаю, это не моё дело, вряд ли ты когда-нибудь сможешь простить меня, докучать не стану, но Ник… — он посмотрел в сторону двери, протяжно выдохнув — я никогда не видел его таким, и очень переживаю за него.

— Что же ты за него раньше не переживал?

— Я был козлом. Это я предал его, и я из раза в раз винил его в этом. Потому что не мог принять, что Софи меня так и не полюбила. Когда ты пришла, я увидел, что он счастлив, и погряз в зависти. — Уилл присел на стул рядом и на секунду задумался — Зато ты помогла мне понять, что даже после всей грязи я всё ещё хочу быть братом для него. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня, и тогда я тоже попытаюсь стать счастливым.

Оставив указания по поводу покоя и предстоящих процедур, Уилл покинул палату, закрыв дверь. Комната была просторная, но второй койки не имела, красивая, чистая, с большим окном, в ней было очень комфортно и уютно, несмотря на больничный антураж.

На спинке стула висела пыльная одежда с красными пятнами, которые неприятным скрежетом отпечатались в сознании. Крики и пронзительный плач раздались в ушах словно в реальном времени, заключив остатки страха в двух тихих слезах, стекающих по бледным щекам.

Встретив брата в коридоре, доктор рассказал о состоянии девушки, назначенных лекарствах и прогнозах. Ник, просидевший несколько часов у палаты, обессиленно кивнул, стискивая телефон, что разрывался от звонков и сообщений.

— Зайдёшь к ней? — в заключение поинтересовался Уилл.

— Нет, вряд ли она захочет меня видеть.

Профессор собирался уходить, как мимо него пробежала миссис Морел, кажется, даже не заметив, и обхватила врача холодными руками, задавая миллион вопросов, а затем прошмыгнула в палату, не выслушав ответы. За женщиной следовал Луи, остановившись, тот кивнул в благодарность профессору и также скрылся за дверью.

Очевидно, Джейн была в надёжных руках, иначе и быть не могло, и Ник покинул больницу под жалобные стоны всё ещё поступающих студентов кампуса.

Вернуться домой не удалось, университет требовал участия всех, кто мог помочь в трагедии, которую никто не мог объяснить. Личности стрелков быстро установили, но старались держать в тайне как можно дольше, чтобы разобраться в причинах и не позволять самосуд семей. Окровавленные стены полуразрушенного от взрывов университета впитали жизни нескольких десятков студентов, что уже не посетят этих мест.

Ник стоял у доски своей аудитории и смотрел в пустой зал, слушая отголоски произошедшего.

— Я не думаю, что мы сможем принять столько людей, Ник — звучал в голове голос отца, когда профессор закрывал глаза, вдыхая пыль и пепел.

— Мне плевать, что ты там думаешь, просто сделай, как я прошу и всё! Это последнее, о чём я попрошу тебя!

В отличии от большинства Ник знал имена, так как общался с полицией, врачами и теми, кто опознавал тела. Он видел всех этих детей, говорил с ними, проверял их сочинения, к мыслям некоторых даже испытывал интерес, временами.

Стоя посреди руин в грязной помятой рубашке с засохшей кровью, профессор гадал, что было большей бедой: смерть невинных ребят или то, что стрелки были всегда рядом.

Профессор также знал, что в ходе допроса выжившего промелькнуло имя недавно отчисленного, Лео Лорана, который сам участия в нападении не принимал, но, судя по всему, дирижировал им на расстоянии. О причинах такой ненависти остаётся только гадать. Его вместе с выжившим стрелком посадят в тюрьму.

Врачи наказали с таким сильным сотрясением лежать в больнице пару недель, но уже через четыре дня Джейн подписала бумагу о добровольном отказе от лечения. Покой можно было соблюдать дома, а от бесконечных встреч с Уиллом голова ныла ещё сильнее. От травмы мысли путались, а его голос был так похож на голос Ника, и это раздражало. Вдобавок, риск встретить здесь всю их семью девушку немного настораживал.

Дома мама обложила заботой, спелыми фруктами и тройным беспокойством. Одна только мысль, что та могла потерять дочь как другие, мучила её днями и ночами. Пару раз Джейн даже ловила себя на мысли, что матери сейчас требовалась забота посерьёзнее чем ей самой, и, скрепя зубами, позволяла той, тараторя и бормоча, с придыханием подворачивать одеяло и готовить еду в постель.

Сон стал небывалой роскошью и посещал отнюдь не часто, а когда усталость всё же брала верх, рассудок заполоняла неведомая чушь, объединяло которую только одно — Ник. Его лицо, голос, руки, глаза в разных образах, будь то добро или зло, он был всем. Джейн смотрела фильмы, читала книги сквозь боль и запреты перенапрягаться, но ничего не помогало отвлечься, и дождавшись ухода мамы, она направилась в университет, вернее, в то, что от него осталось.

На территории не было никого, ни живой души, словно кампус умер и принялся разлагаться. Кое-где на ветру шелестела порванная лента, ограждающая небезопасную зону, где-то с разрушенных окон и стен падали осколки.

Преодолев порог воспоминаний, закружилась голова, под подошвой зашуршали камешки, а тёмные коридоры выглядели бесконечными, угрожающе сужающимися в самом конце до небывало маленьких размеров.

Вряд ли Джейн понимала, что ищет, но ноги сами привели к кабинету литературы, где она без всякого изумления встретила профессора.

Он стоял посреди аудитории в мятом сером свитере и словно упивался болью от летящих в него острых камней, бросаемых незримой публикой, что ликовала от кровожадной казни. Его руки, дрожа за спиной, скрывали напряжение, а волосы неаккуратно спадали на идеально гладкий лоб. Подняв что есть мочи подбородок, мужчина закрытыми глазами вглядывался в пустоту, казалось, ещё чуть-чуть, и он опустился бы на колени, моля незримому божеству.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, как ни странно, тоже не удивившись приходу студентки.

— Разве ты не знаешь, ты же привёз меня в семейную больницу. — она присела за его стол, на его кресло, и взглянула в глаза полные неподдельного траура — Я в порядке. — он сел напротив, на некогда её излюбленное место — Так странно, все вокруг скорбят по погибшим, а я думаю лишь о тебе. Забавно, как одна трагедия вытесняет другую. Или же я действительно не очень хороший человек. — невозмутимость девушки казалась такой естественной, и оттого пугающей — Я думала, ты будешь преследовать меня с цветами и шариками, караулить у дома.

— Я сделал бы всё, что в моих силах, но ты сказала — “нет”.

— Реальность скучна. — но тут, казалось, что-то перемкнуло, и девушка залилась слезами — Так надеялась, что увижу тебя и станет легче, пойму, что всё будет хорошо, но смотрю и вижу чужого человека. Чувствую, нестерпимую боль, ты выглядишь так же, как раньше, но стал другим. — она кричала так громко и надрывно — Я же просто пыталась быть хорошей, к тебе и твоему брату. Почему? Неужели, я не достойна ответной доброты, симпатии, интереса, почему так произошло?

— Потому что я идиот. — прозвучало из уст неподвижных губ.

— Я рада, что наконец проблема не во мне, жаль, что легче от этого не становится. Я бы так хотела тебя забыть, чтобы больше не чувствовать всё это. — она била себя в грудь с такой силой, что тряслись стены — А ты, ты бы хотел?

Ник сидел вполоборота, уперевшись локтем в стол и погрузив подбородок в цепкие напряженные пальцы.

— Нет. — твёрдо отрезал он и откинулся на спинке стула.

Всё это время он почти не глядел на девушку, её лицо давно отпечаталось в сознание, а утробные крики терзали струны души, он казался холоднее камня, но был так обессилен, что даже слёзы не текли из красных понурых глаз.

— Верни мою флешку, — наконец выдала Джейн, утирая слёзы рукавом кофты — я хочу всё отменить.

— Работа уже идёт, твоя книга должна выйти, мы же договаривались.

— Я уже больше ничего не хочу… — теперь уже она не смотрела на него, ища в памяти что-то по-настоящему сильное и светлое, чтобы опереться.

— Джейн, прошу тебя… — обратился он к поникшим серым глазам — Никто не может предать твою мечту, слышишь, даже ты сама. — подавшись корпусом вперёд, он стукнул по столу, привлекая внимание — Обещай, что не бросишь. Хочешь, я уеду, хочешь, перепишу на тебя это грёбанное издательство, клянусь, я сделаю всё, что скажешь. Только не отступай. Прошу…

Лицо девушки скривилось и, пустив слезу, упало в ладони. Всхлипывая и жалобно поскуливая, она прошептала противная сама себе:

— Единственное, что я хочу, это чтобы тебе было больно…

— Мне больно, поверь.

— Жаль, что всё пришло именно к этому.

— Да, — Ник сглотнул — мне тоже. Надеюсь, когда-нибудь ты полюбишь достойного человека.

Она тихонько привстала с места, борясь с головокружением и тошнотой, Ник поднялся следом, и стремительно направилась к выходу, бормоча:

— Надеюсь, ты тоже.

Но у самого выхода остановилась, желание бежать зашкаливало, но рассудок просил закончить всё по-настоящему, чтобы отпустить добровольно, а не вынужденно.

И пока профессор стоял как вкопанный, неспособный пошевелиться и мысленно просил её уйти как можно скорее, девушка приблизилась и поцеловала его щёку, приобняв одной рукой. Прильнув, мокрое лицо отпечаталось, оставив холодный след и наградив изнурённой улыбкой, растворилось в воздухе, словно никогда не существовав.

К удивлению, оба почувствовали облегчение, будто выплатив долги, расстались с непомерным грузом, терзавшим, казалось, долгие годы.

Трагедия бесследно не прошла и, затянув в водоворот разбирательств и выяснений, ещё долго не покидала умы людей. Имена павших стрелков не были преданы огласке для сохранения безопасности их семей, а двое виновных, прилюдно наказаны пожизненным заключением. Родственники многих из погибших студентов пытались отыскать данные убийц, собравшись в коалиции, но тщетно.

Кампус довольно быстро восстановили, переведя учеников на дистанционные лекции, и уже к началу следующего учебного года университет пригласил в обновлённые стены храма знаний. На заднем дворе корпуса общежития был установлен памятник не пережившим нападение, к которому ещё долго приносили цветы и свечи.

Немного остыв от стресса и вылечив голову, Джейн вернулась к печати своей книги. Она думала сменить издательство, но работа с менеджером шла так хорошо и складно, что отказываться от такого дара было неразумно, да и заключённое с Ником соглашение давало много свободы друг от друга им обоим.

И поскольку большая часть вопросов не требовала физического присутствия, Джейн всерьёз обдумывала переезд, для начала в соседний город. Пока учёба шла дистанционно, о ней можно было не переживать, издание книги было оплачено, оставалось придумать только, где жить. Самая дешёвая комната в общежитии стоила вполне подъёмные деньги, если много работать, для начала где-нибудь в кафе.

И хоть идея для Луи была крайне сомнительной, он всё же согласился дать в долг на первое время.

— Ты самый лучший. — обняла его подруга, утыкаясь носом в широкую грудь.

— Знаю. Сбегаешь, значит?

— Нет, просто хочу сменить декорации вокруг. Эти люди, улицы наскучили мне, я больше не чувствую здесь интерес к жизни. Понимаю, что это не их вина, но иногда уехать — лучшее решение. Начать всё заново без любопытных глаз тех, кто видел твои неудачи. Я отдам тебе, когда освоюсь.

— Не торопись, и, если что, ты всегда можешь вернуться к нам, обещаю, мы с мамой никому не скажем.

Всё шло так складно и легко, но ощущение, что делаешь недостаточно давило словно банальная паранойя, когда не выключил свет или утюг. Тысячи раз хотелось вернуться в аудиторию, объясниться, сказать ещё множества слов в оправдание, дабы не терзаться недосказанностью. Позвонить, приехать, угодить в объятия и напоследок испить нектар близости. Сама по себе жизнь пугала, а жизнь без него приводила в ужас, но страх отныне подстёгивал доказать себе, чего стоишь.

Медленно, но верно, девушка искала жильё, обзванивала варианты, бронировала просмотры, заказывала билеты. Не обращая внимания на уговоры администрации, она оповестила их об уходе и забрала документы, решив не продолжать больше обучение даже на расстоянии.

Ник, услышав эту информацию, отреагировал сдержанно, они давно не виделись, и тот ожидал такого решения, ведь кто-то из них, по законам жанра, обязательно должен был уйти.

Но вот, кто не мог принять взрослых выборов молодой особы — так это мама. Та неустанно умоляла девушку не совершать ошибок, а когда мольбы не возымели результата, перешла на жёсткие ультиматумы, что тоже, к слову, не помогли.

— Дженнет, остался всего год учёбы, неужели, так сложно довести дело до конца, как нормальный человек? — кричала женщина, размахивая руками.

— Да, мам, сложно! — повысив голос, Джейн приложила кулак к губам, и, успокоившись, продолжила спокойно — Пожалуйста, хоть раз, хоть на мгновение, перестань вешать на меня своё мнение. Будь уверена, я его услышала, но решать не тебе. Я поступала, потому что любила литературу и хотела научиться работать с ней, теперь я это умею. Я училась у лучших преподавателей и знаю куда больше, чем многие из них. И пока ты думаешь, что я заблуждаюсь, ведомая своей детской неопытностью, я пытаюсь проявить хоть немного смелости, чтобы понять, куда двигаться дальше и как правильно стоит делать.

— И что же ты решила? — не переставала возмущаться мать.

— Я хочу переехать. — женщина недовольно вздрогнула словно от грубого тычка в бок, но, несмотря на провокации, Джейн вещала достаточно рассудительно — К реализации готовится одна вещь, о которой ты не знаешь, но которая очень важна для меня. И я понятия не имею, как сложится дальше жизнь, но хочу положить максимальное количество сил на достижение поставленной мной задачи.

Догадывалась та о таинственных делах дочери или нет, было не ясно, но природная слабость перед истинным положением дел не позволяла утолить любопытство и спросить напрямую о главном.

— Стоит ли полагаться на волю случая? — лишь произнесла женщина, обращаясь скорее к Богу.

Её беспомощное замешательство натолкнуло Джейн на мысль, сколь строгих и понятный правил была жизнь её матери, и как горячо та боялась неопределённостей. Воспитывая дочь одна без помощи и совета, она выстроила понятную себе модель, где всё было чётко и структурировано. Где была стабильность и надёжность, и не пугала воля других и какого-то там случая. Поэтому они с отцом не сошлись, он был слишком бессистемным и сумбурным. И кажется, им в итоге удалось устроить свою жизнь так, как хотелось, не случилось только принять непохожесть и не злиться друг на друга.

— Тебе нет. — прошептала девушка — Просто положись на меня, хотя бы попробуй.

Вспоминая детство, обрывки из прошлого, доходившие не всегда в понятном и различимом виде, забавно было осознавать, что именно мама, если так посудить, положила начало такой страстной любви к книгам своей дочери.

— Помнишь, ты мне в детстве читала? — с неуверенной улыбкой Джейн приблизилась к маме — И не какие-нибудь сказки, а Гюго, Мольера, Данте?

— Да. — женщина робко засмеялась, хмуря глаза от потуг пробудить воспоминания — Сказки тебя не увлекали, ты так быстро нащупала их закономерности, что, в конце концов, тебе стало неинтересно, и вместо того, чтобы засыпать, ты придумывала свои сюжеты и буквально принималась меня перебивать.

— Это ведь ты научила меня любить книги. — это простая истина так долго не хотела признаваться от обид, что звучала почти абсурдно.

— Это ты к чему?

— Да так, просто. — она кротко улыбнулась — Спасибо тебе.

— Так забавно, я надеялась просто тебя убаюкать, а ты, вслушиваясь в “Собор Парижской богоматери”, лежала тихонько, размышляла о чём-то. Что-то там ты в своей маленькой головке понимала. — они обе радушно засмеялись, чего уже давно не делали вместе.

— Я знаю, что не всегда оправдываю твои ожидания, но, как бы то ни было, всё равно, я люблю эту жизнь благодаря тебе. Ты можешь довериться мне, хоть раз?

Миссис Морел помрачнела, сев на стул, она ссутулила плечи и заговорила ровным тоном с налётом удручённого принятия:

— Знаешь, дети не всегда понимают, как сложно быть для них примером. А ведь родители часто не совсем адекватно любят и проявляют заботу. И хоть понимают свои упущения, изменить курс уже не могут. Я очень рада, что ты такая, и, поверь, ты превосходишь все мои ожидания. — но, вскочив и позабыв о грусти, она, словно воодушевившись, с усмешкой добавила — Знаю, ты хочешь сменить обстановку, начать самостоятельную жизнь, но тебе придётся принять и тот факт, что я буду названивать тебе по несколько раз в неделю и задавать глупые вопросы.

— Договорились.

Мама помогла разобрать вещи, что курьером прислал Ник, и собраться в дорогу. Не сказав ни слова о профессоре и болезненном разрыве, она, с присущей ей лёгкостью, лепетала обо всём на свете, вспоминая детство и юность, свою и своей дочери. Казалось, им обеим было нужно общество друг друга, без трусости и былых обид. Но, вероятно, счастье тем и слаще, что достаётся непомерным трудом и так быстротечно. А потому они расстанутся, лишь слегка его коснувшись.

На новом месте Джейн задержалась недолго. Дела с книгой шли замечательно, она стала активно продаваться, чем приносила неплохие деньги. Это позволило снять уже не комнату, а квартиру, с хорошими условиями, и принять ещё одно непростое решение. Уйти с работы официантки и продолжить писать так, будто это и есть работа.

Без пристального надзора матери и её тяжёлого мнения, что всегда так и норовило излиться потоком морализаторства, принимать решения, пусть даже столь непростые, оказалось не так сложно. И уже через год вышла в свет вторая книга.

В писательстве Джейн ощущала себя наполненной и живой, она создавала персонажей, с которыми общалась, в которых влюблялась, и чьими жизнями дорожила. И, как выяснилось опытным путём, одиночество не тяготит, если найти себя и познать частичку маленького личного счастья.

Конечно, счастье — весьма сложное явление, и чтобы найти его, порой приходится скитаться целую жизнь, без карт и указателей, без помощи и примера. Но даже маленькая её часть стоит того, чтобы перестать бегать от самого себя.

За изданиями романов и сборников последовало признание критиков и публики. Многие собирались в книжные клубы и обсуждали новинки из мира бестселлеров, предрекая выпуски продолжений излюбленных историй.

Люди писали слова благодарности, задавали вопросы и просили всё новых работ, чем неимоверно подстёгивали продолжать. Даже когда неуверенность в правильности выбранного пути, в моменты плохого настроения, брала вверх и заводила в привычную ракушку.

Единственное, чего, пожалуй, не хватало — это близости и понимания, но их отсутствие девушка компенсировала ярой вовлеченностью в работу. Бывало, на мероприятиях, посвящённых литературе, на конкурсах или выставках, кто-то подходил, одаривал вниманием, угощал и осыпал комплиментами. Но ни один не смотрел в глаза так, чтобы, заинтересованно смакуя, прочитывать страницу за страницей, срывать напускные манеры и жаждать погружение на глубину скрытого мироздания.

Все они были милы, но недостаточно…

И оттого немного напряженная ладонь всегда придерживала телефон, что никогда не звонил.