Презумпция любви

Глава 21

Смутная тревога весь день не покидала Светлану. Старалась внимательно слушать лекции, конспектировать, но когда в перерыве просматривала конспект, ничего понять не могла — обрывки фраз, никак не связанные между собой. И вспомнить, о чем говорилось на лекции, тоже не могла.

Что-то случилось, в этом вся беда, но что именно, как ни пыталась, не могла понять. Хлопов каким-то образом разыскал ее в ночном клубе и срочно увез домой. Такого никогда не было. Мать с лейкопластырем на лбу какую-то ахинею несла… Впрочем, почему ахинею? Она говорила, что не нужно встречаться с другими парнями, у нее ведь есть Саня. Не ахинея, а… прямо-таки бред какой-то! А это не одно и то же? Ее мать, которая считала Саню конченым бандитом и слышать ничего не хотела о нем, которая загнала его в зону, вдруг намекает, что нужно его ждать?!

Да и вообще вела себя как-то странно…

Кажется, нужно было поговорить с ней, серьезно поговорить, попросить как-то помочь Сане, да уж больно разозлило ее неожиданное свидание с Хлоповым.

Багрянов в институт не пришел, по правде сказать, она обрадовалась этому. Надеялась, что увлекся Варей, вот и ладно. Подруги-то они с первого класса, да когда стала встречаться с Саней, Варя не на шутку обиделась и не разговаривала с ней до тех пор, когда Малышев не попал за решетку. Она ведь тоже хотела встречаться с ним. Кажется, Степан Варьке действительно понравился, ну и ладно.

Хотя… вряд ли Багрянов серьезно отнесся к подруге, вчера он был с ней просто вежлив, не более того. И снисходительно усмехался, когда она чересчур бурно восторгалась интерьером ночного клуба и его посетителями.

Еле дождалась, когда кончатся лекции, и помчалась домой с твердым намерением серьезно поговорить с матерью. У своего подъезда столкнулась с соседом с нижнего этажа Славкой Носковым, он был на три года старше ее, уже отслужил в армии и теперь работал водителем-дальнобойщиком.

— Привет, Светка, ну как там Любовь Георгиевна? — спросил Носков.

— Как обычно. А почему ты спрашиваешь?

— Ну ты даешь, девушка! Ничего не знаешь, что ли?

— Нет… — растерянно сказала Светлана, качнув головой.

— И телик не смотришь?

— Иногда смотрю… Хватит придуриваться, Носков! Ты скажешь, в чем дело или нет?!

— Твою мать вчера чуть не убили, прямо тут, во дворе! «Волгу» продырявили из автоматов, прямо-таки изуродовали машину, водителя убили, а Любовь Георгиевну не достали. Я первый выскочил, вон там, — он показал рукой, — у окна лежал парень, весь в крови, а она была рядом. Я фонарь прихватил, посветил на тачку — прямо-таки сито из нее сделали.

Светлана растерянно развела руками, не зная, что сказать. Утром шла в институт — ничего не заметила подозрительного, наверное, дворники убрали осколки и смыли кровь. А вчера вечером… Хлопов высадил ее из машины у самого подъезда, куда она и направилась, не глядя по сторонам.

— Я задержалась в институте, а она… ничего…

— Да по всем телеканалам это талдычат сегодня. Я всех этих ментов и прокуроров не уважаю, честно говоря, но Любовь Георгиевна — особ статья. Ее даже бандюки уважают. Как она уцелела — понять не могу, тачка была сплошное решето. Когда я выскочил во двор, увидел убитого водителя, молодой парень, так прямо не по себе стало, а она ничего, только бледная была. Но держалась, молодец тетка.

— Сам ты «тетка»! — сердито сказала Светлана и побежала домой.

Чувствовала себя явно не в своей тарелке. Вошла в квартиру, торопливо сбросила полусапожки и куртку, побежала в свою комнату, села на диван, обхватила голову ладонями.

Вдруг все стало ясно — мать вчера чуть не убили, понятное дело, примчались менты и Хлопов, конечно же. А где дочь, которая давно должна быть дома? И мать приказала Хлопову найти дочку и доставить домой. Что она думала в это время — понятно. Хлопов, наверное, позвонил родителям Варьки или приехал к ним, и они сказали, где их дочь и с кем.

А она приехала и накинулась на мать с упреками… Это жестоко и даже подло, конечно же, подло! Но мать не одернула ее, не сказала о том, что случилось, не попросила ни словом, ни жестом пожалеть ее, хотя бы посочувствовать… Более того, сказала, что есть парень, которого нужно ждать…

Господи, да что ж это такое творится-то?!

А если бы мать убили? Ведь должны были убить, Славка же сказал — машина в решето превратилась. Как бы она жила дальше? Одна в этом огромном, суетном городе… Не совсем одна, Владимир Сергеевич был бы рядом, но мать — это мать, какой бы странной она ни казалась. Была такой чуткой, ласковой, заботливой… когда папа был жив… Может, прозрела после покушения? Снова стала такой, какой была когда-то, не зря же говорила, что она должна ждать Саню, не прямо так, но — так! А она сидела в ночном клубе и пила шампанское, когда машину матери расстреливали из автоматов бандиты. Страшно… Дико!

Поначалу Светлана решила пойти к Владимиру Сергеевичу, он умный человек, может, посоветует что-то дельное. Потом отказалась от этой мысли. Все-таки это их личное, семейное дело, лично и решать его следует. Мать, наверное, скоро вернется с работы, нужно какой-то ужин приготовить. Да и самой поесть не мешало бы. Но в холодильнике было пусто. Светлана взяла деньги из ящика гардероба в комнате матери и пошла в магазин за продуктами.

Возиться с готовкой не было настроения, но и есть котлеты фабричного приготовления или куриные окорочка не хотелось. Выход был прост — парная курица на гриле. И несложно, и вкусно, особенно если нашпиговать ее чесноком. А на гарнир гречка, ее следовало отварить, а потом растопить в сковородке сало, добавить лук и слегка поджарить гречку со шкварками. Тоже очень вкусно получается. Хоть и не собиралась возиться с готовкой, а час потратила на нее. За это время узнала из телевизионных новостей, что мать ее — одна из самых компетентных сотрудниц Генпрокуратуры, которой доверяли все генеральные прокуроры, потому что в политических пристрастиях не была замечена, просто делала свою работу и добивалась серьезных успехов.

— Вахид, ваше мнение о прокуроре Ворониной?

— Знаете, она посадила меня в девяносто шестом, пять лет получил, да. Злой был, как собака, а потом понял — она права. Вышел через три года, совсем другой бизнес стал делать, честный. Я скажу так: Воронина — единственный человек в органах, которого уважаю, понимаешь? Она честный человек, таких больше нету.

А вот и сама мать на экране кухонного телевизора.

— Любовь Георгиевна, вы знаете, кто организовал покушение на вас?

— Знаю, но не скажу.

— Что вы сейчас испытываете?

— То же самое, что вдова моего водителя, замечательного парня. Желание найти и уничтожить подонков.

— Вам было страшно?

— Нет. Мне было досадно и больно, что погиб молодой, красивый парень, отец малолетней девочки… Очень больно.

— У вас не было при себе оружия, а теперь?

— Теперь оно есть, и я буду стрелять без предупреждения.

— Президент прислал вам телеграмму…

— Я благодарна ему за внимание. Скажу больше — слава Богу, что в России наконец-то есть настоящий руководитель. По-моему, впервые за всю нашу историю — нормальный, энергичный, умный, понимающий… извините, мужик. Его внимание дорогого стоит.

Мать на экране и мать дома — не одно и то же. В восемь вечера Светлана поужинала в одиночестве, так и не дождавшись возвращения матери. Съела кусок курицы с гречкой, налила в чашку чаю и сидела на кухне, глядя на экран телевизора. Уже волноваться начала. Где это она пропадает?

В начале десятого позвонил Багрянов:

— Света, я тут услышал про твою мать…

— Только сейчас услышал?

— Извини, весь день был на заводах отца, входил в курс дела. Так получилось… Как ты сама?

Светлана была рада этому звонку, хоть с кем-то можно поговорить, уж больно тяжко было сидеть и ждать мать, которая почему-то не торопилась домой.

— Сижу тут одна, жду, когда мать вернется.

— Хочешь, я приеду к тебе?

— Ну… не знаю даже.

— Шампанское возьму. Свет, понимаешь, я хочу поговорить с твоей матерью. Почему она считает меня бандитом и посылает всяких там полковников за тобой? Со мной ты в полной безопасности, если надо, телохранители будут ходить по пятам. А она как-то странно ко мне относится…

— Да ее-то нет дома.

— Ну вот вместе и подождем. Ты не против?

— Ладно, приезжай. Но только…

— Да я все понимаю, Света. Лечу.

Светлана сидела на кухне и тоскливо усмехалась. Зачем ей нужен здесь Багрянов, и сама не могла понять. А с другой стороны — ну нет же никого рядом, совсем никого! От этого ожидания с ума сойти можно! Варька тоже, наверное, слышала про покушение на мать, но не позвонила, зараза! Опять обиделась, что и этот парень, Багрянов, не положил на нее глаз. А она-то при чем тут? Но разве можно объяснить поведение завистливой подруги обычной человеческой логикой? Да ни в коей мере!

В десять неожиданно позвонил Владимир Сергеевич:

— Света, мама просила тебе передать, что задержится, у нее там какое-то срочное дело, может быть, вернется только утром.

— Владимир Сергеевич, а почему она вам это сказала? С каких это пор мать общается со мной через вас? — обиженно крикнула в трубку Светлана.

— Светочка, этого я не знаю, но могу тебе сказать, что мы общались в последнее время… и я понял, что твоя мать хороший человек.

— Вот так вдруг — пообщались и поняли? Владимир Сергеевич, может, скажете, в чем тут дело?

— Я еще и новости по телевизору смотрю. Света, она просила меня передать тебе, что задержится, я это и делаю.

— До утра?

— Точно не знаю.

— Владимир Сергеевич, я хотела прийти к вам, поговорить как раз о моей матери.

— Только не сегодня. Я плотно работаю над очередной статьей, завтра — пожалуйста, приходи в любое время, знаешь, что я всегда рад тебя видеть.

Вот и Владимир Сергеевич стал вести себя очень странно. Оказывается, он теперь уважает ее мать. Только она, родная дочь, выглядит истинной дурой, потому что героиня всех новостей, ее родная мамаша, предпочитает общаться с дочерью через посредников!

Как это они могли все разом свихнуться? Или она сама ничего не понимает?

Степан Багрянов протянул ей пластиковый пакет:

— Я взял хороший коньяк, настоящий армянский, десятилетней выдержки, самый клевый, и шоколад к нему, разный. Ты же любишь шоколад?

— Не очень.

— А вчера попросила…

— Спасибо, Степа, иди на кухню. Мамаша так и не появилась, наверное, и не появится, у нее какое-то важное дело.

— Так это замечательно! — обрадовался Багрянов.

Чего ж не радоваться, когда он в квартире Светки, да с коньяком, а мамаши дома нет?

Багрянов прошествовал на кухню, там поставил на стол бутылку коньяку, выложил десятка полтора шоколадных плиток и батончиков. Светлана принесла из комнаты два хрустальных бокала, которые Багрянов тут же и наполнил.

— Ты проводил вчера Варьку?

— Ну конечно. Довез до подъезда.

— И как она тебе?

— Да никак. Твоя подруга, и все дела.

— Но она же симпатичная девушка.

Багрянов подумал, что с удовольствием трахнул бы симпатичную девушку Варю, если бы она не была подругой Светланы. Потом ведь расскажет об этом, и прощай все, что с таким трудом было завоевано. Нет уж, лучше потерпит, ну а если очень приспичит, знает, где без проблем снять напряжение можно.

— Симпатичная, но не ты. Выпьем за тебя, Света. — Багрянов поднял свой бокал.

Они чокнулись, Светлана сделала глоток и поставила бокал на стол, а Багрянов выпил до дна.

— Что ты делал на заводах своего отца? Много у него заводов? — спросила она.

— Света, выпей до дна, а то как-то несерьезно получается. Я приехал к тебе в гости и пью сам.

— Думаешь, надо?

— Почему нет? Я три тыщи отдал за бутылку, для тебя ничего не жалко, да и шоколадок смотри сколько всяких приволок. И не думай, что он вроде как наш, сейчас это самое то, если настоящий.

Коньяк и вправду был отличный — мягкий, ароматный, но выпить сразу весь бокал она отказалась.

— Я понемножку, буду растягивать удовольствие. Слушай, а это здорово — глоток коньяка и кусочек шоколадки. Ну так сколько заводов у твоего отца?

— В Москве два и в Красногорске один. На всех побывал, даже в Красногорск ездили.

— Зачем?

— Отец решил, что параллельно с теорией нужно и практического опыта набираться, и назначил меня помощником менеджера. Ну и для начала просто показал производство, чтобы я хоть какое-то понятие имел. А потом познакомил с менеджером, у которого я числюсь теперь помощником. Прикинь — парню лет двадцать пять, чуть постарше нас с тобой, а уже менеджер. В общем, нормальный парень, не стал грузить меня всякими инструкциями, кое-что объяснил на пальцах, я понял. Буду раз в неделю заходить к нему на пару часов, смотреть, как он заключает сделки, просчитывает вероятную прибыль, составляет бизнес-план. Может, и помогу в чем-то.

— Значит, ты не помощник, а ученик.

— Отец сказал — это вроде как подмастерье у сапожника. Он же и помощник, и ученик. Отец так и приказал менеджеру, Виталику, — обращайся с ним, то есть со мной, как с подмастерьем. Поручай любую черную работу, он за это деньги получает.

— Суровый у тебя папаша. И большая зарплата у помощника менеджера?

— Пятьсот долларов в месяц.

— А у менеджера?

— Двадцать процентов от прибыли.

— Двадцать процентов… это сколько?

— По-разному бывает. Заключит сделку на миллион прибыли в год — двести тыщ его. Баксов, понятное дело.

Светлана усмехнулась:

— Но тебе он платит негусто, Степа.

— А зачем больше? Все это и так мое. На следующий год сам стану менеджером, под присмотром Виталика, а пока что буду смотреть и впитывать.

Багрянов говорил неторопливо, обстоятельно, наблюдая за бокалом девушки, из которого она отхлебывала коньяк, заедая шоколадом. Понимал, что это даже лучше, чем если бы она выпила залпом. На вкус-то он мягкий, как ликер, только не сладкий, а крепость — дай Боже!

— Выпьем за нас, Света? — сказал Багрянов, поднимая свой бокал.

— Что ты имеешь в виду? — кокетливо спросила Светлана.

— Сама знаешь. Бабки у меня есть, сделаю для тебя все, что захочешь. Выходи за меня замуж, и все дела. Отец и тебя возьмет помощником менеджера на пятьсот баксов пока что, делать особо ничего не надо, и от учебы не отрывает. А когда дипломы получим, солидные должности гарантированы, и опыт уже будет. Станешь бизнес-леди, все лучшее в Москве и мире — к твоим услугам.

Багрянов наполнил ее бокал, Светлана чокнулась с ним и отпила солидный глоток. Что-то подобное она и раньше себе представляла и — не хотела. А теперь что же… Помечтать не вредно, тем более что Саня вряд ли сможет предложить ей такое.

Багрянов тоже сделал только глоток, поставил бокал на стол, судорожно облизнул и без того влажные губы, придвинулся к Светлане, обнял ее.

— Света…

— Что, Степа?

— Света… ты такая… самая лучшая!

Он впился губами в ее губы, она хотела оттолкнуть его, но не смогла. Коньяк, все эти проблемы… Господи, как же она устала от них! А Багрянов жадно целовал ее и суетливо расстегивал молнию на ее джинсах, расстегнул, приспустил их и широко раскрытыми глазами уставился на ее голубые трусики.

Светлана зажмурила глаза и вдруг подумала — интересно было бы проверить, что она почувствует с этим толстяком, ведь, кроме Сани, у нее не было других мужчин. Может, если выключить свет, это не так уж отвратительно?

— Ты такая красивая, Света… — пробормотал он, просунув пальцы под резинку трусиков и стаскивая их вниз.

А она ужаснулась своим мыслям, ибо это было не просто отвратительно, а мерзко — чувствовать его липкие пальцы на своем теле! Что же такое она делает? А тут еще перед мысленным взором возникли грустные глаза Сани, какими он смотрел на нее во время их последнего свидания! Она резко отстранилась, схватилась рукой за резинку трусиков, потянула их вверх.

— Нет, Степа, нет!

— Почему, Света? Почему нет? Я сделаю все, что ты хочешь, только скажи, у меня есть бабки…

— Нет, я сказала! Ты понял?!

В ее голосе было столько злости, что Багрянов машинально отстранился, опасаясь, что она ударит его.

— Да, но почему?

Багрянов с тяжелым вздохом выпрямился на диванчике, потом взял свой бокал, залпом осушил его, налил себе еще. Светлана торопливо натянула джинсы, застегнула молнию.

— Потому, что мать в любую минуту может вернуться домой. Представляешь, что она подумает?

Багрянов поперхнулся, закашлялся.

— Ты же… сказала… что она сегодня… не вернется? — сквозь мучительный кашель выговорил он.

— Я сказала, что задержится, ты неправильно понял. И вообще, Степа, ты приехал, чтобы напоить меня и трахнуть, да?

— Да что ты, Света! Я просто… просто не могу на тебя спокойно смотреть, ты же такая красивая, обалдеть можно.

Светлана довольно усмехнулась. Приятно было видеть его смущение, чувствовать себя победительницей. Сказала — и он тут же отвязался! Она хлебнула коньяка, отправила в рот очередной квадратик горького шоколада — хорошо!

— Тебе пора домой, Степа. Провожать не стану, доберешься. Спасибо за коньяк и шоколад, — решительно сказала она.

— Ты уверена, что мамаша вернется?

— Я не хочу подвергать тебя опасности, понял?

— Ну да… какие дела? Я все понял, — согласно кивнул Багрянов.

Малышев протяжно застонал, хрипло крикнул: «Света!» — и проснулся, рывком сел на скрипучей железной кровати, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами.

— Я помогу тебе, Света, — скрипнув зубами, сказал он и спрыгнул с кровати. — Я буду с тобой рядом, я буду…

Диван тоже проснулся, недоуменно смотрел, как Малышев, в трусах и майке, шагает к двери, а потом побежал следом, обнял кореша за плечи, торопливо забормотал:

— Санек, ты чё? Кончай придуриваться, ты увидишь ее, скоро увидишь, но не сейчас. Не в трусах же…

Малышев оттолкнул его, тряхнул головой, увидел, что стоит в темной палате у двери, мрачно усмехнулся и вернулся в койку.

— Гони ты этого козла, Малыш, — сказал Ильяс, тоже проснулся. — Если будешь думать плохо о ней — свихнешься.

— Сам ты козел! — крикнул Диван.

— Погоди, выйдем — я из тебя настоящий диван сделаю!

— Заткнитесь, — сказал Малышев, скрипнув зубами.

Вытянулся на скрипучей железной кровати, закрыл глаза. Он видел ее, видел во сне, но сейчас никак не мог представить себе свою Светланку. Как будто хочет включить телевизор, а тот сломался.