Приключения наследницы

– А вам и не надо ничего представлять! – засуетился Федор Матвеевич. – Вы только доверьтесь мне, и обещаю, что остальное я возьму на себя. Кто знает, может, такое наше сотрудничество обернется на пользу не только нам, но и вам.

Собственно, его суета тоже показалась мне нарочитой. Он хотел вызвать у меня впечатление человека не слишком далекого, этакого хлопотливого дядюшки, который боится выволочки от начальства.

Да и повторяется он насчет выгодности нашего с ним сотрудничества. Чем он может мне помочь?!

– Вы оказали бы нам любезность, если бы согласились, чтобы вас в Дедово сопровождал мой офицер. Поручик. В войну он показал себя весьма талантливым сотрудником, имеет награды...

– И как я представлю его своим знакомым? – возмутилась я. – Как человека, который меня сопровождает? Охраняет? Что подумают люди?

– Он будет очень деликатен и никоим образом не бросит на вас и тени подозрения в чем-то недостойном.

– Если хотите знать, у меня даже лошадей нет! И нет денег на покупку хотя бы одной. Тут я ломаю голову, как доехать в имение мне и горничной, а вы предлагаете озаботиться еще и доставкой в Дедово вашего офицера!

– Вот видите, – оживился граф Зотов, – я сразу понял, что мы сможем быть друг другу полезны, потому что я дам вам... лошадь!

Лошадь? Но это же меняет дело. Я уже было отправила Сашку на рынок – прицениться к лошадям, в то же время понимая, что мне такая покупка скорее всего будет не по карману.

– Наверное, какого-нибудь одра? – спросила я ворчливо, чтобы граф не думал, будто без его помощи я не обойдусь.

– Почему же сразу – одра. Лошадь не старая, ее надо лишь немного подкормить...

Перехватив мой взгляд, Федор Матвеевич кивнул своим мыслям.

– Я раздобуду для нее корм. Кавалеристы поделятся. – Он рассмеялся чему-то своему. – Смешно сказать, я предложу им обменять штаб-ротмистра Глебова на два мешка овса.

И в ответ на мой недоуменный взгляд пояснил:

– Попался нам тут один армейский кавалерист. Лихой, говорят, рубака. Но и питух изрядный. Выпьет и начинает бушевать. Три жандарма понадобились, чтобы его утихомирили. А к тому же в пьяном угаре он что-то такое болтал... Приходили из полка за него просить, а я как чувствовал, не стал торопиться с его освобождением... Так что, по рукам?

Впрочем, граф тут же спохватился, что разговор между нами напоминает скорее торг между двумя приятелями, чем разговор между представителем официального ведомства и гражданским лицом, вовсе не обязанным содействовать планам полковника Зотова.

– Минуточку, княжна, для начала я хочу познакомить вас с поручиком Зиминым.

Он позвонил в колокольчик – отчего-то я считала, что в таких ведомствах, как Особенная канцелярия, их не должно быть, – и в кабинет заглянул его секретарь, адъютант или... не знаю, как называлась должность этого человека.

– Поручика Зимина ко мне!

– Слушаюсь!

И менее чем через минуту в кабинете возник... человек-медведь. Я ожидала увидеть кого угодно, но не такого великана! У меня даже сердце екнуло. То ли от удивления, то ли еще от чего-то.

Поручик, по моим представлениям, должен был выглядеть худощавым молодым человеком среднего роста, даже чуточку субтильным... Ведь ему не надо было ни с кем бороться, а пользоваться лишь извилинами своего ума.

Прежде я почему-то считала, что слишком большие люди не очень умны. Наверное, из-за бабушки, которая порой ворчала: «Велика Федора, да дура!» Но по глазам поручика не скажешь, что он неумен. Ум в них прямо-таки светился. Да и двигался он вовсе не как медведь, а легко и плавно, несмотря на свою немалую величину.

– Знакомьтесь, поручик, это княжна Болловская... Дочь генерала Михаила Каллистратовича Болловского.

Я протянула поручику руку, и он ее с шиком поцеловал. Нет, недаром держит его при себе хитроумный Зотов! И в войну, наверное, этот Зимин заработал награды не только своим сложением Топтыгина... Да и разве стал бы Федор Матвеевич посылать со мной человека, в ловкости которого он не был уверен?

А впрочем, какое мне дело до его деловых качеств?

– Вы будете сопровождать княжну до ее имения – продолжал говорить граф, – где поможете... разобрать бумаги ее отца, паче чаяния таковые найдутся. Француз вроде те места прошел стороной, но кто знает...

Француз прошел стороной! А мы с Амвросием чего только не передумали. Даже за разговором при свечах, можно сказать, укокошили нашего управляющего, а он скорее всего жив-здоров... Но тогда почему он не пишет и не передает деньги, как делал это прежде, регулярно из года в год?

– Да, и отведи к дому княжны в Поварском трофейную лошадь.

– Мы же почти продали ее линейщикам!

– Почти, да не продали. Как там вы ее называете? Дуня. Вот Дуня и повезет вас с княжной в ее имение...

– С Хелен и Сашкой, – торопливо добавила я.

Но Федор Матвеевич не обратил внимания на мои слова и продолжал свои наказы поручику:

– Да, вот еще что: придут опять хлопотать за Глебова, скажите, чтобы провели их ко мне. Мол, я рассмотрел дело, но для его успешного разрешения имеются некоторые условия.

Поручик проводил меня к выходу, на ходу интересуясь:

– Вы когда собирались ехать в поместье, ваше сиятельство?

– Чем скорее, тем лучше, – довольно резко ответила я, невольно перенеся свое раздражение на Зимина. – Кажется, все зависит от вашей Дуни. Если она способна везти карету, то не позднее завтрашнего утра.

Терпеть не могу, когда меня к чему-то принуждают. А тут из-за какой-то паршивой лошади придется неизвестно как долго мириться с присутствием подле меня постороннего человека. Меня совершенно не интересовало их дурацкое письмо!

Я и сама не знала, почему злюсь. Может, из-за насмешки, которая чудилась мне в глазах поручика?

– Вообще-то эта Дуня не моя, – улыбнулся Зимин, – но, думаю, в течение часа смогу ее привести. К тому же придется еще нажать на кавалеристов насчет корма для бедной старушки...

– Как – старушки?! – возмутилась я. – Господин граф говорил, что лошадь вовсе не стара.

– Правда? Наверное, начальству виднее. Если командир говорит «не старая», значит, будем считать ее молодой.

Тут я не выдержала, повернулась и пошла не прощаясь. Мне стало казаться, что этот поручик просто надо мной издевается!

В любом случае без лошади мне не обойтись. Нам не обойтись. А ведь со мной собирается ехать Хелен. Вчера она так и сказала:

– Возьмите меня с собой, княжна! Куда угодно, хоть в имение, в сельскую глушь, я на все согласна!

Между прочим, наше Дедово не такая уж и глушь, а вполне современное поместье. Мой папа объездил всю Европу, побывал в Англии и потому не мог не привнести в устройство имения всех новшеств, каковые он там видел.

Конечно, Дедово не шло ни в какое сравнение ни с Останкином, ни с Кусковом, известными своей роскошью, или иными поместьями богатых царедворцев, где их именитые владельцы могли устраивать все, что угодно. Одни только ландшафтные парки чего стоили! И уж они моим родителям были просто не по карману. Не говоря о приемах многочисленных гостей, исчислявшихся сотнями.

Но при этом у нас имелся партер с газонами и цветниками, а также фонтан, устроенный перед домом. Позади дома выкопали пруд, направо от которого, с северной стороны, устроен был грот. Чтобы придать ему достоверности, в имение привезли кусок скалы, а налево построили самый настоящий лабиринт, достаточно запутанный, так что детям позволялось в него заходить только в присутствии взрослых.

На южной границе поместья, там, где прежде находился обыкновенный деревенский пригорок, привезенный папой из Англии геодезист провел настоящий ручеек, отведя его из основного русла и вымостив камнями. Подпитывавший прежде заболоченное место, ручеек стал радовать нас прохладой и чистой прелестью, как и беседка, нарочно устроенная подле него. В самом его широком месте через ручеек был перекинут белый каменный мостик, которым обычно восхищались наши гости.

Потому так горько было мне слышать предположения о том, что наша усадьба, может быть, разграблена французами, а то и нанесен ей куда больший ущерб, ежели в тех местах происходили военные сражения.

Замечание Хелен о глуши – в Дедове, естественно, она ни разу не бывала – так, оказывается, задело меня, что и стали приходить на ум все эти детали устройства нашего поместья, где я, между прочим, хотела бы жить, никуда не уезжая.

Правда, моя бедная матушка наверняка сказала бы:

– Это оттого, моя дорогая, что ты не жила здесь всю зиму. Когда снегом засыпаны пути-дороги и никаких событий не происходит, кроме каждодневного откапывания лестницы, а то и входной двери. Когда снег идет целыми днями, его порой наметает столько, что человек ходит по дорожкам, как по окопам, и со стороны не видно даже его головы.

Но не копать нельзя, потому что тогда оказываются засыпанными и амбары, и кладовые, а как без них?

Зато весна в Дедове – праздник души. Цветущие деревья, газоны с зеленой травкой, фонтан, который к маю чистят и белят, чтобы потом наслаждаться журчанием его струй. Мраморная фигура грустящей девушки, с которой связана красивая легенда...

Но сейчас мне не до грусти. Сашка, конечно, парень шустрый и оборотистый, но он от рождения всего лишь исполнитель. Ждать от него каких-то самостоятельных действий не приходится. Так что мне надо вернуться, распорядиться, чтобы он осмотрел карету и, возможно, отыскал каретника, чтобы привести ее в порядок. А потом проверить упряжь, и когда к нам доставят не очень старую лошадь, обещанную графом Зотовым, то можно будет без промедления впрячь ее в карету...

Я взяла извозчика и поехала к своему дому.

А в нашем московском доме, точнее, во флигеле, царило оживление. Сашка вовсе не стал дожидаться от меня распоряжений, а вытащил из сарая карету – уж не знаю, кто ему в том помог – и теперь, склонившись над колесом, зачем-то прокручивал его и мазал какой-то мазью.

– Ну и как мы на ней поедем? – желчно поинтересовалась я; только что сокрушалась о неспособности Сашки к самостоятельным действиям и уже недовольна, что он занимается каретой без моего указания.

– О, ваше сиятельство, – расплылся он в улыбке, – Ленкин Джим притащил лошадь. Поставили ее пока в конюшне, но лошадка справная, до Дедова дотянет.

Меня покоробило столь амикошонское упоминание Хелен – Ленка! – и я справедливо стала полагать, что если в ближайшее время не возьму бразды правления в свои руки, они покатятся своим чередом без моего участия.

– Нашу горничную зовут Хелен, – напомнила я Сашке высокомерным тоном, которым мы, Болловские, владеем в совершенстве и в случае чего умеем поставить на место любого. Тем более зарвавшегося крепостного. – И чего это так расщедрился какой-то Джим? Он хоть догадывается, что нам нечем платить за его лошадь?

– Догадывается, – отвел взгляд в сторону Сашка, и я чуть не захлебнулась от возмущения: мой крепостной перешел всякие границы! Еще не хватало, чтобы о нашем разорении знали иностранцы. Что он там наплел англичанину? И чего вдруг тот оказывает незнакомому человеку такую помощь?

Впрочем, я тут же взяла себя в руки. Слуги не должны думать, будто их господа не умеют владеть собой, что говорит об их слабости и неумении управлять своей собственностью, включая управление крепостными.

Моя кормилица порой приговаривала: «Взяха любит даху». Меня это смешило, потому что было непонятно. Позже я-то разобралась, что, взявши, надо отдать, и теперь насторожилась от неожиданной щедрости незнакомого мне англичанина.

– Говори, – строго сказала я, – что ему от нас за это нужно?

– Помилуй, матушка-княжна... – заканючил Сашка, и я сразу поняла, что этот пройдоха что-то пообещал от моего имени. – Джим хоть и иностранец, а после войны чувствует усталость и хочет отдохнуть где-нибудь в уютном уголке русской природы, где он сможет побыстрее забыть о перенесенных страданиях...

Вот ведь как заплетает! Если Сашка провинится, он всегда частит и улещивает, и в глаза заглядывает. У меня даже имелось подозрение, что, кроме лошади, Джим подарил ему монетку-другую, против чего тот не мог устоять, потому что выданные ему Амвросием деньги на дорогу потихоньку таяли, новых поступлений в ближайшее время не ожидалось, и это обстоятельство беспокоило моего крепостного.

– Какие такие страдания! – возмутилась я. – Насколько мне известно, в нашей войне с французами англичане не участвовали. Устал он, видите ли! Уж не думает ли этот Джим, будто наше Дедово – пансион для уставших иностранцев?!

Сашка благоразумно помалкивал, так что получалось, я разговариваю сама с собой.

– Он узнал, что мы едем в имение вместе с Хелен? – попробовала догадаться я. Ничего другого в голову мне не приходило.

– Вы, наверное, думаете, будто он за Хелен ухаживает? – удивился Сашка. – Он с ней просто говорит на своем языке. Вроде как душу отводит. Они-то и знакомы совсем недавно. Да и как такая верста коломенская нормальному мужчине может понравиться? В ней же нет никаких... выпуклостей. Доска и доска!

– Александр, ты слишком разговорился, – холодно заметила я, – а насчет того, что Джим собирается отдыхать в поместье без ведома его хозяйки...

– Ваше сиятельство! – взмолился испуганный Сашка. – Я ему ничего наверняка не обещал. Сказал, мол, с княжной говорите, а я что, я человек маленький.

Подозреваю, он получил от Амвросия самые строгие наказы насчет того, чтобы меня слушаться беспрекословно, в противном случае тот пригрозил всевозможными карами.

Кажется, по мере взросления я приобретаю черты характера, свойственные скорее старой деве, а не девице на выданье. Во всем мне видится покушение на мой авторитет. Если подумать, то он либо есть, либо его нет, и вряд ли можно заработать его палкой...

Потому я убрала из разговора нотки желчи и спросила Сашку:

– А как ты нашел нашу карету? Выдержит она... четырех человек? Не развалится по дороге?

– Карета крепкая, – сразу приободрился Сашка, довольный переменой разговора. – Но почему четыре человека? Джим верхом поедет, у него конь под седлом – залюбуешься!

– С нами поедет один... поручик. – Я решила, что должность Зимина можно не скрывать, а вот все остальное, надо думать, государственная тайна. – Император принял решение оказать семье погибшего генерала некоторую помощь и посылает к нам... вроде как инспектора. Он посмотрит, сколько денег потребуется на устройство в Дедове прежней жизни. Возможно, нам выделят некоторую сумму...

Это же надо так неумело врать! Кто, интересно, станет платить мне деньги?.. Кстати, а ведь я об этом не подумала! Амвросий тоже не сообразил: мне наверняка положена пенсия за отца. Пусть она будет и не слишком большой, но на первое время мне бы хватило. Странно только, что Федор Матвеевич ни словом о том не обмолвился. Получилось, что в разговоре с Сашкой я сначала выдала желаемое за действительное, а потом подумала, почему бы желаемому и не стать действительностью...

Я так увлеклась собственной идеей, что едва опять не побежала в Особенную канцелярию, желая решить этот вопрос немедленно. Но потом сообразила, что смогу поговорить о том же с Зиминым – может, что-то он мне и посоветует.

Поймав себя на некой разбросанности чувств, я поняла, что пора остановиться и осмотреться. Иными словами, сесть и подумать, расставив обрушившиеся на меня события в нужном порядке.

Лучше всего было посидеть немного в кондитерской, что недавно опять открылась поблизости от нашего дома, как между прочим сообщила мне Хелен, и там, за чаем с пирожными, спокойно порассуждать о том, что я имела на сегодняшний день.

Я села за столиком у окна и заказала себе одно миндальное пирожное и одно со взбитыми сливками. Как давно я не посещала кондитерской! Народу здесь было немного, наверное, жители окрестных домов еще не были о ней осведомлены. А возможно, пока им просто было не до того...

Итак, неожиданно нашлись даже не одна, а две лошади, чтобы везти карету в Дедово. Но и ту и другую мне отдавали в обмен на что-то, а именно: в первом случае за то, чтобы я взяла с собой в имение некоего поручика Зимина, а во втором опять же в имение – на отдых! – просился незнакомый мне англичанин. Я толком не знала, кто он – дипломат, военный или писатель и что он вообще делает в Москве, которая никак не может привлечь внимание европейца или любого цивилизованного человека своим разоренным видом.

К тому же при мне как само собой разумеющееся осталась Хелен. Хотела быть моей горничной? Но таковую я собиралась подыскать себе сама. Меня вовсе не устраивала в этом качестве долговязая англичанка со снобистскими замашками.

И вообще на первое время мне хватило бы и Аксиньи, а потом я нашла бы себе горничную-француженку. С самого детства меня в качестве воспитательниц окружали именно француженки, и я не понимала, почему выбор мамы остановился на Хелен, к тому же так мало соответствующей маминым же понятиям о горничной.

Мало того что англичанка осталась при мне, не обсудив предварительно этого вопроса, она еще решила потащить за собой какого-то Джима, хотя его лошадь и нужна мне сейчас. Я уже начала бояться, что лошадь, которую пообещал Зотов, может издохнуть по дороге в Дедово, если она и в самом деле немолодая, как намекал поручик Зимин.

Единственное, что я в этот день еще сделала, так это навестила наших соседей, которые тоже совсем недавно вернулись в свой дом, в отличие от моего почти не пострадавший. Я не знала о них ничего, кроме фамилии – Федотовы, но, когда представилась, оказалось, что глава семьи Петр Пантелеевич был знаком с моим отцом. Как, впрочем, имел сведения о том, что он погиб.

– Знавал я князя, – вздыхал он. – Хороший был человек, царство ему небесное. Видный собой, статный, понятно, в кого дочка удалась.

Федотовы пригласили меня на чай, но я отговорилась занятостью – на следующий день нам предстояло выехать в Дедово. И попросила присматривать за домом, обещая в будущем прислать сюда рабочих и начать потихоньку его восстанавливать.

Я даже оставила соседям ключ от флигеля, и они предложили мне поселить там временно своего слугу – сторожить.

Иными словами, события с самого начала стали развиваться вовсе не так, как бы мне хотелось, и я уже принялась подозревать, что в самом ближайшем времени вовсе не буду хозяйкой положения. Но притом следовало отметить: пока я не могу пожаловаться на судьбу – все эти непредвиденные события не шли в противоречие с задуманными мной планами.