Прикосновение ненависти

8

РЕН

Моя Скарлет.

Моя.

Разгуливает на гребаной вечеринке в колледже практически без одежды.

Что, по ее мнению, должно произойти? Она должна знать, что случается с девушками, которые играют с огнем, — они обжигаются.

Что-то близкое к ярости пронзает меня.

Никто не увидит ее такой. Только я.

Моя. Это слово гремит у меня в голове.

Месяцы слежки за ней, наблюдения издалека, проверки ее квартиры, когда охрана, приставленная Ксандером, ходит за ней по пятам на занятия и обратно, ничто по сравнению с трепетом от того, что я прижимаю ее к себе. Наконец — то.

Спустя столько времени она снова в моих объятиях, где ей самое место.

Столько времени было потрачено впустую. Желание, тоска и существование на периферии ее жизни заставили меня чувствовать себя плохо — я никогда не был достаточно уверен, чтобы отступить, никогда не был настолько безумен от потребности упасть в бездну сумасшествия, когда ее нет рядом. Я сохранял рассудок в течение двух лет, ловя по возможности ее частички.

Запах ее подушки. Пара нижнего белья, украденного из ее комода.

Видеть, как она идет по кампусу, наблюдая издалека. Удовольствие слышать ее легкий звенящий смех, когда она с Тессой, но не более того. В остальном, когда она одна, смеха не слышно. И никаких других друзей, насколько я знаю.

И мужчин тоже нет. Это к лучшему по многим причинам.

Я бы не хотел убивать какого-то тупого ублюдка за то, что у него хватило наглости приблизиться к ней, когда она принадлежит мне и всегда будет принадлежать.

Она знает, что она моя.

Иначе зачем ей было беречь себя для меня все это время? Два года прошло с той ночи в ее спальне, и с тех пор к ней не прикасались мужчины. Знаете почему? Потому что ни один другой никогда не сравнится с тем, что я дал ей, так зачем утруждать себя попытками.

Скарлет. Мой ангел.

Очевидно, ей нужно напомнить о том, что происходит, когда она теряет бдительность. Она пробиралась сквозь толпу, потерянная, как хрупкая роза, которую вот-вот раздавят в безжалостном кулаке.

У меня не было выбора, кроме как отреагировать. Спасти ее от самой себя, что в то время означало спасти ее от ситуации, в которую она сама себя загнала. Годы стремления ощутить ее кожу, ее миниатюрное тело сделали меня беспомощным перед желанием обнять ее.

А желание, которое взорвалось во мне, когда я это сделал — неописуемо.

Вот она. Совсем рядом, и никуда не денется. Ей бы больше повезло пробиться сквозь кирпичную стену, чем протиснуться мимо меня.

Я не собираюсь отпускать ее сейчас. Особенно, когда она так чертовски хорошо прижимается к моей груди, уютно устроившись там, где ей самое место, ее нимб достигает моей груди. Черт побери, она так хорошо пахнет — даже в этой дурацкой маске я чувствую запах ее духов, ее шампуня, ее кожи.

Лавандовый. Очищающий. Успокаивающий.

Этого недостаточно. Я знаю, как хорошо она пахнет в другом месте. Аромат запечатлелся в моей памяти на два года, и ничто никогда не могло сравниться с тем эффектом, который он оказывает на меня. То, как он заглушает постоянный шум в моей голове. Это единственное, что помогает.

Полагаю, менно в этом я нуждаюсь сейчас. Больше, чем в освобождении от агонии невозможности прикоснуться, поцеловать и попробовать на вкус.

Она — мой покой. Мое утешение. Я слишком долго жил без нее.

Наклонившись, прижимаю ее к углу, мои руки на ее плечах. Я давлю на нее, толкая за пределы возможного. Я знаю это, но ничего не могу с собой поделать. Я словно не контролирую себя, моя единственная цель — удовлетворить внутреннюю потребность.

Это эгоистично и дерьмово, но я так долго ждал ее. Это все, что поддерживало меня в те моменты агонии.

Я в доли секунды от того, чтобы потереться своим ноющим членом о ее теплое тело. И не успеваю уступить двум годам сдерживаемой потребности, как до меня доносится шепот.

— М… Мне… Мне… страшно.

Я едва слышу это из-за безумно громкой музыки, угрожающей разорвать мои барабанные перепонки. Чтение по ее губам — это все, что превращает мягкий звук во что-то реальное.

Она напугана. Я пугаю ее. Это последнее, чего я хочу, особенно после столь долгого отсутствия.

И все же, каким мужчиной это делает меня? Знать, что я возбужден, даже когда она боится. Что, если бы я не слышал, как она говорит, я бы рванулся вперед? Моя хватка ослабевает, прежде чем я принимаю сознательное решение сделать это.

Как я мог не заметить ужас на ее лице? И то, как она дрожит. Ее отрывистое, неглубокое дыхание. Неужели я так сильно напугал ее? Еще немного, и у нее начнется гипервентиляция.

Желание сорвать маску и показать, что ей нечего бояться, почти так же заманчиво, как идея трахнуть ее здесь и сейчас. Никто бы даже не заметил, все слишком заняты выпивкой и вечеринкой, чтобы обращать внимание на парочку в углу. Черт возьми, сомневаюсь, что мы единственные, кто занят подобным делом.

Нет. Это не то, чего она заслуживает. Я не собираюсь брать ее таким образом, как бы ни скучало по ней мое тело. Мне нужна доза. Она нужна мне.

Но не таким образом.

Вместо того, чтобы погрузиться в ее киску, как того требует каждая клеточка моего существа, я делаю глубокий вдох, который наполняет мои легкие до отказа.

Узнай меня. Дыши. Я не причиню тебе вреда.

Сомневаюсь, что она услышит, если я произнесу эти слова вслух, но я не смею рисковать. Я не могу позволить ей узнать меня. Кто сказал, что она не ненавидит меня после тех лет, когда я был вынужден держаться подальше от ее жизни?

Я делаю еще один медленный, обдуманный вдох в надежде достучаться до нее. На этот раз она следует моему примеру. Ее тело начинает расслабляться — я не понимал, насколько она была напряжена. Она была готова драться или бежать. Испуганный маленький кролик в лапах волка. Потерянный ангел, нуждающийся в защите и утешении.

Рад, что вовремя нашел ее. Я тот, кто ей нужен.

Вдох за вдохом, и она расслабляется. Начинает доверять мне. Я не стану терзать ее, как это сделал бы волк. Со мной ей ничего не грозит. А вот от остального мира ей нужна защита.

Ее глаза, все еще красивые и сияющие в тусклом свете, скользят поверх моей маски. В них горит то, что я уже видел ранее.

Думаю, она полностью осознает, в чьих объятиях находится.

Последние два года я ломал себе хребет, чтобы избежать разоблачения, только для того, чтобы она узнала обо мне сейчас. Это не должно быть таким уж сюрпризом. Я всегда знал, что наша связь крепка. Что она не поблекнет даже перед лицом времени.

С чего бы это? Она — это все, чего я когда-либо захочу, все, чего хотел, даже когда знал, что она единственная женщина в мире, которой я не мог и не должен обладать.

Поэтому я не могу избавиться от нее. Мне легче забыть о своей правой руке, чем о ней. Между нами есть что-то такое, что не могут нарушить ни время, ни расстояние, ни все известные человеку законы.

Она моя. Она знает это.

Только мысль о том, что она знает правду, удерживает меня от того, чтобы наброситься на нее, когда она кладет руку мне на грудь. Если бы я хотя бы вообразил, что она прикасается к другому мужчине, кроме меня, трудно сказать, что бы я сделал. Я был уверен, что ни один мужчина не сблизился с ней, даже за время моего отсутствия.

Нет. Она знает, что это я. Она чувствует это, даже если не понимает, откуда взялось это чувство. Я должен в это верить. Когда ее рука скользит вверх по моей груди и по плечу, она знает, что прикасается ко мне. Мужчина, который поставил целью своей жизни защищать ее, чего бы это ни стоило.

Грохот музыки, эхом отдающийся в моем теле, ничто по сравнению с биением моего сердца. Я голоден, так чертовски голоден по ней. Малейшего прикосновения почти достаточно, чтобы сломать мою. Мое тело напрягается, ожидая большего. Требуя этого.

Без слов я показываю ей, как она мне нужна.

Прижимаюсь к ней, почти раздавливаю ее в отчаянном желании быть ближе. Прикоснуться к ней всей, почувствовать ее всю на себе. Она задыхается, звук теряется в шуме пьяной вечеринки. Я чувствую это по тому, как расширяется ее грудь, прижимаясь ко мне. Сиськи, которые уже выглядят достаточно хорошо, чтобы их можно было съесть в этом платье, выставленные напоказ, как будто она предлагает их всем.

Предлагает их мне. Никому другому. Только мне.

Если бы я действительно был волком, я бы облизывался и угрожал снести ее дом.

Как бы то ни было, мне приходится довольствоваться тем, что провожу рукой по ее руке, по бедру. Она даже не вздрагивает, не говоря уже о том, чтобы оттолкнуть меня. Нет, она наклоняет бедра вперед. Приглашая. Ее губы приоткрываются, и, боже мой, я хочу поцеловать ее. Дышать вместе, пробовать ее на вкус и услышать тихие вздохи, теряющиеся у меня во рту, когда я вторгаюсь в ее рот своим языком.

Это пытка, но я жду, пока порыв пройдет, прежде чем позволяю своей руке скользнуть ниже, к тому, что осталось от короткого платья. В мгновение ока я касаюсь обнаженного бедра, мягкого и податливого.

Столько воспоминаний. Они захлестывают меня, и внезапно вечеринка исчезает. Нет идиотов-студентов, натыкающихся на меня сзади. Нет липкого пола от пролитых напитков. Все это исчезает, пока не остаемся лишь мы вдвоем. В ее спальне. У нее снова день рождения, и именно я открываю подарок.

Открываю ее, исследую.

Пытаюсь игнорировать болезненную эрекцию, грозящую порвать молнию. Почти ничего не изменилось.

Как и мягкость ее кожи. Упругость ее бедра. То, как она оживает от моего прикосновения. Она должна знать, что это я.

Кто еще мог воспламенить ее малейшей лаской?

Она выгибает спину, ее рот приоткрывается, когда мои жадные пальцы прокладывают себе путь между ее ног. Хотя ей нелегко их раздвигать, она также не сжимает их крепко.

Она слишком занята тем, что держится за меня, обхватив мою шею руками. Я — ее спасательный плот в беспокойном море от того, что мои прикосновения лишают ее ног сил. Я нужен ей, если она хочет удержаться на них. Я нужен ей.

Чувствую себя королем за мгновение до того, как обхватываю ладонью ее холмик. Желание угрожает поглотить меня, но я пробиваюсь сквозь головокружительные волны жара, игнорируя их шипение в пользу того, чтобы заставить ее гореть.

Черт. Она уже на полпути, влага начинает просачиваться в ее трусики, плоть под ними горячая и мягкая.

Она немного оседает, ее тело почти сливается со стеной, ноги раздвигаются шире, чтобы моя рука могла полностью коснуться ее центра. Тыльная сторона моей ладони оказывается на одной линии с ее холмиком, и я надавливаю, потирая маленькими кругами. Ее грудь поднимается и опускается так быстро, что я уверен, она тяжело дышит. Ее ногти глубоко впиваются в кожу на моей шее.

Я наслаждаюсь этим ощущением, которое балансирует на тонкой грани между болью и удовольствием. Если все будет по-моему, она порвет кожу к тому времени, как все закончится. Я буду считать это неудачей, если кровь не потечет у меня по спине к тому времени, когда снова исчезну из ее жизни.

Но не совсем. Я никогда не сделаю этого полностью.

Черт, мне нужно больше. Этого недостаточно.

Наклоняясь, я касаюсь щекой ее виска. Хотел бы я, чтобы мы были кожа к коже, но, по крайней мере, сейчас я могу вдохнуть ее легкий цветочный аромат. Под лавандой чувствуется намек на ваниль, и все, что он делает, — это будоражит мысленный образ, как я пожираю ее. Не только ее киски, но и всю ее.

Если бы это означало впитывать ее сладость и всегда носить ее с собой, это именно то, что я бы сделал. Она так сильно нужна мне. Она так необходима в моей жизни.

Звуки, которые она издает, слышимые теперь, когда ее рот находится рядом с моим ухом, могли бы поставить мужчину на колени. Она мурлычет, как котенок.

— О… о боже, — стонет она, заставляя меня усилить давление на ее клитор. Это далеко не то, чего кто-либо из нас действительно хочет, но пока этого достаточно, чтобы заставить ее прижаться ко мне и потереться своей хорошенькой киской о мою руку.

Возьми. Возьми то, что тебе нужно.

Я так много хочу дать ей, почти так же сильно, как жажду того, что, я знаю, она дала бы мне. Ее пальцы в моих волосах. Ее сладкие, нежные поцелуи. То, как она стонет мое имя — никто никогда не произносил его так, как она, превращая в молитву.

Лучшее, что я могу сделать, — это представить, прокручивая в голове звук того, как она распадается на части благодаря моему языку.

Рен… Рен… Я закрываю глаза, отдаваясь воспоминаниям. Фантазиям. Она знает, что это я, единственный мужчина, который когда-либо прикасался к ней таким образом. Ни один из бесполезных придурков, танцующих, пьющих и трахающихся вокруг да около, не мог сделать этого с ней. Они бы не знали, с чего начать.

Потому что они ее не знают.

Не так, как я.

— Пожалуйста… не останавливайся… — хнычет она сквозь музыку и шум крови в моих ушах.

Мои зубы скрипят, и мне почти приходится прикусить язык, чтобы не подбодрить ее. Остановить себя от того, чтобы прошептать ее имя и сказать, какая она сладкая, как чертовски жарко, когда она двигает бедрами, дрожа, прижимаясь ко мне. Она добивается своего освобождения, как только может.

Как это мощно. Развратить ее. И даже дурацкий нимб ангела теперь прикреплен криво. Каким-то образом это небольшое несовершенство только делает ее более совершенной.

Этого недостаточно. Пусть я не могу провести языком между ее губами и впитать все до последней капли, словно это последнее, что я когда-либо попробую, но по крайней мере она будет со мной таким образом. В конце концов, я уйду с этой вечеринки, с частичкой ее на своих пальцах.

Она выгибается мне навстречу, когда я отодвигаю трусики в сторону, практически сдирая промокшую ткань с ее пухлых губ, чтобы позволить моим пальцам прощупать ее щелочку. Дрожь пробегает по мне — она такая влажная, с нее капает, и все из-за моих прикосновений. Я владею ее телом.

В этом есть что-то опасное. Незаконное. Такое же незаконное, как желание, которое мучило меня все эти годы. Опасность делает все еще горячее.

Более интенсивнее.

Нравится интенсивность реакции Скарлет, когда я прикасаюсь к ее обнаженной коже. Ее гладкие, чувствительные складочки. Как бы я хотел войти в нее пальцами, погрузить их поглубже и трахать, пока вечеринка продолжается.

Сознательным усилием я отбрасываю эту идею подальше, пока она не пустила корни и не повела нас по дороге, по которой она еще не ходила. Она все еще девственница; она должна быть такой. В ее жизни не было ни одного мужчины, кроме меня.

Тем не менее, игры с ее клитором недостаточно. Я должен дать ей то, чего она еще никогда не испытывала. Когда у меня снова будет такой шанс?

Ее сдавленный вздох — почти визг — когда я обхожу ее тугой вход, наполняет мои уши и заставляет меня сдерживать стон. Мой член разорвется надвое, если это будет продолжаться еще долго. Если я смогу заставить ее снова кончить для меня после стольких ночей, проведенных в дрочке при воспоминании о том, как я ел эту сочную киску, это того стоит.

Мне в любом случае все равно.

Для нее в мире нет ничего, кроме меня. Темный, молчаливый незнакомец, которого она когда-то боялась, теперь дразнит ее девственную дырочку, касаясь самого края, а затем едва проникает внутрь, чтобы не причинить ей боль неистовыми толчками, которых требует инстинкт. Все мысли, зрение, обоняние, слух, все остальное в ее сознании свелось к кончику моего указательного пальца и тому, как он заставляет реагировать ее тело.

Вскоре уже весь мой палец медленно проникает в ее б4езумно тугой канал, а она задыхается в такт каждому уверенному толчку.

При одной мысли о том, как она будет ощущаться вокруг члена, с моего кончика капает преякулят, и мне приходится зарычать, как волку, которым я предположительно являюсь.

Это слишком. Я не знаю, смогу ли пройти через это без…

— Рен, да, пожалуйста!

Она произнесла мое имя. На полсекунды я ошеломлен.

Черт возьми, да, ей нужно, чтобы я был добр к ней, защищал ее. Быть сильным, каким я был все это время, держаться от нее как можно дальше, даже когда уверен, что это убьет меня. Я бы умер за нее. Меньшее, что я могу сделать, это позволить ей кончить, не поддаваясь своим основным инстинктам. Я нехороший человек. Я это знаю. Она это знает. Все это знают, но я бы сделал все, чтобы ей было хорошо.

Она потерялась в своем удовольствии, извиваясь в тесном пространстве между стеной и моей грудью. Да, ангел. Давай. Кончи для меня. Ее соски становятся твердыми пиками, и я чувствую их сквозь тонкий материал ее костюма. "Завелась" — это мягко сказано. Я бы сказал, что она в огне.

Мои пальцы скользкие, и мне хочется, чтобы музыка затихла, чтобы все вокруг замерло, дабы я мог насладиться влажными, неряшливыми звуками, которые, как я знаю, услышу вместе с ее вздохами. Стонами. Беззвучными для всех, кроме меня — как и должно быть. Они принадлежат мне, каждая ее частичка.

Закрывая глаза, я вдыхаю так глубоко, как только могу, держа ее в своих объятиях, пока ее ногти скользят по моей спине от плеча к плечу. Она так же безумна, как и я, темнота в ней вырывается на свободу в эти последние мгновения. Я ввожу палец быстрее, с каждым толчком ладонь шлепает по ее клитору. Дополнительное давление заставляет ее еще больше обезуметь.

— Черт, Рен. Я собираюсь кончить, — скулит она, прижимаясь ко мне.

Все, что я могу сделать, это улыбнуться, заставляя ее двигаться быстрее, заводя ее все выше и выше, зная, какой будет награда.

Мир замирает, как и ее тело. Все останавливается. Дрожь пробегает по ней, мышцы трепещут вокруг моего пальца, крепко сжимая меня.

Моя.

И она это знает. Я должен верить, что она знает это сейчас, трепеща вокруг меня после оргазма, покрывая мои пальцы своим медом в одном спазме за другим.

Чего бы я только не отдал, чтобы ощутить ее на своем члене, здесь и сейчас. Всегда.

Я поднимаю голову и вижу, что она прижимается ко мне, ее дыхание затруднено.

Ее взгляд мечтательный, сознание затуманено чем-то настолько взрывным. Эти голубые глаза встречаются с моими сквозь маску и затрагивают что-то глубоко внутри меня. Ту часть, к которой может прикоснуться только она.

Да. Глубоко в душе она знает.

Для меня этого достаточно, чтобы сделать последний вдох, в последний раз насладиться ею, прежде чем придется снова исчезнуть. Я поправляю ее платье, стараясь прикрыть ее. Никто не увидит ее и не насладится этим телом. Никто, кроме меня.

Она открывает рот, когда я отхожу, на ее лице появляется затравленное выражение, но все, что она говорит или могла бы сказать, теряется в шуме вечеринки, которая продолжалась все это время.

— Я буду недалеко, — говорю ей, прежде чем повернуться спиной.

Не думаю, что она меня услышала, но это успокаивает меня самого. Ксандер должен быть благодарен, что я так внимательно слежу за ней. Вопреки всем фибрам своего существа, я соскальзываю обратно во тьму, оставляя своего ангела до следующего раза.