Приманка для мужчин

ГЛАВА 19

Правда… Всю свою жизнь Керни Фокс балансировал на грани между правдой и ложью, совершенствуясь в трудном искусстве вранья с самого раннего детства. Например, рассказывал всем подряд, что отец его погиб при известном кораблекрушении «Эдмунда Фитцджеральда» на озере Верхнем, а по правде его отцом был дядя его матери, портовый рабочий из Дулута, который трахал все, что шевелится недостаточно быстро, чтобы спастись бегством.

Керни врал естественно, не задумываясь, как дышал, и искренне не понимал, почему другие этого не делают, если ложь может избавить твою задницу от бед. При условии конечно, что врешь умеючи.

Поэтому сейчас он помирал со смеху при мысли о том что именно правда поможет ему наварить такие бабки.

— Я знаю правду, — сообщил он в трубку, в целях конспирации понизив голос почти до шепота. Сам себя он почти не слышал, хоть и забился в темный, глухой закуток возле туалетов. Шум «счастливого часа» (по вечерам в «Красном петухе» один час торговали пивом за полцены) долетал и сюда. В бильярдной за его спиной Джин Харрис разбил треугольник в игре на девять шаров, и нестройный хор возгласов и поощрений заглушил стук раскатившихся шаров. Керни заткнул пальцем свободное ухо, прижался губами к трубке.

— Я тебя видел. Там, в тачке Джарвиса. Он звонил уже второй раз — чтобы его новый приятель подумал хорошенько, попотел, просчитывая возможные последствия, прикинул, какова нынче плата за молчание. Этот звонок — первый вклад в его будущее состояние. «Блин, да так я заделаюсь асом шантажа», — подумал Керни, беззвучно хихикая и ухмыляясь в шершавую холодную трубку телефона-автомата. В сортире напротив спустили воду, и ему пришлось еще подождать, пока стихнет шум.

— По-моему, пять тысяч наличными будет в самый раз, а?

Трейс вырулил на стоянку у «Красного петуха» и поставил велосипед рядом с фургоном «Пепси». Достал из кармана две монеты по двадцать пять центов, купил в автомате банку минералки и осушил ее в несколько больших глотков. Газировка смыла осевшую в горле пыль, желудок расперло от пузырьков, и Трейс громко рыгнул.

Ничего, никто не слышит. Через пять минут закончится «счастливый час», и все, кто торчит в баре, давятся за последней кружкой дешевого пива. Вот бы и ему тоже.

Мужчине после тяжелой работы в поле позволительно пропустить кружечку-другую.

Он сдержал данное шерифу Янсену слово и работал как вол — сначала под палящим солнцем закидывал в фургон брикеты сена, пока мышцы рук и плеч не стали тверже камня, а потом на сеновале, где было душно и пыльно, только успевал поворачиваться, складывая брикеты, которые поступали с элеватора.

Он в жизни так не вкалывал. Руки болели от тридцатикилограммовых тюков — сколько он их перекидал? Сказать по правде, болело и ныло все тело от шеи до пят, будто его долго били палками. К вечеру одежда пропиталась потом, хоть выжимай; кожа зудела от прилипших мелких соломинок. Травяная труха застряла в волосах, набилась в уши, брови, ресницы.

Как он понял по ворчанию своих напарников, убирать сено не любил никто: жара, грязь, спина к концу дня просто разламывается, а день долгий. Тому, кто вел трактор, было легче, но этим обычно занимались женщины или старшие, как на ферме у Янсена. За работой следил Пит Карлсон, а тягловой силой были двое его сыновей и Трейс.

Эти Карлсоны оказались неплохими ребятами. Семнадцатилетний Райан и пятнадцатилетний Кейт. Они показали Трейсу, что надо делать, добродушно поддразнивали, называли городским белоручкой, но совершенно необидно. Уже к концу дня они дурачились втроем, как старые друзья. Райан даже пригласил на бейсбольный матч сегодня вечером. Как он сказал, команда укомплектована, но лишние запасные игроки никогда не помешают.

Туда Трейс и направлялся, хотя за день вымотался так, что был готов рухнуть на месте и проспать целую неделю. Но как отказаться от бейсбола, ведь Эми тоже придет!..

Эми… При мысли о ней у Трейса екнуло сердце. Господи, какая же она красивая. Когда они работали, она приносила им попить. Кейт и Райан тоже глазели на нее — еще бы! — но только Трейсу она дала понять блеском глаз и тем, как морщила носик, когда улыбалась ему, что ее парень — он. Да, вот так. Трейс изумленно покачал головой. В один момент вся его жизнь изменилась.

Он смял пустую жестянку и с пяти метров метко забросил в мусорный бак. Дверь бара отворилась, и в проеме появился Керни Фокс с банкой пива в одной руке и сигаретой в другой.

— Привет, где тебя весь день носило?

Вот повезло так повезло, с досадой подумал Трейс. Сталкиваться с Керни совсем не входило в его планы, наоборот — он предпочел бы не видеть его всю оставшуюся жизнь, но что уж теперь… Он привалился к фургону «Пепси», сунул руки в карманы джинсов.

— Я работал, — коротко ответил он.

Керни отхлебнул пива и презрительно рыгнул.

— Работал? — протянул он. — Где работал? Вот уж не думал, что в этом сраном городишке кто-нибудь тебя возьмет.

— Да, благодаря тебе, — буркнул Трейс.

— Эй, ты куролесил так же, как и я.

— Идея была твоя.

Керни попятился, как будто перемена в настроении Трейса смертельно оскорбила его, и вызывающе вздернул остренький подбородочек.

— Да кто ты такой, мать твою — баба, что ли? Постоять за себя не можешь? Я-то думал, ты мужик. Извини, ошибся, наверное.

Трейс промолчал, только бросил на него яростный взгляд.

Керни затянулся и выпустил из ноздрей две струи дыма.

— Так у кого же ты работаешь?

Ответ застрял у Трейса в глотке. Не надо быть гением, чтобы догадаться, как Керни отнесется к тому, что он работает у шерифа. Нет уж, черта с два. Мужчина имеет право работать где хочет и где есть работа.

— Грузил сено у Янсена.

— Черт! — Керни отскочил, взвизгнув кроссовками по гравию, бросил сигарету. — У шерифа? Ты что, идиот? У шерифа! Господи!

Он недоуменно покачал головой, затем решительно шагнул обратно к Трейсу. Его черные глаза по-звериному горели в темноте.

— Ты ведь ничего ему не сказал? — угрожающе спокойно спросил он, дыша прямо Трейсу в лицо. Тот поморщился.

— Ты что ел на ужин, пироги с дерьмом? Костлявое личико Керни ожесточилось, кожа туго обтянула скулы. Пожелтевшим от табака пальцемон больно ткнул Трейса под дых.

— Ты ему что-нибудь говорил?

— Нет.

— Тогда почему он тебя нанял? Ты ведь для него вонючий малолетний правонарушитель.

Трейсу очень хотелось возразить. Дэн Янсен счел его приличным человеком, назвал его мужчиной, дал ему шанс. Но он придержал язык. С Керни лучше не спорить, а помалкивать.

Отойдя от фургона, от Керни и его зловонного дыхания, он шагнул к велосипеду.

— Мне пора.

— Куда? — прошипел Керни. — У шерифа недососал? — Выражение его лица из высокомерного стало игривым, верхняя губа вздернулась, обнажив кривые, почерневшие зубы. — Или ты у его дочки хочешь пососать?

Трейс остановился. Мужчина никому не должен позволять так говорить о девушке.

Керни гадко хохотнул;

— Ну да, конечно, у тебя на нее уже стоит, а, Трейс? Спорим, она девочка что надо. Пробовал уже?

— Уйди, Керни, — сказал Трейс, медленно разворачиваясь. Его руки сами собой сжались в кулаки, гнев поднимался изнутри к горлу, как пар в скороварке.

Керни опять засмеялся, блеснув зубом.

— Давай, давай, колись. Лазил уже к ней в трусы или ещене дает?

— Не твое дело! — процедил Трейс.

Керни вразвалочку подошел ближе, закинул голову, ухмыльнулся.

— Боишься ее трахнуть, по первому-то разу?

Трейс замер на миг, будто пораженный молнией. В мозгу билась одна мысль: как он мог считать эту падаль своим другом? Как вообще мог общаться с ним?

— Может, надо показать тебе, как это делается, — щерился Керни. — Я-то, пожалуй, не против кинуть палку. Девочка как раз в моем вкусе…

Этот монолог завершился нечленораздельным воплем потому что Трейс, набычившись, пошел на Керни и ткнул его плечом в грудь. Керни оступился, плюхнулся на задницу и кубарем покатился по гравию, не выпуская из рук банку с пивом. Из банки, точно лава из миниатюрного вулкана, полезла белая пена; он отшвырнул ее и вскочил на ноги, сузив глаза и кривя губы.

— Ты, дерьмо собачье! — брызгая слюной, прошипел он и, размахивая кулаками, накинулся на Трейса, ударив его одновременно в живот и в нос. Очки Трейса отлетели в сторону, из носа густой, горячей струёй хлынула кровь. Он согнулся пополам, сквозь заволокшую глаза пелену боли заметил прямо у лица колено Керни, поймал его и с силой дернул на себя, отчего Керни снова рухнул на землю.

Вся накопившаяся за последние месяцы ярость хлынула наружу, как вода через разрушенную плотину. Трейс не пытался сдерживать ее поток. Он и так терпел сколько мог, до тошноты. Пусть выливается все — гнев, обиды, злоба последних лет. Пусть все это обрушится на Керни, пусть Керни один отплатит за всех, кто оскорблял и унижал его, — за отца, за Брока, за Шефера, за всех.

Он упал на бывшего приятеля, повалил его, успел раза два стукнуть как следует, и они в обнимку покатились по усыпанной гравием площадке, пыхтя и чертыхаясь. Трейс был выше и сильнее, но Керни, привыкший бороться за выживание в любых условиях, был выносливее. Посетители высыпали из бара, галдя и подначивая обоих. Трейс их не видел и не слышал ничего, кроме шума крови в ушах. Гнев, как кислота, сжигал его изнутри, застил глаза. Он дрался вслепую, не видя лица Керни даже в тот миг, когда снова оказался наверху и принялся колотить его головой об землю. Он не видел, как на краю стоянки с визгом затормозила полицейская машина, не слышал хлопка дверцы и криков Бойда Элстрома, помощника шерифа.

Элстром схватил его за шкирку, грубо встряхнул и поставил на ноги. Керни от греха подальше откатился в сторону и тоже поднялся, тыча окровавленным пальцем в Трейса.

— Ты что, спятил, мать твою!

У него была рассечена губа, из носа текла кровь. Левый глаз под упавшим на лоб клоком сальных темно-рыжих волос уже начал заплывать. Темно-коричневая рубашка в клетку выбилась из штанов, и на ней не хватало половины пуговиц. Под ней проглядывало голое тощее, худосочное Г тело. Грязный, растерзанный, хилый, Керни еще больше, чем обычно, походил на червяка.

Трейс выглядел не лучше. Его некогда белая футболка была вся заляпана капающей из носа кровью, на скуле темнела длинная косая ссадина. Костяшки пальцев были ободраны до крови. На левой штанине зияла прореха, в которую виднелось разбитое колено с прилипшими к ране крошками гравия. Ну и видок, наверное, у него сейчас — будто все дерьмо вытрясли. Лучше некуда. Идти играть в бейсбол в таком виде нельзя. И Эми показываться тоже нельзя. Проклятый Керни, от него одни неприятности, больше от этого недоумка ничего не дождешься. В каком же затмении надо было быть, чтобы искать дружбы с ним?

Элстром еще раз тряхнул его:

— Я спрашиваю, что тут происходит?

Противники обменялись взглядами. Керни харкнул и сплюнул два зуба. Трейс прижал к носу тыльную сторону кисти, пытаясь остановить кровь.

— Ничего, — пробормотал он и присел на корточки, .нашаривая очки. Перед глазами все расплывалось, но что-то блеснуло у его левой кроссовки. Вот они. Правое стекло разбилось. Трейс встал, нацепил очки, мысленно чертыхнувшись. С мамой случится удар, когда она это увидит. Проклятый Керни.

— Если вы, уроды, хотите вышибить друг другу последние мозги, делайте это за городом, — прорычал Элстром. Он стоял между ними, как рефери, положив правую руку на рукоять дубинки. — Мать вашу, у меня город полон туристов, и мне ни к чему, чтобы всякая шушера дралась на улицах. Надо бы скрутить вас обоих и погноить недельку в кутузке.

— Я ничего не делал! — завопил Керни, все еще тыча пальцем в Трейса. — Это все он начал. Убить меня хотел!

Трейс молчал. Что говорить, Керни родную мать продал бы, чтобы спасти свою тощую задницу от тюрьмы. Сволочь.

Элстром, сузив глаза, смотрел на младшего Стюарта. От этого парня одни проблемы, как и от его мамаши. Стерва. Вытянула из него то заявление для прессы, распалила, поманила — и в сторонку, как будто ничего ему не должна. Потом ее подружка застала его буквально без штанов. И без того все идет наперекосяк: дело ведет Янсен, чертова книжка так и не нашлась, изжога мучает, и опять-таки причина всех его бед — Элизабет Стюарт, да тут еще ее отродье… Бойд размахнулся и дал отродью такого тычка, что тот чуть не упал.

— Пошел, пошел отсюда. Убирайтесь оба. Еще раз поймаю на драке — жив не будешь. Тебя тоже касается, — буркнул он, глянув на Керни, и пошел к машине.

Керни поднял голову, шмыгнул разбитым носом, довольный, что опасность провести ночь в участке миновала.

— Ладно, уже иду, — осклабился он, хитро блеснув глазами. — Есть у меня еще одно выгодное дельце сегодня вечером.

Элстром сердито вытаращился на него, Керни хохотнул, развернулся и вразвалочку пошел прочь. К черту Трейса Стюарта. Сейчас у него на крючке рыбка пожирнее.

Луна висела высоко над каркасом «Тихой заводи». Керни сидел на прицепе вагончика, где находилась контора, и ковырял в носу. Он еще раз поздравил себя с удачным выбором места для встречи, оно же место преступления. Лучше не придумаешь, если надо напомнить кое-кому, какая глыба дерьма висит на ниточке над его головой.

Жутковатое местечко, подумал Керни, озираясь по сторонам; аж в дрожь кидает. В деревьях вокруг стройплощадки стонал ветер. Перед глазами возник старик Джарвис с перерезанным горлом. Керни и не знал, что тот помер, когда выглянул из своего укрытия у речки. Джа-рвис, как всегда, сидел за рулем своего паршивого «Линкольна», и рядом с ним еще какой-то тип. Но потом до него дошло, что Джарвис не шевелится, а тот, другой, что-то ищет в салоне.

Все-таки есть в жизни счастье. Как удачно, что он решил оставить машину в поле, у реки, и дойти до «Тихой заводи» пешком. Никто не увидит, никто за руку не схватит. Он хотел как-нибудь навредить Джарвису в отместку за то, что этот гад не взял его на работу, но, когда пришел, оказалось, что все уже сделано. Большего вреда человек человеку просто не может причинить. Керни не видел, как это произошло, но зато видел другое: кто это сделал.

На те денежки, что ему сейчас заплатят, он через связного в Остине купит большую партию товара и утроит свой капитал, торгуя «дурью» в Рочестере, где полно богатеньких деток, у которых предки работают в клинике Мэйо. Выгодное дельце, как ни крути. Керни быстренько прикинул, что при удачных раскладах еще до тридцати станет миллионером. Будет купаться в деньгах, менять девочек…

В лесу за его спиной треснула ветка. Озираясь, Керни вскочил на ноги, вынул палец из носа, схватился за торчащий за поясом пистолет. Из подлеска на опушку вышел опоссум, стрельнул похожими на его собственные черными глазками-бусинками и скрылся.

Мать твою, — облегченно вздохнул Керни, снимая руку с рукоятки пистолета, и повернулся обратно. Он еще успел увидеть занесенный над собой кистень, который через секунду раскроил ему череп.