Принц Полуночи

Глава 15

На протяжении трех недель и трехсот миль по многу раз на дню Эс-Ти думал о том, что она сказала.

«Вы докучаете мне. Вы беспокоите меня».

«Вы — обманщик».

Немо летел рядом, а он с рассвета до заката скакал на Мистрале. Через каждые три часа пересаживался на вороного, названного Сирокко. По дороге он научил обеих лошадей слушаться его руки, останавливаться с поводьями и без них, отступать назад, идти рысью и галопом. По утрам в течение трех часов, прежде чем пускаться в путь, он обучал одного Мистраля.

Чувство равновесия его не покинуло. Чудо не исчезало, и он стал привыкать к нему, не думая о возможных последствиях.

Теперь он без страха мог обдумывать дальнейшие действия.

Итальянец, француз и испанец, учившие Эс-Ти верховой езде, утверждали: множество лошадей создает наездника, один наездник создает лошадь. В своей жизни он ездил верхом на сотнях лошадей, но после Харона ему впервые попалась лошадь с таким же природным чувством равновесия и сообразительностью. Тренировки Мистраля наполняли его радостью. Со страстью и одержимостью обучал Мистраля фигурам поворота, добивался, чтобы тот аккуратно и одновременно поднимал передние ноги; потом научил его выбрасывать задние ноги, когда ударял его прутом по брюху.

Вороной Сирокко оказался честным флегматичным животным, которого трудно было заставить двигаться. Главной заботой Эс-Ти стало справляться с собственным нетерпением. Иногда вместо серьезных уроков он проводил утренние часы за игрой, показывая серому негодяю те же штучки, которым он обучил слепую французскую кобылу, или просто стоял рядом с Мистралем и почесывал ему холку.

Именно в эти спокойные минуты Эс-Ти вспоминал слова, сказанные Ли: «Вы докучаете мне. Вы беспокоите меня. Вы — обманщик».

Он оставил ее в городишке Рай и поехал один. Это напомнило отъезд рыцаря в поисках приключений: убьешь дракона — завоюешь даму.

Сумеет ли он завернуть ее в драконьи шкуры? Накормит ли ее драконовым супом? Построит ли ей замок из костей дракона?

Пусть тогда попробует говорить, что он обманщик.

Преподобный Джеймс Чилтон, может, и называл это место своим Небесным Прибежищем, но уже немало столетий оно известно всем как Фелчестер. Сначала это было укрепление римлян. Норманнские французы не сочли нужным выстроить здесь замок, но еженедельная ярмарка и брод через реку не позволили этому местечку умереть до пятнадцатого столетия. Оно дождалось удачи: какой-то его уроженец отправился в Лондон, разбогател и вернулся обратно. Этот гордый горожанин построил через реку каменный мост, обеспечив дальнейшее существование города Фелчестера.

Все это Эс-Ти узнал от Ли. Неожиданным оказалось очарование этого городка, умостившегося у подножия огромной горы — между ее уступами и рекой.

В своей остроугольной шляпе и плаще из толстой шерсти Эс-Ти чувствовал, что привлекает к себе внимание. Похоже, что все туристы, посещавшие образцовый город преподобного Джеймса Чилтона, одевались в священнические одежды и носили с собой псалтырь, а не шпагу.

— Видите, — я стараюсь, очень-очень сильно, — говорил мистер Чилтон. После часа пылкой лекции его сильно напудренные рыжие волосы торчали во все стороны. — Джентльмены, я с вами честен. Мы не можем ожидать рая на земле. Но теперь я хочу, чтобы вы осмотрели наш маленький дом. Пожалуйста, останьтесь у нас на ночь — и добро пожаловать. Любой укажет вам, где находятся спальни для гостей.

Гости-священники стояли кругом, кивая и улыбаясь. Чилтон с особой приветливостью улыбнулся Эс-Ти, протягивая ему руку. Несколько мгновений он, не моргая, глядел прямо в глаза Эс-Ти.

— Я так рад, что вы заехали, — сказал он. — Вас интересует филантропия, сэр?

— Я здесь из любопытства, — ответил Эс-Ти, не желая дать повода к просьбам о пожертвованиях. — Я могу где-нибудь поставить мою лошадь?

— Конечно, вы можете отвести ее в конюшню. Но вам придется самому за ней ухаживать. Это наше правило здесь. Каждый должен крепко стоять на ногах. Вы увидите, что все здесь очень услужливы и внимательны, когда в этом есть нужда. — Чилтон кивнул в сторону шпаги Эс-Ти: — Попрошу вас оставить это тоже в конюшне, любезный сэр. На наших улицах нет необходимости в этой вещи. А теперь… я должен предоставить вас самим себе и заняться подготовкой к полуденной проповеди. Приходите, пожалуйста, на чашку чая в дом священника через час. Потом, надеюсь, вы будете с нами присутствовать на богослужении, и мы еще поговорим.

Когда группа разошлась, Эс-Ти собрал поводья Сирокко и повел послушного вороного по главной улице в направлении, указанном Чилтоном. Он ответил на улыбчивый кивок идущей ему навстречу пастушки. Ее стадо из трех беломордых овец превратило всю сцену в пастораль, как будто сошедшую с сентиментальной гравюры.

Женское население Небесного Прибежища занималось своими делами в прекрасном расположении духа. Он слышал чью-то песню, доносившуюся через открытую дверь на другой стороне улицы.

В конюшне еще держалась ночная прохлада. Там не было ни людей, ни животных, но царила абсолютная чистота. Он поставил Сирокко в первое стойло, натрусил ему сена, накачал воды. Вороной сунул нос в ясли и только дернул ухом, когда Эс-Ти повесил на стену его седло. Поразмыслив, он решил не следовать пожеланию Чилтона — не снял портупеи со шпагой.

Стоя в дверях конюшни, он стал размышлять, как лучше провести разведку. Никто в этом городке не казался забитым, нигде не ощущалось атмосферы зла, а Чилтон… выглядел всего лишь грубовато-добродушным и довольно утомительным проповедником, если судить по его бесконечной речи о морали и правилах пребывания здесь.

Может оказаться трудным просто прикончить этого типа Эс-Ти сильно подозревал, что будет счастлив это сделать после нудного богослужения в Небесном Прибежище и долгого вечера заунывной философии Чилтона.

Он попытался мысленно увидеть лицо Ли, когда она рассказывала о том, что произошло здесь. Но вспомнил лишь ее голос, когда она отчитывала его.

Он начал сомневаться, в здравом ли она уме. Горе может лишить рассудка. Может, этого никогда и не было: ее семьи, отца, матери, потерянных сестер.

Он знал: ему следует забыть о Ли Страхан.

Но он уже здесь.

Главная улица расширилась у рыночной площади, открыв по одну сторону мост, а по другую — широкую аллею, обсаженную раскидистыми деревьями. В конце аллеи на крутом склоне горы стоял красивый особняк из серебристого камня с медным куполом и изящной балюстрадой.

Это он уже видел прежде. Фоном акварелей юной девушки служил этот симметричный фасад с высокими окнами: аристократический, прекрасный, дружелюбно-приветливый.

«Сильверинг, Нортумберленд, 1764…»

По склону взбирались аккуратные домики. Их венчала жемчужина — Сильверинг — одинокий и запущенный, как гордый старый придворный.

Эс-Ти ощутил внезапное горячее влечение к Ли. С невыразимой печалью смотрел на здание, где когда-то раздавался ее смех. И это заставило его почувствовать себя одиноким, покинутым, униженным.

Здесь жила семья. Чудесная, милая, веселая семья, — судя по рисункам Ли. Он — свидетель черного горя Ли.

Было ли так на самом деле? Может быть, страдание исказило ее восприятие прошлого? Но, стоя здесь, в уютнейшем городке, разглядывая величественный особняк, он ощущал обаяние жизни, которую вела Ли в родительском доме. Эс-Ти и сам иногда тосковал о таком гнезде, полном родственников, тепла и веселья, — о том, чего у него-то никогда не было.

Он не может ей этого вернуть! Он понял это внезапно, вглядевшись в мертвые окна особняка. Прошлое не вернуть! Нежные зарисовки в альбоме и этот заброшенный дом не имеют уже никакой связи. Мир акварелей исчез навсегда.

Дракон оказался выдумкой, и Эс-Ти никогда не сможет завоевать для нее то, чего ей действительно хочется, — жизнь, которую она потеряла.

Значит, он остался ни с чем. Ему нечем заслужить ее любовь. Он отточил клинок, достиг прежних успехов в фехтовании, хорошо обучил серого негодяя. И все это за три недели — так он спешил к победе.

И все попусту. Он может убить Чилтона и вернуться в Рай с его головой в корзине, но не получит взамен ничего, кроме отрывистого «спасибо». И как может быть иначе? Она убедила себя, что хочет отмщения, превратила Чилтона в преступника. Мщение станет бессмысленным, как только все совершится.

Она отвернется от Эс-Ти, уйдет, оставив его таким же, как нашла.

Каким жалким фатом он сейчас выглядит — пылкий рекрут, прибывший на поле брани и обнаруживший: кроме него, на нем никого нет.

Не придумав ничего лучшего, Эс-Ти направился обратно по улице, улыбнувшись хорошенькой девушке, сидевшей за кружевом в освещенном проеме двери.

— Пожалуйста… не скажете ли вы, где я могу найти себе что-нибудь поесть?

— Очень охотно, — ответила она, откладывая работу и вскакивая с крыльца. Потом подошла поближе. — Пойдите по главной улице в ту сторону, — указала она пальцем, наклонив голову к самому его плечу, перегнувшись через калитку, — повернете направо в сторону холма, в первый переулок за ярмарочным крестом. Минуете больницу и в первом доме налево найдете обеденный зал для мужчин.

Ее простой тесный чепец скрывал локоны, но голубые глаза и светлая кожа заставили Эс-Ти представить себе изобилие белокурых волос Ли.

С серьезной вежливостью он снял шляпу и поклонился:

— Благодарю вас, мисс.

Она изумленно уставилась на него.

— Мне это было нетрудно.

— Но мне это доставило истинное удовольствие. Однако я отрываю вас от вашей работы.

Постояв секунду, Эс-Ти медленно пошел по улице в ту сторону, куда она указала.

Гости-священники, вышедшие из магазина за несколько ярдов перед ним, негромко переговаривались, обменивались мудрыми кивками и глубокомысленными взглядами. Один из них прикоснулся пальцем к полям шляпы и в одиночестве пошел дальше.

В доме, где был обеденный зал для мужчин, на его стук никто не откликнулся. По запаху он нашел дорогу на кухню, но обвязанные фартуками повара вежливо-непреклонно сказали, что еда будет поставлена на стол только после окончания полуденного богослужения. Ему не дали даже пресной лепешки с горячего противня. Пришлось просто стащить одну. Однако они обнаружили это прежде, чем он успел улизнуть, и так искренне расстроились, что Эс-Ти вернул лепешку обратно.

Изгнанный с позором из кухни, он побрел обратно по главной улице. Все та же девушка по-прежнему вязала кружева у своей двери.

Эс-Ти облокотился на калитку.

— Они еще не подают, — печально сказал он.

— Да-да, — ответила она. — Не раньше чем после полуденной службы.

Он весело улыбнулся.

— Вы об этом не сказали.

— Извините. Вы очень голодны?

— Очень.

Она склонила голову к шитью. Потом посмотрела в обе стороны улицы. Помолчав секунду, чуть слышно проговорила:

— Я от вчерашнего дня оставила пирожок со свининой. Хотите?

— Только если вы разделите его со мной.

— Ох, нет. Я не могла бы… — Она опустила глаза к коленям, потом снова подняла их. — Я совсем не голодна. Но вы можете его взять.

Она исчезла в доме. Эс-Ти открыл калитку и поднялся по ступенькам. Ему вручили пирожок, завернутый в салфетку. Он уселся на крыльцо и усадил ее рядом:

— Присядьте же, мадемуазель, или я покажусь страшным невежей тому, кто сможет меня увидеть.

Минуту они сидели молча. Голодный Эс-Ти с удовольствием ел пирожок.

— Сэмюел Бартлетт, — всецело к вашим услугам, мадемуазель. Как я могу иметь честь вас называть?

— Я — Голубка Мира.

«Господи, помилуй», — подумал он.

— Чудесное имя, мисс, — сказал он. — Вы выбрали его сами?

— Мой господин Джейми выбрал его для меня.

Он наблюдал, как она растирает лоб. Потом снова склонилась к рукоделию.

— Вы нездоровы?

— О нет. У меня постоянно болит голова.

— Мне очень жаль. Может быть, следует обратиться к врачу.

— В этом нет необходимости. — Она улыбнулась увереннее. — Я совершенно здорова.

— Вы здесь давно живете?

— Несколько лет.

— Вам здесь нравится?

— О да.

— Расскажите мне — как вы сюда попали?

— Моя мать — дурная женщина — забрала меня у моего отца. Я никогда его не знала. У меня никогда не было еды вдоволь и одежды. Мать научила меня воровать. Она щипала меня, если я не приносила домой то, что она хотела.

— Вот как!

— Да, сэр. Я не знала, что поступаю нехорошо. Я была, как… как всего лишь муравей среди всех других муравьев. Но идти было некуда, и никому не было до меня дела. Потом мне встретились девушки, раздававшие одежду на перекрестке. Они дали мне юбку и чепец. Такие веселые, такие счастливые. Предложили мне стать их подругой. Взяли меня туда, где остановились, накормили и сказали, что я не должна возвращаться к моей матери. Когда я сказала, что мне больше некуда идти, дали мне денег, чтобы доехать на дилижансе до Хексхэма. Оттуда я пешком пришла сюда. Меня встретили так же приветливо, как и вас. Это чудесное место. Просто как семья.

— Правда? Может, я к вам присоединюсь?

— Давайте! — весело воскликнула она. — Мне бы этого так хотелось! Вам одиноко. Я наблюдала, как вы гуляете совсем один. Другие люди, когда приезжают, всегда ходят группами. Они не понимают, что это такое — быть в стороне. Они думают, Прибежище — это хорошее место, потому что мы много работаем. Это так, но самое хорошее — мы любим друг друга, мы никогда, никогда не одиноки. Приезжает множество девушек, чтобы присоединиться к нам, но не очень много мужчин. Только особые.

Эс-Ти прислонился к дверному косяку и сдвинул шляпу на глаза.

— И вы думаете, что я особый, да?

— О да. У вас благородная душа. Это видно по выражению вашего лица. Поняла это, как только вас увидела. Я обычно не разговариваю с гостями, но я была рада говорить с вами.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Вы не представляете себе, какое это для меня редкое удовольствие — слышать такие слова.

— Кто-то обидел вас.

— Я был глуп. Все та же старая история.

— Это потому, что вы не туда направили свою веру. Здесь мы не отчаиваемся и не чувствуем себя покинутыми или одинокими.

— Как приятно.

— Тепло, — сказала она. — Люди холодны, правда? Они говорят жестокие вещи, и им не угодишь. Здесь мы принимаем вас таким, какой вы есть, даже если вы не безупречны в глазах людей мирских.

— Я далеко не безупречен — в чьих угодно глазах, могу вас уверить.

— Все Божьи люди безупречны, — ответила она. — И вы тоже.

Начал звонить колокол, и она собрала свое кружево.

— Это полуденная служба. Вы пойдете со мной? — Она бросилась в дом и через несколько мгновений снова вышла, закрыв за собой дверь. Когда он поднялся, она взяла его под руку и начала спускаться по ступенькам. — Все захотят с вами познакомиться.

Эс-Ти намеревался тихонько ускользнуть, прежде чем эта угроза сможет осуществиться, но Голубка Мира порывисто увлекала его за собой и знакомила со всеми, кто им встречался. Он оказался внутри маленькой каменной церкви на первом ряду, окруженный спереди подставками для молитвенников, с одного бока — гостями-священниками, а с другого — прихожанами Чилтона. На первых трех рядах сидели только мужчины, женщины — сзади. Голубка Мира растворилась в толпе, после того как познакомила его с соседом справа с интересным именем — Истинное Слово.

— Я глубоко потрясен, — пробормотал священник в здоровое ухо Эс-Ти, — а вы?

Эс-Ти кивнул и пожал плечами. Он мрачно смотрел прямо перед собой, туда, где алтарь, кафедра и вся передняя часть церкви скрывались за длинными полосами фиолетового шелка, сшитыми вместе и прикрепленными к потолку.

Шум постепенно стих, наступила полная тишина. Одна девушка прошла вперед и опустилась на колени перед фиолетовым шелком. Лицо ее скрывала длинная белая вуаль, наброшенная поверх чепца.

Эс-Ти ожидал услышать органную музыку и хор.

Ничего этого не было.

Истинное Слово застыл, глядя перед собой на фиолетовый шелк, не мигая и не шевелясь. Священник, сидевший по другую сторону Эс-Ти, наклонил голову; губы его шевелились в неслышной молитве.

Эс-Ти позволил себе забыться, вспоминая другие церкви; роскошные соборы Италии его детства, звонкие голоса мальчиков посреди витражей и устремленных ввысь стен. Он думал о своих незаконченных картинах, об образах, которые бы хотел создать. Удастся ли ему когда-нибудь передать истинное благоговение Амьенского собора, внутреннюю тишину, источаемую аркой из света и теней?

Внезапно церковный колокол начал бешено звонить. Истинное Слово поймал руку Эс-Ти. Теперь Эс-Ти сидел, смущенно сжав губы.

Из-за паруса фиолетового шелка появился Чилтон, одетый в простое черное одеяние. Стоя перед собравшимися, он начал свою очередную проповедь — многословное речение о спасении и жизни своей паствы. Хватка Истинного Слова становилась сильнее. Он попытался кинуть на священника гневный взгляд, но тот, казалось, был всецело поглощен проповедью Чилтона.

Потеряв надежду вырваться, Эс-Ти уставился на свою шляпу. Краешком глаза он мог увидеть, что все прихожане взялись за руки, даже девушки, стоявшие в проходах. Ближайшая из них держала за руку мужчину, сидевшего с краю скамьи.

Голос Чилтона звучал со все возрастающим чувством, Эс-Ти решил, что тот выглядит крайне эксцентрично: напудренные, оранжевого цвета волосы, по-детски открытые глаза, двигавшиеся по рядам слушателей. Изредка они останавливались, чтобы впиться в кого-нибудь одного. Он обращался ко многим своим прихожанам, для каждого имея несколько слов и получая прочувствованные ответы на призывы признаться в грехе. Когда он вскричал: «Истинное Слово!», — Эс-Ти почувствовал, как сосед сильнее сжал его руку.

— Истинное Слово… — и голос Чилтона упал до шепота, — твой господин обо всем знает. Ты покаешься?

— Жадность! — выкрикнул Истинное Слово. — Грешное желание и алчность!

— Не откажешься ли ты от них? — мягко спросил Чилтон. — Не склонишься ли со стыдом и печалью?

— Ох, господин, простите меня! — Истинное Слово уткнулся головой в свои колени. Эс-Ти попытался вырвать свою руку, но пальцы соседа сильно сжались. — Нет! — прорыдал Истинное Слово, тряся головой. — Не отказывайте мне во врачующем прикосновении!

— Пшел вон, — пробормотал Эс-Ти, выдергивая руку.

Истинное Слово потянулся, снова поймал ее и прижал к щеке. Все смотрели на них. Под давлением всеобщего внимания Эс-Ти сделал глубокий вдох. Огненный жар стал заливать его шею и лицо.

Чилтон улыбнулся и стал не мигая смотреть на Эс-Ти.

— Чувствую силу, — прошептал он. — Чувствую, как от вас исходит врачующая сила, мистер Бартлетт. В меня. В человека по имени Истинное Слово. Во всех здесь присутствующих! Вы это чувствуете?

Где-то в задних рядах начался гул. Эс-Ти ощутил, что ладони его начинает покалывать: слабый зуд быстро усилился до странного жжения — ничего подобного он никогда не испытывал. Кожу головы и рук саднило, все тело как-то мелко, противно пульсировало, словно мышцы перестали ему повиноваться. На фиолетовом шелке у него перед глазами начали загораться узоры, сливаясь в какую-то картину.

Он слышал стоны и всхлипы. Голос Чилтона звучал все громче и громче, приглашая его прийти, называя его по имени. Ему стало казаться, что он теряет сознание: узоры на шелке все увеличивались, готовые захлестнуть его.

— Дайте мне ее! — взывал Чилтон. — Дайте мне силу — не надо страдать. Придите ко мне. Пусть сила придет ко мне!

Эс-Ти вновь вырвал свою руку у священника. Ощущение тяжелой пульсации исчезло, оставив после себя только покалывание в каждой клеточке и затухающие искры перед глазами. Он поднялся, желая бежать отсюда. Но Истинное Слово воспрепятствовал этому. Эс-Ти обнаружил, что Чилтон стоит прямо перед ним.

— Передайте ее мне! — воскликнул Чилтон, протягивая к нему руки. — Передайте мне вашу жизненную силу, чтобы я мог использовать ее по предназначению!

Эс-Ти поднял свободную руку, чтобы оттолкнуть этого человека, и болезненная световая дуга ударила между пальцами, скользнув от его руки к руке Чилтона. Боль заставила Эс-Ти отпрянуть с проклятиями.

Таинственное покалывание в коже головы прекратилось. Все присутствующие простонали на одном дыхании, как гигантское животное в смертельной агонии.

— Голубка Мира! — прогремел Чилтон.

Коленопреклоненная фигура у фиолетового шелка поднялась и приблизилась к ним. Эс-Ти увидел ее юное лицо и глаза, прикованные к Чилтону с благоговейной надеждой.

— Голубка Мира, ты просила положить конец твоим ужасным головным болям.

Она быстро кивнула.

— Приди сюда, возлюбленная моя, — мягко сказал Чилтон.

Она подошла к нему и упала на колени.

— Сними вуаль и чепец.

Она повиновалась. Ее белокурые кудри упали ей на плечи.

Чилтон протянул к ней руки, держа их у нее над головой. Его ладони не доставали до ее волос примерно дюйма. Эс-Ти увидел, как тонкие золотые волосы начали двигаться, прилипая прядями к его ладоням. Голубка Мира тихо ахнула и подняла руки, прикасаясь к руке Чилтона. До Эс-Ти донеслось чуть слышное потрескивание.

Вздрогнув, Голубка Мира сказала:

— О Боже!

— Это — врачующая сила Господа, — произнес Чилтон. — Господне благословение на тебе за то, что ты привела к нам мистера Бартлетта. Исчезла ли твоя боль, драгоценное дитя?

— Да. Боль исчезла!

Все присутствующие загудели. Люди начали громко возносить молитвы, не исключая и гостей-священников. Истинное Слово поцеловал руку Эс-Ти и принялся всхлипывать.

— Господь привел к нам мистера Бартлетта, — объявил Чилтон — Мистер Бартлетт, вы придете? Вы дадите нам дар, который вложил в вас Господь?

Эс-Ти прокашлялся.

— Ради Бога, — сказал он негромко, — вы что…

— Ради Бога! — вскричал Чилтон. — Да! Ради Него! — Он протянул руку. — Так, значит, вы придете? Мистер Бартлетт, не думайте, что можете делать это в одиночку. Вы не можете уйти и совершать чудеса, которые мы видим здесь каждый день. Это возможно, если вы присоединитесь к нам, станете членом нашей семьи во Господе. Тогда врачующая сила, которая есть в вас, будет использована мною, чтобы помогать другим. Вы придете?

— Я бы не хотел, — ответил Эс-Ти. — Нет, спасибо.

Стоны и бормотание вокруг стихли.

Голубка Мира с печалью смотрела на него. Она встала с колен, подошла к подставкам для молитвенников.

— Пожалуйста, — прошептала она, — Пожалуйста, останьтесь и помогайте нам.

Чилтон способен проповедовать целый день, и Истинное Слово мог бы выплакать все глаза. Но этот яркий, полный надежды женский взгляд! Эс-Ти сказать «нет» было невозможно.

Он глубоко вздохнул.

— Хорошо. Что я должен делать?

— Молиться, — сказал Чилтон, и все прихожане принялись опускаться на колени. — Пойдемте со мной и вашей возлюбленной Голубкой Мира и присоединимся к нашей молитве.

И ему пришлось опуститься на колени, опять держаться за руки и бесконечно долго слушать, пока ноги его не заболели. Солнечные лучи, проникавшие сквозь цветное стекло витражей, ложились на пол все более длинными полосами.

Какое-то время он размышлял, как Чилтон устраивает свой фокус с «силой». Эс-Ти не сомневался, что был наэлектризован: он слышал рассказы о возникающих при этом ощущениях. Во Франции сто восемьдесят гвардейцев короля получили одновременно заряд, добываемый машиной. Они дергались на потеху парижанам, и это известие докатилось и до Ла-Пэр. Но какой именно способ использовал Чилтон, оставалось тайной. Эс-Ти знал: для этого нужна какая-то машина, но здесь он не видел ничего, что можно было бы за нее принять.

Если кто-нибудь из присутствовавших и усомнился во врачующей силе Чилтона, то об этом не говорил вслух — богослужение продолжалось почти до сумерек. Эс-Ти умирал с голоду. Когда наконец все закончилось, он отошел от Чилтона к группе гостей-священников.

Они все уставились на него.

Толпа прихожан Чилтона завихрилась вокруг него. Все говорили одновременно, приветствуя его в своей семье. Истинное Слово проложил себе дорогу сквозь тесно сбившихся женщин и снова поцеловал руку Эс-Ти. Девушки последовали примеру его чувственного соседа. Голубка Мира обняла его.

Чилтон стоял на ступеньках, разговаривая с прихожанами. Он повернулся к Эс-Ти и схватил его за плечи.

— Я глубоко счастлив, сэр! Я благословляю вас за ваше решение.

— Уберите ваши руки, — резко сказал Эс-Ти. — Я передумал.

— Тогда мне очень жаль. Это случается иногда — поспешно данные обещания часто затем отвергаются. Мы не хотели бы, чтобы вы оставались, если вы не готовы к этому целиком.

— Вы не останетесь? — К нему сзади подошла Голубка Мира. — Вы уезжаете?

— Да. Я никогда не собирался остаться, по правде говоря.

— О! Мне так жаль. Спасибо, что подарили мне прикосновение. У меня голова прошла.

— Я не дал вам ничего, чего бы у вас уже не было, — негромко проговорил он.

Чилтон схватил его за локоть.

— Если вы подождете минутку, я с удовольствием провожу вас и мою маленькую Голубку до конюшни.

Лицо Голубки просветлело. Ради нее он подождал. Чилтон присоединился к ним. Когда они проходили по главной улице мимо дома Голубки Мира, Чилтон заметил, что ей следует вернуться к своим обязанностям.

Она повиновалась без возражений, только взяла Эс-Ти за руку и крепко ее сжала, а потом повернулась и вбежала в калитку.

— Боюсь, что вы разбили ее сердце, — заметил Чилтон. — Глупенькое дитя.

— Очень, — согласился Эс-Ти.

Чилтон кивнул, вздохнув.

— Мало кому удается сохранить такую невинность, когда они попадают к нам из самой отвратительной каши, которую только может заварить человек.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Эс-Ти. — Никогда не догадался бы, что она была на улице, если бы она сама не рассказала мне. Я бы принял ее за девушку из благородной семьи.

— Я польщен, — отозвался Чилтон. — Видите ли, обучение — важная часть нашей работы. А вот и маленькая Честь. Готова ли лошадь мистера Бартлетта?

— Нет, не готова. — Появившаяся из глубины конюшни девушка помотала головой. — Эта лошадь вот-вот потеряет подкову. Старый Папка — Спасительное Благословение, хотела я сказать, — увел ее, чтобы подправить.

— Вы не очень спешите, мистер Бартлетт? Может быть, отобедаете со мной?