Принц полуночи

13

С.Т. и Ли занялись любовью перед самым рассветом. Он проснулся, разнеженный теплом, к его спине тяжело прижимался Немо, а в руках у него покоилась Ли. Все трое напоминали волков, свернувшихся клубком на снегу длинной зимней ночью. Долгое время он просто лежал и наслаждался необычностью ощущения.

«Вот моя собственная маленькая семья».

Ему захотелось близости. Он откинул ее волосы и положил руку ей на грудь. Она быстро повернула к нему лицо, и он понял, что она уже давно не спит. Она слабо сопротивлялась, но не тут-то было. Нежно и горячо лаская это юное тело, он овладел им. Ему доставляло необыкновенное удовольствие держать ее в объятьях, вдыхать аромат ее тела. Он хотел, чтобы это длилось и длилось.

Но вот он почувствовал ее утомление, приподнялся на локтях и нежно сказал:

— Доброе утро, Солнышко. Хорошо ли ты выспалась?

Она не ответила. Он понял, что она пытается осмыслить то, что произошло, и понять самое себя. Он улыбнулся ее девичьей неиспорченности, уткнувшись ей в плечо.

Да, ему есть, чему ее поучить.

Бриллиантовое ожерелье сверкнуло на ее шее, освещенное первыми лучами солнца. Он вспомнил вчерашнее и помрачнел. Обвив ее шею руками, он расстегнул замочек и снял ожерелье. Он сел на кровати, собираясь встать и одеться, но Немо вдруг обуяли бурные ласки: положив лапы на плечи хозяина, он лизал ему лицо, шею, тыкался носом в грудь. И С.Т. сдался — вновь лег, а Немо, восторженно поскуливая, кусал ему руки и валился всей тяжестью ему на живот. С.Т. пришлось барахтаться под тяжестью волка, он никак не мог его сбросить.

Ли села в постели, и Немо испуганно спрыгнул на пол, как если бы перед ним неожиданно возник монстр. Устроившись у ног хозяина, он смотрел на Ли целую минуту. Это был изучающий взгляд: уши настороже, желтые глаза не мигают.

Ли замерла. С.Т. думал, что она испугалась. Немигающий волчий взгляд будил первобытный страх — страх человеческого существа перед темным, диким, непостижимым миром. С.Т. и сам не знал, что можно ожидать от Немо, да и волк едва ли сам это знал. С.Т. никогда не рисковал понапрасну, исключая в их отношениях все, что могло бы испугать или взбесить зверя. Присутствие Ли угнетало и нервировало Немо. А встревоженный волк мог быть опасен.

Немо отвел взгляд от Ли и опустил голову. Он фыркнул или чихнул от нервозности, затем сделал осторожный шаг вдоль кровати. Подняв голову, он снова посмотрел Ли в глаза, затем приблизился к ней и энергично обнюхал ее с ног до головы.

— Ты, чертов зверь, немного побольше деликатности, — пробормотал С.Т.

Но Немо не стоило мешать. Он изучал Ли, все дальше продвигаясь по кровати, затем потянулся и тронул носом ее подбородок.

— Что мне делать? — прошептала Ли.

— Погладь его, — сказал он.

Она подняла руку и погладила Немо за ухом. Он лизнул ей лицо, она брезгливо отпрянула. Волк попытался продолжить игру, переступая лапами по кровати и пытаясь достать мордой до Ли.

С.Т. вмешался и, схватив за шею, оттащил волка от Ли. Немо поджал хвост, послушно улегся рядом с С.Т. Тот погладил его, тоже поскреб у него за ухом. Волк вздохнул, прижался к С.Т. и осторожно взял в зубы его руку.

— Ты что, пытаешься украсть у меня мою леди? — С.Т. взял в руки голову Немо и шутливо тряхнул ее. Немо перекатился на спину, заходясь от восторга, когда С.Т. стал гладить ему пушистый живот.

Ли медленно протянула руку. Она положила ее на волчий загривок, а Немо вынырнул из-под ее руки и начал горячим языком лизать ее запястье.

— Теперь у тебя есть сторож, — сказал Сеньор. В свете раннего утра ее лицо было нежно-спокойным. Она гладила волка. Когда С.Т. убрал руку, Немо подполз к Ли, ища ее внимания, чувствуя что здесь его можно найти. Он придвинул к ней лапы, положил на них морду и выжидательно стал смотреть ей в глаза.

Но Ли, взглянув на С.Т., отбросила простыни, резко встала с постели и сказала:

— К черту! К черту вас обоих!

Было уже почти семь часов, когда в дверь постучали. Сеньор перевернулся на другой бок и натянул подушку на голову.

Ли глубоко вздохнула. Она уже давно оделась, умылась и привела себя в порядок, он же по-прежнему находился в постели и спал так, как будто ему совершенно не о чем беспокоиться. Сердце Ли подскочило, но она осмотрела в зеркало свой туалет и спокойно сказала:

— Да, войдите.

Это были владелец трактира и мистер Пайпер.

— Извините за беспокойство, мэм, — произнес владелец трактира. — Я…

Его слова были прерваны мычанием, донесшимся с постели. Все поглядели на живую гору под сбитыми простынями. Были видны часть широкой спины, локоть и длинные золотые пряди.

Гора задвигалась, издавая протяжные жалобные звуки:

— ууу…

— Извините меня, сэр, за вторжение…

— Эля, — донеслось глухо с кровати. — Ради всех святых…

— И добавьте туда немного мышьяка, — мило улыбаясь владельцу трактира, предложила Ли. Затем она повернулась к другому гостю. — О, мой дорогой мистер Пайпер! Вы, конечно, хотите поговорить с моим мужем. Это очень грустно, боюсь, он не сможет вам сейчас отвечать. Я приношу искренние извинения. Вы даже не представляете, какое он для меня тяжкое бремя.

Мистер Пайпер, маленький, похожий на бочонок человечек с квакающим голосом, отвесил вежливый поклон:

— Да, мэм, я вам искренне сочувствую, но я вынужден настаивать на возмещении убытков, особенно теперь, когда говорят, что моя лошадь…

— Эля, — требовательно и глухо пророкотала гора. — Чьи это мерзкие голоса там квакают?

— Мой дорогой, это бедный мистер Пайпер, чью лошадь ты вчера украл.

— И чуть не загнали бедное животное, — голос мистера Пайпера стал громче от возмущения. — Божьей милостью бедное существо не порвало сухожилие. Конюх целый час выгуливал мою лошадь сегодня утром и говорит, что она здорова. Но мне кажется, что в местной тюрьме явно не хватает жильцов.

Сеньор застонал и поглядел из-под подушки на своего обвинителя.

— Убирайтесь вон, пока вы не убили меня.

— Я никуда не уйду, сэр. Я ожидаю момента для разговора с пяти часов. У меня есть дела, а констебль желает освидетельствовать мою лошадь. — Мистер Пайпер покраснел от волнения. — Меня допрашивали сегодня утром как преступника, мне это не понравилось, сэр!

— Конечно, дорогой, вам это не понравилось, — сказала Ли тем же умиротворяющим голосом, которым она уже говорила с ним накануне. — У кого хватило такой дерзости?

— У констебля, мадам! Прошлой ночью на дороге в Ромни ограбили карету, а преступник сидел верхом на лошади с белыми чулками. Поэтому они послали гонца, и он осмотрел всех нездешних кобыл с белыми бабками. Как будто у делового человека есть время по ночам нападать на кареты и грабить их. Это после тяжелого дня! Но они захотят побеседовать и с вашим мужем, мэм! — Он вновь поклонился ей. — Я, ни минуты не колеблясь, сказал им, что ваш муж воспользовался моей лошадью — а это сущая правда — и надеюсь, мэм, что ваш муж сумеет объяснить, где именно он был.

Сердце Ли так заколотилось, что она была убеждена — голос ее дрогнет, когда она заговорит. Но ей не пришлось говорить. На кровати показался Сеньор, он уселся и с отвращением поглядел на мистера Пайпера. Он пробежал рукой по лицу.

— Сколько мне заплатить, чтобы вы наконец исчезли?

— Тридцать гиней, — сказал Пайпер с готовностью.

— Тридцать гиней, — с брезгливостью повторил С.Т, Он сбросил ноги с постели, натянув на себя простыню, и вдруг издал такой стон, что даже Ли ощутила прилив тревоги.

— Столько стоит моя лошадь, — упрямо повторил мистер Пайпер. — Они грозят конфисковать лошадь.

— Я даже не помню, о какой лошади идет речь, — промычал Сеньор, прижимая руку к животу. — О, черт, как же мне плохо.

— Сэр, у меня есть свидетели, которые с удовольствием дадут показания. Я должен настаивать на возмещении ущерба. Я не хотел бы делать официальное заявление в суд, но…

— Возьмите, — Сеньор несколько раз тяжело сглотнул. — Возьмите и уходите, оставьте меня в покое.

Он поглядел на Ли с беспомощным выражением. Какой же он мошенник! Она почти сама поверила в его утренние страдания. Пока он сидел на краю кровати, испытывая мучения, она искала в кошельке деньги. Пальцы ее касались и улики — бриллиантового ожерелья. Наконец она отсчитала столько банкнот Рая, которые соответствовали тридцати одному фунту, затем добавила четыре кроны серебром.

— И оставьте себе свою проклятую кобылу, — пробормотал Сеньор. — Мне эта скотина не нужна.

— Я так сожалею о причиненных вам неудобствах, мистер Пайпер, — сказала Ли совершенно искренне. — Неужели они на самом деле забрали вашу кобылу?

Он рассовал банкноты по карманам куртки.

— Еще нет, мэм. Они сперва хотят поговорить с вашим мужем. Я предупредил вас. Советую вам, мадам, привести сначала его в нормальное состояние, и надеюсь, он больше не станет выкидывать глупых шуток с лошадьми честных джентльменов!

Сеньор наклонился, издав стон боли, Ли стремительно повернулась к нему, а два визитера поспешили выйти.

— Я пришлю вам укрепляющего снадобья, сэр, — сказал в дверях владелец трактира.

— Пришлите паромщика, — прохрипел Сеньор, не поднимая головы. — Вспомнил что прошлой ночью что-то с паромщиком…

— Очень хорошо, мистер Мейтланд. Я немедленно пошлю за ним. А затем он даст показания констеблю, если это будет вам полезно.

Дверь закрылась. Ли остановилась, рука ее лежала на спинке кровати. Ей казалось, что ноги у нее вот-вот подкосятся.

Сеньор снова лег на постель, закинув руки за голову. Губы его искривила гнусная усмешка.

— Вот ужас-то, — пробормотал он, — давиться каким-то снадобьем, когда я сейчас с большим удовольствием съел бы свиную колбасу. Ты конечно же, и не подумала, чтобы побеспокоиться о завтраке?

Она глубоко вздохнула:

— Ты и в самом деле пил с паромщиком?

— К сожалению, нет. Прошлой ночью я разбойничал на большой дороге верхом на лошади в белых чулках. Какая неудача — эти чулки! Будем надеяться, что моя широта оказалась весьма уместной.

Ли наклонила голову:

— А если нет?

— Тогда они повесят меня, Солнышко.

Они прижала его руки к своим вискам.

— Не надо слишком беспокоиться, — сказал он с легкостью. — Я буду отстаивать невиновность до последнего вздоха.

Ли отошла к окну.

— Я вряд ли смогу к этому легко относиться. Некоторое время стояла тишина. Она смотрела через окно во внутренний двор. Кровать скрипнула.

— Не вставай, — сказала она испуганно. — Вдруг войдут?

— Ну что же, значит, они увидят, что я встал на ноги, дорогая, только и всего. Пожалуйста, веди себя поспокойнее. А то я уже весь трепещу.

Она закрыла глаза, прислушиваясь, как он ходит по комнате, как одевается, сжатыми кулаками она оперлась на подоконник. Ее мысли вновь и вновь вращались вокруг случившегося. Ворвутся ли сюда за Сеньором, чтобы скрутить его или будут вежливы, начнут задавать незначительные вопросы, пытаясь подловить его? Она представила его в кандалах, и у нее возникла нелепая мысль — выбросить ожерелье в окно. Это ожерелье — цепь. Она почувствовала себя волком на цепи.

Когда к ней подошел Сеньор, она отпрянула от него.

— Не пытайся дотронуться до меня. Не смей говорить мне, что ты сделал это для меня.

Он опустился на одно колено.

— Ну а что же мне еще сказать, любовь моя?

— Я не понимаю, зачем ты сделал это? — воскликнула она, глядя сверху на его золотые волосы, перетянутые атласной лентой.

Он поднял лицо:

— Я ничего не мог с собой поделать.

— Чепуха, — резко возразила она. — Ты ведь не безумец.

Просительная улыбка исчезла с его лица. Он встал, тяжело опершись о спинку кровати. Раздался легкий стук в дверь и вошла служанка со стаканом снадобья. Когда она вышла, Сеньор открыл окно, посмотрел, нет ли кого там, и вылил свое утреннее питье в сточную канаву.

Через час вновь появился владелец трактира. Ли вцепилась в подлокотники кресла. Она сидела неподвижно, пока Сеньор выслушивал-сообщение о том, что паромщик подтвердил пребывание ночью мистера Мейтланда у него на пароме. Лошадь мистера Пайпера была возвращена владельцу, а повсюду разосланы описания кобылы с белыми чулками с просьбой сообщить о ее местонахождении, за определенную плату.

— Ну а вознаграждение-то ерундовое, мистер Мейтланд, — заметил хозяин трактира небрежно. — Всего пять фунтов.

— Да, цена маленькая, — согласился Мейтланд, сидя за столом в своих сапогах для верховой езды и в рубашке. Он завернул в бумагу какие-то деньги и поискал в столе сургуч:

— Вы не попросите кого-нибудь из конюхов отнести это паромщику? Передайте ему мою признательность, и надеюсь, что у него голова не болит так, как у меня.

— С удовольствием, мистер Мейтланд, — хозяин взял толстый конверт, поклонился и вышел.

Повисла тишина. Сеньор сидел, глядя на себя в зеркало. В зеркале он встретил взгляд Ли. Он улыбнулся ей… его победная улыбка показалась ей насмешливой гримасой дьявола, бесстыже упивающегося своими пороками.

— Удивительно, что ты сумел выпутаться, — сказала она взволнованно и гневно.

— Выкрутился! Это мне влетело в копеечку. Десять фунтов нашему сообразительному паромщику — он, правда, заслуживает и большего! Ну, а с остальными расходами мне это обошлось в пятьдесят фунтов! Не знаю, стоишь ли ты таких затрат?

Она так взглянула на него, что он предпочел побыстрее отвернуться, подобно Немо, уползающему в угол от греха подальше.

— Ты стоишь этих денег, моя сладость. Dolice mia, carisimo! [57] — проворковал он.

— Ты и по-итальянски заговорил! О, несчастный лгущий на трех языках.

— Ругайся-ругайся, моя радость, — произнес он бархатным голосом, самодовольно касаясь своего подбородка.

Если французский она понимала с трудом, то итальянский и вовсе не понимала. Слова могли выражать и проклятие, и нежность, но насмешливый тон и жесты говорили сами за себя.

Он оперся локтями на туалетный столик и небрежно играл гребнем слоновой кости. Она нахмурилась, глядя на его отражение в зеркале, на удивительные брови, которые могли выражать и радость и жестокость одновременно. Его оживленная болтовня, насмешки и нежность совсем сбивали ее с толку. Она не могла его понять — его побуждения, поступки, возможности. Казалось, бриллианты он добыл с помощью волшебства, а не мерзким разбоем.

А он упивался обретенным равновесием духа и тела. С той поры, как они покинули корабль, он двигался легко, уверенно, с тем ощущением внутренней свободы, которую невозможно не заметить окружающим. Ли это волновало как еще одна загадка. Она чувствовала себя завороженной необычностью его натуры.

Во дворе раздался какой-то треск. С.Т. стремительно повернулся к двери и замер в выжидательной позе. Но шум доносился не из-за двери, а из открытого окна: во дворе переругивались работники над перевернутой тележкой. Ли не сводила глаз с Сеньора. Он все смотрел на дверь, пока не понял своей ошибки. Он перевел взгляд на нее. Краска залила его лицо.

— Теперь я обо всем догадалась, — сказала Ли как можно мягче.

Его рот превратился в жесткую линию. Он молча разглядывал свои башмаки.

— Ты не сама догадалась, — наконец сказал он глухо. — Сам дьявол подстроил эту штуку. — Он провел пальцем вверх-вниз по гусиному перу, торчащему из чернильницы. — Теперь ты знаешь еще об одном моем увечье.

— Чепуха, — сказала она. — Зачем ты от меня это скрывал?

— По-моему, сегодня лошадиная ярмарка, — произнес он совсем другим тоном. — Может, вы разрешите, мисс, выбрать для вас подходящую лошадь?

Странно было вновь ощущать себя женщиной, когда тебе подают руку, чтобы ты на нее оперлась, спускаясь с лестницы, прокладывают дорогу в толпе. Спустившись на улицу, Ли вдруг обнаружила, что без Сеньора ей теперь трудно обходиться.

Они заперли несчастного Немо в комнате, Сеньор настояв чтобы Ли ехала в паланкине. Он шел рядом, держа шляпу руках. Солнечный свет, золотил его великолепные волосы. Сеньор всегда выделялся в толпе своим ростом и яркой внешностью.

Крепостные ворота возникли перед ними, как пещера в тумане. Они прошли сквозь них и затем проследовали по узким улочкам до базарной площади. Лошадиная ярмарка была в разгаре — об этом свидетельствовали и звуки, и запахи. Площадь была заполнена лошадьми, стоявшими рядком, чтобы их можно было свободно осмотреть и поводить, проверяя их стати.

— Тебе какая-нибудь понравилась? — спрашивал С.Т. по мере того, как они продвигались по ярмарке.

Ли постучала по переднему окошку, и носильщики остановились рядом с красивой гнедой кобылой. Сеньор открыл дверцу, и один из носильщиков поспешил помочь ей сойти на землю.

Несколько человек наблюдали за Ли и Сеньором. Сразу же один из них взял кобылу под уздцы и вывел ее из ряда. Ее белоснежные чулки вспыхивали на солнце, когда она гарцевала перед ними. Наконец лошадь остановилась вблизи и замерла, а владелец придерживал ее под уздцы. Сеньор критически осмотрел ее.

— Великолепна, — сказал он, склоняясь к Ли, и зашептал на ухо. — Красивый экстерьер, хорошее сложение, отличные манеры. Меньше, чем за пятьдесят фунтов, ты ее не купишь.

Она нахмурилась.

Он бросил лукавый взгляд:

— Не хватает денег, Солнышко?

— Ты прекрасно знаешь об этом, — сказала она недовольно.

— Как жаль, — произнес он. — А такая хорошая кобылка!

— Я продам это платье, — сказала она, понижая голос.

— Вряд ли ты за него много выручишь.

— Ты сам сказал, что оно стоит четыре гинеи. На эти деньги мы доберемся до Нортумберленда. А там мои жемчуга.

— Весь твой гардероб принесет тебе столько же, — пробормотал он. — Шиллингов пятнадцать ты выручишь за платье и туфли, и три фунта за украшенный жемчугом воротник. Такая сумма сгодится для мелкого уличного торговца.

В ответ она только опустила глаза.

— Ты можешь продать свое бриллиантовое ожерелье — этих денег как раз хватит. Она резко вскинула голову:

— Ты с ума сошел? Даже не думай об этом. Он улыбнулся.

— Неужели оно тебе так по душе? Не беспокойся, — пообещал он, похлопывая ее по руке, — я достану тебе другое, там же.

— Нет! — закричала она, вонзаясь ногтями ему в руку.

Он взглянул на человека, державшего лошадь, покачал головой и пошел дальше. Разочарованный торговец увел кобылу обратно в ряд.

Сеньор отпустил носилки, и взял ее под руку. Он несколько раз останавливался, чтобы вывели и показали других лошадей.

Ли понимала, что она и ее спутник, роскошно одетые, выглядят значительно богаче иных покупателей. Торговцы стали специально обращать их внимание на лошадей, выводя их перед ними. Их окружила атмосфера циркового представления. Лошадей выводили, заставляя делать замысловатые трюки, лишь бы привлечь внимание богатых господ.

Наконец один коняга воспротивился этому представлению. Это был серо-белый жеребец, не желавший выходить из общего ряда. Его бранил конюх, но он упирался, перебирая передними копытами. Сеньор остановился перед жеребцом.

Ли хотелось отойти подальше, но она осталась рядом с Сеньором. Конь разошелся — мотал головой, не подпуская к себе конюха. Вокруг них образовался круг зевак. Конь продолжал сопротивляться, то дергаясь, то пятясь назад, а конюх пытался повиснуть на поводьях. Ли разглядела, что сквозь ноздри коня были пропущены железные кольца. По губам и груди животного уже струилась кровь.

Конюх безуспешно боролся с животным, но в этот момент какой-то другой человек ударил коня по морде палкой. Конь дернулся — глаза его дико сверкнули — и он изловчился укусить своего обидчика в плечо.

Человек закричал и бросил палку. Среди поднявшегося шума и сутолоки конь продолжал трясти свою жертву, как терьер крысу. Наконец он отпустил страдальца. И тот поплелся прочь, стеная, придерживая плечо рукой. Конюх тем временем сумел привязать коня к железному кольцу, торчавшему в стене, и отбежал. Все расступились — конь остался один, весь в испарине, злобно мотая хвостом. Из ноздрей его струилась свежая кровь.

Сеньор медленно прошел вдоль ряда, приближаясь к бунтарю. Конь внимательно наблюдал за ним, вращая ушами и прерывисто дыша, выбрасывая в холодный воздух пар. Он угрожающе топнул передней ногой, когда Сеньор попытался заглянуть ему под брюхо с расстояния в ярд.

— Недавно кастрирован? — спросил он торговца, стоявшего рядом.

— Да, вы понимаете почему. Испанских кровей, если не ошибаюсь. — Он повернул голову и сплюнул. — Не знаю, откуда он взялся, но он уже сменил несколько конюшен. Никто не хочет его держать, и его даже еще не объезжали. Всех посбрасывал, кто пытался. — Он кивнул в сторону пострадавшего. — Бедняга Хопкинс думал, что кастрация поможет, но, как видите, все без толку. После этого случая его точно отправят на живодерню. А ведь он неплохо смотрится вместе с тем вороным, а?

— Очень красивый, — сказал Сеньор, посмотрев на второго коня. — Может быть, мистер Хопкинс захочет со мной поговорить, когда оправится.

Торговец усмехнулся: — О, он моментально оправится, когда услышит об этой новости. Джобсон, скажи ему! Скажи своему хозяину, чтобы скорее шел сюда!

Хопкинс с готовностью подчинился. Лицо его было мертвенно бледным, когда он подошел к ним.

— Меня интересует вороной конь, — сказал Сеньор, кивая на него. — Покажите мне его зубы.

Хопкинс щелкнул кнутом, и Сеньор осмотрел животное: зубы, ноги, копыта; наблюдая, как он гарцует, как его спокойно взнуздали, как вороной с удовольствием выполнил все команды.

— Пусть кто-нибудь на нем проедет верхом, — попросил Сеньор.

— Конечно, и у меня есть хорошее седло. Но я честный человек, клянусь на Библии, и не буду вам врать — этого коня я учил возить карету.

— Не важно, — я дам вам за него десять фунтов.

— О, сэр, — Хопкинс задвигал широкими плечами, — я не думал, что вы станете пытаться меня обманывать. Вы ведь разбираетесь в лошадях и понимаете его истинную стоимость.

— Конечно, — мягко улыбнулся Сеньор. — Тем более что я его забираю вместе с этим бешеным животным, которое вас так сильно покусало.

Раздались смешки. Хопкинс недовольно оглянулся.

— В вашей помощи, мой лорд, я не нуждаюсь, я как-нибудь сам с ним справлюсь. Ни за какие деньги я не соглашусь, чтобы кто-нибудь пострадал от этого бандита.

— Может быть, и так, — пожал плечами Сеньор. — Хорошо, я дам вам сотню за этого, вороного, если увижу, что вы выведете его отсюда одного, без этого бандита.

Такая простая просьба, казалось, застала Хопкинса врасплох. Затем он сказал неуверенно:

— Вы считаете, что я хочу вас обмануть? С удовольствием приму ваше предложение. Вы можете спокойно идти пить чай, а до темноты я вам доставлю прямо на конюшню этого коня.

— Мистер Хопкинс, — терпеливо сказал Сеньор. — Мне это вовсе ни к чему. И вы, и я, и любой другой человек, стоящий здесь, прекрасно понимают, что вы не сумеете увести этого коня, привыкшего ходить в одной упряжке с бешеным, обойдясь без жестокости. Если я хочу иметь одного коня, то я должен взять и другого. А на живодерне вы и пенни за фунт не получите.

— Сдавайся, Хопкинс, — этот господин соображает, что к чему, — раздался голос из толпы.

— И не надейтесь, дорогой Хопкинс, что ваша болтовня на меня произведет впечатление.

— Черт подери! — воскликнул Хопкинс.

— Я дам вам двенадцать за обоих — лишь потому, что вы — честный человек, — произнес Сеньор.

Хопкинс посмотрел уныло, но согласился. Он недобро покосился на того, кто дал ему добрый совет, но протянул руку — Сеньор тотчас вложил в нее банкноты Рая, достав их из кошелька.

— Я дам вам знать, куда их привести, — сказал он, вновь подавая Ли руку.

— Ты просто обожаешь всякие неприятности, — произнесла она ворчливо, когда они отошли. — Истинный знаток лошадей! Что толку в этом вороном, если оба коня должны быть всегда вместе?

— Я знаю толк в лошадях, — сказал он коротко. Он наблюдал за двумя спорящими мужчинами. Предметом спора был гнедой длинноногий красавец с белой отметиной на лбу. Оказалось, что господин, державший коня под уздцы, желал вернуть покупку торговцу. Этот конь отказывался переходить водные преграды и разбил его новую коляску, потому что ни за что на свете не пожелал ступить на паром. Торговец, в свою очередь, ни под каким предлогом не собирался забирать проданного жеребца. По мере того, как голоса спорящих становились громче, гнедой вел себя более нервно, дергал ушами и поводил головой.

— Не хочешь его для себя? — спросил Сеньор Ли.

— Нет, подозреваю что между Раем и тем местом на севере, куда я направляюсь, есть несколько водных преград.

— Я позабочусь об этом.

Она взглянула на него, не зная, верить или нет такой самоуверенности.

Сеньор уже рассматривал лошадь.

— Мне нравится его силуэт. Я уверен, что он довезет тебя до севера, ошибки не может быть. Этот бедолага, который ее купил, в таком отчаянии, что уступит мне его дешево.

Ли все еще колебалась. Владелец гнедого кричал на торговца. Совершенно очевидно, тот ни за какие коврижки не собирался забирать лошадь.

— Может быть, я и смогу на нем ехать, — сказала она устало.

Он поглядел на нее:

— Ты мне не веришь.

— Я удивляюсь.

Он медленно поднял одну бровь.

— Может быть, заключим пари. Солнышко?

Ли стояла рядом с загоном и дрожала, ежась в старой куртке из буйволиной кожи, принадлежавшей Сеньору. Она снова, по его просьбе, надела бриджи. Она чувствовала себя более неловко, чем раньше, когда никто не знал о том, что она женщина. Но хотя многочисленные торговцы и конюхи, столпившиеся вокруг загона в ожидании представления, и бросали на нее любопытные взгляды, надеть сапоги стоило ради той свободы, которую она вновь почувствовала.

Теперь-то никто не попытается ее тронуть или отпустить оскорбительное замечание. Странный мистер Мейтланд, у которого всегда наготове шпага, и опасные чудачества, которого, похоже, уже приобрели известность в окрестностях Рая. Это был город контрабандистов, и дерзость и деньги в нем играли значительно более важную роль, чем законность.

В холодном воздухе стала слышна мерная дробь конских копыт и зазывное ржание вороного, которого Сеньор купил этим утром. Он трусил взад-вперед по овальной формы загону. Время от времени Сеньор подзывал серо-белого бандита и гнедого, разгуливавших, распустив хвосты.

Сеньор стоял в середине загона, держа в руках длинный кнут. Одет он был только в рубашку, несмотря на холод. Его бархатный камзол и расшитый жилет лежали на коленях у служанки, которая сидела неподалеку на пне. Вороной конь не обращал на Сеньора ни малейшего внимания. Он взбивал землю копытами, пробегая на рысях из одного конца загона в другой, в тщетном стремлении присоединиться к лошадям из соседнего загона. Он резко останавливался у изгороди, поворачивался и галопом возвращался на другой конец загона.

— Посмотри на это, — тихо сказал Сеньор. Он обратился к Ли, не смотря в сторону лошади, как и она не глядела в его сторону.

— Как ты думаешь, обращает ли это животное внимание на то, чего я хочу?

Как раз в этот момент лошадь прошла мимо него, раздувая ноздри и выдыхая пар в морозный воздух.

— Нет, не думаю, — откликнулась Ли.

Тогда смотри. Ли. Я научу тебя тому, чего нельзя достичь благодаря одной лишь удаче.

Она облокотилась на ограду. Немо уткнул нос ей в ногу, и она погладила его по голове. Он уселся рядом. — Первое, чему я хочу научить этого парня — он не один здесь, — сказал Сеньор. — Он поднял кнут, его жесткое и длинное кнутовище было вдвое короче самого бича. Сеньор щелкнул им по земле.

Конь вздрогнул, взглянул в его сторону, но продолжил трусить по загону.

Сеньор второй раз щелкнул кнутом. На этот раз, когда конь совершал свой обычный путь, он сделал несколько шагов в сторону, как будто пытаясь встать у нее на пути. Животное резко остановилось, махнуло хвостом и направилось в другую сторону. Еще раз Сеньор щелкнул кнутом и заставил вороного изменить направление. Конь вновь обежал загон, потом присел на задние ноги и призывно заржал в сторону другого загона, но Сеньор двигался за ним, все время потрясая, щелкая кнутом, но ни разу не коснувшись животного и даже к нему не приблизившись.

— Теперь он знает, что я здесь? — спросил Сеньор. Ли наблюдала за тем, как конь галопировал по загону, высоко подняв голову. Он громко дышал, и звук этот разносился далеко в тишине.

— Едва ли, — заметила Ли.

— Правильно. Видишь, он все время смотрит через изгородь. Он не думает обо мне. Он занят мыслями о том, как бы сыграть партию в вист и выпить с теми ребятами по кружке эля. — Сеньор опять сделал шаг вперед и щелкнул кнутом. — Я же хочу, чтобы здесь его удерживала не изгородь, а внимание ко мне. Как же мне этого добиться?

— Ты хочешь его избить? — нахмурилась Ли.

— Дорогая моя, глупее и выдумать нельзя. Разве он останется здесь, если я сделаю ему больно?

Девушка поджала губы.

— Но если что-то другое заставит болеть его мышцы, ему станет больно дышать, а я окажусь тем, кто принесет ему покой и избавление от боли, — тогда, хмм… Итак, мы начинаем общение.

Он поднял кнут и вышел вперед, заставив коня обернуться. Он мог заметить, как лицо человека приняло совершенно спокойное, но сосредоточенное выражение: обращаясь к нему, Сеньор ни разу не отвел глаз. Каждое его движение было обдуманным и уверенным.

— Пока я хочу добиться одной-единственной вещи, — сказал он. — Чтобы он шел в том направлении, куда мне нужно. Это урок на сегодня. Вороной может двигаться быстрее или медленнее. Но он должен двигаться в том направлении, в каком я захочу. Он должен бежать, когда я скажу ему, и не останавливаться, пока я не позволю ему этого.

Сеньор подталкивал вороного всякий раз, как только тот собирался остановиться; пощелкивал кнутом и заставлял его двигаться в противоположном направлении, когда раз он начинал глядеть через ограду. Еще раз и еще раз, он повторял это движение, пока конь не стал тяжело дышать.

Его призывное ржание больше не раздавалось — у него едва хватало времени, чтобы посмотреть, куда именно указывает кнут человека. Через четверть часа Сеньору уже достаточно было просто указывать кнутовищем направление движения, он одним лишь легким движением заставлял вороного останавливаться, кружиться на месте или бежать в другом направлении.

— Посмотри, как он оборачивается, когда меняет направление движения, — сказал Сеньор. — Всегда в сторону изгороди, от меня. Он все еще не желает оставаться вместе со мной. Я же хочу заставить его поворачиваться в мою сторону и глядеть на меня. Я хочу показать ему, что гораздо приятнее обращать внимание на меня, чем носиться по кругу, как дурак.

Когда Сеньор вновь заступил коню дорогу, плечи его были расслаблены, кнут опущен. Вороной присел на задние ноги, махнул хвостом и вновь повернулся так, что голова его была устремлена к изгороди. Сеньор резко щелкнул бичом.

— Никакой случайности, я прошу его вновь выполнить мою просьбу, — сказал он. — Я даю ему возможность. Ты видишь, что именно я делаю? — Он опустил кнут и встал на пути у вороного. — Я совершенно спокоен, я не щелкаю кнутом. Я предлагаю ему передышку.

На этот раз животное заколебалось на мгновение и дернулось в его сторону перед тем, как повернуться вокруг себя и вернуться к изгороди.

— Ну вот, — сказал он. — Теперь он об этом думает. Теперь его мозги работают.

Он вновь опустил кнут и опять появился на пути вороного, и — удивительно — потный конь остановился перед ним, повернув круп к изгороди; он бросил одобрительный взгляд на Сеньора, затем потрусил дальше.

Среди наблюдателей раздался ропот одобрения. Сеньор, щелкая кнутом, заставил вороного обежать по кругу весь загон несколько раз, затем опустил руку. Вороной сразу повернулся в его сторону и остановился. На этот раз бока его тяжело раздувались.

— Умный парень, — произнес Сеньор ласково. Он сделал два шага в сторону. Голова животного повернулась следом, а его большие черные глаза внимательно следили за ним. Он прогуливался по загону, и конь внимательно следил за ним, ему даже пришлось развернуться, чтобы не потерять человека из вида. Наконец животное смотрело не в противоположную сторону, а на Сеньора, забыв про загон.

— Ну, теперь он обращает на меня внимание? Ли не смогла подавить улыбку:

— Да.

Издали донеслось ржание, но не успел еще вороной и поглядеть в ту сторону, как Сеньор щелкнул кнутом и заставил коня бежать по кругу. После нескольких поворотов он вновь позволил ему остановиться. Конь остановился напротив, тяжело дыша, и сделал несколько шагов в его сторону.

Издали вновь раздалось ржание. Тяжело дышащий вороной поднял голову, чтобы ответить, но, лишь услышав голос Сеньора, опустил морду и уставился на него. Казалось, он все еще продолжал выбирать, поглядывая в сторону сородичей. Сеньор щелкнул и слегка приподнял кнут. Вороной дернул головой на предупреждение, напрягшиеся было мышцы на его шее ослабли. Он подошел к Сеньору и стал рядом, склонив голову, в знак полного подчинения.

Он почесал у него за ушами, тихо с ним разговаривая.

Всплеск аплодисментов заставил коня резко поднять голову, но тут же он опустил морду и ласково ткнулся Сеньору в руку. Когда он подошел к изгороди, вороной следовал за ним, как щенок, не обращая больше никакого внимания на призывное ржание сородичей.

Ли почувствовала какое-то странное стеснение в груди. Какой же он необычный человек!

Конь воспринял знакомство с Немо с полным равнодушием, обратив на него внимания не больше, чем на дворовую собаку. После этого вполне логичным оказалось взнуздать вороного — он спокойно перенес эту процедуру, Сеньор сел на него верхом. До полудня он объезжал его в загоне, затем вывел вон и не спеша поехал под возбужденное ржание других лошадей, пока совсем не исчез из вида.

Когда он вернулся и сошел с коня, кто-то протянул ему бадью с водой, и он сделал несколько больших глотков свежей воды. Сразу нашлось немало добровольцев заняться лошадью.

— У нас есть корзина с едой, — сказал Ли Сеньор. — Поешь немного. — Затем он повернулся к Хопкинсу. — А вы можете пойти и привести лошадь сюда — теперь-то уж вы с ней справитесь.

Пока Ли и Сеньор мирно ели под деревом, целая толпа местных жителей прошла к загону, чтобы посмотреть на новое зрелище. Живая цепь из людей образовалась вдоль дороги, по которой провели лошадей, отловленных с пастбища. Кто-то поймал более покладистого гнедого и завел его в загон, поставив рядом с усмиренным вороным.

Другая норовистая лошадь приплясывала рядом с оградой и нервно прядала ушами. Она рвала траву быстрыми злыми движениями.

Сеньор поднялся и протянул руку Ли. Она почувствовала его теплые и сильные пальцы у себя на локте, когда он отвел ее подальше от зрителей, столпившихся рядом с изгородью. Она подождала, пока он, нахмурясь, не начал приближаться к белому коню. Несмотря на дикий взгляд и кровавые следы на морде, конь был безусловно очень красив: бледный, как лунный свет, с длинной гривой и буйным хвостом, который поднимал с земли столбы пыли. Что-то встревожило коня — и он высоко поднял голову, изогнув дугой шею и засверкав белками, — таких коней изображают на батальных картинах.

— Запомни — он боится тебя, — пробормотал Сеньор.

Она повернулась к нему:

— Меня?

— Да. Ты видела, что я сделал с той лошадью. Ты можешь повторить это с этим красавцем.

— Ты сошел с ума! — воскликнула Ли.

— Вовсе нет. Я же тебе все показал. — Губы его слегка изогнулись. — Это ведь не только удачливость.

— Я боюсь, я не хочу оставаться в загоне с этим животным.

Он слегка нахмурился, как будто удивленный ее нерешительностью.

— Я же сказал тебе — он напуган.

— Он искусал человека!

— А что бы ты сама сделала, если бы тебя ударили в лицо?

Она засмеялась:

— Я знаю, что оскорбила тебя. — Она взглянула на него в упор. — Ты хочешь, чтобы в отместку меня затоптала до смерти эта лошадь?

— Ты боишься! — сказал он с мягким изумлением в голосе. — И эта женщина хочет убить преподобного мистера Чилтона!

Она отвернулась:

— Это не одно и то же.

— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Когда нужно будет проявить отвагу — ты думаешь, она у тебя появится, если ее нет сейчас?

— Это — не одно и то же. Я ненавижу его! — прошипела Ли.

— Чтобы убить умного человека, мало одной ненависти. — Его резкие слова как будто разрезали холодный воздух. — Нужны и мозги. Я пытаюсь научить тебя тому, что может тебе помочь. Эта лошадь станет оружием, если ты научишься властвовать над ней.

Ли повернулась и поглядела на строптивое животное, свободно трусящее по загону.

— Я думала, ты хотел дать мне гнедого. Он нетерпеливо дернул рукой:

— На гнедом можно возить тюки. Но этот парень — ты только взгляни на него! Покажи, что ты смела, что ты веришь в него — и он унесет тебя прямо в ад!

Как раз в этот момент мышцы коня напряглись, он взглянул на людей и бросился вскачь вдоль ограды загона. Хвост его развевался по ветру. Ли опять ощутила в груди это болезненное, волнующее чувство перед восхищенным взглядом Сеньора. Она начала кусать губы.

Он хотел укротить эту лошадь.

Но он перекладывал эту задачу на нее. Он глядел вниз, его зеленые глаза выражали напряженность и вызов.

Неожиданно она ощутила слабость — слова и возражения застряли где-то в горле. Ее нижняя губа задрожала. Он поднял ее руку и вложил в нее кнут.

— Я помогу тебе, — произнес он. — Я скажу тебе, что надо делать.

Она опустила глаза долу, пытаясь безуспешно совладать с дрожью. «Ну что же, пусть чертово животное и убьет меня!» подумала Ли и обернула бич вокруг кнутовища.

С.Т. наблюдал, как она перелезла через ворота и вошла внутрь загона. Он едва ли мог объяснить, почему именно настоял на этой странной прихоти. Он смог бы укротить коня быстрее и лучше. Ему нравилось это делать — ему нравилось внушать запуганной лошади, что следует покориться человеку.

Ли подумала, что он хотел, чтобы она сама все испытала на своей шкуре. Наверное, он хотел бы, чтобы ей это не удалось. Тогда он покажет ей, как это делается.

«Норовистый» конь не был каким-то воплощением зла — просто это был горячий скакун, с которым слишком долго плохо обращались. Поэтому он готов был нагадить любому, кто захотел бы им управлять. Подумать только: его кастрировали! Вот до какого преступления дошли флегматичные британцы!

Слава Богу, что Хопкинс или какой-нибудь другой дурак не обрезал ему хвост. Видимо, его просто не могли долго удержать на месте.

Во взгляде и пофыркивании коня не было ни малейшей угрозы. Он пристально смотрел на Ли. Он чувствовал себя свободным. На морде и на груди виднелись ссадины с запекшейся кровью. Казалось, его не обихаживали целую неделю, и даже больше. На бледно-серой шкуре тут и там виднелись прилипшие комья грязи и клочья травы. Но несмотря на все это — перед ней стоял самый красивый скакун, которого она когда-либо видела.

С.Т. сказал Ли ровным тоном:

— Чтобы заставить его двигаться, ты должна находиться несколько позади него. — Конь насторожился, услышав звук голоса. — Чтобы он повернулся, сделай шаг к нему навстречу, крикни на него, щелкни кнутом, но обязательно дай ему возможность двигаться на просторе. Если ты боишься, что он собьет тебя с ног — отойди в сторону, но не загоняй его в угол и не стой как вкопанная. Ну, начинай.

Она чувствовала себя неловко и чуть не запуталась в биче, пока наконец сумела им щелкнуть. Конь подпрыгнул и остановился, не сводя с нее глаз.

— Заставь его двигаться, — повторил С.Т. — Внуши ему, что бездельничание ты не потерпишь. Он должен двигаться.

Она сделала шаг в сторону животного и заставила его двигаться, хотя кнутом по-настоящему щелкнуть все же не сумела. Но серый понял ее сразу. Он бросился вскачь вдоль изгороди загона.

После нескольких минут этого головокружительного галопа, С.Т. понял, что она не собирается ничего делать. Он повысил голос, чтобы перекрыть тяжелое дыхание лошади.

— Заставь его повернуться — просто выставь кнут, если боишься, что он собьет тебя.

— Я не боюсь, — произнесла она неожиданно.

— Тогда делай это, Солнышко.

Она сделала большой шаг в сторону. Он подумал, что в этих бриджах она выглядит просто великолепно. Серый остановился как вкопанный, как будто перед ним на пути возникла стена, и поскакал галопом в противоположную сторону.

— Хорошо, — сказал С.Т. — Но изнурять его не нужно. Ты должна убедить его, что ему следует тебе повиноваться. Он должен это усвоить. Поверни его снова. Продолжай, пока я тебе не дам другого совета.

Она так и сделала, переложив кнут в другую руку. Серый перешел в сумасшедшую рысь, но ее окрик заставил его затрусить,

Лицо Ли приобрело сосредоточенное выражение, она наблюдала за животным, угадывая и пресекая любую его попытку не подчиниться ей. Она все увереннее действовала кнутом. Она повторила упражнение на поворот еще раз, еще и еще.

С.Т. критически смотрел на коня. С этим скакуном придется возиться куда больше, чем с вороным. У этого животного есть свой собственный разум. Такого коня одними угрозами не сломишь, его нужно убедить подчиниться. С.Т. молчал целый час, позволяя Ли вновь и вновь поворачивать коня по кругу. Наконец, бледная шерсть его стала темной от пота, а дыхание стало походить на свист пара, вырывающегося из кипящего котла.

— Может быть, остановить его! — крикнула Ли. — Это убьет его.

У нее по лицу тоже катился пот. Щеки ее разрумянились, но она не сводила глаз с животного.

— Дорогая, этот конь может проскакать еще три раза по стольку. Посмотри, как он поворачивается вокруг себя. Он все еще считает тебя дьяволом во плоти. Но он все время размышляет. Ты заметила — он смотрит на тебя, а не глазеет по сторонам. В следующий раз, когда он это сделает, позволь ему повернуться к тебе, расслабься и опусти кнут.

С.Т. терпеливо наблюдал, как она упустила по крайней мере дюжину удобных случаев сделать это. Она не заметила легких изменений в поведении коня, которые были совершенно очевидны ему самому. Лошадь не раз уже давала ей такую возможность, опуская морду и прядая ушами, пробегая мимо нее легкой рысью.

С.Т. почувствовал симпатию к этому прекрасному чумазому животному. Он всегда проникался симпатией к лошадям, когда они приближались к такому состоянию — выматывались, становились серьезными, озираясь вокруг, как виноватые дети, только и ждущие, чтобы кто-нибудь о них позаботился. Что ж, пора остановить этот бег.

— Опусти кнут, — сказал он тихо. — Дай ему возможность посмотреть на тебя.

Ли крепко держала в руках кнут; даже когда она его опускала, пальцы ее сжимали кнутовище. Она сделала шаг вперед, чтобы повернуть лошадь, но серый продолжал поворачиваться к ней крупом, хотя бока его тяжело раздувались, а он тяжело глотал воздух. Сдаваться ей он не желал.

Еще дважды она пыталась развернуть коня, и оба раза конь поворачивался к ней крупом, а не мордой. По спине Ли, по ее плечам С.Т. видел ее отчаяние.

— Нет, не могу, — наконец сказала она, не отрывая глаз от лошади.

— Ты злишься, — предупредил он.

— Я устала! — Голос ее дрожал. — Я не хочу больше этого делать. Делай сам, если хочешь.

Этого-то он и ждал. Ему оставалось войти в загон и продемонстрировать ей, как это делается.

Но вместо этого он сказал:

— Попробуй еще раз.

Она вновь попробовала, и опять у нее ничего не получилось.

— Видишь? — Она бросила на С.Т. вызывающий и одновременно умоляющий взгляд.

— Что я должен видеть? Я вижу только, что ты всем видом показываешь ему, что злишься на него. Думаешь, он этого не чувствует?

Она вытерла пот с лица рукавом и поглядела на него раздраженно. Лошадь продолжала идти на рысях, темнея от пота. Она вновь подняла кнут, заставляя скакуна повернуться. Снова он повернулся к ней крупом. Еще три раза она поднимала кнут — ничего не выходило. Когда и в четвертый раз серый повернулся к ней крупом, она швырнула кнут на землю и пошла к воротам.

Серый остановился и посмотрел на нее из самого центра загона.

— Стой, — сказал С.Т. Она остановилась.

— Стой и не двигайся, — сказал он ей. Она стояла и смотрела на тяжело дышащее животное. Казалось, что оба были озадачены тупиком, в котором оказались.

— Дай ему отдохнуть. Дай ему постоять, сколько он захочет. Но как только он отведет от тебя взгляд, пусти его снова на рысь.

Кто-то кашлянул, и лошадь взбрыкнула, обернувшись на звук. Сразу же раздался щелчок кнута, и лошадь пошла рысью.

— Попробуй еще раз, — сказал С.Т. через мгновение. Она опустила кнут и встала на пути лошади. Серый повернулся мордой и остановился, смотря на нее.

— Хорошо, — произнес С.Т., — хорошо. Как только он отвлечется, пускай его вскачь.

Но скакун уже сделал выбор. Ноздри его раздувались, жадно вдыхая воздух, глаза его остановились на Ли. Она стояла спокойно, все напряжение куда-то исчезло.

Через несколько минут С.Т. сказал ей, чтобы она обошла вокруг лошади. Лошадь следила за ней взглядом, как будто завороженная, передвигая задние ноги вокруг передних ног, лишь бы не потерять ее из виду.

— А теперь сделай шаг к нему, — сказал С.Т. мягко. — Если он начнет отступать, не иди следом. Уходи до того, как он это сделает.

Она подчинилась. Лошадь подозрительно подняла голову. Ли сделала еще один шаг. С.Т. напряженно следил за конем. По его знаку она повернулась и пошла. Серый сделал несколько шагов ей вслед. Она остановилась. Конь замер. Она снова шагнула ему навстречу. Серый, казалось, нервничал, пытался отвернуться, но она щелкнула пальцами — и тот снова стал смотреть на нее.

— Вот видишь, — произнес С.Т. — В этом вся штука.

Лошадь постепенно позволила ей подойти ближе. Когда расстояние между ними сократилось до ярда, С.Т. велел уходить. Серый пошел за ней следом.

Она вновь повернулась к нему лицом и снова сделала несколько медленных шагов навстречу. Несколько раз конь едва не обращался в бегство, каждая его клеточка выражала нерешительность. По тому, как он поднимал голову, как дрожали его ноздри, как он отступал и вновь приближался на ее тихие возгласы, С.Т. видел, что конь устал, что он старается изо всех сил, пытаясь победить свой страх перед Ли.

— Дай ему возможность подойти, — сказал С.Т. тихо. — Дай ему возможность сделать выбор. Отвернись от него.

Она сделала шаг от лошади. Конь поглядел на нее в сомнении сначала одним глазом, потом другим. Затем опустил голову, подошел к ней и уткнулся носом в ее рукав.

— Не делай резких движений, — пробормотал С.Т. — Попробуй дотронуться до его морды.

Ли подняла руку. Голова серого вздрогнула, и он уставился на нее влажными карими глазами. Она опустила руку, и конь расслабился. Она вновь подняла руку, и на этот раз конь не испугался, только чуть поднял нос. Она слегка тронула его израненный лоб. Уши его нервно двигались, ноздри раздувались. Но лошадь стояла на месте.

Она протянула руку и слегка коснулась ее ноздрей. Она коснулась ее ушей и пробежала пальцами по шее, так, как это сделал С.Т, в отношении другой лошади. Скакун стоял спокойно, бока его тяжело раздувались. Она погладила его спину. Лошадь повернула голову, будто прося погладить ее посильнее.

— Боже мой, — сказала она дрогнувшим голосом, — Боже мой!

Рот ее открылся, и она прижала к нему ладонь, чтобы подавить неожиданное рыдание. Она сделала шаг назад, и серый в изумлении уставился на нее. Затем пошел за ней следом. Он стоял, зарывшись ей носом в живот и уже более спокойно дыша.

Неожиданно она повернулась и пошла прочь. Лицо ее было бледным, как будто она только что перенесла нечто ужасное. Лошадь послушно шла следом. Она остановилась и повернулась к ней. Скакун остановился рядом. Все молчали.

— О, посмотри на себя, — вскрикнула она неожиданно сломавшимся голосом. Она снова закрыла себе рот рукой и протянула вперед другую. Когда она почесала у лошади за ухом, та мягко покачала головой. — Посмотри на себя! — По лицу ее потекли слезы. Лицо ее исказилось какой-то странной гримасой. Она так и стояла, подавляя рыдания и поглаживая лошадиную спину.

С.Т. почувствовал, как сердце бьется у него в груди. Он чуть не перепрыгнул через изгородь. Но не сделал этого. Он был как будто парализован. Он прошептал:

— Попробуй обнять его за шею.

Тяжело дыша, она сделала это. Она наклонилась и приподняла одну из передних ног скакуна. Он мирно стоял на месте, внимательно следя за ее движениями. Она плакала, обойдя вокруг коня и приподняв каждую его ногу.

Она глядела на него, как на какое-то страшное видение, когда он послушно остановился рядом с ней. Лицо ее было мокрым от слез. Она сглотнула слезы:

— Но как же это случилось? — Она ласково гладила животное, его шею, его уши, издавая легкие всхлипы. — Боже мой, ты такой красивый, почему ты пришел ко мне?

Лошадь ткнула ее мордой. Она покачала головой и разрыдалась.

— Я не хотела этого! — она отодвинула лошадиную голову, пытаясь заставить серого отойти в сторону, но он вновь тыкался ей мордой в руки. — Я не хочу этого! — Она закрыла лицо руками. Плечи ее сотрясались. Но серый попытался потереться мордой о ее куртку.

Она встала на колени. С.Т. наконец перепрыгнул через изгородь, подавляя в себе желание броситься бегом. Он двигался медленно, чтобы не вспугнуть коня.

Скакун с удивлением поглядел на вновь пришедшего. Он сделал два шага назад. С.Т. вздернул подбородок, поднял брошенный кнут и послал коня вскачь вдоль изгороди.

— Надо заставить его бежать. А ты вставай, Солнышко. Это слишком опасно. Вставай, нельзя здесь сидеть.

Она подняла голову, и он увидел в ее взгляде беспомощность. Он поднял ее, кнут упал из его рук. Серый затормозил и, повернувшись, пошел к ним. Увидев это, она снова зарыдала.

— Черт тебя подери! — кричала она, уткнувшись ему в плечо. — Зачем ты это делаешь со мной? — Она ударила его кулаком по плечу. — Зачем? Зачем? Зачем?

Он стоял совершенно беспомощный, прижимая ее к себе одной рукой и поглаживая лошадиную голову другой. Серый приспособился и к ее истерическим выкрикам, и к присутствию С.Т.

— Все хорошо, — шептал Сеньор. — Все хорошо.

— Нет, не хорошо, — кричала она. — Я ненавижу тебя. Я не хочу тебя. Я не хочу этого. — Она дышала так, как будто ей не хватало воздуха, — Я не могу вынести этого! — выкрикнула она, ее голос сорвался на визг, как у ребенка.

Он ничего не ответил. Все трое стояли в середине загона. Двадцать пар глаз наблюдали за ними. Он целовал ее волосы, говорил ей что-то невнятное, Она стояла вся обмякшая, как будто потеряв возможность собой управлять.

— Хочешь присесть? — он погладил ее затылок. — Хочешь, чтобы я закончил все это?

Она отпрянула.

— Я хочу освободиться от тебя! — Щеки ее вспыхнули, голос ее звучал громко и напряженно. — Ты лжец. Ты мне не нужен. Я хочу, чтобы ты ушел.

— Ли, — произнес он, но она продолжала говорить, сверкая глазами, а голос ее становился громче и громче.

— Ты глухой! Глухой. Что ты из себя представляешь? Ты — ноль, ничто! Неужели ты думаешь, что произвел на меня впечатление этими выходками? Неужели, ты думаешь, что я стану спать с тобой только потому, что ты умеешь укрощать лошадей?

Он почувствовал, что холодеет. На глазах у этой черни говорить такие вещи! Она остановилась и вновь зарыдала. Глаза ее блестели, они стали еще более синими от слез. Она с вызовом смотрела на него.

— Как хотите, дорогая, — сказал он, сдерживаясь. Он вдохнул холодный воздух. — Я больше не стану вам мешать, это точно.

Ли повернулась к нему спиной и вытерла обшлагом слезы. От холодного воздуха мокрым щекам ее стало холодно. Она шла по траве, пытаясь дышать ровнее.

Не дойдя до ограды, она услышала позади легкий звук копыт. Она метнула гневный взгляд на мужчин, столпившихся у ворот. Она ненавидела их за нескрываемое любопытство на их лицах.

— Убирайтесь! — выкрикнула она. — Что вы на меня уставились?

Они захмыкали. Серый подошел к ней и тронул ее своим носом. Ли закрыла лицо локтями.

— Убирайся, — выкрикнула она. Она опустила руки и ударила его с силой.

Он отпрянул, описал небольшой круг и остановился, глядя на нее. Через минуту он вновь сделал шаг вперед.

— Убирайся вон! — Она выкинула руки вперед и пошла на него. Скакун отпрянул, но потом тоже пошел на нее. Она остановилась и он остановился. Но подходил к ней все ближе и ближе.

— Не надо! Не надо! — кричала она, отмахиваясь от него. Серый встал на месте, уворачиваясь головой от ее диких движений. Он поднял было одну ногу, словно решив отступить, но потом передумал — поставил ногу назад. С криком отчаяния Ли опустила руки.

Лошадь опустила голову и подошла к ней. Она уткнулась носом ей в локоть.

— Наверное, придется ему накинуть на голову мешок, — саркастически заметил С.Т. — Можно попробовать и одеяло.

Она закрыла глаза. Открыв, увидела: Сеньор и лошадь стояли рядом. Ее трясло от любви, печали и ярости.

— О, Господи! Я не могу этого сделать! Я недостаточно сильна, чтобы ненавидеть. Я сдаюсь.

Она поглядела на раздувшийся рубец на носу у лошади. След от вчерашнего удара. Были и другие шрамы. Весь его гордый профиль был изуродован какими-то шрамами и болячками.

— Прости, — шепнула она серому скакуну. Она положила руку ему на шею и уперлась в нее лбом. Конь вытянул нос и потряс энергично гривой.

Она повернулась, и направилась к воротам, избегая глядеть на присутствующих. Серый следовал за ней, но на этот раз она не остановилась. Она перелезла через ворота и прошла мимо зрителей. Она села под деревом, где они с Сеньором ели, и положила голову на колени.

Всю оставшуюся часть дня Сеньор работал со скакуном, хлопая седлами, стуча в пустые ведра и создавая самый разнообразный шум, лишь бы заставить его работать.

Он погладил лошадь и надел на нее кожаную веревку. Конь следовал за ним, как ребенок. Но подоспел момент, когда пришлось взнуздывать лошадь, которая знала только страх и боль.

У Сеньора было неиссякаемое терпение. Именно поэтому Ли так хотелось плакать. Время от времени глаза ее вновь наполнялись слезами, а дыхание прерывалось от рыданий. Она чувствовала себя разбитой и униженной, как будто и ей, как серому, придется послушно следовать за Сеньором.

Он был очень заботлив к лошади. Даже, когда начался дождик, он не ушел. Он не пытался немедленно подчинить себе животное. Но всякий раз получалось, что животное выполняло его просьбы, а не металось по кругу. В награду оно получало ласку и дружеское поглаживание.

Наконец наступил момент, когда Сеньор сел на него верхом. Животное стояло спокойно, слегка прядая ушами. В наступившей тишине Ли могла слышать звук дождя, чувствовать ожидание толпы.

Лошадь устало смотрела по сторонам и тяжело дышала.

Раздались громкие крики. Мальчишки кричали, а фермеры бросали свои шляпы в воздух. Серый поднял голову и смотрел вокруг. Но уроки, полученные в течение дня, не прошли даром. Он стоял спокойно, а потом пошел вокруг загона, с любопытством прислушиваясь к происходящему.

Сеньор улыбался. Кажется, Ли запомнила эту улыбку на всю жизнь.

Она охватила голову руками.

«Как мне быть дальше. Я такая слабая. Я сдамся. Я недостаточно сильная. Мама, я не смогу этого всего вынести!»

Она избегала смотреть по сторонам, спрятав глаза за скрещенными руками. Становилось холоднее и темнее. Наконец к дереву, около которого она сидела, подошел один из торговцев и спросил:

— Мэм? Вы хотите поехать назад?

Она подняла голову. Он стоял рядом, держа под уздцы гнедого. С сумерками толпа почти рассеялась, и Ли увидела, что Сеньор уже почти скрылся в конце аллеи. Он ехал верхом на вороном, а серого вел под уздцы рядом.

Она забралась с помощью торговца верхом на лошадь, на которой было то седло, которое Сеньор купил для нее. Гнедой не стал ждать особых приглашений: как только торговец отпустил узду, он рысью пошел догонять остальных лошадей.

Ли подчинилась, не зная, что еще она может сделать. Сеньор даже не обернулся и не посмотрел в ее сторону.

Въехав во двор, Сеньор сказал мальчишкам, что займется лошадьми сам. Они не скрывали своей радости, что им не придется иметь дело со скакуном, но когда они увидели, каким спокойным он стал, то не могли скрыть своего изумления.

Когда Ли спешилась. Сеньор подхватил узду. Он передал ей уздечку скакуна:

— Как ты хочешь его назвать? — коротко спросил он. Она устало поглядела на лошадь. Он говорил, что она может стать оружием. Это ей было нужно. Больше, чем раньше, ей была необходима поддержка, чтобы двигаться к цели.

— Месть, — произнесла она коротко. — Я назову его месть.

Он усмехнулся:

— Нет, это — глупое имя.

— Месть, — упрямо повторила она. — Так я его назову, если ты отдашь его мне.

— Ну что же, — зло ответил он. — Ты и меня называешь Сеньор. А ведь я человек, Ли. У меня есть имя. А это лошадь. Живое существо. Его единственную жизнь нельзя превращать лишь в удобный для тебя инструмент.

Она отбросила волосы со лба.

— Я даже не знаю твоего имени. Я знаю только твои инициалы.

— Ты никогда не спрашивала меня. — Он повернулся, чтобы распрячь вороного. — Да и зачем тебе было знать мое имя? Ведь тогда я стал бы кем-то реальным. Не просто орудием для достижения твоей цели.

В горле у нее застрял комок. Осевшим голосом она произнесла:

— Так скажи мне свое имя!

Он резко взглянул на нее. Она опустила глаза, разглядывая мокрые булыжники, лошадиные копыта и блики света в лужах.

Она слышала, как он снял седло. Она чувствовала, будто ее больно ранили — она не могла поднять глаз и поглядеть ему прямо в лицо, не могла видеть его золотистую мокрую от дождя шевелюру.

— Софокл, — сказал он грубо. — Меня зовут Софокл Трафальгар Мейтланд.

Он замолчал, как будто ожидая ее реакции. Она, казалось, не собиралась поднимать глаз на него. Он унес седло и вернулся назад.

— Теперь можешь на меня смотреть, — произнес он с усмешкой. — Глупейшее имя, которое только можно было придумать. Я никогда никому не называл его целиком.

Она видела, как он водил пальцами по кожаной уздечке. Он повернулся к гнедому:

— Меня зачали на борту корабля около мыса Трафальгар. — Он расстегнул подпругу. — Так гласит история. Моя мать говорила, что моим отцом является настоящий адмирал. Конечно, можно лишь недоумевать, почему она очутилась на борту адмиральского корабля. Но кто знает. Может быть, это и правда. — Он освободил гнедого от седла и встал рядом с Ли. — Для всех я по-прежнему С.Т. Мейтланд, и пожалуйста, никому не говори мое полное имя.

Она уставилась на него.

Ее поразило сделанное неожиданное открытие.

«Я люблю этого человека. Я люблю его. Я ненавижу его. О, Боже!»

Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Но вместо этого она лишь недвижно смотрела на него.

— Зачем я стану говорить? Скажи, куда мне поставить Месть?

Он перевел взгляд с нее на лошадь, затем взял веревку в свои руки.

— Я сам поставлю его, — сказал он. — Его зовут Мистраль.