Всего несколько часов спустя Саймон прошел мимо маленькой служанки, которая бодро улыбнулась ему и дерзко хихикнула.
Солнце еще не взошло, но Саймон твердо решил не позволять Агате делать все по-своему. Если она сказала в семь, то он позавтракает в шесть.
Распахнув дверь столовой, Саймон с трудом подавил зевок… и замер на месте.
– Доброе утро, мистер Эпплкуист. Надеюсь, вы хорошо отдохнули?
Полностью одетая, миссис Эпплкуист сидела за столом и, отрезав треугольный кусочек жареного хлебца, стала тщательно его пережевывать.
Саймон глазам своим не верил: она была бодра, словно птичка, которая лакомится червячками в предрассветном саду. Он нехотя кивнул.
– А вы как себя чувствуете?
Агата с явным одобрением прислушалась к его хорошо поставленному произношению, и Саймон даже почувствовал некоторую гордость. Разумеется, он умел правильно говорить, но ее одобрение… Неужели это что-то значит для него?
Долговязый лакей вышел из комнаты, и миссис Эпплкуист вздохнула с явным облегчением.
– Теперь можете расслабиться, мистер Рейн.
Саймон наполнил едой тарелку и, усевшись за стол напротив миссис Эпплкуист, стал молча есть, исподтишка наблюдая за ней.
Комнату осветило солнце, в лучах которого волосы Агаты приобрели рыжеватый оттенок. Странно, он-то думал, что волосы у нее черные, а не темно-каштановые. По правде говоря, все это весьма заурядно, но… Разве заурядная внешность не является для женщины идеальной маскировкой? Люди никогда не замечают обычного, они не остановят на ней взгляд, потому что их внимание привлечет что-то более яркое.
Внезапно Агата, читавшая «светскую хронику», тихо ахнула.
– Что-то интересное? – поинтересовался Саймон.
– Прочти сам! – Агата хотела подтолкнуть к нему газету по полированной поверхности стола, но вдруг замешкалась.
Саймон удивленно взглянул на нее.
– В чем дело?
– Простите, но… Вы умеете читать?
Саймон чуть было не подавился, но потом решил, что трубочист вполне может быть неграмотным. Он откинулся на спинку стула и стал ждать, когда она сама прочтет ему то, что хотела.
Это была не настоящая газета, а скорее «светская сплетница» с бесконечными намеками на «леди Б.» и «лорда Ф.» и описанием свадебных церемоний и нарядов, а также упоминаниями о шпионах…
О шпионах. Ох нет, только не это.
«Голос общества» поражен тем, что за последнее время не было ничего слышно о величайшем английском герое-шпионе. Хотя его личность строго засекречена Короной, «Голосу» известно, что не так давно он предотвратил планировавшееся нападение на «Сынов Англии» благодаря оперативным действиям, остановившим доставку снарядов и пороха.
Под покровом ночи этот Человек пробрался за линию фронта и, рискуя жизнью, уничтожил оружие, которое Наполеон рассчитывал направить против наших сыновей и братьев.
Саймон уже слышал об этом раньше, во всяком случае, о чем-то очень похожем на это. Сведения о работе его тайной организации распространялись в прессе на потребу публике. Это были факты, о которых, кроме него, мог знать лишь один человек, и кулаки Саймона сжались от ярости.
Ладно, с этим он разберется позже. Взглянув на Агату, Саймон убедился, что она продолжает читать, и снова стал внимательно слушать. Газета не скупилась на похвалы, которые, становясь все более цветистыми, все больше становились похожими на насмешку.
Пора было остановить это.
– Что это за вздор?!
Миссис Эпплкуист, вздохнув, отложила газету.
– Вздор? Но из-за этого «вздора» я и нахожусь здесь. Я кое-кого разыскиваю – человек исчез, и я должна найти его.
– Кто же это такой?
– Его зовут Джеймс Каннингтон, и он мой… Короче, он мне очень дорог, – неловко закончила она.
Джеймс. Вот она и выдала имя своего любовника.
– Какое отношение это имеет ко мне?
– Если вы будете рядом, мне будет значительно легче устанавливать контакт с обществом, задавать вопросы, наводить справки. Шпион, о котором говорится в газете, это Грифон:
В предыдущих номерах он был назван почти в открытую. Если бы я нашла Грифона, то, наверное, смогла бы найти и Джейми.
– Так, значит, Грифон?
– Я не вполне уверена, но у меня имеется ключ к разгадке, так что с него я и начну. Одно письмо, которое, я увидела у Джейми, было подписано «Грифон».
– Не ахти какой ключ.
– О, я знаю, шансы почти равны нулю, но у меня нет выбора. Я должна найти Джеймса; кроме него, у меня никого не осталось.
Голос ее был по-прежнему мягок, но Саймон уже слышал в нем непоколебимую целеустремленность. Ничего хорошего это не сулило. Такие люди обычно шли напролом.
Итак, Агата представляла собой опасность, но и сама была в опасности, потому что не имела ни малейшего понятия, о происходящем вокруг.
– У нас с вами сегодня много дел, мистер Рейн. – Агата улыбнулась, и положила салфетку рядом с тарелкой. – Не хотите ли пройти со мной в гостиную, когда позавтракаете?
Саймон кивнул, она встала из-за стола. Некоторое время он наблюдал, как колышется ее юбка, и лишь когда она вышла из комнаты, снова принялся за завтрак, собираясь как следует подкрепиться. Кто знает, какую работу она поручит ему теперь…
– Этого я делать не буду ни сейчас, ни потом. И если вы думаете, что вам удастся заставить меня, то сильно ошибаетесь! – Напудренный парик ударился о стену спальни, подняв облачко талька.
Миссис Эпплкуист и Баттон, камердинер, которого она наняла и заставила присягнуть в неразглашении тайны, некоторое время с грустью наблюдали, как пудра оседает на полу и других предметах, пострадавших от нежелания Саймона идти на компромиссы. Измятые галстук, воротничок, а также монокль уже валялись на полу, свидетельствуя о том, что он категорически отказывается от превращения в денди.
Наконец миссис Эпплкуист вздохнула.
– Ладно, мистер Рейн; возможно, парик – это излишество. В конце концов, вам едва ли придется появляться при дворе. Мы обойдемся без воротничка с отогнутыми уголками и без монокля, но вы по крайней мере попытайтесь привыкнуть хотя бы к галстуку – ни один джентльмен не появится без него в обществе.
– Ладно, так уж и быть! – сердито буркнул Саймон, с трудом сдерживая желание рассмеяться. Он искренне наслаждался ролью неотесанного трубочиста.
Задрав подбородок, Саймон позволил Баттону повязать вокруг своей шеи только что отглаженный галстук. Руки слуги дрожали, и Саймон на мгновение проникся к нему сочувствием.
Припоминая последние три дня, Саймон подумал, что еще немного, и он вполне сойдет за сумасшедшего. Каждая минута его жизни была заполнена совершенствованием произношения, запоминанием того, что и чем едят за столом, а еще уроками танцев. С рассвета до заката он трудился так напряженно, как еще не трудился никогда в жизни, для него было почти так же трудно сыграть роль человека, который всего этого не знает, как для трубочиста – научиться всему этому впервые.
Миссис Эпплкуист наняла для него слугу, однако больше к его обучению никого не привлекала: она сама давала ему уроки, ела вместе с ним за столом и без конца пилила его, когда он забывал произносить слова должным образом или брал салат не той вилкой.
Будь Саймон просто неотесанным мужиком, к этому времени он превратился бы в заикающегося идиота, и все же он сумел дожить до послеполуденного чая, не придушив маленькую поборницу строгой дисциплины голыми руками.
После чая предстояли еще уроки танцев, что не слишком его радовало, поскольку Саймон никогда не был хорошим танцором. Его пестрое, словно лоскутное одеяло, образование сосредоточивалось скорее на умении: действовать осторожно и хранить тайну, а не на умении стильно одеваться и подобающе вести себя в обществе.
Баттон закончил ритуал завязывания галстука и удовлетворенно хмыкнул, после чего Саймон повернулся к большому зеркалу.
Увидев в нем отражение щегольски одетого мужчины, он замер.
– Баттон, ты просто чудо! – воскликнула миссис Эпплкуист и захлопала в ладоши. – Ах, мистер Рейн, теперь вы выглядите как настоящий джентльмен!
«Осторожнее, старичок. Нельзя, чтобы трансформация происходила слишком быстро».
Саймон сердито взглянул в зеркало.
– Я выгляжу как черт знает что! – заявил он, снимая с себя галстук и жилет. – Вы, конечно, можете время от времени заставить меня одеться подобным образом, но я отказываюсь носить на себе этот хлам каждый день.
Широко раскрыв глаза, Агата наблюдала, как он возится с застежкой сорочки и, потеряв терпение, наконец стаскивает ее через голову.
– Баттон, будь любезен, приготовь мистера Рейна к чаю. – С этими словами она быстро пересекла комнату, а когда их взгляды встретились, Саймон заметил в ее глазах нечто новое.
Завершив маневр стратегического отступления, она остановилась на мгновение в коридоре, прижавшись к деревянной обшивке стены, стараясь отдышаться. Какой же она слабовольный человек, если, торжественно поклявшись, что использует его исключительно в целях маскировки, тут же была наповал сражена его мужской привлекательностью!
Впрочем, Саймон и впрямь был привлекателен – ничего не скажешь: в новой одежде или без нее он являл собой идеал джентльмена в глазах любой девчонки. Но она-то больше: не девчонка, как и он не джентльмен.
– Вы хотите, чтобы чай: подали в гостиную, мадам?
Агата открыла глаза и увидела Пирсона, который смотрел на нее и, судя по всему, ничуть не был смущен тем, что она стоит, подпирая стенку, словно швабра.
– Да, конечно, Пирсон. – Агата откашлялась. – Это именно то, чего я хотела.
Подкрепиться чашечкой чая совсем неплохо. Мистер Рейн с успехом овладевает искусством поведения за столом, а заодно избавляется от привычки, выражая одобрение еде, издавать довольные гортанные звуки.
После чая она выступит в роли учителя танцев и научит мистера Рейна… то есть мистера Эпплкуиста вальсировать.
Вот и отлично; как супружеская пара, они имели полное право станцевать тур этого слегка неприличного танца: не прижиматься слишком тесно к партнеру и не кружиться по залу в его объятиях рекомендовалось только незамужним женщинам.
Но, Боже милосердный, как она все это переживет?
Похоже, миссис Эпплкуист была готова убить его: Саймон с идиотским удовольствием наблюдал, как она, с трудом поборов отчаяние, начала все сначала.
Особенно ему нравились ее губы: они были яркими и без искусственной краски; когда миловидная миссис Эпплкуист нервничала, как сейчас, она имела привычку быстро проводить по, ним кончиком языка.
Неожиданно Саймон подумал, что никогда не видел эти губы улыбающимися. Агата с вежливым выражением лица разговаривала с дамами, которые приходили к ней в гости; она любезно обращалась с прислугой, но никогда не улыбалась по-настоящему.
Может, ему попробовать как-нибудь ее развеселить?
– Знаете, в тех местах, откуда я родом, танцуют не только те, кто специально для этого одевается…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Моя матушка работала на рынке Ковент-Гарден. В конце дня, когда рынок закрывался, на опустевшей площади появлялись бродячие музыканты и играли до глубокой ночи.
– Я ни разу не бывала на рынке Ковент-Гарден. А чем торговала твоя матушка?
Собой. Но Саймон не собирался посвящать ее в такие подробности.
– Так, всякой всячиной.
– А твой отец?
Об этом лучше вовсе не говорить.
– Вы мне рассказываете или я?
– Извините. Продолжайте, прошу вас.
Он замолчал на какое-то время и, двигаясь по гостиной под звуки музыкальной шкатулки, наслаждался ощущением ее в своих объятиях.
– Мистер Рейн, вы рассказывали мне о музыкантах после закрытия рынка…
– Мы собирались вокруг, и те, у кого находились монетки в кармане, покупали за бесценок остатки тортов и пирожков с мясом, а потом раздавали их всем присутствующим. Кто-нибудь приносил напитки, чтобы промочить глотки, пересохшие от того, что приходилось целый день расхваливать товары, и тут разгоралось веселье. А потом начинались танцы. Булочник в фартуке и торговки в чепцах, не обращая внимания на засаленную одежду, танцевали, радуясь жизни и тому, что благополучно закончили трудовой день.
Агата приподняла бровь.
– Мне приходилось бывать на деревенских танцах, но такого счастья, о котором вы говорите, я, как-то не наблюдала.
– Не знаю, как насчет деревенских жителей, но у нас, особенно если появлялись цыгане, все пускались в пляс и веселились вовсю.
– Да? И что же они такое отплясывали?
Выпустив ее из рук, Саймон нажал пальцем на основание музыкальной шкатулки и остановил ее.
– Но, мистер Рейн, мы еще не закончили…
Хлопнув в ладоши, Саймон начал насвистывать веселую мелодию. Одобрительно улыбаясь ей, он взял ее за руки и стал хлопать ими в такт, а потом, отступив на шаг, принялся притопывать ногами, то приближаясь к Агате, то отступая и делая крутой поворот.
Леди, явно заинтересовавшись, следила за движениями его ног и продолжала хлопать. Увидев, что она поняла суть, Саймон схватил ее и закружил, весело напевая:
Эй, парнишка, зови плясать девчонку,
И пусть кружится волчком!
Если вернется, танцуй дальше,
А не вернется – не беда,
Хватай другую, а то и сразу двух,
Докажи, что ты парень хоть куда!
Агата плясала под его не вполне пристойную песню, пока у нее не закружилась голова и она чуть не упала на широкую грудь Саймона. Тяжело дыша, она улыбнулась ему.
– Вы, кажется, немного сошли с ума, мистер Рейн!
– Вы оказали мне большую честь, миссис Эпплкуист. – Саймон хмыкнул. Официальный тон фразы, которую Агата долго вдалбливала ему, совершенно не соответствовал залихватской ухмылке на его губах.
– Корица…
– Что? – не понял он.
– От тебя пахнет корицей. – Агата судорожно втянула воздух. Жар его тела проникал сквозь одежду, прикасаясь, словно язычок пламени, к груди и животу. – Почему?
– Почему от меня пахнет корицей?
Агата кивнула. Странно, что она никак не могла отдышаться: наверное, слишком энергично двигалась в танце.
– Это коричные леденцы: кусочки жженого сахара для кондитеров. Мне они нравятся.
– Ах да, конечно. Коричные леденцы. – Она вдруг вскинула ресницы. – Послушайте, вы великолепно говорите!
Саймон тут же одернул себя. Проклятие, он допустил промах.
Решительно поставив Агату на ноги, он отошел от нее.
– Так и должно быть, ведь у меня такой хороший учитель.
– Благодарю вас, мистер Рейн. – Агата приложила к щекам ладони. – И так чем мы занимались? Ах да, вальс. – Она жестом указала на музыкальную шкатулку. – Будьте любезны, включите музыку, мистер Рейн.
Они вернулись к вальсу. Теперь Саймон двигался напряженно, изо всех сил стараясь не видеть, как потемнели ее глаза и ярче вспыхнули щеки.
Агата все еще тяжело дышала, и он ощущал ее дыхание на своей шее – теплое, влажное и душистое, как ее кожа. Не раздумывая, он притянул ее к себе, желая еще раз почувствовать, как полная грудь прижимается к его груди.
– Мистер Рейн, мы должны держаться друг от друга на определенном расстоянии, как будто между нами находится еще один человек.
Его словно окатили холодной водой. Что ж, такова реальность. Между ними стоял не только человек, но много всего: тайны, ложь, Джеймс…
Саймон отстранился.
– Все, на сегодня хватит, – капризно заявил он.
– Никто и не требует, чтобы вы научились всему сразу. – Агата явно не собиралась упорствовать. – У нас впереди еще целых четыре дня.
– Ну вот и хорошо. А пока я пойду прогуляться, глотнуть свежего воздуха. – Он торопливо проскользнул мимо нее к двери.
– Мистер Эпплкуист…
– Рейн, – бесцеремонно поправил ее Саймон. – Моя фамилия Рейн.
– Я знаю это, мистер… – Агата раздраженно тряхнула головой, – но не могу сразу называть вас так. Я должна обращаться к вам непринужденно, иначе у нас ничего не получится.
– Если вы моя жена, то называйте меня «Саймон», а еще лучше – «Саймон, дорогой». – Он улыбнулся.
– «Мортимер, Дорогой», хотели вы сказать…
– Как бы не так, черт побери! Что за имя вы выкопали? Мортимер – это парень, у которого разбитые очки и вечно сопливый нос. Могли бы выбрать какое-нибудь достойное имя, вроде…
Агата приподняла бровь:
– Вроде «Саймон»?
– Во всяком случае, это гораздо лучше, чем «Мортимер».
– Мне нетрудно называть вас «мистер Эпплкуист». Многие женщины именно так обращаются к своим мужьям…
– Откуда вам это известно – вы ведь никогда не были замужем, не так ли?
– Следите, пожалуйста, за произношением, мистер… – Агата закусила губу. – Мое семейное положение не имеет значения. К тому же если бы я захотела, то… Ладно, я буду звать вас «Морти», а вы зовите меня «Агата». Ну как, годится?
– Ладно, пусть будет «Морти», – проворчал он. Что, интересно, она имела в виду, говоря, что если бы захотела, то… Она содержанка, любовница: ни один респектабельный мужчина не сделает ее хозяйкой дома.
Но ведь он-то не респектабельный мужчина, не так ли? И все же вполне возможно, что она вовлечена в какую-то весьма подозрительную историю, и он находится здесь, чтобы ликвидировать утечку информации, а не для того, чтобы спасти ее, вытащив из уютного гнезда порока.
Нет, ему точно нужен глоток свежего воздуха.
Мысленно выругавшись из-за того, что пришлось позволить Пирсону надеть на себя плащ, Саймон схватил шляпу и перчатки и выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.