Открыв глаза, Крисси не сразу сообразила, где находится. Но мягкая кровать, шелковое одеяло и яркий солнечный свет, пробивающийся сквозь жалюзи, бросавшие кружевные тени на стены, подтвердили, что она все еще в Монте-Карло.
А ей приснилось, что она вернулась в Лондон, и даже после пробуждения в ее ушах все еще стояли крики грязных детей, игравших в уличной пыли, и она продолжала ощущать зловоние помоек, являвшихся неотъемлемой частью всех домов.
Нет, она в Монте-Карло. Она нежится в постели, наслаждаясь роскошью и комфортом. Но внезапно удовлетворение сменилось раздражением. Она вспомнила, почему легла спать среди дня. Все из-за Стеллы, Стеллы, чья тупость и глупость так взбесили ее, что у нее случился очередной приступ мигрени. Сильнее всего головная боль мучила после того, как она теряла контроль над собой.
Да, Стелла виновата в том, что у нее начался такой сильный приступ. Боль буквально ослепила ее, и она сдалась, решив лечь спать в столь неподходящее время дня. После сна боль утихла, но раздражение осталось. Временами Крисси казалось, что тупость Стеллы или сведет ее с ума, или приведет ее в такую ярость, что из-за этого у нее полопаются кровеносные сосуды. А Стелла только улыбалась и говорила, что ей очень жаль. «Что можно сделать с таким человеком?» — с отвращением спрашивала себя Крисси.
Все началось за обедом, когда Стелла случайно обмолвилась, что прошлым вечером раджа дал ей немного денег для игры в Казино. Часть Стелла проиграла, а остальное вернула ему.
— Сколько? — начала свой допрос Крисси.
Стелла почувствовала себя неуютно.
— Немного, — ответила она.
— Сколько? — настаивала Крисси.
— Не помню, — продолжала защищаться Стелла.
— Лжешь, — набросилась на нее Крисси. — Ты все прекрасно помнишь. Сколько там оставалось — пятьдесят франков, сотня или больше?
Покачав головой, Стелла принялась есть мороженое — разноцветные, вкусно пахнущие шарики с лесной земляникой и взбитыми сливками.
— Отвечай! — приказала Крисси.
— Я на самом деле не знаю, сколько оставалось, — ответила Стелла. — Большую часть из того, что он мне дал, я проиграла.
— А сколько он тебе дал?
— Тысячу франков.
Крисси вскрикнула, ее сжатые кулаки опустились на стол с такой силой, что зазвенела посуда.
— Безмозглая дура! — закричала она. — Тысяча франков — и ты играла на них? Почему ты не спрятала их и не сказала радже, что все проиграла?
— Это было бы неправдой, — мягко проговорила Стелла. — К тому же он мог бы заметить, что я не играю.
— Ты могла бы поставить пару франков, — признала ее правоту Крисси. — Меня приводит в неистовство мысль, что ты оказалась еще глупее, чем я думала, отдав ему остаток. Я уже не говорю о том, что ты вообще пошла играть и к тому же проиграла. Неужели твоя дурная башка не понимает, что нам надо экономить, что каждый отложенный франк будет на вес золота, когда мы вернемся в Лондон?
— Мне очень жаль, Крисси, — тихо промолвила Стелла.
— Жаль? Ты всегда это говоришь! — кричала Крисси. — Что жалеть, когда в следующий раз ты поступишь так же? Сегодня вечером надо вытянуть из раджи в два раза больше, чтобы исправить твое упущение.
Стелла положила ложку и отодвинула тарелку.
— Я не могу больше просить у него. Они так согласился подарить мне жемчуг.
— И когда же ты его получишь? — поинтересовалась Крисси.
— Если уж на то пошло — я совсем не хочу его, — ответила Стелла. — Вчера вечером я разговаривала с девушкой, у которой этот жемчуг, с Призраком, как ее называют. Она была так добра. Она разговаривала со мной, Крисси, как будто я ее подруга, как будто я принадлежу к ее кругу. Я не хочу забирать у нее жемчуг — он принадлежал ее матери.
При этих словах Крисси закричала. Продолжая кричать, она вскочила из-за стола и заметалась по комнате, охваченная яростью. Лакей, который прислуживал им, заглянул в дверь, пытаясь узнать, что происходит.
Крисси бушевала довольно долго, и когда наконец Стелле удалось заговорить, она еле слышно пробормотала, что ей ужасно жаль и что у нее не было намерений расстраивать Крисси. Но эти слова не успокоили горбунью, и она рвала и метала до тех пор, пока ее не скрутил приступ страшной боли, заставивший ее замолчать.
К этому времени Стелла уже была вся в слезах. Обычно она плакала редко, но сейчас Крисси обвинила ее в жестокости и неблагодарности, во лжи и даже в том, что она своровала деньги, которые могли бы обеспечить им безбедное существование.
— Не надо, Крисси, дорогая, не надо, — молила Стелла. — Прости меня, я же сказала, что мне очень жаль. Если бы я не была так глупа, я ни за что не рассказала бы тебе, что встретилась с мадемуазель Фантом и что вернула радже деньги.
— Рассказала бы! Обязательно рассказала бы! — ответила Крисси. — Если наступит день, когда ты сможешь скрыть что-нибудь от меня, я умру от удивления. Не следи я за тобой, ты бы через неделю подохла от голода, если еще раньше не попала бы в сумасшедший дом. Все твои успехи — результат моих и только моих усилий, и не забывай об этом.
— Я никогда не забываю об этом, — с несчастным видом проговорила Стелла. — Прошу тебя, не сердись на меня.
Но Крисси невозможно было утихомирить, и хотя головная боль загнала ее в спальню, ее визгливые крики еще долго разносились по дому.
Крисси вздохнула и уткнулась в подушку. Слава Богу, боль прошла. «Сколько же я проспала?» — спросила себя Крисси и посмотрела на каминные часы.
Почти пять. Она, должно быть, проспала более двух с половиной часов. Теперь ей намного лучше, у нее вполне хватит сил, чтобы еще до вечера, до встречи с раджой, успеть вправить Стелле мозги. Она фантастически глупа. Стоит ей только слово сказать, и раджа буквально засыплет ее золотом, а она не может даже заикнуться об этом! «Она всегда была такой, — со злостью подумала Крисси. — Она никогда не умела с выгодой для себя использовать свою красивую внешность».
Она вспомнила, какой был шум, когда у Стеллы появился первый поклонник — первый мужчина, который предложил ей свое покровительство. Стелла — эта безмозглая дура — устроила страшный скандал. Без сомнения, мужчина был староват и любил выпить, но разве это имело какое-то значение, когда он был так богат? Крисси вспомнила, сколько ей пришлось вытерпеть, прежде чем удалось заставить Стеллу поступить так, как ей хотелось.
Тогда Стелле исполнилось всего семнадцать, ее красота отличалась присущей только юности свежестью. Но ее голова была забита глупыми мечтами кого-то полюбить. Крисси пришлось приводить сестру в чувство и выбивать из ее дурной башки всю эту чепуху. Это был каторжный труд! До сих пор у нее в ушах стоял крик Стеллы:
— Я не могу! Я не могу! Он старый и противный!
— Ну какое это имеет значение? — резко спросила Крисси.
Крисси победила: Стелла сдалась. Почти год они прекрасно жили в маленьком домике около Риджент-парка. У них был наемный экипаж, в котором Стелла ездила в театр, и горничная. А потом, как и все, кто последовал за ним, покровитель Стеллы заскучал.
— Почему ты не можешь быть интересной? — спрашивала Крисси. — Заставляй его смеяться! Разговаривай с ним!
— Нам не о чем говорить, — жаловалась Стелла. — Нам нравятся разные вещи, а его истории вызывают у меня зевоту.
После этих слов Крисси ударила Стеллу. Это был не первый случай, когда Крисси давала волю своим рукам, и, естественно, не последний. Однако Крисси не испытала никакого удовлетворения, так как Стелла начала плакать и извиняться. Слезы делали ее некрасивой, поэтому Крисси, боявшаяся, что Стеллу могут выгнать из театра, очень редко доводила дело до слез.
«Как же все это было утомительно», — думала теперь Крисси. Если бы только Бог дал ей внешность Стеллы, если бы он дал ей такое же привлекательное личико и столь безупречную фигуру! От подобных мыслей она еще сильнее уткнулась в подушку, ее костлявые пальцы заскребли по шелковой простыне.
Несправедливо, чтобы одни женщины имели все, а другие — ничего. Она вспомнила, как подслушала разговор двух девушек из кордебалета, которые обсуждали ее и Стеллу. Они стояли в темном углу позади сцены в ожидании своего выхода и не заметили притаившуюся в тени Крисси.
— Тебе придется признать превосходство Стеллы, она славная девушка, — сказала одна.
— Да, когда ее сестрица дает ей волю, а то она почти никогда не выпускает Стеллу из своих ежовых рукавиц, — ответила вторая.
— Ой, не напоминай мне об этой отвратительной обезьяне! Один ее вид приводит меня в содрогание!
Чтобы не сказать им все, что она о них думает, Крисси до крови прикусила губу. И в то же время, как и всегда, когда кто-то в обидной форме отзывался о ее внешности, ее охватило страшное негодование. Разве она виновата, что такой уродилась? Она ненавидела тех, кто во всеуслышание наносил ей такие жестокие оскорбления, еще больше усиливавшие ее неприязнь к этим красивым безмозглым созданиям, с которыми Стелла делила гримерную.
Нельзя утверждать, что девушки относились к Крисси плохо. Будь она добрее и дружелюбнее, они очень скоро приняли бы ее в свой круг. Но Крисси постоянно находилась в состоянии обороны, готовая броситься в атаку при малейшем намеке на оскорбление, и все окружающие чувствовали ее враждебность и инстинктивно недолюбливали ее. Она была как собака, с которой плохо обращался хозяин: готовая облаять как друзей, так и врагов.
Иногда, когда они оставались вдвоем, Стелла начинала с ней спорить.
— Почему ты так плохо ко всем относишься, Крисси?
— А почему бы и нет? Как только представится возможность, вся их ненависть ко мне тут же вылезет наружу.
— Откуда ты знаешь? — спросила Стелла. — Ты пугаешь людей, когда огрызаешься, и им приходится огрызаться в ответ. Если бы не твое поведение, они хорошо относились бы к тебе.
— Я не нуждаюсь в их хорошем отношении, — резко ответила Крисси. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Но это было неправдой! Как и все на свете, она хотела иметь друзей. Она хотела любить и быть любимой. Да, чтобы ее любили, чтобы за ней, как за Стеллой, ухаживали мужчины!
Иногда она ненавидела Стеллу той примитивной животной ненавистью только за то, что мужчины желали ее. Крисси видела их глаза, когда они смотрели на красавицу Стеллу. В их взглядах она замечала всепоглощающую страсть, огонь желания и с внезапным испугом обнаруживала, что все ее существо отзывается на их призыв.
Но стоило им только увидеть, что она наблюдает за ними, или обратить внимание на охватывавшее ее возбуждение, как их лица сразу же искажались. Вожделение сменялось отвращением, они буквально шарахались от нее. Изредка она замечала в их глазах жалость, и тогда ей становилось еще тяжелее.
Разве удивительно, что после подобных случаев она становилась раздражительной до такой степени, что Стелла с трудом выносила ее присутствие? Разве это удивительно, что иногда ночами Крисси отчаянно хотелось умереть, чтобы ее тело скрылось в могильном мраке?
Однако она испытывала какое-то извращенное наслаждение от сознания, что без помощи ее изворотливого ума Стелла с своей красотой ничего бы не достигла. Ей доставляло удовольствие заставлять Стеллу поступать так, как ей хотелось, дрессировать ее, как щенка, безжалостно эксплуатировать ее ради удовлетворения своей жажды денег.
Деньги! Давным-давно Крисси решила, что это единственное, что нужно иметь в жизни. За деньги можно купить комфорт, роскошь, безопасность и зависть менее удачливых людей. Деньги, говорила она себе, более желанны, чем любовь или дружба. Деньги — это средство успокоения, они способны унять любую боль, даже муки потерявшей надежду жалкой уродины.
Каждый пенс, который Стелла приносила в дом, являлся для Крисси жизненным эликсиром. Это была и возможность отомстить Стелле за ее красоту и привлекательность. Если ей приходится страдать, чтобы добыть деньги, тем лучше. Почему ей должно быть легко только из-за того, что у нее есть симпатичное личико и красивая фигура?
В памяти всплыло лицо мужчины с косым взглядом. Крисси вспомнила лорда Ротама, которого Стелла ненавидела. Это был редкостный мерзавец, но могущественный и богатый. Стелла всячески старалась избегать его, так как он был притчей во языцех в театральном мире. Однажды вечером он прислал ей букет орхидей и приглашение поужинать с ним после спектакля. Стеллу передернуло, она отшвырнула букет.
— Я еще не пала так низко, чтобы согласиться на свидание с ним, — твердо сказала она. — Напиши ему, Крисси, и скажи, что я занята.
Крисси промолчала, но когда началось следующее действие, написала лорду Ротаму, что принимает приглашение, и подписалась именем Стеллы.
«Стелла безнадежна», — вздохнула Крисси. Она никогда не научится рассуждать здраво. Ей надо объяснять каждый ее шаг, как будто она ребенок или недоумок. Вот и сейчас, с раджой, снова надо ее учить. Крисси почувствовала, как в ней опять нарастает раздражение при мысли, что вчера Стелла прозевала тысячу франков. Тысячу франков! В Англии этих денег хватило бы на пару месяцев.
Она услышала, как тихо скрипнула дверь, и повернула голову.
— Кто там? — спросила она.
Дверь открылась пошире, и вошла Стелла.
— Ты проснулась, Крисси?
— Ты же видишь, — угрюмо отозвалась Крисси.
— Мне хотелось бы поговорить с тобой.
— Тогда открой жалюзи, — приказала Крисси. — Все равно пора вставать.
Стелла послушно направилась к окну и подняла жалюзи.
Окна спальни выходили в сад, и Крисси были видны зеленые ветви пальм и оливковых деревьев, а за ними — острые вершины гор.
Стелла на секунду задержалась возле окна, потом повернулась к сестре. На Стелле было платье из зеленого тарлатана, отделанное красно-зеленой «шотландкой», которая гармонировала с перьями на ее соломенной шляпке. Крисси подумала, что сегодня Стелла удивительно хороша и элегантна. Ее глаза сверкали, губы улыбались. Но когда взгляды сестер встретились, радостное выражение исчезло с лица Стеллы. Она стала серьезной.
— Ты куда-то собираешься? — спросила Крисси.
— Да, — ответила Стелла. — Именно об этом я и хотела поговорить.
— Ну, попробуй, и рассуждай более здраво, чем вчера вечером, — заметила Крисси. — Заставь раджу повезти тебя по магазинам.
— Я ухожу не с раджой, — еле слышно проговорила Стелла.
— Если ты рассчитываешь, что я пойду с тобой, ты ошибаешься, — сказала Крисси. — Ты сегодня доставила мне достаточно неприятностей. Я хочу выпить чаю. На этот раз мне придется самой спуститься на кухню и приготовить чай.
— Я не собираюсь приглашать тебя с собой, — сказала Стелла. — Я… я ухожу с одним человеком.
Что-то в ее голосе и манерах внезапно показалось Крисси странным. Она села в постели.
— В чем дело? — подозрительно спросила она. — О чем ты пытаешься мне сообщить?
Стелла набрала в грудь побольше воздуха.
— Я уезжаю, Крисси! Я покидаю это место.
— Покидаешь? — медленно переспросила Крисси. Но тут же вопросы, как выстрелы, последовали один за другим: — Куда ты собралась? С кем? Что все это значит?
Стелла была бледна, но голос ее звучал твердо.
— Я выхожу замуж, Крисси. Сразу же, как только мы выправим документы. Мне очень жаль, но он не разрешает взять тебя с собой.
— Замуж? За кого? О ком ты говоришь?
— О… о Франсуа.
— Франсуа!
Крисси только и смогла, что прошептать это слово. На мгновение она потеряла дар речи.
— Да, Франсуа, — повторила Стелла, и внезапно ее голос зазвучал легко и радостно. — Он любит меня, и я его люблю. Мне никогда в жизни не было так хорошо. Два дня назад он сделал мне предложение, но тогда я не ответила ему. А когда после сегодняшнего обеда он пришел и увидел, что я плачу, он взял с меня слово, что я выйду за него замуж немедленно. О, Крисси, я так счастлива, просто трудно передать, как я счастлива!
— Как ты смеешь говорить мне все это!
Лицо Крисси стало пепельно-серым.
— Я боялась, что ты рассердишься, Крисси, но ты должна простить меня. Это трудно, я понимаю. Мне жаль, что я не могу пригласить тебя на свадьбу или позволить тебе жить в моем доме, но Франсуа не разрешает. Он давно копил деньги на покупку ресторана. Он уже присмотрел один и надеется, что через несколько месяцев мы уже сможем открыть его. Крисси, он хочет, чтобы я была самой собой. Мне трудно говорить тебе это, но я должна сказать правду: он считает, что ты плохо влияешь на меня. Это, конечно, глупость, я так ему и сказала, но он ничего не желает слушать. Он говорит, что мне придется выбирать между тобой и им. А я, Крисси, — я понимаю, я поступаю ужасно — я так люблю его, что не могу жить без него.
— Ты с ума сошла! — вскричала Крисси.
— Ты так часто говорила мне об этом, что почти убедила меня, но Франсуа говорит, что я не сумасшедшая. Он говорит, что я просто не подхожу для такого образа жизни, к которому мы с тобой привыкли. Она права, Крисси, ведь я всегда терпеть не могла такую жизнь… ты ведь и сама знаешь. Я хочу иметь свой дом. Когда у меня будет свой дом, я перестану лениться. Я буду работать для Франсуа, буду следить за его хозяйством и помогать ему в ресторане. Я все для него сделаю… все на свете.
— Очевидно, ты совсем потеряла голову, если решила променять раджу со всеми его деньгами на одного из его слуг — простого повара, о котором ты ничего не знаешь.
— Я знаю о нем то, что он хочет жениться на мне, — с большим достоинством ответила Стелла. — Ты не должна так плохо говорить о нем, Крисси, ведь он хочет сделать для тебя все, что в его силах. Я знаю, ты недовольна тем, что я покидаю тебя, но Франсуа пообещал мне, что будет каждый месяц посылать тебе определенную сумму. Я забыла, сколько, но что-то около двух фунтов в неделю. Ты сможешь жить на них, Крисси, даже если ты не найдешь работу. Мы часто жили и на меньшее, кроме того, я хочу, чтобы ты оставила себе все драгоценности раджи и деньги, которые собрала. Раджа решит, будто я все взяла с собой, но я сомневаюсь, что он потребует что-то назад. Забери их, Крисси, на это ты сможешь вернуться в Лондон, а если ты дашь мне свой новый адрес, Франсуа будет ежемесячно посылать тебе деньги. Он обещал мне.
— Ты уже все решила, не так ли? — прорычала Крисси. — Значит, так, ты никуда не едешь! Повторяю, чтобы ты получше усвоила: ты никуда не едешь!
— Нет, Крисси, еду, — спокойно проговорила Стелла. Она положила лист бумаги на туалетный столик. — Вот адрес Франсуа. Его дом находится в старой части Монако, и я отправляюсь туда прямо сейчас. Думаю, мы обвенчаемся завтра рано утром. А потом он повезет меня туда, где мы будем одни. Прежде чем Франсуа начнет работать на новом месте, мы устроим себе медовый месяц.
Ее глаза сияли. Она подошла поближе к кровати.
— Прошу тебя, Крисси, пожелай мне счастья, и давай расстанемся друзьями. Я знаю, я тебе многим обязана… и я благодарна, на самом деле благодарна за то, что ты сделала для меня, но теперь я хочу жить своей жизнью. Я всегда мечтала встретить человека, которого полюблю и который полюбит меня. Я нашла его, поэтому не омрачай моего счастья.
— Говорю тебе, ты никуда не поедешь, — упрямо повторила Крисси.
— Поеду! Франсуа ждет меня. Я уже упаковала вещи и снесла чемоданы вниз. Драгоценности в ящике туалетного столика. Прощай, Крисси.
Слова прощания подстегнули Крисси. Ужас, сковавший все ее тело, как только она услышала эту ошеломляющую новость, исчез. Выскочив из кровати, она встала перед дверью. Ее волосы были всклокочены, лицо сморщилось, рот ощерился, открыв желтые зубы. Всем своим видом она бросала вызов Стелле. На мгновение взгляды сестер скрестились, потом Стелла спокойно сказала:
— Если ты, Крисси, меня не выпустишь, я пошлю за раджой и скажу ему, что покидаю его дом. Я оставила ему письмо, но если мне придется самой сообщать ему эту новость, я буду вынуждена вернуть ему все его подарки, в том числе и драгоценности, которые я собралась оставить тебе.
Голос Стеллы был тверд, глаза спокойны. Крисси никогда не представляла, что Стелла может так разговаривать. Она была непоколебима, весь ее облик свидетельствовал о силе духа, о существовании которой Крисси даже не подозревала. Впервые в жизни Стелла боролась за то, что ей было дорого.
Крисси глубоко вздохнула. Она была побеждена и понимала это. Она отошла от двери и лицом вниз рухнула на постель. Ее руки были сжаты в кулаки, ногти впивались в ладони, ее горб уродливо выделялся на ровной кровати.
Мгновение Стелла колебалась. Ее взгляд был полон жалости, но она перевела глаза на дверь. Она может идти, она свободна и вольна соединить свою судьбу с человеком, которого любит, начать жить достойно. Но ее счастье принесет кому-то горе — ведь Крисси остается несчастной.
Было нечто устрашающее в том, что ей удалось заглушить голос, который долгие годы не переставая пилил ее. Защищенная своей любовью, она в считанные секунды разрушила власть сестры над собой. Но ей не хотелось причинять Крисси боль, и на какое-то мгновение ее охватило желание утешить ее, обнять и попросить забыть обо всем. Как-нибудь они проживут, и она будет делать все так, как хочет Крисси. Ведь они сестры. Разве не это самое главное?
Но потом она подумала о Франсуа. Он добр. Ей не надо ничего скрывать от него, он все поймет. Он по-настоящему и искренне любит ее. Она видела много мужчин на своем веку, чтобы распознать истинную любовь. Они с Франсуа любят друг друга. При этой мысли сердце Стеллы замерло в сладостном томлении. Она еще раз взглянула на Крисси — последний, полный жалости взгляд, — на ее уродливую спину, морщинистую искривленную шею, слишком короткие ноги, слишком длинные руки. Бедная, бедная Крисси, ну как можно оставить ее? Как она могла поверить Франсуа, что Крисси плохо влияет на нее? Он не прав, он не понимает, как Стелла может быть временами тупа и упряма, как она ленива и непонятлива. Она не может уехать. Она не имеет права!
И тут ей показалось, что перед ней стоит Мистраль, она увидела ее большие глаза, ласковые и добрые, которые смотрели на нее, и услышала ее мягкий голос: «Когда поступаешь правильно, ты выполняешь волю Господню, и это главное. Мы должны поступать правильно, чего бы это ни стоило нам или другим».
Она поступила правильно, решившись выйти замуж за Франсуа — Стелла, как никогда, была в этом уверена. Она медленно направилась к двери. Крисси не шевельнулась, не издала ни единого звука, но Стелла знала, что она ждет — ждет, когда Стелла сдастся, откажется от самостоятельно принятого решения и от своей свободы.
— Мне очень жаль, Крисси, — мягко проговорила Стелла. — Прощай!
Крисси не двинулась, не закричала. Она проиграла свою последнюю битву и знала это. Стелла ушла и больше не вернется. Сколько она пролежала так, Крисси не знала. Она подняла голову и посмотрела на часы. Раджа, должно быть, уже прочел письмо Стеллы. Он может прийти на виллу «Мимоза». Но до его появления Крисси надо успеть кое-что сделать.
Подгоняемая внезапно охватившим ее страхом, она ринулась в комнату Стеллы. Все ее вещи исчезли, туалетный столик был пуст, двери шкафа распахнуты. Комната стала такой безликой, как и в день их приезда. «Комната свободна, — внезапно подумала Крисси, — она ждет нового жильца».
Она выдвинула ящик туалетного столика. Как Стелла и сказала, драгоценности лежали там. И бриллиантовое ожерелье в футляре с бархатной подушечкой, и другие украшения, которые сверкали и переливались всеми цветами радуги по мере того, как Крисси открывала футляры. Всего секунду она смотрела на них, потом схватила и прижала к груди. Они принадлежат ей — она превратит их в деньги, которые потратит так, как захочет. Она издала смешок, прозвучавший жутко в пустой тишине комнаты.
Как Крисси и предполагала, раджа в этот момент читал письмо Стеллы. Он находился на вилле «Шалимар». Он вернулся домой поздно: его задержал человек, который хотел продать ему несколько лошадей. Сделка оказалась удачной, раджа провернул ее очень выгодно, поэтому он пребывал в отличном расположении духа, безмерно довольный собой.
По дороге на виллу он представлял, как расскажет Стелле о своей ловкости в делах. Его охватывало страстное желание покрасоваться перед ней, к тому же ему нечасто удавалось заключать столь выгодные сделки, которыми стоило бы хвастаться. Подумав о том, что Стелла будет восхищаться его смекалкой и сообразительностью, он решил, что должен дать ей еще одну возможность убедиться в его щедрости. Он подарит ей сапфировое кольцо. После того как мадемуазель Фантом сбежала от него прошлым вечером, ему будет довольно трудно раздобыть ожерелье, даже несмотря на его заверения, будто ничто на свете не сможет помешать ему. Кольцо даст ему время для того, чтобы добыть ожерелье.
Возможно, правильнее было бы сначала переговорить со старшей дамой. Она может оказаться более покладистой. Но девушка была так красива, очень красива. Ему всегда нравились блондинки. В отличие от Стеллы, у той девушки цвет волос был естественным. Ее красота была нежной и утонченной, тогда как Стелла была слишком яркой. «Но я люблю ярких женщин, именно таких, как Стелла», — с вызовом признался себе раджа. Мало приятного — ухаживать за женщинами, которые бросают на тебя взгляды, полные холодного презрения. Именно так эта девушка и смотрела на него, в ее облике было нечто такое, от чего он показался себе маленьким и незначительным.
Это, конечно, оскорбительно, но в то же время смешно. Разве он не богат и не могуществен? Разве он не правитель страны, в тысячи раз большей, чем это крохотное княжество? И ему, джехангарскому радже, какая-то девчонка дала отпор и унизила своим взглядом. Она обладала некой магической силой, которой он не ожидал от нее и которая оказалась неподвластной его собственной черной магии.
Почему он продолжает думать о ней, со злостью спрашивал он себя, почему он сравнивает ее со Стеллой? Стелла достаточно красива, и она получит кольцо. Он преподнесет его сегодня вечером, когда они отправятся на ужин. Она издаст возглас удивления и поблагодарит его, а он наденет кольцо ей на палец. Мысли о кольце напомнили ему, что он подарил ей не так много драгоценностей, как другим своим женщинам. В отличие от других, она не была жадной и почти ничего не просила.
Например, Лола, испанская танцовщица, стоила ему полмиллиона франков, которые ушли только на платья и меха, и даже теперь воспоминания о подаренных ей бриллиантах беспокоили его. В те дни он был еще молод, теперь же, с годами, он стал более осторожен. Если уж на то пошло, на сделке с лошадьми он вернул себе почти всю стоимость кольца.
Когда раджа входил на виллу «Шалимар», на его губах играла довольная улыбка. Слуги, стоявшие в холле, склонились в низком поклоне, как и всегда при его появлении, но выражение их лиц, их чересчур явная почтительность показались ему подозрительными. Его восточная интуиция подсказала ему, что случилась беда. Он пристально взглянул на одного из адъютантов, который, услышав его шаги, уже спешил ему навстречу.
— Что-то случилось? — спросил раджа.
У адъютанта был удивленный вид. Он только недавно начал работать у раджи, и тот еще не полностью доверял ему, в отличие от других слуг, работавших у него многие годы.
— Нет, ваше высочество, ничего. А почему вы спрашиваете?
Раджа не ответил. К нему подошел слуга с серебряным подносом, на котором лежало письмо. Почерк был незнаком радже.
— От мисс Стайл, ваше высочество.
Раджа взял письмо. Охваченный нетерпением, он разорвал конверт и вытащил два листа, исписанных крупным неровным почерком Стеллы. Раджа с трудом читал совершенно безграмотно написанное письмо. Потом, не говоря ни слова, он прошел в гостиную. Адъютант последовал за ним.
Как только дверь за раджой закрылась, слуги переглянулись. Они понимали, что отъезд Стеллы и Франсуа принесет неприятности им всем. Когда раджа бывал в ярости, он становился очень опасным.
Пройдя к письменному столу и бросив на него письмо Стеллы, раджа повернулся к адъютанту.
— Когда она уехала? — спросил он.
— Кто, ваше высочество? — удивился адъютант.
— Мисс Стайл!
— Уехала? Но я не знал об этом, — ответил адъютант, охваченный нехорошим предчувствием.
— Дурак! — бросил раджа.
— Как угодно вашему высочеству.
— Мне угодно, и вы уволены. Ваша обязанность — знать, что происходит в доме, а если происходит нечто такое, чего я не одобряю, предотвратить это.
— Но, ваше высочество… — начал молодой человек.
— Вон, говорю вам, немедленно!
Униженный, полный отчаяния, с навернувшимися на глаза слезами адъютант побрел к двери. Когда он взялся за ручку, раджа приказал ему:
— Пошлите ко мне Хазру!
Хазра, который давно ждал этого мгновения, стоял в холле. Это был огромного роста бородатый сикх, который с рождения раджи являлся его личным слугой. Через минуту раджа уже все знал. Хазре лучше всех было известно направление мыслей раджи, он знал, что беглецы должны быть пойманы. Ни один властелин не перенесет унижения и ущерба, нанесенного его престижу, а именно это и случилось с раджой.
Хазра дал своему хозяину, как капризному ребенку, возможность выплеснуть всю свою ярость на Стеллу, и дождался, когда его гнев сменился уродливой и опасной жалостью к самому себе. Этого момента и ждал Хазра.
— Если ваше высочество позволит мне высказать свое мнение, я не думаю, что во всем виновата дама, — вкрадчиво начал он. — Франсуа обладает умением убеждать. Все французы таковы: красноречивы, обволакивают нежными словами, но Франсуа никогда не преуспел бы, не будь дама несчастна…
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил раджа.
— Ваше высочество прекрасно понимает, когда я говорю, что она была несчастна, я не имею в виду те часы, которые она провела с вашим высочеством. Тогда она находилась на вершине блаженства, как и все, кому ваше высочество дарил свою улыбку. Но когда свет вашего высочества не освещал ее существования, все было по-другому.
— Объясни, — приказал раджа.
— Дело в сестре дамы, в этом уродливом создании, которое и сделало ее несчастной. Я часто слышал ее раздраженные крики, ее обидные высказывания в адрес дамы, которую ваше высочество почтил своим вниманием. «Это плохо, — подумал я, — но кто я такой — простой слуга — чтобы разносить сплетни».
— Ты должен был сообщить мне, — сказал раджа.
— Да, конечно, ваше высочество, я каюсь, что был так глуп. Ваш покорный слуга теперь понимает это. Сейчас ясно, что дама была вынуждена бежать из-за жестокости этой горбуньи, от которой даже доброта и великодушие вашего высочества не смогли уберечь ее.
Это предположение успокоило гордость раджи, его глаза загорелись.
— Я понял тебя, Хазра, — сказал он. — Ведь горбунья с ней не уехала?
— Нет, нет, ваше высочество. Она одна на вилле «Мимоза».
— Выгони ее немедленно, — приказал раджа. — Я не потерплю ее присутствия здесь.
— Прямо сейчас, ваше высочество?
— Ты же слышал меня! Я сказал немедленно! Я всегда не любил ее! Она принесла в дом несчастье.
— Ваше высочество очень мудр! Интуиция вашего высочества никогда вас не обманывает.
— Вот и выкинь ее.
— А если у нее нет денег, чтобы вернуться обратно в Англию?
— Какое мне до этого дело? — спросил раджа. — Да пусть она с голоду подохнет! Почему это должно меня волновать?
— Да будет так, как повелевает ваше высочество.
Хазра склонился и попятился к выходу. В этот момент дверь отворилась и вошел слуга. Он нес серебряный поднос с карточкой. Раджа взглянул на нее.
— Месье Гутье, начальник Сюртэ! Что ему надо?
— Увидеть ваше высочество. Месье сожалеет, если появился не вовремя, но он займет внимание вашего высочества всего на несколько минут.
— Хорошо, проводите его, — сказал раджа.
Он нахмурился. Что полиции от него надо? Он не мог припомнить, когда нарушил законы княжества.
Дверь опять отворилась, и месье Гутье вошел в комнату. Это был энергичный мужчина небольшого роста. Он выглядел щегольски в сине-белой форме полиции Монте-Карло.
— Вы хотели видеть меня? — спросил раджа.
— Простите, что побеспокоил вас, ваше высочество, — ответил он. — Я буду безмерно благодарен, если вы поможете мне в одном небольшом деле.
Он вынул из нагрудного кармана кожаный бумажник.
— Здесь у меня, — мрачно и несколько торжественно проговорил он, — личные вещи одного господина, который, как это ни печально, был найден вчера вечером мертвым в саду Казино.
— Убийство или самоубийство? — с легкой усмешкой спросил раджа.
Он прекрасно знал, как власти Монте-Карло боялись происшествий подобного рода.
— Мы считаем, что это было самоубийство, — ответил месье Гутье.
— Полагаю, он, как обычно, проиграл все деньги за карточным столом? — спросил раджа.
— Сомневаюсь, чтобы у него было много денег. — В голосе месье Гутье слышался упрек, как будто его возмутило, что раджа осмелился увидеть во всем происшествии вину Казино. — Надеюсь, у вашего высочества будет что рассказать нам про этого господина.
— У меня? — удивился раджа. — А кто он такой?
— Его зовут Генри Далтон.
— Я никогда не слышал о нем.
— Разве?
Замечание прозвучало несколько скептически.
— Почему вы решили, что мне что-то известно? — поинтересовался раджа.
— У него в бумажнике было письмо, адресованное вашему высочеству. Возможно, вам будет интересно прочитать его.
Он протянул листок радже. В отличие от послания Стеллы, это письмо, написанное четким мелким почерком, было читать гораздо легче:
Его высочеству джехангарскому радже.
Ваше высочество, как я понял, вас заинтересовали личности двух дам, остановившихся в «Отеле де Пари» и зарегистрировавшихся как мадемуазель Фантом и мадам Секрет. У меня есть кое-какая информация о них. Если ваш интерес велик настолько, что вам удастся убедить меня предоставить вашему высочеству эти сведения, я заеду в любое удобное для вас время.
Остаюсь верным слугой вашего высочества.
Генри Далтон»
Раджа вернул письмо месье Гутье.
— Лично я не знаком с этим человеком, — сказал он, — но думаю, один из моих адъютантов связывался с ним. Он упоминал при мне о человеке, который может предоставить сведения об этой даме. Вы хотите поговорить с ним?
— Я был бы очень благодарен, если бы ваше высочество разрешили мне.
— Вас проводят в гостиную, — сказал раджа, помедлив, прежде чем позвонить в колокольчик. — Жаль, что этот человек умер до того, как сообщил мне сведения.
— Действительно, жаль, ваше высочество. Сожалею, что мы не в силах помочь вам. Мадемуазель Фантом и сопровождающая ее дама, мадам Секрет, нам не известны. Несколько человек уже наводили у нас справки, так как эти дамы возбуждают всеобщее любопытство.
— Да, не повезло, что этот Генри Далтон — или как там его — умер так быстро, — заметил раджа. — Вы уверены, что это самоубийство?
— Совершенно уверен, ваше высочество. Пистолет, из которого он застрелился, лежал рядом с ним.
— Это, конечно, убедительное свидетельство. А в его вещах нет больше ничего интересного?
Месье Гутье пожал плечами.
— Очень мало, ваше высочество. Только вот бумажник, а в нем несколько визитных карточек и несколько реклам увеселительных заведений в Париже.
Месье Гутье открыл бумажник и разложил его содержимое на столе.
— Мы выяснили, что Генри Далтон был, что называется, посредником, — сказал он. — Вот, к примеру, несколько карточек из «Дома 5 по Рю де Руа». Без сомнения, ваше высочество слышали об этом заведении, его репутация хорошо известна. Генри Далтон приводил туда клиентов и получал комиссионные. Мы наведем справки в Париже, но я сомневаюсь, что нам удастся получить какие-либо сведения, которые будут иметь отношение к его смерти.
Раджа взял одну из карточек, которая представляла собой простой квадратик плотной бумаги со словами «Дом 5 по Рю де Руа». В верхнем левом углу располагалась надпись: «Самое шикарное заведение во всем Париже». В нижнем правом углу крохотными буковками было напечатано: «Мадам Блюэ.» Раджа вскрикнул:
— Мадам Блюэ! — Его охватило страшное возбуждение. — Мадам Блюэ! Я никогда не забываю лиц, никогда!