Эмили прожила еще три дня, но за это время она так и не пришла в сознание. Жанна преданно ухаживала за ней, Мистраль практически постоянно находилась возле ее кровати, однако они были не в силах помочь. Эмили уложили в постель в «Шато д'Оризон», Великий князь послал за своим личным врачом, который, стоило ему взглянуть на Эмили, сразу же вынес свой приговор: надежды нет. «С этой дамой случился тяжелый удар, — сказал он, — она не проживет и нескольких дней. Если произойдет чудо и она выживет, до конца своих дней она останется полностью парализованной».
Мистраль, наблюдая, как Эмили все глубже погружается во мрак небытия, чувствовала, что для Эмили это наиболее милосердный и щадящий выход из создавшегося положения. Ее лицо было искажено до неузнаваемости, и трудно было поверить, что в кровати лежит та самая Эмили.
Долгие часы провела Мистраль подле своей тетки. У нее возникло ощущение, будто она перестала и думать, и чувствовать. Ей казалось, что время остановилось, что она находится где-то между небом и землей, между прошлым и будущим — в каком-то вакууме, в котором человек живет и двигается как во сне, ничего не предпринимая для решения каких-то проблем.
Она не понимала, что сама еще не оправилась от шока, что после того, как ей пришлось пройти через все испытания последних дней, ничто не могло уже причинить ей боль; что это просто защитная реакция ее организма, который отключил ее от внешнего мира.
На третий день Эмили умерла. Мистраль покинула погруженную в полумрак спальню и прошла в гостиную, где, как ей сказали, ее ожидал Великий князь, который хотел поговорить с ней. Комната была залита солнцем, но Мистраль казалось, что ее глаза застилает серая дымка. Великий князь стоял у камина. Девушка подошла к нему и подняла на него обведенные темными кругами глаза. В этот момент с шумом распахнулась дверь, и в гостиную вошла Жанна.
Она горько рыдала, слезы градом катились по ее щекам.
— Она умерла! — проговорила старая горничная. — Мадам умерла!
Казалось, Жанна сейчас упадет в обморок, и Мистраль подбежала к ней. Но та отшатнулась от нее.
— Не дотрагивайтесь до меня, мадемуазель, — потребовала Жанна. — Я должна кое-что рассказать, и немедленно.
Она взглянула на Великого князя.
— Присядьте. Вы очень измождены, — успокаивающе сказал он.
Жанна покачала головой.
— Я останусь стоять, ваше императорское высочество, — твердо проговорила она.
И начала свой рассказ. Как будто все, что скапливалось в ее душе годами, теперь выплеснулось, подобно словесному водопаду, наружу, нарисовав при этом ужасающую, отвратительную, отталкивающую и в то же время впечатляющую картину.
Ее рассказ заворожил и Мистраль, и Великого князя. Не предприняв ни единой попытки остановить ее, они стояли и слушали откровения Жанны. Она рассказала, как более девятнадцати лет служила у Эмили, которую знала еще с детства, когда они девочками ходили в школу в Бретани. Она рассказала о странном характере Эмили, объединявшем в себе и сжигающую ненависть к своему отцу и всепоглощающую любовь к ее единственной сестре Элис. Она рассказала, как родилась Мистраль, как Эмили принялась строить план мести, который в конце концов полностью завладел ею, превратившись в смысл ее существования. Она рассказала, как Эмили отправилась в Париж, полная решимости заработать достаточно денег, чтобы оплатить обучение Мистраль, как она вышла замуж за месье Блюэ и послала в Бретань за Жанной, которая понадобилась ей, чтобы помогать вести хозяйство.
Слушая слабый, прерываемый рыданиями голос Жанны, Мистраль начала понимать, что страстное желание Эмили отомстить вытеснило все, что было в ней хорошего и доброго. Она оказалась полностью подчинена этой навязчивой идее, которая отравила ее душу подобно яду, разлагающему тело. Она оставила себе знаменитое заведение месье Блюэ, чтобы добывать деньги, которые были столь необходимы для претворения в жизнь ее злого замысла. Она трудилась с фанатизмом, без выходных, без отдыха, движимая одной целью: копить, откладывать на тот день, когда она сведет счеты с Великим князем.
Наконец Жанна подошла к тому моменту, когда над планом Эмили возникла угроза в лице Генри Далтона. И Эмили решила, что лучше убить его, чем поддаться шантажу. И когда весь ужас содеянного открылся ей, Мистраль почувствовала, как холодная рука сжала ей сердце. Впервые с того мгновения, когда столь недолгое счастье было безжалостно отнято у нее, она заплакала.
А Жанна продолжала рассказывать, открывая перед девушкой страшную историю жизни Эмили. Наконец Мистраль поняла, почему раджа похитил ее, почему Роберт возненавидел ее и начал презирать. Теперь, когда она ясно представила, через какое нагромождение зла ей пришлось пройти, ее охватил ужас, и ей оставалось только плакать, как беззащитному ребенку, который плачет после того, как нависшая над ним опасность миновала.
В ее голове царила полная неразбериха. Она оплакивала и себя, и Роберта, и Жанну, и Эмили. Да, и Эмили, которая за всю свою жизнь не видела ничего, кроме беспросветной мглы отчаяния, и от которой отвернулся Господь.
Ослепленная льющимися непрерывным потоком слезами, дрожащая, Мистраль упала бы на пол, если бы ее не подхватили чьи-то сильные руки. Ее уложили на кровать в ее спальне, кто-то принялся успокаивать ее, но ничто не могло остановить ее рыданий. Пришел врач, она послушно выполнила все его указания, но все это она делала бессознательно, не отдавая себе отчета в своих поступках. Она смутно помнила, что пила какую-то жидкость с горьковатым привкусом, которая приятным теплом разливалась по телу.
Наконец в ее душе воцарился покой. Она спала, просыпалась, ела и опять засыпала, не представляя, сколько времени проходило между сном и бодрствованием. Она сознавала только одно: что больше ничего не боится и рядом с ней Жанна, которую она видела каждый раз, когда пробуждалась. Возможно, единственным желанием Мистраль было спать, погрузиться в забытье, лишенное снов и мыслей.
Когда Мистраль проснулась, ее охватило чувство счастья и сознание, что она вновь готова жить. Кто-то уже поднял жалюзи в ее комнате, которая была теперь залита солнечным светом. Через открытые окна ей было видно синее небо, на фоне которого, подобно крохотным солнцам, сияли цветы мимозы.
Мистраль долго лежала и смотрела на цветы, и прошлое медленно всплывало из глубин ее памяти. Наконец она подняла голову и почувствовала, что голодна. Она раздумывала, стоит ли позвонить, когда дверь открылась и вошла горничная. Это была молоденькая симпатичная девушка в белом чепце на темных волосах. Ее загорелое лицо улыбалось. Она подошла к кровати и присела в реверансе.
— Ваше сиятельство желает, чтобы подали завтрак? — спросила она.
Мистраль удивилась, что к ней обращаются по титулу, и спросила:
— Кто вы?
— Меня зовут Иветтой, ваше сиятельство, и если вас устраивает, я буду вашей камеристкой.
Мистраль улыбнулась.
— Звучит заманчиво! Принесите, пожалуйста, завтрак.
— Я уже заказала его, — сообщила Иветта. — Доктор сказал, что сегодня ваше сиятельство, проснувшись, будет хорошо себя чувствовать, а когда человек хорошо себя чувствует, он обязательно голоден.
Голос девушки звучал радостно и весело, и Мистраль воспряла духом. Она села, Иветта поправила ее подушки и прикрыла ей плечи теплой шалью. Раздался стук в дверь, возвестивший о прибытии завтрака, и Иветта поставила поднос рядом с кроватью.
Увидев свежие рогалики, масло и кофе, от которого исходил божественный аромат, Мистраль обнаружила, что действительно проголодалась. Как только она принялась за еду, Иветта тут же исчезла и появилась, чтобы унести поднос, лишь тогда, когда Мистраль доедала последний кусочек.
— Как долго я спала? — спросила Мистраль, удивленная, что ее интересует этот вопрос, так как у нее было такое чувство, будто Эмили умерла только вчера.
Ответ Иветты изумил ее:
— Шесть дней, ваше сиятельство.
— Шесть дней! — Мистраль не верила своим ушам.
— Да, — подтвердила Иветта. — Но доктор заверил нас, что ваше состояние не вызывает беспокойства. Он сказал, что вам необходим сон, который избавит вас от головной боли и угнетенного состояния. Он заверил нас, что ваше сиятельство проснется здоровой и отдохнувшей, и, как я вижу, он оказался прав.
— Действительно, — согласилась Мистраль. Она откинула одеяло. — Я хочу взглянуть на сад, — добавила она.
Она выскользнула из кровати, и Иветта поспешила накинуть ей на плечи изумительный халат из белого бархата, отделанный горностаем. Мистраль с удивлением разглядывала новый туалет.
— Откуда он? — спросила она. — Это не мой.
— Ваш, ваше сиятельство. Взгляните!
Иветта подбежала к огромному гардеробу, занимавшему целую стену, и распахнула дверцы. Увидев его содержимое, Мистраль ахнула.
Никогда в жизни она не видела такого разнообразия красивых платьев всех фасонов и расцветок, которые вполне могли бы соперничать с яркими и сочными красками цветущего сада. Перед ее глазами предстали голубые, розовые, зеленые, желтые платья. Мистраль как завороженная смотрела на этот фейерверк красок.
— И все это — для меня! — изумленно воскликнула она.
— Да, для вас, — ответила Иветта. — Его императорское высочество выписал их из Ниццы. Еще несколько платьев прибудут из Парижа. А эти прислали вчера вечером, и пока вы спали, я пробралась к вам в комнату и развесила их — мне очень хотелось сделать сюрприз вашему сиятельству и порадовать вас, когда вы проснетесь.
— Вам это удалось, — призналась Мистраль.
Мистраль была женщиной до мозга костей, поэтому сознание того, что все эти великолепные туалеты принадлежат ей, привело ее в неописуемый восторг. Она сразу обратила внимание, что в гардеробе полностью отсутствовал серый цвет. Даже серых туфель не было. Серое тоже кануло в прошлое, но все случившееся никогда не исчезнет из ее памяти и всегда будет отдаваться болью в ее сердце.
Но сейчас не время думать о таких вещах. Напуганная своими мыслями, Мистраль поспешно спросила:
— Где Жанна?
— Она упаковывает вещи, ваше сиятельство. Она сегодня уезжает.
— Уезжает? — переспросила Мистраль. — Но почему? И куда она едет? Попросите ее зайти ко мне.
Иветта поспешила из комнаты, и Мистраль внезапно почувствовала, что у нее слабеют ноги. Она опустилась в кресло возле окна, под которым расстилался сад. Она задержала взгляд на цветущем миндале, потом перевела его на клумбы с весенними цветами. Из окна ей были видны фонтаны, выбрасывавшие струи воды, которые рассыпались на мелкие брызги, в которых играло солнце. Сад был сказочно прекрасен, и Мистраль страстно захотелось, чтобы рядом с ней оказался тот, кого она любит. Но она тут же отбросила эти мысли, понимая, что не должна думать о Роберте.
Когда отворилась дверь и вошла Жанна, Мистраль обрадовалась, что ее отвлекли от грустных размышлений. Жанна была одета в черный дорожный костюм, ее лицо выражало спокойствие. При виде ее Мистраль встала и побежала к ней, как ребенок, встречающий любимую няню.
— Жанна, мне сказали, что ты уезжаешь, — проговорила Мистраль.
— Это так, мадемуазель.
— Но почему? Как ты можешь оставить меня? — спросила девушка.
Жанна улыбнулась.
— Здесь есть кому о вас заботиться. Теперь у вас есть семья, которая будет вас баловать и любить. Вы вернулись домой, и я тоже отправляюсь домой. Я еду в Бретань.
— Ты рада этому? — спросила Мистраль.
— Очень, — призналась Жанна. — Его императорское высочество проявил безграничное великодушие: он дал мне денег, чтобы я купила домик и провела остаток своих дней в покое. Я смогу возиться с моими внучатыми племянниками, а когда меня не станет, они унаследуют все, что у меня есть. Да, я рада, что возвращаюсь, мадемуазель. Я никогда не предполагала, что мне выпадет такая удача.
— Тогда и я рада! — воскликнула Мистраль. — Дорогая Жанна, ты была так добра ко мне!
При этих словах на глаза старой женщины навернулись слезы, но, в отличие от последнего раза, когда Мистраль видела плачущую Жанну, это были слезы радости и счастья.
— Я буду скучать по вам, мадемуазель, — сказала она, — я никогда не забуду вас. Но мой отъезд только к лучшему. Его императорское высочество хочет забыть прошлое. И он прав! Впереди будущее. Вы молоды и красивы. Не думайте о том, что было, вас ожидает много хорошего.
— Я постараюсь забыть, — с грустью проговорила Мистраль, понимая, что Жанна имеет в виду Эмили.
— Это не так-то просто, — тихо промолвила Жанна, — но нужно прощать, как Господь прощает нам, и тогда приходит забвение.
Секунду Мистраль колебалась, потом совершенно искренне призналась:
— Я простила тетю Эмили.
Стоило ей произнести эти слова, как она сразу осознала, что простила тетю Эмили даже за ту роль, которую она сыграла в том, что от Мистраль отвернулся Роберт и что его любовь превратилась в презрение. Мистраль знала, что ее рана еще болит, но было бы несправедливо винить Эмили за то, о чем она даже не подозревала, что на самом деле оказалось неудачным стечением обстоятельств.
Мистраль понимала, что, как бы она ни была несчастлива из-за того, что у нее отняли Роберта, ее тоска никогда не сравнится со страданиями Эмили, которая ушла в могилу с сознанием своего поражения. Жанна улыбалась, и Мистраль подумала, что старая горничная догадывается, какие чувства борются в ее душе. Слова Жанны подтвердили предположения Мистраль.
— Мы должны молиться за мадам, — тихо проговорила она.
— Ты была на похоронах? — спросила Мистраль.
Жанна кивнула.
— Ее похоронили на рассвете. Кроме меня, священника и могильщика никого не было. Его императорское высочество не хотел, чтобы пошли разговоры.
— Я понимаю, — согласилась Мистраль. — Я всегда буду молиться за нее.
— А я буду молить Господа за вас, мадемуазель, — сказала Жанна. — Может, когда у вас выдастся свободная минутка, вы напишете мне, как вы живете, счастливы ли вы.
— Обязательно напишу, — ответила Мистраль и поцеловала ее. — Прощай, Жанна, спасибо тебе за все. Я никогда не забуду тебя.
Жанна наклонилась, поцеловала руку Мистраль и, смахивая навернувшуюся слезу, вышла из комнаты.
Мистраль вздохнула. С уходом Жанны она потеряла близкого человека. Вот порвалась и еще одна нить, связывавшая ее с прошлым.
В комнату вбежала Иветта. Она помогла Мистраль принять ванну. Потом обе девушки весело и возбужденно обсуждали платья, развешенные в большом гардеробе. Они выбрали платье из светло-зеленого муслина, отделанное розовыми лентами. Мистраль взглянула в зеркало и едва узнала себя. Она уже привыкла, что похожа на привидение в своих серых туалетах, которые ее заставляла носить тетя Эмили, поэтому ей с трудом верилось, что это сияющее создание в ярком платье, улыбающееся ей из зеркала, — она сама.
Смущенная Мистраль медленно вышла из комнаты и отправилась на поиски своих новых родственников. Она не знала, куда идти. Широкий коридор привел ее в большую комнату, выходившую в сад. Именно здесь она впервые увидела Великого князя. Сейчас в комнате никого не было, кресло с высокой спинкой и бархатной обивкой сиротливо стояло возле камина. Мистраль осмотрелась, с любопытством разглядывая украшавшие стены гобелены, покрывавшие пол персидские ковры, изящную французскую мебель.
Она пересекла комнату и остановилась возле греческой вазы необыкновенной красоты. Внезапно сзади раздался голос, чьи-то руки опустились ей на плечи и развернули ее.
— Боже мой, какая у меня красивая сестра!
Это был князь Николай. Мистраль зарделась, когда он наклонился и поцеловал ее.
— Наконец ты проснулась! — принялся он поддразнивать ее. — Я уже было решил, что ты превратилась в госпожу Рип Ван Винкль и будешь спать сто лет.
— Ты заставляешь меня почувствовать свою вину и начать извиняться, — сказала Мистраль.
— В этом нет надобности, — заверил ее князь. — К тому же я не смог бы не простить такое очаровательное создание, что бы оно ни совершило. Ты выглядишь совсем по-другому. — Он отступил, чтобы получше разглядеть ее, и воскликнул: — Я понял! Я знаю, в чем дело! Ты больше не похожа на привидение!
— Все мои серые платья исчезли, — объяснила Мистраль.
— Вот и отлично, — сказал князь. — Как я понимаю, это дело рук папы.
— Вместо серых он купил мне множество очень красивых платьев, — сообщила Мистраль.
— Я был уверен, что он именно так и поступит, — улыбнулся князь. — Между прочим, я немножечко ревную. Я никогда в жизни не видел папу таким довольным — и все из-за того, что ты здесь.
Внезапно глаза Мистраль стали серьезными.
— Я очень рада этому, — призналась она. — Я боялась, что вы не примете меня.
— Что касается меня, я еще не совсем уверен в своих чувствах, — сурово проговорил князь, однако его глаза хитро сверкали. — Ты можешь оказаться большой занудой, будешь на правах сестры вмешиваться в мои дела и учить меня, как поступать.
— Я никогда не позволю себе ничего подобного, — возмущенно начала Мистраль, но, заметив его лукавый взгляд, рассмеялась.
Ей было странно, что этот красивый и интересный молодой человек — ее брат. Но сознание, что у нее есть брат, наполняло ее радостью. Наконец есть человек, с которым она связана кровным родством.
— Можно присоединиться к веселой компании? — раздался голос.
Она обернулась и увидела Великого князя, который стоял у стеклянной двери, ведущей в сад.
Подбежав к нему, Мистраль взглянула на него и тихо проговорила:
— Спасибо! Я очень благодарна вам!
— За что? — удивился Великий князь.
— За мои красивые туалеты… за то, что я здесь, — сбивчиво промолвила девушка.
Великий князь взял ее за руку.
— Нам с тобой надо о многом поговорить, — сказал он.
— Да, ваше императорское высочество.
Его пальцы напряглись.
— Разве мы должны соблюдать формальности? — спросил он. — Мне очень хотелось бы, чтобы ты обращалась ко мне по-другому. Догадываешься как?
— Да… папа, — пробормотала Мистраль.
Он улыбнулся и поцеловал ее. Повинуясь охватившему ее порыву, она обвила его шею руками. Глаза Великого князя засветились нежностью, и он глухим голосом произнес:
— Спасибо, дочка.
Он направился на балкон, где под навесом стояли очень удобные кресла. Все вокруг звенело от птичьего щебета. Князь Николай ушел, так как, догадалась Мистраль, он понял, что отец хочет остаться с дочерью наедине.
Расположившись в кресле, Великий князь сказал:
— Я не намерен после всего случившегося опять обсуждать с тобой Эмили Ригад. Она мертва, и нам остается надеяться, что в другом мире ее неприкаянная душа нашла то успокоение, которого она была лишена на земле. Единственное, что мы можем для нее сделать, — это стереть из нашей памяти те страдания и горе, которые она принесла стольким людям, в том числе и тебе. Я распорядился, чтобы в «Отеле де Пари» не давали никаких справок по поводу двух дам, останавливавшихся там под именами мадам Секрет и мадемуазель Фантом. На все вопросы они будут отвечать, что дамы отбыли в неизвестном направлении.
Через несколько недель я сообщу, что ко мне в Монте-Карло приехала моя дочь, которая будет жить со мной. Я представлю тебя моим друзьям, ты нанесешь визит во дворец. Вряд ли кому-нибудь придет в голову связать тебя с той девушкой с сомнительным прошлым, которая некоторое время проживала в «Отеле де Пари». Зимний сезон подходит к концу, и большая часть гостей Монте-Карло разъедется по своим странам. А когда они вернутся сюда в следующем году — поверь мне, джехангарский раджа больше здесь не появится, — они не узнают тебя. Уверен, ты согласишься со мной в том, что это наилучший выход из создавшегося положения.
— Да, я согласна… папа, — проговорила Мистраль, но в ее голосе не чувствовалось уверенности.
— Нам с тобой надо обсудить то, что предстоит сделать, — продолжал Великий князь, — но прежде я должен объяснить тебе кое-что, касающееся прошлого. Сначала о твоей матери. Я не хочу, чтобы ты считала, будто я не любил ее и дал ей уйти потому, что меня не волновало ее счастье. Я любил ее всем сердцем, как не любил никогда в жизни — даже свою первую жену, мать Николая. Возможно, я проявил излишнюю пылкость, убедив себя в том, что ее неискушенность в вопросах любви будет компенсирована моим богатым опытом. Когда мы поженились, я не знал, что в детстве с ней очень плохо обращались и что ее характер и мировоззрение были исковерканы страхом — страхом перед людьми, и в особенности перед мужчинами. Ее единокровная сестра, Эмили Ригад, заставила ее уверовать в то, что все мужчины — грубые животные. Ее любовь не смогла возобладать над ужасом, который она испытывала, видя, как я страстно ее желаю.
Она ушла после страшного скандала, сказав, что ненавидит меня и не хочет жить со мной. Тогда я подумал, что правильнее будет дать ей возможность поступить по-своему. Я знал, что она боится Эмили, но также и то, что ей ненавистна убогая ферма в Бретани. Я тщеславно считал, что, если я оставлю ее в покое, она по доброй воле вернется ко мне через какое-то время.
Но, как ты знаешь, я ошибся. Когда моя гордость была побеждена необходимостью быть с ней рядом, когда я был готов на коленях молить ее вернуться ко мне, было уже поздно. Мне сказали, что она умерла. Естественно, я даже понятия не имел, что у нее родился ребенок.
В голосе Великого князя слышалось страдание. Мистраль погладила его руку.
— Не надо рассказывать мне этого, если тебе так больно, — мягко проговорила она.
— Я хочу, чтобы ты поняла, — ответил он. — И вот еще что. Я забрал у тебя жемчужное ожерелье, которое принадлежало твоей матери. Я всегда надеялся, что Элис продала его, тем самым обеспечив себе некоторый комфорт. Мне в голову не приходило, что Эмили Ригад сохранит его, чтобы потом использовать в качестве орудия в своей дьявольской игре. У нее хватило ума сообразить, что жемчуг уникален, и если ты появишься в этом ожерелье в Монте-Карло, я сразу же начну наводить справки о том, как он оказался у тебя.
Получилось так, что, когда Николай рассказал мне о двух загадочных женщинах, остановившихся в «Отеле де Пари», одна из которых заявила, что знакома со мной, он упомянул и о жемчуге. Но здесь план Эмили дал осечку: я не связал жемчуг, в котором появилась мадемуазель Фантом, с ожерельем, являвшимся частью знаменитой коллекции моего прадеда — царя. Я решил, что Николай говорит чепуху, и не стал наводить справки, как рассчитывала Эмили.
Она выбрала странный способ мести, — задумчиво проговорила Мистраль.
— Зато очень хитрый, — признался Великий князь. — Как ты видишь, она понимала, что единственный человек, которого я люблю, — это мой сын. Она, без сомнения, слышала, что Николай очень веселый молодой человек и что любой красивой женщине ничего не стоит увлечь его. Эмили решила, что, если он влюбится в тебя, ей удастся убить сразу двух зайцев: я буду вынужден выяснить, кто ты, а сердце Николая будет разбито, когда он узнает, что влюбился в свою собственную сестру. Очень ловко. Однако она не добилась успеха. Как я понимаю, вы с Николаем не влюбились друг в друга.
— Нет, — ответила Мистраль, — ни он и ни я.
Секунду она колебалась, не зная, стоит ли рассказывать отцу о сэре Роберте. Но потом почувствовала, что она не в состоянии с кем-либо говорить о нем, что она не может признаться, какому унижению он подверг ее, не поверив ей и усомнившись в ее непорочности. Пробормотав какие-то извинения, она встала и прошла в сад.
Не попытавшись остановить ее, Великий князь пристально наблюдал за ней. Он был мудр и понимал, что слишком рано ждать от нее откровенности.
Остаток дня прошел радостно. Мистраль обследовала сад. Великий князь повел ее в оранжерею, где располагалась великолепная коллекция орхидей, собранных изо всех уголков Франции. Потом он показал ей замок и сокровища, которые привез из России. Мистраль была поражена, когда узнала, какие у нее знаменитые и важные родственники.
Ей было странно думать, что всего несколько дней назад она была никем, даже не знала имени своего отца. Теперь же она самая настоящая русская княжна, находящаяся в родстве с монархами многих европейских стран и являющаяся прямым потомком русского царя.
Мистраль казалось, что она никогда не привыкнет к своему титулу, но когда она сообщила о своих опасениях Великому князю, тот засмеялся.
— Это скоро пройдет, — сказал он. — Ты увидишь, что все это естественно — ведь ты истинная аристократка. В тебе течет кровь знаменитой английской семьи, которая имеет давнюю историю. Когда-нибудь мы поедем в Англию, и ты познакомишься со своими родственниками. Между прочим, твоего троюродного брата недавно назначили министром иностранных дел.
— Мне даже страшно от того, что у меня вдруг появилось так много родственников, — призналась Мистраль, — особенно после того, как у меня вообще не было близких.
— Такова жизнь, — ответил Великий князь. — Или все, или ничего.
Направляясь в свою комнату, чтобы переодеться к ужину, Мистраль думала, что она подобна человеку, среди сказочного изобилия умирающему от жажды. То единственное, чего она так желала, не принадлежало ей. В тишине своей комнаты, где никто не отвлекал ее, она не могла не думать о Роберте. Мысли о нем обрушились на нее подобно водопаду, наполняя все ее существо тоской и болью, которая не пройдет до тех пор, пока она вновь не увидит его.
Но ведь это невозможно. Сейчас он, должно быть, уехал из Монте-Карло и забыл о ней. Даже если бы он захотел найти ее, у него ничего бы не получилось. Мистраль закрыла лицо руками. Она так стремилась к нему, ничто на свете не имело значения, кроме ее любви к Роберту.
В ней бушевал ураган чувств, который вызывал в ней необъяснимый трепет. Внезапно раздался стук в дверь. Мистраль взяла себя в руки и как можно спокойнее проговорила:
— Войдите!
Дверь открылась.
— Простите, что беспокою вас, ваше сиятельство, — сказала Иветта, — но внизу стоит женщина, которая очень хочет поговорить с вами.
— Со мной? — удивилась Мистраль. — А кто она?
— Ее зовут мадам Буланже, — ответила Иветта. — Она сказала, что ее имя вам неизвестно, но когда-то у нее было платье, расшитое бабочками. У нее к вам очень срочное дело.
В памяти Мистраль всплыло красивое лицо Стеллы.
— Конечно, я знаю ее! Пригласи ее сюда, Иветта!
— Слушаюсь, ваше сиятельство.
Мистраль подошла к письменному столу, чтобы поднять упавший с него какой-то листок. Внезапно она увидела разложенное Иветтой на кровати вечернее платье. Сшитое из белых кружев, оно было расшито розовыми букетиками. Как это платье отличалось от того, которое было на ней в тот вечер, когда раджа угрожал ей и когда она столкнулась со Стеллой в гардеробной Казино.
Зачем эта женщина хочет с ней встретиться? Мистраль уже сожалела, что поддалась порыву и пригласила Стеллу, не посоветовавшись предварительно с Великим князем. Но было поздно что-то менять. Стук в дверь дал понять, что мадам Буланже уже здесь. Иветта ввела Стеллу в комнату. Мистраль не сразу узнала ее. Стелла, одетая очень просто, была без шляпки, ее плечи покрывала шерстяная шаль, которая, должно быть, соскользнула с головы. Без грима, с ненакрашенными веками, она все же выглядела моложе и красивее, чем тогда, когда на ней было дорогое и вычурное платье.
Секунду обе женщины смотрели друг на друга, потом Стелла присела в реверансе.
— Очень великодушно с вашей стороны, ваше сиятельство, что вы соблаговолили принять меня.
— Как вы узнали, что я здесь? — спросила Мистраль. — Это держится в секрете.
— Да, я знаю, — ответила Стелла. — Но кузен моего мужа служит дворецким у его императорского высочества. Он рассказал нам, что в замке появилась красивая молодая дама. Он описал вас, и мне не составило труда сопоставить все события, происшедшие после того, как мадемуазель Фантом так внезапно исчезла из «Отеля де Пари».
— Вы кому-нибудь еще говорили об этом? — забеспокоилась Мистраль.
— Нет, естественно, — сказала Стелла. — Я даже кузену моего мужа не сказала, кто вы. Я здесь не для того, чтобы доставить вам неприятности, мадемуазель, я пришла, чтобы сообщить вам о том, о чем, как мне кажется, вы очень хотели бы знать.
— Что именно? — спросила Мистраль.
— О сэре Роберте, — ответила Стелла.
Мистраль вздрогнула. Не пытаясь скрыть нетерпение, она поспешно спросила:
— Что с ним? Он все еще в Монте-Карло? У него неприятности?
— Да, мадемуазель, у него неприятности, — подтвердила Стелла.
— О! — Этот возглас, казалось, шел из самого сердца. — В чем дело? Прошу вас, расскажите! — быстро добавила она.
— Он заболел, — ответила Стелла. — Он был ранен! — Заметив, что кровь отлила от лица Мистраль, она поспешно договорила: — Не беспокойтесь! Ему намного лучше! Насколько я знаю, он завтра отправляется в Англию.
— Как получилось, что его ранили? — продолжала выспрашивать Мистраль.
Стелла оглянулась, чтобы удостовериться, закрыта ли дверь.
— А вы ничего не сделаете, мадемуазель, если я расскажу вам правду? Вы были так добры ко мне, и мне хочется оказать вам услугу.
— Обещаю, я ничего не сделаю ни вам, ни кому-либо другому, — заверила ее Мистраль.
— Это Поток, — сообщила Стелла.
— Слуга князя? — удивилась Мистраль.
— Да, — подтвердила Стелла. — Он всадил ему нож в спину, когда сэр Роберт проходил по саду Казино.
— Нож в спину! — только и смогла выговорить Мистраль. — Но почему? За что?
Но она уже знала ответ. Поток мстил за то, что сэр Роберт ранил князя Николая. Он никогда не простил бы человека, который нанес оскорбление его обожаемому хозяину, поэтому ему пришлось действовать быстро и тайно.
— Жизнь сэра Роберта вне опасности? — спросила Мистраль.
— Теперь уже да, — ответила Стелла. — К счастью, его очень скоро обнаружили. Его отнесли в отель «Эрмитаж», там его осмотрел доктор, который остановил кровотечение и перевязал рану. Завтра, как я сказала, сэр Роберт отбывает в Англию.
Мистраль закрыла лицо руками.
— Что я могу сделать? — спросила она.
— Я рассказала вам все это, мадемуазель, потому что вы были добры ко мне, — объяснила Стелла. — Вы помогли мне принять решение, которое изменило всю мою жизнь, которое принесло мне небывалое счастье. Мой муж работает шеф-поваром в отеле «Эрмитаж», поэтому мне известно, что сэр Роберт любит вас. Слуги говорили, что когда он бредил, он произносил ваше имя. Возможно, вы посчитаете, что я лезу не в свое дело, что мой рассказ — недостаточный предлог для того, чтобы являться к вам. Но дело в том, что однажды, когда я ехала в экипаже вдоль берега, я увидела, как вы разговаривали с сэром Робертом. Думаю, вы не заметили меня, так как были поглощены друг другом. Тогда я и решила, что вы любите сэра Роберта, а когда он произнес ваше имя, я поняла, что и он вас любит. Простите меня за мою назойливость.
Мистраль взяла Стеллу за руку.
— Нет, вы правильно сделали, что пришли. Мне трудно выразить свою благодарность. Это так важно для меня — знать, что он любит меня. Вы правы, я тоже люблю его.
Лицо Стеллы осветила счастливая улыбка.
— Спасибо! Вы успокоили меня. Теперь я вернусь к мужу с легким сердцем.
— Значит, вы недавно вышли замуж? — поинтересовалась Мистраль.
— Да, — ответила Стелла. — И только благодаря вам, мадемуазель, но моя благодарность ничто по сравнению с тем, что вы для меня сделали.
Женщины тепло пожали друг другу руки, и Стелла ушла, оставив Мистраль наедине со своими мыслями.
Теперь она знала, что ей надо делать, причем немедленно. Она позвонила. Явилась Иветта и помогла ей надеть вечернее платье из белых кружев. Потом Мистраль побежала в кабинет, где ее ждал Великий князь, чтобы проводить ее в столовую.
Когда она ворвалась в комнату, он поднял глаза. Увидев ее, он встал.
— Папа, случилось нечто очень важное! Прошу, выслушай меня! Я должна рассказать тебе! — задыхаясь, проговорила девушка.
Взглянув на нее, Великий князь понял, что отныне между ними никогда не будет тайн.
Два часа спустя сэр Роберт, сидевший у окна в гостиной своего номера в отеле «Эрмитаж», услышал стук в дверь. Окна были открыты, и он вглядывался в ночной сумрак. Над морем поднималась молодая луна, на небе одна за другой зажигались звезды. Он не обернулся на стук, решив, что пришел слуга, чтобы разжечь огонь в камине.
Роберт не отвел глаз от темного окна. Он услышал, что кто-то вошел в комнату и закрыл дверь. Потом наступила тишина. Однако он не оборачивался, пока какое-то чувство не подсказало ему, что за ним кто-то наблюдает. Охваченный раздражением, он повернул голову, но готовые сорваться слова замерли у его на губах. Перед ним стояла Мистраль.
На секунду ему показалось, что все это — плод его воображения. Однако Мистраль была довольно ярко освещена горевшими в лампах свечами. «Никогда, — подумал он, — она не была так прекрасна». В белом платье она показалась ему еще более юной и желанной — а может, все дело было в ее лице, на котором отразились охватившие ее чувства, или в огромных глазах, которые казались особенно темными на фоне бледного золота ее сверкающих волос.
Изумление лишило его дара речи. Мистраль скользнула к нему и опустилась рядом на колени.
— Я пришла, чтобы сказать тебе кое-что, — мягким, тихим голосом проговорила она. — Ты попросил, чтобы я на коленях поклялась всем, что у меня есть святого, в том, что моя тетушка — не мадам Блюэ. Я знала, что ее звали мадам Блюэ, но… только после ее смерти я узнала, кем она была и… чем она стала знаменита. Я не представляла… чем она занималась… с каким злом она была связана. Я клянусь тебе в этом сейчас… перед Богом.
Голос девушки как будто пробудил Роберта ото сна, и он схватил ее в объятия.
— Мистраль! — вскричал он. — Как я тосковал по тебе. Я расспрашивал о тебе, умолял сказать, где ты, но мне отвечали, что ты уехала. Ты думаешь, что я не верил в твою чистоту? О, моя дорогая, наверное, я повредился в рассудке, если на мгновение допустил, что ты не такая, какой я тебя видел. Ты чиста и непорочна, ты самая замечательная женщина на свете. Прости меня, молю тебя, прости меня и скажи, что ты все еще любишь меня.
Их губы были рядом, его руки все крепче сжимали ее. Мистраль склонила голову ему на плечо.
— Прости меня, — прошептал Роберт.
— Я… люблю тебя, — только и смогла ответить Мистраль.
Он услышал, как задрожал ее голос. Его губы прижались к ее губам. В это мгновение ее охватили такие же восторг и трепет, которые владели всем ее существом в церкви, когда они давали друг другу клятву перед алтарем. Теперь же она знала, что никакое зло, никакая сила не способна разлучить их. Они были единым целым — мужчина и женщина, соединенные перед лицом Господа на вечные времена.
— О, моя любимая, дорогая моя!
Щекой она чувствовала дыхание Роберта, который продолжал шептать ей ласковые слова, и, подняв голову, увидела, что у него на глаза навернулись слезы. Еще крепче прижав ее к себе, он проговорил:
— Нет, я не отпущу тебя. Ты моя. Я боюсь, что ты можешь исчезнуть, Мистраль. Я искал бы тебя до тех пор, пока не нашел, но я не знал, откуда начать! И ты сама пришла ко мне. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы опять потерять.
Он целовал и целовал ее, и с каждым мгновением его поцелуи становились все более властными, все более настойчивыми. Горевший в нем огонь передался ей, и все ее существо охватило пламя. Мир замер, время остановилось.
Оторвавшись от Мистраль, Роберт посмотрел на нее.
— Ты так прекрасна, — глухим голосом проговорил он. — Завтра я уезжаю в Англию, и я забираю тебя с собой. Я отвезу тебя в Шеврон. Там мы поженимся, или, если хочешь, мы можем обвенчаться здесь.
— Боюсь, для этого вам понадобится мое разрешение, — раздался чей-то голос.
Роберт поднял глаза. Покраснев, Мистраль выскользнула из объятий Роберта, который тоже поднялся.
— Ваше императорское высочество! — изумленно воскликнул он.
Великий князь прошел в комнату.
— Прошу прощения, что помешал вам, — сказал он, — но пока вы еще не все решили, мне кажется, вам стоит соблюсти формальности и попросить у меня руки моей дочери.
— Вашей дочери?
Роберт был так изумлен, что Мистраль не удержалась и рассмеялась счастливым смехом.
— Да, — ответила она, — Великий князь — мой отец. Я так счастлива, что у меня наконец есть семья.
— Однако, если мне не изменяют слух и зрение, — заметил Великий князь, — ты полна решимости расстаться со мной.
Мистраль обеспокоенно взглянула на него.
— Пойми меня, папа, — взмолилась она.
Великий князь ободряюще улыбнулся ей.
— Думаю, я понимаю тебя, — сказал он. — Роберт, ваш отец — мой давний друг. Мы с вами не раз встречались. Моя дочь сообщила мне, что вы с ней полюбили друг друга. Полагаю, между вами произошла размолвка, но, судя по тому, что я только что здесь увидел, вы пришли к взаимопониманию.
— Все предано забвению, сэр, — сказал Роберт.
— Рад слышать это, — признался Великий князь. — Есть многое, что лучше оставить в прошлом.
— Позвольте, сэр, просить у вас разрешения взять вашу дочь в жены? — обратился к нему Роберт.
— Я даю вам это разрешение, — ответил Великий князь, — но при одном условии. Да, условии, — повторил он, увидев, как забеспокоилась стоявшая перед ним прекрасная пара.
— При каком же? — спросил Роберт.
— Что вы, Роберт, немного повремените забирать у меня дочь, — ответил Великий князь. — О, не расстраивайтесь. Для вас это самое мудрое решение. У вас впереди еще целая жизнь. Вы будете жить вместе, дай Бог, вы будете счастливы, но я хочу, чтобы ваша жизнь началась правильно, чтобы тень прошлого не пала на ваше будущее. У вас, Роберт, была определенная причина приехать в Монте-Карло. Сейчас причина отпала, но у людей долгая память и длинные языки. Я хочу, чтобы вы завтра вернулись в Англию, в Шеврон, и начали новый этап жизни с того мгновения, где вы остановились. Не сомневаюсь, что многое в поместье требует вашего внимания, вам надо наладить отношения с вашей матушкой. Через три месяца мы с Мистраль приедем в Англию.
— Три месяца! — В голосе Мистраль слышалась тревога.
— Да, дорогая, — подтвердил Великий князь. — Через три месяца. Тебе кажется, что это долгий срок, но вспомни, у тебя впереди еще много лет жизни с Робертом. Разве ты не можешь подарить мне три месяца? К тому же, насколько я помню, в июне Англия прекрасна. Я представлю тебя лондонскому бомонду — у меня там много знакомых. Потом мы поедем в Виндзор, и ты предстанешь перед королевой, а далее мы отправимся в Шеврон к сыну моего давнего друга.
— О, папа!
Мистраль захлопала в ладоши, ее глаза засияли.
— И если вы обручитесь после вашей встречи в Шевроне, — заключил Великий князь, — это будет выглядеть вполне естественно. Вы поняли меня?
Он твердо смотрел в глаза Роберта.
— Я понял вас, сэр, — ответил тот. — Я рад, что вы оказались мудрее меня.
— Я вовсе не стремился доказывать это, — запротестовал Великий князь, — просто у меня больше опыта, я лучше знаю высший свет. — Он протянул руку. — До свидания, мой мальчик. Встретимся в Шевроне в июне.
Они пожали друг другу руки, и Великий князь вынул из кармана часы.
— Я буду ждать тебя в экипаже, Мистраль, — сказал он. — Спускайся через пять минут.
— Спасибо, папа, — тихо проговорила она.
Великий князь вышел, дверь за ним закрылась. Несколько секунд Роберт и Мистраль стояли и смотрели друг на друга, потом он протянул руки, и она бросилась к нему в объятия.
— Твой отец прав, моя дорогая, — сказал Роберт. — Нам нужно подождать. Но ведь ты не забудешь меня? Обещай, что будешь думать обо мне день и ночь!
— Обещаю, — ответила Мистраль.
— А я подготовлю свой дом к твоему приезду. Я буду мечтать о том, как соединится все самое важное для меня: ты и Шеврон. Я часто мечтал об этом.
Он прижал ее к себе и спрятал лицо в ее волосах. Он знал, что именно этого он ждал всю свою жизнь, что его скитания подошли к концу, что он достиг того, к чему так стремился. Понимая, что истекают последние минуты перед разлукой, он нашел ее губы.
— Я люблю тебя, — прошептал он, чувствуя, что слова не нужны, потому что она душой и телом принадлежит только ему.