Глава 3

Более успешное торжество по случаю открытия ресторана было бы трудно себе представить. Даже сейчас, четыре часа спустя после того, как первый посетитель переступил порог ресторана «Вид на гавань», обеденный зал был все еще полон гостей. Посетителям подали по последней чашечке кофе, и густой аромат «эспрессо» смешался с соблазнительным запахом «креп-Сюзетт», который в тот вечер был «гвоздем программы» на десерт.

За вечер произошло, конечно, несколько мелких инцидентов, но в целом все прошло как по маслу.

Дайана лично встречала каждого посетителя и находила время перекинуться хотя бы несколькими словами. То же самое она проделывала при прощании, с улыбкой выслушивая лестные отзывы и приглашая приходить еще.

Приветливо протягивая руки, к ней подошла дама, в которой Дайана еще раньше узнала знаменитую певицу Мюриел Каннингем.

– Благодарю за изумительный вечер, – произнесла певица сочным, хорошо поставленным голосом. – Если бы не завтрашняя утренняя репетиция, я осталась бы у вас до закрытия.

Дайана с лучезарной улыбкой пожала руки певицы, заметив, что на ее слова обратили внимание несколько посетителей.

– В таком случае вы должны прийти к нам еще раз, когда у вас будет больше времени.

– Мы так и сделаем, – сказала Мюриел, надевая с помощью своего мужа длинную, до полу, норковую шубу. – И скоро. А тем временем я обязательно посоветую побывать в вашем ресторане всем своим друзьям и коллегам.

Провожая ее взглядом, Дайана облегченно вздохнула, потому что эта дива была известна разборчивостью в еде и непредсказуемостью поведения. Сегодня вечером ее комплимент пришелся как нельзя кстати.

– Мне кажется, нам можно поздравить себя с успехом, – шепнул на ухо Дайане бармен, поставив на стойку две чашечки кофе «эспрессо».

Она усмехнулась:

– Похоже, так оно и есть. Элейн говорит, что на следующую неделю заказаны все столики.

– А если еще и Мюриел Каннингем разрекламирует нас, то очередь жаждущих попасть к нам вытянется на несколько кварталов.

Окидывая взглядом зал, Дайана мысленно отмечала, где можно улучшить оформление. Пожалуй, букеты, украшавшие небольшие столики, были великоваты. Двоим людям, сидящим друг против друга, они, наверное, мешают поддерживать беседу вполголоса. Освещение над пятым и шестым столами было направлено под таким углом, что на лица сидящих за столом людей падали ненужные тени. В остальном все было превосходно: столы накрыты свежими скатертями из ирландского полотна цвета цикламена, стекло было из Франции, фарфор английский.

В отличие от большинства владельцев ресторанов, расположенных на набережной залива, она не поддалась соблазну украсить интерьер своего заведения рыбацкими сетями, раковинами и прочей морской атрибутикой. Вместо этого она, обшарив все местные картинные галереи, купила несколько пейзажей калифорнийских художников, выполненных пастелью, осветила рассеянным светом кремовые стены и поместила в нише в конце зала большую вазу со свежесрезанными цветами, которые ежедневно меняли.

Вместе с шеф-поваром они остановили выбор на несколько странной кухне, представляющей смесь калифорнийских и средиземноморских блюд, многие из которых она придумала сама за одиннадцать лет работы в службе питания: свежие морские продукты, мясо-гриль, экзотические салаты и изумительные десерты, от которых просто слюнки текли.

Направление, которое приняла ее карьера, было продиктовано скорее обстоятельствами, чем сознательным выбором. Дайана, уроженка Сан-Франциско, младшая из двоих детей в семье, с детства увлекалась медициной. Но когда у ее овдовевшей матери обнаружили рак легкого и она была вынуждена бросить работу, Дайана отказалась от учебы в Пенсильванском университете и стала учиться в Сан-Франциско, чтобы больше бывать дома и ухаживать за матерью. Когда начали накапливаться неоплаченные счета, она попросила брата взять на себя часть обязанностей, но Ник с головой ушел в реализацию планов быстрого обогащения и не пожелал обременять себя заботами о больной матери.

– Мы с мамой все равно никогда не были близки, – заявил он Дайане. – Так что едва ли она может ожидать от меня помощи. К тому же я сам сейчас оказался на мели. Все до последнего цента я вложил в новое предприятие, и пока дело не выгорит... ну, ты сама понимаешь.

Конечно, она все понимала. Он умывал руки и отказывался ухаживать за матерью, что, однако, отнюдь не было для Дайаны полной неожиданностью. Даже когда Ник жил дома, семья ему была нужна, пожалуй, только для того, чтобы что-нибудь от нее получить.

Вивиан Уэллс умерла два года спустя, а за это время болезнь высосала из нее не только все сбережения, но и то маленькое наследство, которое она собиралась оставить детям. Чтобы хоть частично оплачивать продолжение учебы в колледже, Дайана устроилась на почасовую работу в компанию «Служба питания», которая, занималась доставкой обедов на дом.

Не прошло и нескольких месяцев, как она стала одним из самых ценных работников компании, а к моменту окончания колледжа ей уже виделась карьера в сфере общественного питания, но в роли хозяйки, а не чьей-то подчиненной.

Однажды вечером, когда Дайана с двумя подружками, работавшими с ней вместе, подкреплялись пиццей, сооруженной из всяких остатков, она поделилась с ними своими планами.

– Госпожа Коллинз говорит, что я потрясающий повар, – втолковывала она подружкам, с аппетитом уплетавшим пиццу, – и что у меня голова хорошо соображает в коммерции. И тогда я подумала, почему бы мне не основать свою собственную службу питания? Надин, которая была немного мечтательницей, с радостью поддержала эту идею. Однако более рассудительная Кэт проявила сдержанность.

– Ты пока к этому не готова, – сказала она Дайане с присущей ей прямотой. – Оставайся на своем месте, набирайся опыта и зарабатывай, сколько сможешь. Когда накопишь достаточно денег, поступай в одно из этих престижных кулинарных учебных заведений либо здесь, либо за границей. И вот когда у тебя будет такой багаж, ты добьешься всего, чего захочешь.

На Дайану, которой не терпелось расправить крылышки и полететь самостоятельно, такой совет подействовал отрезвляюще. В глубине души она понимала, что Кэт права, и поэтому решила подождать.

Ей не пришлось пожалеть о своем решении. Когда всего через пять лет после ее основания службу «Только для вас» признали одной из четырех лучших служб общественного питания на всем побережье, она поняла, что пришло время приступить к достижению следующей цели – стать владелицей ресторана.

Потребовалось еще пять лет, чтобы скопить достаточно денег и частично финансировать свою мечту, и более трех месяцев, чтобы уговорить банкира дать ей ссуду.

И вот теперь она стала владелицей заведения, которое, несомненно, станет одним из самых престижных ресторанов в Сан-Франциско, а может быть, ухмыльнувшись, подумала она, и на всем побережье знаменитого залива.

– Привет, Дайана!

Она вздрогнула от неожиданности, потому что не слышала, как кто-то подошел сзади. Перед ней стоял Трэвис Линдфорд. Если не считать некоторых жировых отложений на животе да мешков под глазами, он выглядел так же, как десять лет назад, – красивый, самоуверенный, наглый.

На Дайану нахлынули воспоминания, пробуждая неприязнь, которую она испытывала к нему в то время. Не будь здесь множества посетителей, она бы, не раздумывая, вышвырнула его отсюда. Но она предпочла остаться любезной хозяйкой.

– Как дела, Трэвис?

– Спасибо, неплохо. – Он обвел взглядом зал, и по выражению его лица было видно, что ему здесь понравилось. – Здесь очень мило. – Затем, повернувшись к ней, он добавил: – Сегодня в шестичасовых новостях я видел интервью с тобой и подумал: зайду-ка я к ней и пожелаю успеха.

– Вот как?

– Ты, кажется, удивлена?

– Я действительно удивлена. Если помнишь, мы с тобой никогда не любили друг друга.

Он обаятельно улыбнулся той самой улыбкой, которая когда-то покорила сердце Надин. Но ее сердце она отнюдь не трогала.

– Вижу, что ты, как всегда, откровенна.

– А ты рассчитывал, что я изменилась?

– Я надеялся, что с годами ты стала мягче. Ведь с тех пор, как мы с тобой впервые встретились, прошло почти десять лет. Тебе не кажется, что нам следовало бы забыть о наших прежних распрях? Как говорится, закопать топор войны?

– Зачем?

В это время мимо прошла старшая официантка в облегающих черных брючках, и Трэвис проводил ее взглядом сердцееда.

– Мне надо кое о чем поговорить с тобой, и я хотел бы, чтобы мы разговаривали, как принято у цивилизованных людей.

В душе у нее шевельнулось какое-то недоброе предчувствие.

– Нам нечего сказать друг другу, Трэвис. – Желая, чтобы он поскорее убрался, Дайана отошла от бара. – Кроме того, у меня нет времени...

Он сделал шаг в сторону, преграждая ей путь.

– Найди время, Дайана. Это очень важный разговор.

Благодушная улыбка исчезла с его лица, во взгляде появилось что-то холодное, жестокое, и это почему-то ее встревожило.

Сидящие за столиком на двоих молодые люди, по-видимому, узнали его и наблюдали за ними. Дайана окинула зал тревожным взглядом. Она не могла разговаривать с Трэвисом здесь. Это привлечет внимание, вызовет ненужное любопытство.

Она неохотно кивнула головой в сторону коридора в конце зала.

– Мы можем поговорить у меня в кабинете. Трэвис пошел за ней, восхищаясь плавными линиями ее фигуры. В ее движениях чувствовалась скованность, но ему и без колыхания бедер было ясно, что под этим белым шелковым платьем скрывается полное жизненных сил тело.

Возможно, если он сделает правильный ход, этот визит окажется для него не только полезным, но и приятным.

Прежде чем отправиться сюда, он долго размышлял. После звонка Питера он просидел около часа, переваривая все, что узнал, и, обдумывая, каким образом можно извлечь максимальную пользу из этих удивительных откровений.

Закери Уэллс был тем самым искомым внуком, которого так жаждала иметь Маргарет. Заметьте, не внучкой, а внуком, еще одним продолжателем ее драгоценной династии по мужской линии. Она придет в восторг! И все его проблемы будут решены.

Ему оставалось лишь чуть-чуть подправить правду.

– Говори поскорее, Трэвис, – сказала Дайана, закрывая за ними дверь. – Я устала и хочу домой.

Чуть вытянув губы, Трэвис оглядел огромный, заваленный бумагами письменный стол, отделанные под камень стены, двери из цельного стекла, выходящие в залитый лунным светом сад.

Он сделал несколько шагов, и взгляд его упал на фотографию Закери, стоящую на письменном столе. Он взял ее и поднял бровь.

– Твой сын?

Трэвис сверлил ее взглядом, и Дайана всеми силами старалась унять нервную дрожь.

– Он самый.

– Я и не знал, что ты вышла замуж. – По насмешливой искорке в его глазах она поняла, что он с ней играет и знает, что она не замужем.

– Я и не выходила замуж.

Он заметил произошедшую в ней перемену. Любезность исчезла из ее голоса, тело напряглось. Трэвис нарочито неторопливо поставил фотографию на место.

– Закери мой сын, не так ли?

Поняв, что представление окончено, она испытала почти облегчение и глубоко вздохнула. Дайана не могла бы объяснить, почему, все происходящее ее так тревожит. Ведь Закери был усыновлен самым законным образом. И что бы теперь ни пытался предпринять Трэвис, ему не удастся ничего изменить.

– Ты участвовал в его зачатии, но это еще не делает тебя его отцом – по крайней мере, в подлинном смысле этого слова.

– Почему ты такая нелюбезная, Дайана? Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться с тобой. Я очень благодарен за все, что ты сделала для моего сына. Я уверен, что, если мы с тобой сядем и обсудим ситуацию, как подобает двум взрослым людям...

– Ситуацию? Какую ситуацию? Тебе не на что претендовать, Трэвис. – Она едва сдерживала себя, чтобы не закричать. – Нам нечего обсуждать.

– Неправда. Я отец Закери. Меня следовало бы уведомить о смерти Надин и о том, что у нас с ней есть ребенок.

Потрясенная Дайана широко раскрыла глаза:

– Что за чушь ты несешь!

– Ей следовало обратиться ко мне, – продолжал он, призвав на помощь все свои актерские способности, если таковые имелись. – Я бы его принял, я дал бы ему дом, фамилию, отца, который ему нужен.

Потрясение Дайаны сменилось презрением.

– Что за идиотскую сцену ты здесь разыгрываешь? Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, почему Надин не обратилась к тебе. Ведь ты и слышать не хотел о ребенке. Ты сунул ей пятьсот долларов на аборт и слинял, словно тебя никогда и не было.

Хотя Трэвис был готов к бурной реакции, но ярость в ее глазах чуть не заставила его ретироваться. Однако он устоял, твердо решив победить ее тем оружием, которым владел лучше всего, – обаянием.

– Боже избавь, я никогда не делал ничего подобного! И вовсе не я прервал наши отношения. Это сделала Надин.

– Ты лжешь!

– Нет. Мы поссорились из-за девушки, которую по просьбе матери мне пришлось сопровождать на симфонический концерт. Надин придала этому эпизоду большее, чем следовало, значение, рассердилась на меня и выгнала. Клянусь тебе, Дайана, я и понятия не имел, что она беременна. Если бы я...

Взбешенная услышанным, Дайана затрясла головой.

– Я всегда знала, что ты наглый лжец, Трэвис, но должна признаться, что на сей раз ты превзошел самого себя. Извини, но я не верю ни одному твоему слову.

– Но это правда! Сама подумай: у меня есть восьмилетний сын, который меня не знает. Как, по-твоему, я должен себя чувствовать?

– Слишком поздно для раскаяния.

– Нет, не поздно. Я хочу с ним встретиться, Дайана. – Он заставил свой голос задрожать якобы от прилива чувств. – Я хочу увидеть своего сына.

Если бы Дайана не была так напугана, она бы расхохоталась. За последние девять лет Трэвис Линдфорд, похоже, стал актером, причем неплохим. В его голосе было ровно столько чувства, сколько требуется, чтобы убедить любого в том, что он говорит правду. Любого, только не ее.

– Я не подпущу тебя к сыну на пушечный выстрел, – прошипела она сквозь зубы. – Убирайся, пока я не вызвала полицию и тебя не арестовали за причинение беспокойства.

Чтобы избежать скандала, Трэвис решил пока не упорствовать. Следовало дать Дайане время, чтобы переварить все услышанное и привыкнуть к мысли, что он желает стать частью жизни своего сына. Как только она свыкнется с этим, они продолжат разговор. Торопиться некуда.

Он кивнул, показывая, что повинуется ее приказанию.

– Наверное, тебе трудно воспринять все это сразу. Почему бы мне не дать тебе денька два на размышление?

– Мне не о чем размышлять.

– Я тебе скоро позвоню.

Как только за ним тихо закрылась дверь, Дайана, как подкошенная, рухнула в кресло. Гулко стучало в груди сердце, подхлестываемое страхом, какого она еще никогда не испытывала.

Неужели Трэвис действительно может предъявить свои права на Зака, думала она, прижав руки ко рту. Неужели он, как его отец, имеет право отобрать у нее Зака?

Ей потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться, и еще пара минут, чтобы собраться с силами и встать. Ноги у нее все еще дрожали, но теперь к ней вернулась способность здраво мыслить. Что бы там ни думал Трэвис, а Зак принадлежит ей. Этого ничто и никто не изменит.

Даже Линдфорды.

Дайана добралась до дома только около полуночи. Поблагодарив Марти, она расплатилась с ней и подождала у двери, пока девушка благополучно уселась в свою машину. Потом, собрав игрушки Зака и расставив их на кофейном столике, она поднялась по лестнице в его спальню.

Он спал на боку, обняв рукой старого, видавшего виды плюшевого мишку, расстаться с которым у него пока еще не хватало мужества. Эта черта – умение быть и мягким, и неподатливым одновременно – была одним из самых привлекательных его качеств.

Дайана провела по гладкой щечке тыльной стороной указательного пальца, вспоминая тот день, когда он родился. Она находилась в родильной палате рядом с Надин, поддерживая ее, подбадривая и всем сердцем желая хоть чем-то облегчить ее страдания.

Восемь месяцев спустя Надин вернулась в ту же больницу, став жертвой несчастного случая, унесшего две жизни. Она уже три дня находилась в состоянии комы, а когда, наконец, открыла глаза, предсказания врачей не вселяли особых надежд. Но Надин не нужно было спрашивать мнения врачей. Она знала, что умирает.

– Я хочу, чтобы ты позаботилась о моем ребенке, когда я умру, – прошептала она, сжимая пальцами руку подруги.

Дайана попыталась успокоить ее:

– Ты поправишься. Пройдет еще несколько дней, ты вернешься домой и сама будешь заботиться о своем малыше. А пока он передает своей мамочке крепкий слюнявый поцелуй.

Надин еще крепче сжала ее руку, и в ее глазах появилось отчаяние.

– Нет. Мне недолго осталось жить... – Она закрыла глаза, поморщившись от боли в груди там, где лопасть мотора, сломав ребра, врезалась ей в грудь, серьезно повредив оба легких. Когда она снова открыла глаза, Дайана увидела в них такую горячую решимость, что вынуждена была отвести взгляд.

– Ты единственный человек, которому я могу доверить своего ребенка. Он знает тебя так же, как и меня. Он любит тебя. С тобой он чувствует себя в безопасности.

– Надин, я не могу. – Дайана взяла подругу за руку, и голос ее задрожал. – Я не умею быть матерью.

– О, Дайана, у тебя очень сильно развит материнский инстинкт.

Дайана покачала головой:

– Детишки требуют круглосуточного внимания. Разве я смогу заботиться о нем, как он того требует, если работаю по шестнадцать часов в сутки?

– Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Бабушка слишком стара и больна. Неужели обращаться к Трэвису, который и знать ничего не желает о ребенке? Или отдать малыша в приют, чтобы его усыновили чужие люди?

Она вспомнила тот день, когда Надин познакомила ее с Трэвисом, и то, как он смерил ее оценивающим наглым взглядом, даже не потрудившись выйти из своего «феррари». Парень не понравился ей с первого взгляда – и не только потому, что у него была репутация завзятого бабника, но и из-за того, как он орал на двух соседских мальчишек, которые, в полном восторге разглядывая его иномарку, слишком близко подошли к ней.

При мысли, что судьба Зака будет зависеть от подобного человека, ей стало страшно.

– Нет, – прошептала Дайана. – Никакого приюта. И никакого Трэвиса.

– Только ты, – едва слышно прошептала Надин. – Я хочу, чтобы ты усыновила моего малыша. Сейчас же, пока я еще жива. Я уже договорилась с нотариусом. Если я умру, не успев подписать документы, тебе могут помешать усыновить его, потому что ты не замужем. Но если мы сделаем это с моего полного согласия, никаких проблем не возникнет.

Как и предполагали, процедура усыновления не заняла много времени. Надин еще целую неделю цеплялась за жизнь, а потом тихо, со спокойной улыбкой на губах, держа Кэт и Дайану за руки, закрыла глаза навсегда.

Сомнения Дайаны по поводу того, сумеет ли она стать хорошей матерью, рассеялись еще до того, как были подписаны последние бумаги. Зак был жизнерадостным ребенком, и, если не считать нескольких слезинок, пролитых, когда он время от времени звал свою маму, он очень быстро ко всему привык.

И вот теперь над спокойной жизнью, которую Дайана создала для себя и сына, нависла угроза. Сколько бы она ни убеждала себя, что Трэвис не имеет права претендовать на Зака, его появление в ресторане испугало ее и заставило нервничать.

Поправив на спящем мальчике одеяльце с изображениями гоночных машин, она наклонилась, поцеловала его в лоб и на цыпочках вышла из комнаты.

Загрузка...