Глава 2

Приехавшие в первом экипаже поднимались по ступенькам ко входу.

Эйлиде было совершенно ясно, что они обмениваются ироническими замечаниями и пересмеиваются по поводу убогого состояния дома.

Но она заметила, что в холле они осматривались по сторонам с почтительным удивлением: видно, никому из них не доводилось бывать в таком старинном доме. К тому же они явно не ожидали, что их встретят сам граф и его сестра.

Эйлида, стоя рядом с Дэвидом у мраморного камина, надеялась, что оба они выглядят достаточно импозантно.

— Как поживаете, Картер? — обратился граф к своему каретнику, который подошел к нему ближе остальных.

Дэвид протянул руку, и каретник, смутившись, не сразу решился пожать ее. Еще больше его привела в замешательство необходимость обменяться рукопожатием с Эйлидой.

— Пройдите прямо по коридору, — сказала она. — Для вас все подготовлено в банкетном зале.

Эту фразу ей пришлось повторить много раз, прежде чем наступила пауза; Эйлида подумала, что, вероятно, больше уже никто не явится.

Однако, выглянув в открытую дверь, она увидела, как у крыльца остановился очень красивый фаэтон.

По выражению лица Дэвида Эйлида поняла, что приехали его друзья из Лондона.

Дэвиду, разумеется, очень неприятно, что друзья станут свидетелями его унижения, и Эйлида поспешила сказать:

— Как они добры, что приехали! Я уверена, они купят что-нибудь. Не забывай — нам очень нужны деньги.

Дэвид ответил только еле заметной улыбкой.

Тем временем лорд Фулборн и два других члена клуба «Уайтс» вошли в дверь. Поздоровались они очень сердечно:

— Здравствуйте, Блэйкни! Мы решили, что нам следует приехать и поддержать вас. Не сегодня завтра может наступить очередь любого из нас.

— Это славно, благодарю вас, — ответил граф. — Позвольте представить вас моей сестре.

Эйлида заметила, что лорд Фулборн смотрит на нее с восхищением, как, впрочем, и оба его спутника.

Она попросила их пройти в банкетный зал, а когда сама чуть позже вошла туда, то не удивилась, что они как бы по праву заняли стулья впереди. Поставщики-кредиторы уселись подальше от них.

Эйлида и Дэвид собрали все стулья, какие нашлись в доме: пускай уж те, кто приехал их терзать, лучше сидят, чем стоят.

Экипажи приезжали один за другим, но наконец дорога опустела; Эйлида прикинула, что в банкетном зале собралось по меньшей мере человек пятьдесят.

— Больше уже никто не приедет, — сказала Эйлида брату.

— Надеюсь, что ты права, — ответил тот. — Из всех этих людей я не знаю и половины.

— Я считаю, тут есть просто зеваки, — успокоила брата Эйлида. — Всегда найдутся любители поприсутствовать при таком событии, чтобы вволю посплетничать потом.

— Ты могла бы сказать «поприсутствовать при убийстве»! — мрачно отозвался Дэвид.

Эйлида взяла его под руку.

— Выше голову, дорогой! Невыносимо видеть, как ты пал духом.

— Да будь я проклят, если позволю себе это!

Эйлида увидела, что ей удалось вернуть ему присутствие духа, и они рука об руку быстрым шагом направились в банкетный зал.

Они почти дошли до двери, как вдруг Эйлида заметила, что за ними следует еще кто-то. Должно быть, подъехал какой-то запоздалый экипаж.

Однако она тут же решила, что ждать дольше было бы ошибкой, и первая вошла в зал.

Они с братом остановились возле маленького столика, на котором Эйлида без всякой необходимости заранее разложила какие-то бумаги. Ей казалось, это выглядит по-деловому.

Она окинула взглядом собравшихся и убедилась, что все, кроме троих друзей Дэвида в первом ряду, смотрят на них с братом враждебно. Шайка разбойников, которые собираются напасть на ее брата. Нет, они не захотят возвращаться в Лондон с пустыми руками, потерпев поражение.

«Господи, помоги нам!» — произнесла она мысленно, понимая, что это поистине глас вопиющего в пустыне.

Граф встал перед столиком с достойным похвалы самообладанием; Эйлида опустилась на стул.

— Я хотел бы, — заговорил граф, — приветствовать ваше появление в моем доме, но вместо этого мне приходится приносить вам извинения, так как вы были вынуждены явиться сюда, чтобы напомнить о моих обязательствах; которые я, впрочем, помню и сам. Вы увидели, в каком состоянии находится дом, и ваши глаза убедительнее моих слов дадут вам понять, что здесь мало что можно продать. Я могу лишь надеяться, что кто-то из джентльменов купит все имение, и тогда вы разделите деньги между собой.

Среди кредиторов поднялся негромкий гул голосов.

Дэвид был так красив и говорил так ясно и откровенно… Эйлида надеялась, что ему удалось произвести нужное впечатление.

— Прежде всего я хотел бы рассказать вам о том, чем владею, то есть о земельных угодьях, постройках и, конечно, о самом доме.

Он достал из кармана исписанный лист бумаги, над которым трудился в надежде изобразить то, чем владеет, в более привлекательном виде, нежели оно есть на самом деле.

Тысячу акров земли вряд пи можно было назвать находящимися «в хорошем состоянии», поскольку земля не обрабатывалась вот уже несколько лет.

Фермы являли собой жалкое зрелище и пустовали, за исключением двух.

Не было домашнего скота, а дома в деревне развалились бы, если бы их обитатели сами не старались сохранить хоть какую-то крышу над головой.

Граф, описывая дом, отмечал, что он выстроен в тюдоровском стиле и представляет огромный интерес с архитектурной точки зрения.

Он не добавил при этом, что верхний этаж не пригоден для жилья, а потолки в некоторых парадных спальнях обвалились.

Говоря по совести, ни об одном из двадцати перечисленных им объектов владения он не мог сказать, что тот находится в хорошем состоянии.

Опять-таки, говоря по совести, каждый дюйм в имении Блэйкни нуждался в затратах, которые сделали бы его пригодным для использования.

— Таков перечень моего имущества, — закончил граф, — и вы, разумеется, вольны осмотреть и проверить все, о чем я упомянул.

Наступило недолгое молчание. Потом один из кредиторов встал и спросил:

— А что у вашего лордства имеется в Лондоне? Где вы там проживаете, когда сорите деньгами напропалую?

Он говорил грубо и с нескрываемой подозрительностью, но граф ответил вежливо:

— Если вы подразумеваете, что у меня есть дом или квартира, то смею вас уверить, я не оплачиваю жилье. Я проживаю, как вы это назвали, у своих друзей.

— И я полагаю, ваши друзья снабжают вас едой, вином и женщинами! — продолжал тот же человек.

Раздался взрыв хохота, который прозвучал для Эйлиды словно рычание голодных волков.

— Совершенно верно, — быстро ответил граф и, не желая больше слушать подобные замечания, предложил: — Ладно, давайте перейдем к делу. Есть ли среди вас такой, кто желал бы приобрести Блэйк-хаус и тысячу акров земли, его окружающей?

В зале стало тихо; Эйлида увидела, как переглянулись лорд Фулборн и его приятели.

Конечно же, ни одному из них не нужен еще один дом, поскольку у каждого есть свой особняк… либо будет после смерти отца.

— Ведь кто-то явно может предложить свою цену? — нарушил молчание граф.

Из дальнего угла зала поднялся еще один человек и произнес премерзким голосом:

— Если вы хотите знать мое мнение, то мы напрасно теряем время. Вся эта груда хлама не покрывает ваших долгов, и чем скорее мы поставим ваше лордство перед членами магистрата, тем скорее вы попадете во «Флит».

Он говорил до такой степени злобно, что Эйлида только невероятным усилием воли удержалась от восклицания ужаса.

Но ее брат смело смотрел тому человеку в лицо, и Эйлида почувствовала прилив гордости.

— И что вы этим выиграете? — медленно выговаривая слова, задал вопрос граф. — Моя сестра предложила, а я согласился с ее предложением, чтобы мы оба нашли работу и передавали бы заработанные деньги лицу, которое определите вы сами, для оплаты долгов.

Двое или трое вскочили на ноги.

— Работу? — выкрикнул один из них. — Чем же вы Намерены заняться? Мостовые подметать?

Со всех сторон посыпались глумливые замечания и непристойные предложения, которых Эйлида, к счастью, не понимала.

Лорд Фулборн повернулся к своим спутникам, как бы спрашивая, не следует ли вмешаться. Оскорбления не прекращались; лорд Фулборн встал и спросил:

— В самом деле, Блэйкни, есть ли в доме что-нибудь на продажу?

Эйлида сообразила, что он купил бы любую, вовсе не нужную ему вещь.

Чей-то голос перекрыл общий шум:

— Покажите нам что-нибудь, стоящее тех пятнадцати тысяч фунтов, которые он нам задолжал!

Эйлида стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев.

Казалось, каждый из собравшихся выкрикивает бранные слова в адрес графа. Невозможно было отличить одно слово от другого, но звучали они все более злобно.

Графу только и оставалось, что стоять перед распоясавшимися лавочниками и смотреть на них с саркастической усмешкой, выражая таким образом свое презрение.

Тем временем какой-то мужчина направился с дальнего конца зала к тому месту, где стоял Дэвид. Он подошел совсем близко, но граф его не замечая. Первым обратил на него внимание лорд Фулборн и сказал соседу:

— Да это же Уинтон! Что он здесь делает?

Эйлида смотрела на незнакомца с удивлением. Он не обменялся рукопожатием ни с ней, ни с Дэвидом; видимо, этот человек приехал позже и незамеченным вошел в зал.

С минуту он постоял, гладя на орущую толпу, потом поднял руку, и вид у него был настолько уверенный и властный, что крики вдруг смолкли и настала тишина.

— Я хочу вам кое-что предложить, джентльмены, — произнес он глубоким и низким голосом, который, казалось, обладал почти гипнотическим воздействием, — и хотел бы, чтобы вы меня выслушали. Собственно, мое предложение относится к его лордству, однако я полагаю, оно заинтересует и всех вас. Но поскольку граф не имеет пока представления о нем, мне нужно переговорить с ним наедине.

Помолчав, Уинтон продолжал:

— В то время как мы с его лордством уединимся для переговоров, вы могли бы перекусить тем, что я привез с собой. Мой грум получил приказание предоставить угощение вместе со стаканом вина всякому, кто к нему обратится.

Он достал из жилетного кармана золотые часы, взглянул, на них и сказал:

— Предлагаю вам пользоваться моим гостеприимством ближайшие четверть часа, затем прошу вас вернуться сюда и узнать, чем кончились мои переговоры с графом Блэйкни. Ваша милость, — повернулся он к Эйлиде, — укажите, пожалуйста, место, где я мог бы побеседовать с вами и вашим братом.

Эйлида встала.

Она сразу обратила внимание на то, что люди в зале переговариваются друг с другом совершенно иным тоном, чем несколько минут назад.

Эйлида молча поспешила к выходу из зала, чтобы опередить кредиторов; она заметила, что брат и незнакомец следуют за ней.

Все втроем они вышли в холл.

Эйлида подумала, что кто-нибудь из наиболее любопытных кредиторов, направляющихся за обещанной выпивкой, может затянуть в гостиную.

Поэтому она направилась по коридору в библиотеку.

Это была большая и когда-то очень красивая комната. Но теперь стекла в высоких окнах треснули или были разбиты. Бархатные шторы выцвели, подкладка на них изорвалась. Всю хорошую мебель продали.

Из книг на полках выбрали все, которые удалось продать. Выручили за них немного, и надежды Эйлиды на то, что среди них вдруг обнаружится первое издание Шекспира или ранняя публикация Чосера, не оправдались.

В комнате остались два кресла с изорванной кожаной обивкой, табурет со сломанной ножкой и протертый до дыр ковер.

Эйлида первой вошла в библиотеку, лихорадочно гадая, что же такое собирается им предложить незнакомец.

Выглядел он вполне благопристойно, но одет далеко не так изысканно, как Дэвид, и, по всей вероятности, не слишком богат.

Однако галстук у него был повязан прекрасно, но вот обут он вовсе не в наимоднейшие ботфорты, а в достаточно поношенные, как определила Эйлида, башмаки: значит, не может себе позволить большее.

«Он просто решил подбодрить нас», — сказала она себе. И рассердилась, так как знала, что брат с излишним оптимизмом надеялся на спасение в последний миг.

Мужчины явно ждали, пока она усядется, и Эйлида опустилась в одно из кресел.

Незнакомец жестом предложил Давиду занять второе кресло.

Сам он остановился у камина, все еще полного золы, оставшейся с прошлой зимы. Взглянул вначале на графа, потом на его сестру.

Эйлиде показалось, что при виде перьев и цветов у нее на шляпе в глазах незнакомца вспыхнула искорка. Девушка сочла это за дерзость.

— Я полагаю, что первым долгом обязан представиться, — заговорил он наконец. — Мое имя Доран Уинтон.

Эйлида повернулась к брату, но тот явно не знал этого человека. Мистер Уинтон продолжал:

— Сюда я позволил себе явиться в связи с тем, что услышал в клубе «Уайтс», как вы объявили о нынешней встрече.

— Вы член клуба «Уайтс»? — с удивлением спросил Дэвид. — Но я вас там никогда не видел.

— Я лишь недавно приехал из-за границы, — отвечал мистер Уинтон. — И должен сказать, хоть, возможно, это и покажется странным, что весьма вам сочувствую.

Граф промолчал, но был явно возмущен непрошеным сочувствием незнакомого человека.

— Именно поэтому, — продолжал Уинтон, — я и задумался над решением ваших проблем. Над тем, чтобы найти выход.

— Единственный приемлемый выход — заговорил граф, — заключается в том, чтобы кто-нибудь приобрел дом и все имение.

При этих словах графа Эйлида вдруг ощутила слабость в сердце. Она была уверена, что мистер Уинтон вовсе не намерен приобретать имение и его вмешательство только продлевает агонию.

— Я не имел возможности обсудить ваше положение, — снова заговорил Уинтон, — но слышал, как один из ваших кредиторов упомянул сумму в пятнадцать тысяч фунтов.

— Это примерно соответствует действительности, — сказал граф.

Он произнес эти слова с явным насилием над собой. Эйлида полагала, что брат тоже считает этот разговор пустой тратой времени, а вмешательство Уинтона — ненужной назойливостью.

— Пятнадцать тысяч фунтов, — раздумчиво повторил Уинтон. — Но я, однако, думаю, что это имение, будь оно в хорошем состоянии, а дом реставрирован, стоило бы гораздо больше.

— Разумеется, больше! — сердито отозвался Дэвид. — Но вы сами могли убедиться, что произошло за те годы, пока я находился во Франции, в армии Веллингтона. Отец изо всех сил старался выпутаться, но это ему не удалось. — Голос его звучал резко; он положил руки на подлокотники кресла, собираясь встать, и продолжил: — Какой смысл зря тратить время? Они хотят поставить меня перед жюри магистрата — так пусть сделают это!

Эйлида невольно вскрикнула, а мистер Уинтон произнес спокойно:

— Сядьте!

Это прозвучало как команда, и граф подчинился, словно ему отдал приказ главнокомандующий.

— Во-первых, выслушайте меня, — сказал Уинтон. — А во-вторых, теперь не время для пустого геройства.

Граф весь так и напрягся, но ничего не успел ответить, так как мистер Уинтон продолжал:

— Я заплачу ваши долги кредиторам и возьму себе имение. Я хочу предложить вам работу, не только очень интересную, но и выгодную. К тому же я женюсь на вашей сестре.

Несколько секунд граф и Эйлида глядели на него едва ли не с разинутыми ртами, после чего граф проговорил не своим голосом:

— Вы это… всерьез?

— Совершенно! — ответил Уинтон. — Понимаю, что мое предложение не совсем обычно, однако я его сделал и не намерен вступать в дискуссию. Вы можете ответить либо «да», либо «нет»!

— Но ведь мы… ничего не знаем… о вас, — запинаясь, проговорил граф.

— Уверяю вас, что мои рекомендации в полном порядке, и Английский банк оплачивает мои чеки.

Граф прижал ладонь ко лбу.

— Мне трудно поверить тому, что вы сказали!

— Я полагаю, что выразил свою мысль вполне ясно.

— Вы и в самом деле думаете?.. — начал граф, в глазах у которого вспыхнул свет.

Но в эту секунду Эйлида встала с кресла и заявила:

— Я могу лишь поблагодарить вас за щедрость и великодушие по отношению к моему брату, но вы, разумеется, понимаете, что для меня совершенно невозможно выйти за вас замуж!

Мистер Уинтон повернулся и посмотрел на нее — впервые с того момента, как заговорил.

У Эйлиды возникло странное чувство, что он пытается оценить ее, но вовсе не с физической стороны. Он словно бы заглядывал в глубины ее души, и Эйлиде почему-то сделалось страшно. Тем не менее она воинственно вздернула подбородок, а Уинтон спросил:

— Это ваше последнее слово, леди Эйлида?

— Разумеется! — ответила она — Вы вряд ли вправе ожидать, чтобы я приняла такое нелепое предложение.

И посмотрела ему прямо в глаза.

Серые как сталь, они отчего-то напомнили ей о морозах и о холодных ветрах марта.

Эйлида подняла голову еще выше, а Уинтон повернулся и пошел к двери.

Он почти дошел до нее, когда граф его окликнул:

— Куда же вы?

— Я уезжаю, — отвечал Уинтон. — Мое предложение отклонено, и мне больше незачем здесь оставаться.

— Но вы не можете уехать! — отчаянно вскрикнул граф.

— Прошу прощения, — сказал Уинтон, — но либо мое предложение принимается целиком, либо я снимаю его.

Граф подошел к нему.

— Пожалуйста, — попросил он, — пожалуйста, позвольте мне поговорить с сестрой.

Мистер Уинтон вынул из жилетного кармана часы и посмотрел на них.

— У вас есть четыре минуты до того, как те, кто охотится за вами, вернутся в банкетный зал.

Он отошел в дальний конец комнаты. Книжные шкафы скрыли его из виду, и граф направился к сестре.

— Ради Бога, Эйлида! — негромко заговорил он. — Этот человек мог бы спасти меня!

— Но как я могу выйти замуж за человека, которого впервые увидела только сегодня? — в полном замешательстве пробормотала Эйлида.

— Но он по крайней мере предложил тебе замужество.

Слова Дэвида заключали в себе намек на сэра Мортимера Шаттла, и оба знали это. Эйлида вздрогнула.

— Но если я выйду за него, то мне придется быть… его женой!

— Или останешься голодать здесь, пока я буду за решеткой!

Эйлида глубоко вздохнула. Не было никакого сомнения в намерениях кредиторов, и она поняла, что не может отдать единственного человека, которого любит, в жертву тюремному аду.

Но замужество… брак с человеком, которого она никогда прежде не видела и с которым не говорила до сих пор! Могла ли она ожидать чего-то столь ужасного, противоестественного, противоречащего всему, во что она верила?

Дэвид положил руку ей на плечо и произнес голосом, в котором звучала не только мольба — в нем был страх:

— Пожалуйста, Эйлида, помоги мне! Каково мне попасть в тюрьму безо всякой надежды когда-нибудь выйти оттуда?

Дэвид забыл о том, что он лихой граф Блэйкни.

Теперь это снова был ребенок, когда-то давно рассказавший Эйлиде о призраках, обитающих в Длинной галерее. Тогда они вместе тряслись от страха, если няня запаздывала зажечь свечи, — а вдруг явятся гости из потустороннего мира?

Вспомнила Эйлида и то, как однажды на охоте Дэвид сломал ногу. Он плакал, когда врач вправлял ему перелом, и чтобы никто не видел его слез, уткнулся лицом Эйлиде в плечо.

Разве могла она сейчас обмануть его ожидания?

Ей только и остается что принять чудовищное, немыслимое предложение от совершенно чужого человека.

Мистер Уинтон уже приближался к ним с другого конца комнаты; шаги его звучали необычайно громко, потому что ковров на деревянном полу не было — их продали.

Дэвид смотрел на Эйлиду, и она чувствовала, что он молча молит ее о спасении.

— Я согласна! — проговорила она.

Слова с трудом сорвались со стиснутых губ.

Дэвид выпрямился и, когда мистер Уинтон подошел к ним, сказал:

— Мы с сестрой решили принять ваше предложение, сэр, и признательны вам за него.

— Отлично, — ответил мистер Уинтон. — Давайте же вернемся в зал, вы и я. Вашей сестре незачем присутствовать при том, как мы заключим соглашение с малоприятными джентльменами, жаждущими вас наказать.

— Да, так будет лучше, — согласился граф и повернулся к Эйлиде: — Ты подожди здесь, а мы вернемся, как только кредиторы уберутся прочь.

Они вышли из библиотеки и закрыли дверь.

Эйлида упала в кресло, словно ноги отказывались ее держать.

Может, она спит? Спит и видит во сне, что приняла самое невероятное предложение, какое когда-либо делали женщине?

Она развязала ленты шляпы и сбросила ее прямо на пол. Откинула голову на спинку кресла и постаралась обдумать происшедшее.

Неужели этот загадочный человек захотел не только купить имение, все в сплошных долгах, но и жениться на ней? Зачем ему это? Зачем?

И тут Эйлиде пришло в голову, что Уинтону, недавно, по его словам, вернувшемуся из-за границы, именно таким способом легче всего попасть в высшее общество. Скорее всего у него мало друзей.

У него, вероятно, много денег, но деньги не откроют ему двери в дома самых влиятельных в обществе знатных дам. И вряд ли он попадет в кружок принца-регента.

В голове у Эйлиды все встало на свои места: если Уинтон, так сказать, светский честолюбец, он все просчитал с математической точностью. Сообразил, что ему нужен дом, которым можно гордиться, и жена со светскими качествами, которыми он сам не обладает.

Она леди Эйлида Блэйкни. Если у нее появится возможность переехать в Лондон, она проведет там сезон, как этого всегда хотела мать.

Ее станут приглашать на балы, приемы и вечера — ведь это привилегия каждой дебютантки. Во всяком случае, каждая добивается такой привилегии.

Итак, объяснение найдено, и Эйлида радовалась, что решила трудную задачу.

Но ведь она должна стать женой незнакомого человека, выбравшего ее хладнокровно, из соображений практической пользы.

Эйлида, тесно сцепив пальцы рук, твердила себе, что ненавидит его. И возненавидит еще больше, когда станет носить его имя.

Во время разговора с братом о сэре Мортимере Шаттле она сказала Дэвиду, что ненавидит всех мужчин и потому никогда не выйдет замуж. Теперь она поняла, что будет ненавидеть своего мужа… и презирать его…

Издали до Эйлиды донеслись голоса — значит, кредиторы уезжают.

Голоса звучали весело, но Эйлида живо помнила, как эти люди кричали на Дэвида и набрасывались на него, словно дикие звери на добычу.

И все же она избавила брата от тюрьмы, и сознание, что он свободен, станет ее утешением на всю оставшуюся жизнь.

Любопытно, какие виды на Дэвида у мистера Уинтона? Трудно представить работу, которую брат не считал бы чересчур трудной, если не невозможной.

— Как случилось, что мы угодили во всю эту кашу? — вслух спросила она себя. — Почему наша жизнь, такая счастливая и спокойная в прошлом, теперь довела нас до того, что мы принимаем милости от постороннего человека?

И подумала, что человек этот в возмещение денежных затрат потребует ужасную цену.

Ничто не может быть унизительнее мысли, что мистер Уинтон попросту использует ее, что ее брак не более чем торговая сделка.

«Он ничем не лучше лавочников, которые хотели уничтожить Дэвида! — подумала Эйлида. — Он мне отвратителен!»

Беспокойные и тягостные размышления вынудили ее подняться с кресла. Стоя и с гордо поднятой головой должна она встречать происходящее.

Она повернулась спиной к камину, как стоял Уинтон, и стала смотреть на книжные полки.

Солнце наполняло комнату золотистой дымкой, скрывшей запустение и превратившей библиотеку в волшебный чертог.

Из коридора донеслись шаги.

— Я его ненавижу! — громко произнесла она. — Ненавижу!

Голос ее звенел от напряжения, но оставался мягким и музыкальным.

Дверь отворилась.

Загрузка...