Проданная невеста

Глава 7

Эйлида испытывала все более сильный страх.

Время явно шло к вечеру, солнечный свет слабел. Очень мало воздуха проникало в комнату через окно. Эйлиду мучила жажда, но никто не заходил к ней с тех пор, как ее заперли здесь.

Она присела на низкую кровать; напряжение не отпускало ее, и Эйлида только и могла, что слушать и молиться, чтобы Доран чудом спас ее.

Издали доносились какие-то голоса, должно быть, из опиекурильни; Эйлида была уверена, что и тошнотворно-сладкий запах проникает к ней в комнату оттуда же. От этого запаха становилось все труднее дышать, и Эйлида молилась все жарче, чтобы ее освободили до наступления темноты.

«Спаси меня, Доран… спаси!» — без устали повторяла она про себя.

Потом она вдруг испугалась, что он вообще не намерен ее спасать… или не захочет платить назначенный выкуп.

Где-то в глубине сознания сохранились слова отца: «Никогда не следует платить похитителям или шантажистам — это лишь побуждает других преступников подражать им».

Что, если Доран придерживается таких же принципов и, станет грозить китайцам возбудить против них дело в суде? Ведь на это уйдет немало времени.

К тому же она была убеждена, что ему неизвестно, где ее прячут. Китайцы предложат Дорану оставить выкуп в условленном месте или назначат ему тайную встречу. Возьмут у него деньги, а ее не освободят.

Что же ей делать? Господи, что ей делать?

Она была достаточно разумна, чтобы не кричать и не биться о стены, — никто на это не отзовется, меньше всего те, кто дурманит себя в опиекурильне. А китаец с косой или его товарищ силой заставят ее молчать.

Надо только молиться и ждать.

Эйлида закрыла лицо руками и подумала, какое счастье было скакать вместе с Дораном на его великолепных лошадях.

Как замечательно было спорить с ним за обедом о вещах, которые ей раньше ни с кем не доводилось обсуждать, разве что иногда с отцом.

Доран очень начитан и при этом опирается на свой большой жизненный опыт.

«Ну почему я не попросила его рассказать мне о себе?» — сожалела Эйлида.

Думал ли он о ней, возвращаясь сегодня в Лондон? Скорее всего нет, ведь ему нужно было править лошадьми и сосредоточиться на этом. И вдруг каким-то незаметным, коварным образом к Эйлиде вновь подкралась мысль о любви Дорана к некой неведомой красавице.

Мысль об этой другой, не похожей на нее женщине причинила ей почти физическую боль в сердце.

Эйлида не спрашивала себя, почему у нее болит сердце, оно просто болело, и все. Болело и делало ее еще несчастней.

Потом она вдруг начала вспоминать вычитанные в одной из отцовских книг рассказы о пытках, которые китайцы в прошлом применяли к заключенным.

Например, ужасная «Смерть от тысячи ран», когда человека, совершенно обнаженного, подвешивали в рыболовной сети, и острыми ножами вырезали куски мяса из его тела.

Такими же ножами, какой прикладывал ей к горлу китаец с косой.

Вспомнила Эйлида и о том, что если с выкупом медлят, китайцы посылают каждый день то ухо, то палец жертвы ее мужу, отцу или опекуну до тех пор, пока не получат деньги полностью.

Все это было так страшно, что Эйлида вскочила и попыталась открыть дверь, хоть и знала, что усилия ее бесполезны.

Дверь была крепко заперта; Эйлида присмотрелась к окну — нельзя ли до него добраться, а потом вылезти из комнаты.

Она подняла руки, но окно находилось слишком высоко и к тому же было очень маленьким, не протиснешься.

«Что же делать? Что делать?» — снова и снова повторяла Эйлида.

В двери повернули ключ.

На мгновение она оцепенела от ужаса, решив, что китайцы пришли ее пытать.

Потом дверь распахнулась, и на пороге появился Доран.

Эйлида не поверила своим глазам.

Однако он вошел в комнату и, казалось, заполнил ее собой — и Эйлида поняла, что это правда. Он здесь, ее молитвы услышаны!

Она громко вскрикнула и бросилась к нему.

— Ты пришел… Ты пришел… пришел! — кричала она.

Он обнял Эйлиду, рывком притянул к себе и прижался губами к ее губам.

Ни о чем не думая, она прильнула к нему всем телом. Доран с ней, она в безопасности, он услышал ее призыв.

Прошло несколько секунд — или целое столетие! — прежде чем Доран поднял голову.

— С тобой все в порядке, дорогая моя? — спросил он. — Они не причинили тебе вреда?

— Ты здесь… Л молилась, чтобы ты спас меня… Мне было так страшно!

— Тебе больше не будет страшно, — сказал он. — Идем, я отвезу тебя домой.

Эйлида с трудом понимала, что он говорит, но глаза, устремленные на него, сияли как звезды, а губы трепетали от его поцелуя.

Доран глянул поверх ее головы и увидел на кровати сложенное одеяло. Взял его и накинул Эйлиде на плечи. Потом провел ее по коридору в комнату, где ждали китайцы. Почувствовал, как она крепко прижалась к нему, и понял, что она боится.

Доран остановился перед Лэуном и сказал:

— Моей жене не причинили боли. Теперь я верну тебе то, за чем ты приехал в такую даль.

Пока он говорил, Чанг спрятал пистолет в карман и развернул сверток.

В руках у него оказался красивый деревянный ларец с инкрустацией.

Чанг вручил ларец Дорану, тот открыл его, и Эйлида, к своему удивлению, увидела золотую статуэтку Будды, по-видимому, очень старинную.

Доран смотрел на статуэтку; Эйлида поняла, что он хочет, чтобы она получше разглядела изображение. Она увидела, что сделанный из золота Будда восседает на подставке, которая вначале показалась ей большим куском нефрита.

Но вот подставка сверкнула, и Эйлида поняла, что это огромный изумруд.

Доран торжественно передал Будду Лэуну.

Лицо китайца оставалось по-восточному неподвижным и лишенным выражения, но руки, потянувшиеся к ларцу, выдавали его волнение.

Другие три китайца вначале упали на колени, а потом простерлись ниц и коснулись лбами пола.

— Как видишь, — заговорил Доран, — твое сокровище было у меня в полной сохранности. Советую тебе впредь следовать учению Будды, тогда ты не потеряешь его изображение вновь.

Лэун, казалось, не слышал слов Уинтона. Он смотрел и смотрел на статуэтку, как бы желая окончательно убедиться, что она в самом деле перед ним.

Потом Лэун закрыл глаза и произнес:

— Идите с миром, мистер Уинтон! Война между нами окончена.

— Как ты говоришь, — ответил ему Доран, — больше нет места вражде.

Он повернулся к Эйлиде, накинул край одеяла ей на голову и поднял жену на руки.

— Я требую, чтобы твой слуги, — повелительно обратился он к Лэуну, — проводили нас до того места, где стоит наша карета.

— Мои люди к вашим услугам, — ответил Лэун.

Доран наклонил голову, а китаец поклонился самым почтительным образом.

Первым вышел китаец с косой, за ним Доран с Эйлидой на руках, замыкали шествие оба телохранителя и Чанг.

Эйлида ощущала силу рук Дорана. Ее пугала толпа на улице, пугали пьяные матросы, которых она видела по пути в курильню, и она спрятала лицо на плече у Дорана.

Когда они вышли на улицу, шум сделался оглушительным. Но Эйлида не видела буйной драки между двумя матросами — чернокожим и белым. Вокруг этой парочки теснились зрители, и каждый подбадривал своего фаворита.

Китаец с косой прокладывал дорогу в толпе, телохранители и Чанг оберегали Дорана с его ношей сзади, защищая от приставаний уличных красоток, прельщенных мундиром Уинтона, и от возможных нападений пьяных матросов, которые, еле держась на ногах, пытались начать разговор заплетающимся языком.

Карманных воров, рассчитывающих на поживу при виде человека более высокого, с их точки зрения, общественного статуса, просто отшвыривали в сторону.

Доран шел быстро и почувствовал облегчение, увидев карету на том же месте, где ее оставил. Бережно усадив Эйлиду в экипаж, он дал китайцам три золотых соверена; Чанг вскочил на козлы, и карета двинулась с места.

Доран сел радом с Эйлидой, обнял ее, сдвинул одеяло у нее с головы.

— Это никогда не повторится! — поклялся он.

Теперь, когда она была вместе с ним, Эйлида почувствовала, что не в силах удержать слезы, и заплакала.

— Все хорошо, моя любимая, — успокаивал ее Доран, — ты в безопасности, ты должна была знать, что я разыщу тебя.

— Мне было так страшно! — всхлипывала Эйлида. — Я боялась, что ты не знаешь, где я.

— Этого просто не могло быть, — заверил он ее. — Когда мы приедем домой, я все тебе расскажу, но сейчас я хочу только смотреть на тебя.

Одним пальцем он приподнял ей подбородок и ласково повернул к себе ее лицо.

Слезы ручьями текли у нее по щекам, но ни одна женщина в мире не могла быть красивей, ни одна так не нуждалась в его защите.

Он начал целовать ее, целовать жадно, властно и жарко — после того, что так боялся ее потерять.

Его поцелуй словно возносили Эйлиду к небесам; она поняла, что, сама того не зная, именно, этого ждала и хотела.

Он целовал ее, пока она не перестала плакать, и теперь ее губы отвечали ему, она отдавала ему себя, а он так этого хотел!

Он вытер ей слезы своим платком и снова целовал ее, и слова казались лишними и ненужными сейчас между ними.

Он целовал ее, пока она еще теснее не прижалась к нему, почувствовав, как неистово бьется его сердце.

Лошади бежали быстро, и Эйлида с трудом поверила, что они уже приехали, когда карета остановилась возле дома на Беркли-сквер.

— Мы дома, — негромко проговорил Доран, — и я хочу, чтобы ты немедленно легла в постель.

Эйлида не сразу разобрала его слова, потом легонько вскрикнула и прошептала:

— Я не хочу… расставаться с тобой!

— Ты и не расстанешься, — сказал он. — Я приму ванну, а после мы пообедаем у тебя в комнате.

— Ты придешь и поговоришь со мной?

— Будь уверена!

Лакей открыл дверцу кареты, Доран вышел первым, потом помог Эйлиде. Он обнял ее одной рукой и так провел по мостовой и по ступеням крыльца.

Когда они были уже в доме, он тихонько спросил:

— Отнести тебя наверх?

— Не надо… я сама могу идти.

Было ясно, что она немного сомневается в своих силах после пережитого, и Доран, не говоря больше ни слова, взял ее на руки.

Он нес ее по лестнице, и она снова подумала, какой он сильный, как спокойно ей у него на руках и как не хочется расставаться с этим спокойствием.

Доран внес Эйлиду в спальню, где уже дожидалась горничная.

— Обещаю тебе, что не задержусь, — сказал он.

Эйлида хотела удержать его, но он уже ушел. Однако он непременно вернется, если обещал.

Ванна для Эйлиды была приготовлена; вытираясь после купания, она подумала, не стоит, ли надеть вечернее платье.

— Обед подадут вам сюда, миледи, — сообщила ей горничная, как бы отвечая не невысказанный вопрос. — И хозяин будет обедать с вами.

Глаза Эйлиды засияли на бледном лице.

Горничная помогла ей надеть одну из нарядных, отделанных кружевом ночных рубашек и накинуть на плечи шаль, обшитую таким же кружевом.

Эйлида села перед зеркалом у туалетного столика, и горничная причесала ее, прежде чем она легла в постель.

Сразу после этого лакей внес стол, поставил его возле кровати, и Эйлида с радостью увидела, что стол накрыт на двоих.

На столе стоял золотой канделябр, украшенный белыми орхидеями.

Доран пришел очень скоро. Вместо вечернего костюма на нем был длинный темный халат, отделанный спереди шнуром более светлого оттенка. Это одеяние чем-то напоминало военную форму.

Едва он появился, им подали шампанское, а Эйлиду все еще мучила жажда.

Как ни странно, она к тому же была голодна и охотно выпила чашку бульона.

— Теперь мне гораздо лучше, — сказала она, — и я хочу, чтобы ты рассказал мне, чем ты был занят.

— Я это сделаю позже, — ответил Доран. — Лучше ты сначала расскажи, что ты делала днем.

Она смотрела на него, пока он говорил, и все, что она могла бы ему поведать, вылетело у нее из головы, и думала она сейчас лишь о том, как сильно его любит.

— Я чувствую то же самое, — вдруг проговорил он с нежностью, — давай покончим с едой, и тогда мы останемся одни.

После Эйлида часто вспоминала, какой это был странный обед: они с Дораном все глядели друг на друга и не замечали, что кладут в рот.

Наконец лакей убрал со стола и унес его, оставив Дорана сидеть со стаканчиком бренди в руке.

Эйлида тихонько вздохнула и откинулась на подушки.

— Теперь мы можем поговорить, — сказала она.

Доран поднялся и поставил стаканчик бренди на столик. Потом присел к Эйлиде на постель и спросил:

— Ты именно этого хочешь?

Она взглянула на него, и глаза были красноречивее слов.

— Ответь мне, — настаивал Доран.

— Хочу, чтобы ты… поцеловал меня, — прошептала она.

— Я тоже этого хочу, любимая.

Она думала, что он наклонится к ней, но, к ее удивлению, он встал, запер дверь и обошел вокруг кровати. Сбросил халат и прилег на подушки рядом с Эйлидой. Она этого не ждала и немного испугалась.

Доран обнял ее и шепнул:

— Так мне удобнее целовать тебя!

Он целовал ее глаза, маленький носик, а когда она запрокинула голову, целовал шею.

Эйлида испытывала необычные, незнакомые ощущения, такие дивные и возбуждающие… они казались ей воплощением того, что она искала в своих мечтах.

Потом его сердце билось над ее сердцем, его руки касались ее тела, и было так, словно он уносил ее к солнечному небу, где нет ни страха, ни зла, а только он, только он один…

Она поняла, что это и есть любовь — такая, какую она не ожидала найти никогда.

Прошло много времени, за окном стало совсем темно. Занавески не были задернуты, и Эйлида увидела первые вечерние звезды, сияющие на деревьями Беркли-сквер.

Она тихонько спросила:

— Ты и вправду любишь меня?

— Я полюбил тебя сразу как увидел, — ответил Доран.

— Это правда?

При свете свечей, горящих возле кровати, он заметил в ее глазах удивленное недоверие и сказал:

— Правда! Но я был вынужден очень долго ждать, прежде чем открыть тебе это.

Эйлида засмеялась.

— Не так уж и долго на самом деле. Мы женаты всего неделю!

— Это был миллион лет! — заявил он. — Но я приготовился ждать, пока ты перестанешь ненавидеть мужчин и меня в особенности.

— Как я могла быть такой глупой?

— Это было объяснимо.

— Я потеряла столько времени… А ты ведь мог целовать меня!

— Я постараюсь наверстать упущенное, — пообещал он и поцеловал ее в лоб, а Эйлида с любопытством спросила:

— Ты в самом деле полюбил меня, когда увидел в первый раз в банкетном зале?

— Я понял, что никто не может быть прекраснее… несмотря на смешную сверхразукрашенную шляпу, твой боевой флаг!

— Ты это понял?

— Я понял, когда увидел, как ты стоишь, такая гордая, перед этими лавочниками, что именно тебя я искал во многих странах мира, но никак не мог найти.

— Ох, дорогой Доран… какая романтика!

— Для меня это было как откровение, — серьезно проговорил он. — Мне думалось, что от тебя исходит божественный свет… я не рискнул потерять тебя.

— Потому ты и женился на мне таким странным образом?

— Я ужасно боялся, что кто-нибудь отнимет тебя у меня.

Эйлида поняла, что он имеет в виду приятелей Дэвида, членов клуба «Уайтс».

Она придвинулась к нему поближе и попросила:

— Расскажи, как ты был в клубе первый раз и узнал… о нас.

— Я действительно был в клубе впервые, — начал объяснять Доран, — и услышал, как Дэвид говорил, что его травят кредиторы. Понял, в каком он отчаянии.

— Тебе стало жаль его?

— Очень жаль, тем более что я в свое время пережил примерно то же. Мне захотелось ему помочь.

— Это было великодушно.

— Вероятно, это было нечто большее. То, что руководит всеми нами… и оно привело меня к тебе.

— О, Доран, я убеждена, что ты прав, но продолжай!

— Я приехал в Блэйк-холл, еще толком не зная, как мне поступить в связи с долгами твоего брата, но тут я увидел тебя, и все стало на свои места.

— И тогда ты купил дом… имение… и меня.

— Я купил бы солнце, луну и звезды, если бы все это включало тебя!

Эйлида вздохнула.

— Как я могла быть такой глупой, чтобы ненавидеть тебя? Я должна была сразу почувствовать то же, что и ты.

— Ты была сильно напугана этим отвратительным человеком, которого я убью, если он только посмеет к тебе приблизиться. Он внушил тебе предубеждение против всех мужчин, в том числе и против меня.

— Ты понимаешь, что теперь я люблю тебя?

— Повторяй мне это как можно чаще! Я опасался, что пройдут годы, пока ты переменишь свое мнение.

— Мне кажется, — тихо-тихо заговорила Эйлида, — я в тебя влюбилась, когда увидела, Как хорошо ты ездишь верхом. И должна признаться, что влюбилась и в твоих лошадей.

— Если ты любишь их больше, чем меня, распродам всю конюшню!

Эйлида рассмеялась, а Доран продолжал:

— Предупреждаю, что я буду очень ревнивым мужем. Пожалуй, самое лучшее увезти тебя на Восток, где ни один англичанин тебя не увидит.

Эйлида протянула руку и погладила Дорана по щеке.

— Пока ты любишь меня, я согласна быть с тобой где хочешь.

— Ты можешь быть уверена в моей любви навсегда. Понадобилась бы не одна жизнь, а несколько, чтобы выразить, как я люблю и боготворю тебя!

— Когда нас венчали, ты с такой искренностью произносил свои обеты!

— Но я и был искренен! — сказал Доран. — И молился, как никогда еще в жизни не молился, чтобы, настал день, когда ты будешь мне настоящей женой.

— Я ею стала… теперь.

— Я не причинил тебе боль? Не вызвал страх?

— Ты унес меня с собой в прекрасный рай. Я не знала, что он существует, я не знала, что любовь может быть такой прекрасной, такой… божественной.

Эйлида ощутила, что губы Дорана коснулись ее кожи, и сказала:

— Мне очень многое хотелось бы узнать о тебе… кроме того, что ты для меня самый удивительный человек на свете!

— Берегись, ты сделаешь меня тщеславным, — ответил Доран. — Но мне и в самом деле нужно о многом тебе рассказать, только не знаю, с чего начать.

— Тогда расскажи прежде всего, почему ты должен был так спешно вернуться в Лондон. Мне очень хотелось побыть еще в деревне и поездить на твоих лошадях.

— Мы поедем туда завтра же, — пообещал Доран.

Эйлида вскрикнула от радости, а он продолжал:

— А что ты подумала о причине нашего возвращения?

Молчание.

Доран смотрел на Эйлиду вопрошающе, а она вдруг спрятала лицо у него на груди.

— Я думала, — еле слышно заговорила она, — что ты хотел повидать ту, которую любишь…

На секунду Доран онемел от изумления. Потом расхохотался.

— Моя дорогая, любовь моя, неужели ты и в самом деле считала, что у меня есть другая женщина?

— Боялась, что это так, потому что я тебя не привлекала.

Он так крепко прижал ее к себе, что стало трудно дышать.

— Если бы ты только могла себе представить, какие муки я терпел каждую ночь, страстно желая целовать тебя, обладать тобой, но опасаясь, что ненависть твоя ко мне возрастет и ты от меня сбежишь!

— Прости меня…

— Прошу, если ты пообещаешь любить меня и позволишь мне любить тебя.

— Я этого хочу! — воскликнула Эйлида, и Доран уловил в ее голосе первую нотку страсти.

Он хотел поцеловать ее, но она напомнила:

— Ты мне так и не ответил, почему торопился в Лондон.

— Первый министр, лорд Ливерпул, вызвал меня, чтобы предложить высокое назначение.

Такого ответа Эйлида никак не ожидала и взирала на Дорана в изумлении, пока не сообразила спросить:

— Какое назначение?

— Он предложил, чтобы я работал с министром иностранных дел виконтом Каслри в качестве его заместителя.

— Просто трудно поверить! — воскликнула Эйлида. — И ты… дал согласие?

— Более или менее позволил себя уговорить, — ответил Доран, но мне хотелось бы вообще не заниматься делами, а только любить тебя.

— Тебе оказали высокую честь, — сказала Эйлида. — Вероятно, потому, что ты долго работал на Востоке и отлично знаешь его.

— Вероятно, — согласился Доран. — Но в то же время я никак не ожидал, что моя деятельность на Востоке приведет к похищению моей бесценной маленькой женушки.

— А я никогда бы не поверила, что такое может произойти в Англии, — сказала Эйлида. — Это было невероятно страшно!

— Я знаю, родная, — ответил Доран, — но теперь все улажено и, уверяю тебя, больше не повторится.

— Тебе пришлось отдать ему за меня очень много денег?

Доран улыбнулся.

— Не денег, любовь моя, а то, что для него дороже денег.

— Ты имеешь в виду статуэтку Будды?

— Да, и особенно ценную.

— Почему? Потому что Будда восседает на изумруде? Во всяком случае, мне так показалось.

— Ты рассудила умно. Этот золотой Будда принадлежал правителям династии Вэй, он изваян в триста пятьдесят шестом году нашей эры. Это самое ценное, чем владеет Лэун.

— Ты считаешь, он обожествляет эту статуэтку?

— Не только он, но и вся его семья.

— Как же тебе удалось заполучить этого Будду?

— Мне пришлось проучить Лэуна, — ответил Доран. — Он пытался обмануть меня на очень крупную сумму денег. Я не только разоблачил обман и подучил с него должное, но и, чтобы впредь ему было неповадно мошенничать со мной, забрал то, что он ценил больше денег.

Голос Дорана звучал жестко, и Эйлида поняла, что между этими двумя людьми происходила жаркая битва.

Доран вздохнул.

— Лэун, однако, взял реванш. Обнаружив в библиотеке оставленную мне записку, я ужаснулся, как никогда в жизни, при мысли о том, что они могут причинить тебе страдания.

— В записке они требовали выкуп? — спросила Эйлида.

— Да, а записка лежала на Книге, которую ты читала.

— Ой, да ведь эта книга — мой подарок тебе! Я ее купила днем и думала, что она тебя обрадует.

— Дворецкий принес ее мне наверх, когда я принимал ванну, — сказал Доран. — Я найду возможность поблагодарить тебя за подарок.

Эйлида решила, что способ выражения благодарности ей известен, И протянула Дорану губы. Но он не поцеловал ее, а продолжал:

— Мне — нужно еще кое о чем рассказать тебе.

— О чем же?

Вопрос Эйлиды прозвучал немного испуганно: Доран говорил очень серьезно, и она страшилась за обретенное ими обоими счастье.

— Ты не волнуйся, — успокоил ее Доран. — Я хочу тебе сказать, что был сегодня на похоронах своего дяди.

— А я все гадала, чьи же это Похороны. Тебя очень огорчила смерть дяди?

— Есть быть честным, я этому рад и чрезвычайно благодарен судьбе за то, что больше никогда не увижу этого человека и не услышу о нем!

Жестокие нотки в голосе Дорана удивили Эйлиду.

— Почему это так? — спросила она.

— Это долгая история, но рано или поздно ты должна ее узнать, — ответил Доран. — Мои родители погибли в результате несчастного случая, когда мне было двенадцать лет.

Теперь в его словах слышалась боль, и Эйлида инстинктивно придвинулась к нему ближе.

— Мне пришлось перебраться в дом старшего брата отца, и с того самого дня жизнь моя превратилась в ад.

— Как это ужасно… Но почему?

— Дядя ненавидел меня, потому что у него не было собственного сына. Кроме того, он всегда завидовал отцу, которого все любили, а дядю терпеть не могли. Всему завидовал, даже тому, что отец спортсмен, а он нет.

— И он вымещал это на тебе?

— Он под любым самым ничтожным предлогом избивал меня. Он угнетал меня морально, и я только в школе чувствовал себя счастливым.

— Невыносимо думать о таких вещах! — воскликнула Эйлида.

— Когда мне исполнилось восемнадцать, я уехал в Лондон и так же, как твой брат, нашел его приятным и веселым местом. Женщины говорили мне лестные слова, и вообще любое удовольствие в Лондоне доступно, пока у тебя есть деньги. — Доран сделал паузу и заговорил другим тоном: — Ты легко можешь представить, что произошло. За два года я спустил не такие уж большие! деньги, оставленные мне отцом, и наделал множество долгов.

— И как же ты поступил? — спросила Эйлида, полагая, что знает ответ.

— Мне было ясно, что дядя только этого и ждал, чтобы забрать меня снова в свои лапы и заставить пресмыкаться перед ним, унижать, как в детские годы. Поэтому я бежал.

— На Восток?

— Ты угадала, на Восток. Один мой друг направлялся в свой полк, и я последовал за ним.

— И сделался торговцем, как ты уже говорил мне.

— Я очень много работал в самых разных областях, но мне необычайно повезло, когда меня практически усыновил один очень проницательный и умный купец.

— Расскажи мне об этом, — попросила Эйлида, так как Доран вдруг надолго замолк.

— Я это хочу сделать, но только не теперь. Достаточно сказать, что я не только сам заработал большие деньги, но после смерти моего друга, относившегося ко мне как к сыну, унаследовал его огромное богатство.

— Тебе и в самом деле повезло, но почему ты вернулся в Англию?

— Я не собирался этого делать, но адвокаты дяди известили меня, что он при смерти.

— И он хотел, чтобы ты простил ему жестокое обращение с тобой?

— Ничего подобного! — сказал Доран. — Но его состояние, должно было перейти по наследству ко мне. А также и его титул.

— Его титул? — воскликнула Эйлида.

— Ну да. Я теперь маркиз Уинтерингэм.

Некоторое время Эйлида ошеломленно молчала. Потом произнесла:

— Откуда мне было знать?.. Как я могла предположить? Я считала, что ты женился на мне для того, чтобы я помогла тебе попасть в высшее общество.

Последовала еще одна пауза, потом Доран расхохотался.

— Любимая моя, глупенькая! Надо же было выдумать такое! Смешное до последней крайности!

— Не могла представить себе иную причину, по которой ты захотел бы меня купить.

Он засмеялся снова.

— Значит, ты никогда не смотрелась в зеркало, радость моя! Но мне и в голову не приходил подобный абсурд.

— Значит, ты очень важная персона, — сказала Эйлида задумчиво. — Поэтому первый министр и назначает тебя заместителем министра иностранных дел.

— Я предпочитаю думать, что обязан этим назначением собственным заслугам, — возразил Доран.

Эйлида, смущенная своей не слишком, удачной фразой, зашептала:

— Я хочу быть с тобой… Не хочу потерять тебя, когда ты станешь очень важным и будешь все время занят.

— Не потеряешь ни в коем случае, — сказал Доран. — Как государственный деятель, я буду очень нуждаться в жене-помощнице, милой и красивой жене, которая станет ухаживать за мной.

— Постараюсь быть такой…

Эйлида вдруг спохватилась:

— Слушай, но если теперь у тебя есть дом твоего дяди, то есть будет у тебя, то зачем же тебе Блэйк-холл?

— Я купил ваш дом, дорогая, не только потому, что он самый красивый из всех, какие мне довелось видеть, но еще и потому, что никогда не стану жить в бывшем дядином доме. Если получится, то ноги моей там не будет. Сама мысль о нем наводит на воспоминания о пережитых мучениях. К тому же дом этот невероятно уродлив и находится во владении семьи не так уж давно.

— Так ты хочешь жить в Блэйк-холле?

— Мы с тобой восстановим его в первоначальном виде, а имение сделаем образцовым. Ты поможешь мне, любимая, сделать, мое родовое имя уважаемым и чтимым.

— Ты знаешь, что я сделаю все, о чем ты меня попросишь, но, пожалуйста, дорогой, люби меня, люби! Я только теперь понимаю, какой одинокой была после смерти папы. Мне оставалось одно: бороться за жизнь… без денег и даже без надежды.

— Все это позади, — сказал Доран. — Мы с тобой создадим новую жизнь для себя, и она будет иной, чем та, которой жил прежде каждый из нас.

— Это звучит восхитительно!

— Оно и будет восхитительным. Я уверен, что мы устроим собственное счастье и счастье наших детей.

Он подчеркнул последнее слово, и Эйлида покраснела. Она собиралась снова спрятать лицо у него на груди, но он удержал ее и сказал:

— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя и хочу сейчас поблагодарить за твой первый подарок.

Он крепко обнял ее и начал целовать долгими, властными поцелуями.

Это продолжалось много времени, и когда Доран перевел дыхание, Эйлида проговорила:

— О Доран… я люблю, люблю, люблю тебя!

Он гладил ее грудь и бедра, она задрожала от его ласки, и он сказал:

— Я поблагодарил тебя за первый подарок, а теперь хочу получить второй.

— Какой? — шепнула она.

— Хочу, чтобы ты подарила мне свое сердце.

— Оно твое!

— И душу…

— Она тоже твоя!

Эйлида почувствовала, как сильно бьется сердце Дорана, когда он произнес:

— Остается еще только одно…

Эйлида ждала, и он продолжил:

— …твое обожаемое, прекрасное, желанное тело!

— Оно принадлежит тебе! — отозвалась Эйлида. — Люби меня… прошу тебя, мой чудесный, мой обожаемый муж… люби меня!

И Доран взлетел с нею к небу, и солнечный свет зажег в ней пламя, и божественное сияние озарило обоих.

Они вместе вошли в тот рай, который создан Богом только для любящих.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.