Против правил

Глава 11

Кто-то сообщил Стоваллу, и его пикап, промчавшись через пастбище, резко затормозил во дворе. Льюис мгновенно выскочил из него и схватил Кэтрин за руку, стиснув ее до боли.

– Что случилось? – спросил он сквозь зубы.

– Амуничник [1] сгорел, – ответила Кэтрин устало. – Мы хватились прежде, чем огонь распространился, но он полностью уничтожен. Зато лошади не пострадали.

– Проклятье! – чертыхнулся Льюис. – Рул будет в ярости.

– Уже, – попыталась улыбнуться Кэтрин, – я сказала ему недавно. В ярости – это слабо сказано.

Льюис снова чертыхнулся.

– Выяснили, с чего все началось?

– Все выглядит так, будто загорелось ведро с мусором.

– Кто заходил в помещение сегодня утром? Самое главное, кто заходил туда последним?

Кэтрин беспомощно посмотрела на него.

– Не знаю, мне не пришло в голову спросить.

– Когда узнаю, кто именно виноват, тут же уволю. Никто, абсолютно никто, не должен курить рядом с конюшней.

Кэтрин считала, что вряд ли кто-то признается в курении, ставшем причиной пожара, но, судя по решительному выражению лица Стовалла, лучше кому-то из работников взять вину на себя, иначе неприятности будут у всех. Сама она так устала, что не было сил даже переживать. Рассеянно оглядевшись, Кэтрин заметила Рикки, которой, судя по всему, не было дела до происшествия; она шла к дому, закручивая волосы наверх и небрежно их закалывая.

В горячем неподвижном воздухе все еще висел запах дыма, и лошади продолжали нервничать. Возбужденные животные лягали удерживающие их стойла, и глухие удары гулко разносились по конюшне. Все были заняты, пытаясь утихомирить лошадей и уберечь их от повреждений, которые они могли себе нанести. Кэтрин отказалась от попыток успокоить Бунтаря и, выведя громадного коня из стойла, круг за кругом начала водить его по двору. Его беспокойное поведение объяснялось отчасти еще и тем, что он не привык находиться взаперти, но после того как Рул вышел из строя, никто не проводил с конем полагающихся тому тренировок.

Неожиданно Кэтрин пришло в голову, что верховая прогулка – как раз то, что надо, и она уже готова была потребовать седло, когда вспомнила, что их не осталось. Уткнувшись лицом в мускулистую шею лошади, Кэтрин вздохнула. Столь замечательно начинавшийся день превратился в кошмар, из которого, казалось, невозможно вырваться.

Стовалл методично допрашивал каждого работника ранчо, но Кэтрин понимала – прежде чем вспыхнул огонь, мусор мог некоторое время тлеть, а значит, виноватым может статься тот, кто покинул ранчо утром и не вернется до сумерек. Она подозвала Льюиса:

– Отложи это на потом, пожалуйста, – попросила она, поделившись своими выводами. – У нас полно работы, и делать ее нужно прямо сейчас. Необходимо сообщить в страховую компанию, и я уверена, что они захотят проинспектировать место возгорания.

Льюис был слишком наблюдательным, чтобы от него можно было что-то долго скрывать. Он посмотрел на Кэтрин внимательным изучающим взглядом, и жесткое выражение его лица немного смягчилось.

– Вы плакали, да? Держитесь, не сдавайтесь. То, что произошел пожар, уже само по себе достаточно серьезно, но последствия могли быть намного хуже.

– Знаю, – лаконично ответила Кэтрин, – но я должна была за всем проследить и не сделала этого. Только моя вина, что все настолько вышло из-под контроля.

Льюис взял у нее из рук повод Бунтаря.

– Ваша вина, черт возьми?! Никто не ожидает, что вы сможете сунуть нос в каждый уголок…

– Рул бы заметил.

Льюис открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал, потому что Кэтрин была права. Рул действительно не допустил бы подобного. Ничто на ранчо не ускользало от его внимания. Пришедшая в голову Льюису мысль заставила его нахмуриться:

– Что он сказал?

– Много всего, – ответила Кэтрин уклончиво и болезненно улыбнулась.

– Что именно?

Вопреки желанию, глупые слезы снова начали наворачиваться на глаза.

– Хочешь, чтобы я начала с оскорблений, или сразу перейти к главному?

– Он просто сумасшедший, – произнес Льюис неловко.

– А я что говорю!

– Он не хотел. Просто пожар в конюшне это ведь так серьезно…

– Я понимаю и не осуждаю его.

Она действительно не винила Рула. Его реакцию можно понять. Многое из того, над чем он годами так тяжело трудился, могло на глазах превратиться в дым, а его любимые лошади – погибнуть ужасной смертью.

– Он остынет и извинится, вот увидите, – пообещал Льюис.

Однако Кэтрин обратила на него сомневающийся взгляд, от которого парень замялся на месте. Представить себе Рула Джексона извиняющимся было почти невозможно, и Льюис, видимо, это тоже понял.

– Если кто-то и виноват, то я, – вздохнул он. – Я обязан был находиться здесь, а вместо этого… – он резко остановился.

– Я знаю. – Изучая носки своих ботинок, Кэтрин сомневалась, стоит ли продолжать, но слова вырвались сами по себе. – Не причиняй ей страданий, Льюис. Рикки спотыкалась на очень многих камнях, и сейчас просто не в состоянии справиться с еще одной болью.

Льюис прищурился.

– Я мог бы причинить ей боль только в том случае, если бы она относилась ко мне всерьез, а это не так. Она играет со мной, использует для развлечения. Мне это известно, и я действую по ее правилам. Когда же приму твердое решение, она станет первой, кто об этом узнает. Но я пока не готов.

– А мужчины хоть когда-нибудь бывают готовы? – с некоторой горечью спросила Кэтрин.

– Случается. Я уже говорил вам, что женщины – это привычка, которую трудно преодолеть. Множество мелочей проникает мужчине в кровь – и аромат горячего мяса, когда он приходит домой уставшим, и массаж спины, и смех, и даже ссоры. Есть нечто особенное в том, что вы можете громко ругаться с кем-то и при этом знать, что вас все еще любят.

Да, это могло бы быть чем-то особенным. Однако как же мучительно ссориться с мужчиной, которого любишь, но который не испытывает к тебе ответных чувств. Каждое сердитое слово Рула вонзалось в нее как нож.

– Возьмем Рикки, – растягивая слова, продолжил Льюис, – она дважды была замужем, но каждый раз служила лишь украшением. Никто не нуждался в ней, она никогда не чувствовала себя полезной. Думаете, почему она слоняется вокруг и возится с лошадьми? Только здесь она занимается чем-то, приносящим реальные плоды. В чем женщина нуждается, так это в мужчине, который бы позволил ей заботиться о нем.

– И этот мужчина – ты?

Льюис пожал широкими плечами.

– Я уже очень давно забочусь о себе сам, и это еще одна привычка, которую трудно преодолеть. Кто знает? А вы были бы против?

Кэтрин бросила на него удивленный взгляд:

– Почему я должна быть против?

– У меня много острых углов, я видел много несчастий.

Ей пришлось улыбнуться:

– И к тому же, держу пари, внес в них свою лепту.

Льюис тоже заулыбался, а затем их внимание привлек звук мотора и, обернувшись, они увидели, как по дороге подъезжает автомобиль.

– Кто это? – спросила Кэтрин, поднимая руку, чтобы заслонить глаза от солнца.

Через некоторое время Льюис недовольно буркнул:

– Думаю, это тот парень, Моррис.

Кэтрин сердито пробормотала:

– Он определенно слишком назойлив, тебе не кажется? «Нет» для него не ответ.

– Я не был уверен, что вы собираетесь ответить ему отказом, – сдержанно произнес Льюис, глядя на Кэтрин сверху вниз.

– Конечно, собираюсь, – с напором произнесла она.

Кэт не сумела бы сказать, когда именно приняла решение. Возможно, она всегда знала, что не сможет продать ранчо. Слишком большая часть ее самой принадлежала этому месту, чтобы отдать его какому-то незнакомцу. И ее прошлое, и ее будущее были связаны с этим клочком техасской земли.

– Бунтарь успокоился. – Льюис наблюдал, как Айра Моррис выходит из автомобиля. – Я отведу его обратно в стойло.

Кэтрин ожидала непрошеного посетителя, тщательно сохраняя невозмутимое выражение лица.

– Мистер Моррис, – произнесла она ровным голосом.

– Миссис Эш. В городе говорят, что утром у вас тут произошло несчастье, – его холодные глаза сразу же обратились к конюшням, и Кэтрин поразилась, как быстро распространяются новости.

– Приехали посмотреть, не следует ли вам отозвать свое предложение? – любезно спросила она. – Как видите, ущерб минимален, и ни одна лошадь не пострадала, однако я сэкономлю ваше время и не стану причинять лишние хлопоты, а сразу прямо скажу, что не собираюсь продавать ранчо.

Моррис не выглядел удивленным, скорее полным решимости.

– Не торопитесь с ответом. Вы еще не услышали моего предложения. Когда речь идет о реальных долларах и центах, многие меняют мнение.

– Я не изменю. Я родилась в этом доме и собираюсь здесь умереть.

Не обращая внимания на ее слова, он назвал сумму, которая произвела бы впечатление, не будь Кэтрин так тверда в своем решении. Но она не испытала ни малейшего соблазна и покачала головой:

– Мне это не интересно, мистер Моррис.

– С таким количеством денег вы могли бы жить припеваючи всю оставшуюся жизнь.

– Мне и так хорошо. Я живу там, где хочу, и делаю то, что хочу. Почему я должна все это бросить? Ради денег?

Он вздохнул и сунул руки в карманы.

– Подумайте об этом. Дом – это всего лишь дом, кусок земли – просто кусок земли. Есть другие дома, другие участки. На самом деле, такая жизнь не подходит вам. Посмотрите на себя – на вас лежит печать большого города.

– То, что на мне лежит, мистер Моррис – это пыль. Пыль Техаса. Моя пыль. Да, я несколько лет жила в Чикаго, но не проходило и дня, чтобы я не думала об этом ранчо и не мечтала сюда вернуться.

С тем же непроницаемым выражением лица Моррис увеличил сумму.

Кэтрин почувствовала себя измотанной.

– Нет и нет. Я не интересуюсь, ни за какую цену, – твердо сказала она.

– Вы могли бы путешествовать по всему миру…

– Нет!

– Покупать драгоценности и меха…

Доведенная почти до потери самообладания, Кэтрин сжала челюсти.

– Я не намереваюсь продавать ранчо, – произнесла она холодно. – Почему вы не можете поверить в это?

– Миссис Эш, – предостерег Моррис, – если вы пытаетесь заставить меня еще поднять цену, это не сработает. Я разговаривал с вашим мистером Джексоном и от него получил ясное представление о том, сколько стоят эти конюшни. Я торгую лошадьми, и мне хотелось бы иметь собственный конный завод. И к тому же мне дали понять, что скоро вы возвращаетесь в Чикаго.

Кэтрин была так потрясена, что у нее перехватило дыхание. Она схватила Морриса за руку:

– Что? – выдохнула она.

– Я говорил с вашим управляющим. Вы сами заверяли меня, что о лошадях он знает больше, чем кто-либо еще в этих краях, и, естественно, я к нему обратился. Джексон сказал, что вы уезжаете.

– И когда же вы с ним разговаривали?

– Вчера вечером. По телефону.

В гостевой комнате была телефонная розетка, и Кэтрин допускала, что кто-нибудь отнес в комнату аппарат, чтобы Рул мог им пользоваться. Но почему Рул что-то рассказывал этому человеку? Он был категорически против продажи ранчо… или нет? Что же происходит?

– И о чем еще вы говорили с мистером Джексоном? – настаивала Кэтрин.

– Мы недолго разговаривали. Он просто упомянул о том, что, скорее всего, вы вернетесь в Чикаго, а ранчо продадите, если цена будет справедливой. И мы обсудили, какой она должна быть. В соответствии с полученными от него сведениями, я думаю, что мое последнее предложение более чем справедливо.

Кэтрин судорожно вздохнула.

– Получается, он ошибся в своих предположениях так же, как и вы! – Дрожа всем телом, она колебалась на грани между яростью и слезами. Так что же происходит? Кэтрин не знала, в какие игры играет Рул Джексон, но собиралась выяснить не позже, чем через минуту. – Мой ответ – нет, мистер Моррис, и он окончательный. Мне жаль, что вы напрасно потратили время.

– Мне тоже, – резко произнес тот, – мне тоже.

Кэт не стала дожидаться, пока Моррис уедет, а развернувшись, почти побежала к дому. Почему Рул говорил с Моррисом о продаже ранчо? Пытался принудить ее к отъезду? Не может быть! Только прошлой ночью он занимался с нею любовью так, как будто не мог насытиться. Но тогда… почему?

Кэтрин проскользнула мимо Лорны, даже не заметив ее, взлетела по лестнице, едва касаясь ступенек и рывком распахнула дверь спальни Рула.

Вид тел, сплетенных на постели, в первый момент был лишен для нее всякого смысла, и Кэтрин тупо уставилась на них, но затем пришло осознание, и, чтобы не рухнуть на пол, она вынуждена была прислониться к притолоке. Из всех ужасов, уже пережитых ею в этот день, этот был наихудшим. Как будто удар угодил прямо в живот и вышиб из нее дыхание. Как будто что-то внутри оборвалось, и кровь отлила от лица. Рикки лежала на кровати, обнимала Рула за шею, ее губы прилипли к его рту, вся она извивалась, а ее ладони поглаживали его твердое мускулистое тело. Блузка Рикки была расстегнута и наполовину вытащена из джинсов. Рука Рула запуталась в волосах девушки.

Потом ужас перестал затмевать сознание Кэтрин, и она увидела происходящее яснее. Рул не прижимал голову Рикки к себе – он тянул ее за волосы, пытаясь высвободить свой рот из-под ее решительного штурма. Наконец, ему удалось оттолкнуть Рикки, и он пробормотал:

– Проклятье, Рикки, ты прекратишь это? Оставь меня в покое!

Кровь Кэтрин вскипела от бешенства. Девушка не знала, как очутилась у кровати. Красная пелена застила ей глаза, туманила зрение, когда она, схватив Рикки за воротник рубашки, оттаскивала ее от Рула. Ярость придала силу, которой прежде у нее никогда не было.

– Вот так вот, – с трудом выдавила она. Слова, как песок, застревали в ее сжавшемся горле. – Все, с меня хватит.

– Эй! – завизжала Рикки, когда Кэтрин отшвырнула ее к двери. – Ты соображаешь, что делаешь? С ума сошла?

Без единого слова, слишком злая, чтобы что-то говорить, Кэтрин выволокла Рикки из комнаты и захлопнула дверь за ними обеими, не обращая внимания на хриплый крик Рула, требующего, чтобы она вернулась.

Перила лестницы манили безумно, и соблазн был сладок, как сахар, но в последний момент к Кэтрин вернулась толика здравомыслия, и она удержалась от того, чтобы просто столкнуть Рикки вниз по ступенькам. Леди так не поступают, твердила самой себе Кэт, таща Рикки рысью по коридору, причем с молодой женщиной она справлялась с такой легкостью, как если бы та была ребенком. Рикки орала и визжала так, чтобы могла бы разбудить мертвого, но Кэтрин еще громче завопила “Заткнись!” и втолкнула девушку в ее комнату.

– Сядь! – рявкнула она, и Рикки села. – Я предупреждала тебя! Я говорила тебе держаться от него подальше! Он мой, и я не допущу, чтобы ты еще хоть раз ползала по нему, слышишь? Собирай вещи и убирайся!

– Убираться? – Рикки выглядела потрясенной, ее челюсть отвалилась от удивления. – Куда?

– Твои проблемы! – Кэтрин распахнула шкаф и начала вытаскивать оттуда чемоданы. Она швыряла их на кровать и раскрывала, а затем начала выдвигать ящики и как попало закидывать их содержимое внутрь.

Рикки вскочила на ноги.

– Эй, ты не можешь во всем обвинять одну меня! Я его, знаешь ли, точно не насиловала! Одной женщины Рулу никогда не достаточно…

– Отныне будет достаточно! И не пытайся заставить меня поверить, будто он приглашал тебя, потому что я, все равно, не поверю!

Рикки сердито посмотрела на груды одежды:

– Перестань разбрасывать мои вещи!

– Тогда пакуй их сама!

Внезапно Рикки закусила губу, и по ее щекам потекли слезы. Кэтрин смотрела на нее со смесью отвращения и изумления, удивляясь, как кто-то может плакать и при этом выглядеть столь прелестно. Ни сопливого красного носа, ни пятен на лице, только изящно скатывающиеся сверкающие бриллианты слез.

– Но мне действительно некуда идти, – прошептала Рикки, – и у меня совсем нет денег.

Дверь открылась, и, нахмурившись от раздражения, вошла Моника.

– Вы обе обязательно должны скандалить на весь дом и драться? Что случилось?

– Она меня выгоняет! – пылко перешла к обвинениям Рикки, ее слезы высохли как по волшебству. Уперев руки в бока, Кэтрин молчала с непримиримым выражением лица.

Моника взглянула на падчерицу и с досадой произнесла:

– Это ее дом. Полагаю, она имеет право решать, кому здесь жить.

– Конечно, это всегда был ее дом!

– Прекрати! – резко оборвала ее Моника. – Чувство жалости к самой себе никак тебе не поможет. Ты должна была знать, что, в конце концов, Кэтрин вернется, и если тебе не хватило предусмотрительности, чтобы подготовиться к такому будущему, пеняй на себя. И, кроме того, ты действительно хочешь провести всю свою жизнь, прислушиваясь к топоту ног чужих детей?

Видимо, Моника многое замечала, хотя всегда казалась равнодушной к любым делам, кроме собственных. Кэтрин сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться. Конечно! В конце концов, жизнь не такая уж сложная штука. На самом деле, все очень просто. Она любит Рула, любит ранчо, и не собирается отказываться ни от того, ни от другого. Зачем терзаться, беспокоясь о глубине чувств Рула? Какими бы они ни были, главное, что они вообще есть, и только это имеет значение.

Вместе с этими мыслями к ней полностью вернулся здравый смысл. Она вздохнула.

– Можешь не уезжать прямо сейчас, – сказала она Рикки, потирая лоб, чтобы ослабить напряжение, которое начинало там пульсировать. – Я вышла из себя, когда увидела… Во всяком случае, у тебя есть время что-нибудь придумать. Однако не слишком много, – предупредила Кэтрин. – Как бы то ни было, не думаю, что ты захочешь остаться на свадьбу, не так ли?

– Свадьбу? – Рикки побледнела, затем на ее щеках появились два ярких пятна. – Ты чудовищно уверена в себе, да?

– Для этого у меня есть причина, – невозмутимо ответила Кэтрин, – Рул сделал мне предложение до того, как сломал ногу. Я согласна.

– Поздравляю, – вступила Моника со спокойной расчетливостью. – Я так понимаю, что мы будем мешать? Рикки, дорогая, я решила воспользоваться предложением Кэтрин и переехать в ее апартаменты в Чикаго. Полагаю у нас с тобой достаточно хорошие отношения, чтобы мы могли ужиться вместе, если хочешь. Там ведь две спальни? – поспешно спросила она у Кэтрин.

– Да.

Кэтрин это показалось хорошей идеей. Она посмотрела на Рикки. Та кусала губу:

– Не знаю, я подумаю.

– Только не слишком долго, – посоветовала Моника, – я собираюсь переезжать уже в конце недели.

– Ты говорила, я слишком стара, чтобы жить с мамой, – со вспышкой обиды передразнила Рикки.

– Мое предложение не долго будет оставаться в силе, – отрезала Моника, – ради бога, решай сама.

– Хорошо.

При желании Рикки могла дуться, как ребенок, и сейчас она из кожи вон лезла, лишь бы все видели, как ей плохо, но Кэтрин это уже не волновало. Она вздохнула с облегчением. Поостыв, она бы испытала чувство вины, если бы выбросила Рикки из дома, не дав ей возможности хоть как-то подготовиться. Сейчас она знала, что срок пребывания сестры в доме ограничен, и чувствовала, что сможет выдержать это… если, конечно, снова не поймает Рикки за лапанием Рула.

Рул. Кэтрин еще раз глубоко вздохнула и приготовилась к последней битве. Холостяцкие дни Рула Джексона сочтены. И не важно, любит ли он ее. Она любит его за двоих и не собирается когда-либо снова убегать. Она останется здесь, и если он хочет ранчо, то получит и ее тоже. Ясно одно – она не вынесет мысли ни о какой другой женщине, полагающей, что он свободен, и готовой прыгнуть к нему в постель! Она привяжет его к себе как можно скорее и приступит к этому прямо сейчас.

С решительностью атакующей кавалерийской бригады, сверкающей в темных глазах, Кэтрин прошла по коридору к комнате Рула и пинком открыла дверь.

Она машинально взглянула на кровать и застыла в шоке, обнаружив ее пустой. Внезапный озноб пробежал по спине. Девушка вошла в комнату, повернула голову, ощутив движение справа от себя, и в ошеломлении уставилась на Джексона. Испуганный крик «Рул!» вырвался из ее горла.

Джексон, сражаясь с гипсовой повязкой на ноге, натягивал джинсы. Каким-то образом ему удалось распороть шов на левой штанине, так что он смог надеть их поверх гипса. Неустойчиво покачиваясь, Рул пытался одеться, и при каждом его вздохе сквозь стиснутые зубы вырывались ругательства. Он проклинал собственную слабость, гипс на ноге, пульсирующую боль в голове. На крик Кэтрин он неуклюже развернулся, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела искаженное крайним отчаянием лицо и мучительные слезы, стекающие по загрубевшим щекам.

– Рул, – простонала Кэтрин, когда он обратил к ней взгляд полный такого нестерпимого страдания, что ей захотелось отвести глаза. Он шагнул навстречу, но внезапно пошатнулся, поскольку сломанная нога не выдержала его вес. Одним прыжком преодолев комнату, Кэтрин поймала его в тот момент, когда он начал падать, и удержала с неожиданной силой.

– О, боже, – охнул Рул. Мужские руки обвились вокруг нее мертвой хваткой, вдавливая Кэтрин в его жесткое тело. Он наклонил к ней голову, и тяжелые рыдания сотрясли его тело. – Не уезжай. О боже, милая, пожалуйста, не уезжай. Я могу все объяснить. Только не покидай меня снова.

Кэтрин пыталась устоять на ногах, но они постепенно подгибались под тяжестью его веса:

– Я не могу удержать тебя, – задыхаясь, выдавила она, – Ты должен вернуться в постель!

– Нет, – возразил он хрипло, его плечи приподнялись, – я не позволю тебе уйти. Я не мог выбраться из этой проклятой постели, не мог достаточно быстро одеться… Я так боялся, что ты уедешь прежде, чем я смогу остановить тебя, что я никогда не увижу тебя снова, – прерывисто бормотал он.

При мысли о том, как он превозмогал боль, чтобы отыскать ее раньше, чем она уедет, горло Кэтрин сжалось. Он не мог ходить, так как он собирался добраться до нее? Ползком? Да, признала Кэтрин, он мог бы ползти, если бы понадобилось. От решимости этого человека перехватывало дыхание.

– Я не уеду, – заверила она его сквозь слезы, – обещаю. Я больше никогда не покину тебя. Любимый, пожалуйста, вернись в постель. Я больше не могу тебя держать.

Рул обмяк в ее объятьях, напряжение немного отпустило его, и Кэтрин почувствовала, как ее ноги начинают подгибаться.

– Пожалуйста, – попросила она снова. – Ты должен вернуться в постель прежде, чем упадешь и сломаешь себе еще что-нибудь.

К счастью для Кэтрин кровать находилась всего в нескольких шагах: большее расстояние ей ни за что не удалось бы преодолеть. Рул тяжело опирался на нее, пот катился по его лицу, смешиваясь со слезами. Силы почти оставили Рула, и, когда с помощью Кэтрин, поддерживавшей его голову и плечи, он откинулся на подушки, то закрыл глаза. Тяжелое дыхание вздымало его грудь. Крепко вцепившись в ее руку, Рул удерживал Кэтрин рядом с собой.

– Не уезжай, – повторил он снова, на этот раз почти шепотом.

– Я не уеду, – с чувством произнесла Кэтрин. – Позволь мне положить твою ногу на подушку. О, Рул, ты не должен пытаться вставать.

– Я должен был остановить тебя. На этот раз ты бы не вернулась. – Но он отпустил ее руку, и Кэтрин перешла к другому концу кровати, чтобы поднять его ногу. Одно мгновение она разглядывала зияющий шов на джинсах, задаваясь вопросом, как Рулу удалось разорвать сверхпрочные штаны. Она решила избавить его от джинсов, пока он слаб и не в состоянии слишком сильно сопротивляться, так что она спустила их с бедер Рула и осторожно стащила совсем. Рул лежал безвольно, не открывая глаз.

Кэтрин смочила полотенце холодной водой и стерла пот с его лба, а затем влагу со щек. Он открыл глаза и сосредоточенно уставился на нее. Силы постепенно возвращались в его великолепное тело.

– Я не приглашал сюда Рикки, – сказал он резко. – Понимаю, как это выглядело, но я пытался ее остановить. Возможно, я не отталкивал ее слишком грубо, но мне не хотелось причинять ей боль…

– Знаю, – заверила Кэтрин нежно, кладя палец на его губы,. – Я не идиотка, во всяком случае, не полная. Ведь уже предупреждала ее держаться от тебя подальше, а увидев, как она по тебе ползает, просто взорвалась. В конце недели они с Моникой переезжают в мою квартиру в Чикаго. Благодаря им мне не придется ехать самой, – шаловливо добавила она. – Я оставила там большую часть своей одежды, а она мне нужна. Они мне ее перешлют.

Рул глубоко втянул воздух, его темные глаза стали бездонными, как вечность.

– Ты мне веришь?

– Конечно, – улыбнулась Кэтрин.

Одно мгновенье он выглядел пораженным ее безоговорочной верой, но затем крошечные морщинки начали собираться у него между бровями.

– У тебя нет намерения уехать?

– Ни малейшего.

– Тогда, будь все проклято, – процедил он сквозь сжатые зубы, – почему ты, как ураган, вылетела отсюда оставив меня орущим в кровати?

Кэтрин притихла, уставившись на него. Хоть она и не осознавала этого до настоящего момента, но его реакция сказала ей о многом. Если он так беспокоится… то возможно ли?… Осмелится ли она мечтать?… Кэтрин осмотрительно произнесла:

– Я думала, для тебя не важно, уеду я или нет, если ранчо при этом все равно останется под твоим управлением.

Рул выдал совершенно недвусмысленное замечание, а затем яростно перешел в атаку:

– Не важно?! Считаешь, мужчина ждет женщину так долго, как ждал тебя я, если ему не важно, уедет она или останется?

– Я не знала, что ты меня ждал, – просто ответила Кэтрин, – я всегда полагала, что главное для тебя – ранчо.

Подбородок Рула окаменел.

– Ранчо, действительно, много для меня значит. Не могу отрицать. Я долго катился по наклонной и был почти на дне, когда Уорд привел меня сюда и спас мне жизнь, собрав ее из осколков. Я годами загонял себя работой до полусмерти, потому что это место олицетворяло для меня спасение.

– Тогда зачем ты разговаривал с Айрой Моррисом? – выпалила Кэтрин, ее темные глаза затуманились от боли, причиненных ей подобным предательством. – Почему ты сказал ему, что я, скорее всего, продам ранчо, если цена будет справедливой? Зачем ты сказал ему, сколько ранчо стоит?

Кэтрин не знала, почему, но, когда дело касалось Рула, она очень многого не понимала. Слишком он замкнут, скрытен, слишком себе на уме. Ему придется научиться говорить о себе, делиться с нею мыслями. И он старался этому научиться, подумала Кэтрин с надеждой.

Рул поймал ее руку и, накрыв пальцы Кэтрин ладонью, прижал к своей груди. Отчаяние заострило его черты, но затем он посмотрел вдаль и намеренно стер с лица всякое выражение:

– Я испугался, – наконец произнес он напряженно, – испугался сильнее, чем когда-либо во Вьетнаме. Сначала я приходил в ярость при мысли, что ты можешь продать ранчо, но затем до меня по-настоящему дошло, и я испугался. Испугался за себя, за то, что могу потерять. Наконец, я осознал, что ранчо твое, не мое, как ты и говорила мне все время, и, если ты несчастлива здесь, лучшее, что можно сделать – продать землю и уехать туда, где ты сможешь быть счастливой. Вот почему когда позвонил Моррис, я согласился с ним поговорить. Я хочу, чтобы ты была счастлива, милая. Чего бы это ни стоило, я хочу этого для тебя.

– Я счастлива, – мягко заверила она, поворачивая свою руку под его, так чтобы кончиками пальцев ощутить надежное тепло его тела, с удовольствием погладила темные завитки. – Я никогда не продам «Угодья Ди». Ты принадлежишь этому месту, и, если ты здесь, то и я буду здесь.

Как только вылетели слова, Кэтрин затаила дыхание. Она боялась взглянуть на Рула и в муках ждала ответа. Секунда уходила за секундой, а он все молчал. Кэтрин сглотнула и заставила себя поднять глаза.

Она не ожидала, что Рул закричит “ура!”, но и не думала, что его глаза сузятся, а на лице появится осторожное выражение.

– Что ты сказала? – медленно пророкотал он.

Сейчас или никогда. Ей придется решиться, придется сделать первый шаг, потому что, если сейчас она отступит, то Рул, наверняка, поступит также. Он зашел уже настолько далеко, насколько смог, этот ее гордый мужчина. И ведь на самом деле, это не просто легкомысленная авантюра, убеждала себя Кэтрин. Она не сможет жить без него – вот и все. Она получит его на любых условиях:

– Ты просил меня выйти за тебя замуж, – осторожно подбирая слова, Кэтрин внимательно следила за впечатлением, которое производит на Рула каждое из них. – Я согласна.

– Почему? – рявкнул он.

– Почему? – повторила Кэтрин, взглянув на него, как на сумасшедшего. Он не знает? Он действительно не понимает? У нее возникла ужасная мысль, что Рул, может быть, передумал:

– Предложение… еще в силе? – запинаясь, вымолвила она, мучительная неуверенность отразилась на ее лице и прозвучала в голосе. Рул протянул другую руку и, схватив Кэтрин за волосы, неумолимо притянул ее к себе. Когда их носы почти соприкоснулись, он остановился и уставился на нее с такой напряженностью, что Кэтрин показалось, будто он проникает в ее сознание.

– Предложение в силе, – проворчал он тихо, слова шелестели прямо у ее губ. – Только скажи мне, почему ты его принимаешь. Ты беременна? Дело в этом?

– Нет! – испуганно отвергла предположение Кэтрин. -Ну, я пока не знаю. Откуда? Еще рано.

– Тогда почему ты соглашаешься выйти за меня замуж? – настаивал он. – Скажи, Кэт.

Рул удерживал ее, не позволяя отвести взгляд и снова уйти в себя, и внезапно Кэтрин расхотелось прятаться. Безмятежность и внутренняя сила переполняли ее. Пусть он получит это признание. Полнота ее любви позволяет ей сделать это. Кэтрин высвободила руку и обеими ладонями обхватила лицо Рула, ее пальцы нежно обвели жесткие контуры подбородка.

– Потому что я люблю тебя, Рул Джексон, – с болезненной нежностью сказала она, – и любила много лет. Так долго, что, кажется, всегда. И неважно, если ты меня не любишь, если ранчо – это все, что тебе нужно. Если хочешь эту землю, тебе придется взять и меня. В комплекте. Так что, лучше тебе, мистер Джексон, начинать учиться быть мужем.

Рул выглядел, как громом пораженный, и хватка на волосах Кэтрин усилилась.

– Ты с ума сошла? – заорал он. – О чем, черт возьми, ты говоришь?

– О ранчо, – спокойно пояснила Кэтрин, – если ты хочешь его получить, то тебе придется на мне жениться.

Неистовая ярость явственно проявилась в лице Рула, в его глазах. Он выругался, ясно выражая свои чувства на это заявление. Все его тело содрогнулось, когда лишившись остатков самообладания, он заорал на Кэтрин:

– К черту ранчо! Продавай его! Если именно оно стояло между нами все эти годы, избавься от него! Если хочешь жить в Чикаго, или в Гонконге, или в Бангкоке, то и я буду жить там с тобой, потому что только тебя я всегда желал, а не эту проклятую землю! Господи, Кэт, у меня есть свое собственное ранчо, отец все оставил мне, знаешь ли. – Его рука прошлась по телу Кэтрин. – Думаешь, причина в том, что я хотел ранчо? Ад и преисподняя! Женщина, ты решила свести меня с ума?

Озадаченное выражение лица Кэтрин сказало ему, что она никогда даже не пыталась смотреть на вещи с такой точки зрения. Он уложил ее на кровать рядом с собой и прижал к своему телу.

– Слушай меня, – медленно произнес он, намеренно подчеркивая и выделяя каждое слово. – Я не хочу ранчо. Здесь хорошо живется, и оно меня спасло. Если я окажусь где-то в другом месте, я буду скучать, но смогу прожить без него. А вот без тебя… Я пытался. Восемь лет я брел по жизни день за днем, поддерживая себя воспоминаниями о том единственном случае, когда ты принадлежала мне, испытывая к себе ненависть за то, что прогнал тебя. Когда ты, наконец, вернулась, я знал, что никогда больше не смогу отпустить тебя: сделаю все, что угодно, чтобы удержать тебя, милая, потому что если ты бросишь меня снова, моя жизнь остановится.

Кэтрин показалось, что ее сердце перестало биться. Пусть не напрямую и другими словами, но Рул заявил, что любит ее так же отчаянно и сильно, как и она его. Это было больше, чем она могла себе представить, в это было почти невозможно поверить.

– Я не знала, – прошептала она изумленно, – ты никогда не говорил… никогда не показывал мне…

– Как я мог сказать? – резко спросил Рул. – Ты была так молода, слишком молода для всего того, что я хотел от тебя. Я никогда не планировал того, что случилось в тот день на реке, но когда это произошло, я не мог раскаиваться. Я хотел повторять это снова и снова, пока из твоих глаз не исчезнет испуг, и ты не посмотришь на меня с той же жаждой обладания, которую я чувствовал к тебе. Но ты убежала, а потом встретила Дэвида Эша и вышла за него замуж. Даже хорошо, что после этого ты довольно долго не приезжала, Кэт, потому что никогда и никого мне до такой степени не хотелось уничтожить, как твоего мужа.

– Ты ревновал? – Кэтрин все еще не могла заставить себя осмыслить все, что он говорил ей, и ущипнула себя. Легкая боль была реальной, как и мужчина, который лежал рядом.

Он одарил ее красноречивым взглядом.

– Ревновал – не то слово, я был совершенно безумен.

– Ты любишь меня, – прошептала Кэтрин изумленно, – ты действительно любишь меня. Если бы ты только мне сказал! Я понятия не имела!

– Конечно, я люблю тебя! Ты нужна мне, как никто и никогда. Своей необузданностью и невинностью ты напоминала жеребенка, и я не мог отвести от тебя глаз. Ты заставила меня снова почувствовать себя живым, заставила забыть кошмары, из-за которых я вскакивал по ночам. Мы идеально подошли друг другу, когда занимались любовью. Все было правильно, все побуждения и ответы. Я почти сгорал заживо всякий раз, когда прикасался к тебе. Мне было необходимо находиться рядом с тобой, видеть тебя, говорить с тобой, и ты не имела понятия о том, что я чувствовал?

Он выглядел возмущенным, и Кэтрин издала смешок, придвигаясь к нему поближе:

– Это все твое каменное лицо, – подразнила она. – Я так боялась, что ты узнаешь о моих чувствах, боялась, что ты никогда не испытаешь ответных.

– Я переживал то же самое, – ответил Рул угрюмо, а затем потребовал, – скажи еще раз. – Его ладонь скользнула вверх по телу Кэтрин и охватила ее грудь. – Позволь мне услышать снова.

– Я люблю тебя, – охотно повторила она, радуясь его запросу. Произносить эти слова вслух было торжеством и благословением.

– Ты скажешь еще, когда мы займемся любовью?

– Столько раз, сколько захочешь, – пообещала Кэтрин.

– Я хочу. Сейчас, – голос Рула охрип от желания, и он притянул ее к себе, захватывая ее губы своими. Старая знакомая магия снова струилась в ее жилах, и Кэтрин растаяла. Она не заметила, когда Рул расстегнул ее рубашку, а только осознала пылкое наслаждение, которое испытала от прикосновения его руки к обнаженной коже.

Последний проблеск осмотрительности заставил ее произнести:

– Рул… мы не должны. Тебе нужно отдыхать.

– Это не то, что мне нужно, – прошептал он ей на ухо. – Сейчас, Кэтрин. Сейчас.

– Дверь открыта, – слабо возразила она.

– Тогда закрой ее и возвращайся. Не заставляй меня гоняться за тобой.

Он, вероятно, сломал бы и ногу, и еще Бог знает что. Кэтрин встала и закрыла дверь, а затем вернулась в постель. Она никак не могла утолить свою жажду прикасаться к Рулу, удовлетворить желание ощущать под пальцами его твердую теплую плоть. Она занималась с ним любовью, осыпала все его тело поцелуями, и, шепча прямо в кожу “Я люблю тебя”, запечатлевая на нем эти слова. Сейчас, когда стало можно произносить их вслух, Кэтрин обнаружила, что не может ими насытиться, и она твердила литанию, пока расточала свои ласки, медля так долго, что Рул вдруг больше не выдержал. Приподняв Кэтрин над собой, он быстрым сильным движением соединил их тела.

Она исполняла с ним танец страсти, то атакуя, то отступая, но неизменно наслаждаясь. Для нее не существовало ничего кроме Рула, горячего желания в его темных глазах и чего-то совершенно удивительного – сияния взаимной любви.

– Продолжай говорить это, – приказал Рул, и она подчинилась, но потом слова закончились, и она могла только выдыхать его имя и извиваться на нем. Его сильные руки на бедрах Кэтрин управляли движением, увлекая ее все выше и выше, пока с почти беззвучным криком она, дрожа, не рухнула на его грудь.

А затем они лежали в тихой полудреме, и Рул поглаживал взъерошенные волосы Кэтрин, крепко прижимая ее к себе.

– Мне придется нанять больше работников, – произнес он сонно.

– М-м-м, – пробормотала Кэтрин. – Почему?

– Чтобы компенсировать мое отсутствие. Сразу могу сказать, что не собираюсь проводить так же много времени на пастбищах. У меня возникнут большие проблемы с тем, чтобы вставать по утрам. Забота о такой женщине, как ты, потребует много времени, и я намереваюсь сделать все наилучшим образом.

– Так выпьем же за это! – провозгласила она тост, поднимая воображаемый стакан.

– Мы поженимся на следующей неделе, – Рул потерся лицом о ее волосы.

– На следующей? – Кэтрин в удивлении отшатнулась от него. – Но ты еще…

– К тому времени я встану, – успокоил Рул. – Поверь мне. И попроси Монику вместе с Рикки задержаться до свадьбы. Надо всегда поддерживать хорошие отношения с родственниками, милая.

Кэтрин улыбнулась.

– Знаю. И не хочу никаких дурных чувств между нами. Кто знает? Вдруг Льюису удастся удержать Рикки.

– Я бы не поставил на это ни монетки. Слишком много боли накопилось у обоих внутри. Наверное, он хочет ее, но не думаю, что сможет с ней жить. Не всегда все складывается так, как хотелось бы.

Снова наступила тишина, и Кэтрин почувствовала, что соскальзывает в сон. Еще одна мысль, витавшая на самом краю сознания, не давала ей покоя, и она пробормотала:

– Я сожалею о пожаре в кладовке.

– Это не твоя вина, – успокоил Рул, и прижал ее крепче.

– Ты назвал меня бестолковой.

– Прости. Я потерял голову, представив, как ты входишь в горящие конюшни и сражаешься там с лошадьми, стараясь их вывести. А если бы с тобой что-нибудь случилось? Я бы сошел с ума.

– Ты не осуждаешь меня? – прошептала Кэтрин.

– Я люблю тебя, – поправил Рул, – и я бы не вынес, если бы ты пострадала.

Кэтрин ощутила, как в ее сердце вспыхнуло счастье. Так весь этот приступ гнева из-за того, что он не хотел, чтобы она рисковала! Она открыла глаза и взглянула на него. Тихо и нежно, как в грезах, она сказала:

– Я люблю тебя.

Руки Рула напряглись еще сильнее, и он пробормотал:

– Я люблю тебя.

Через мгновенье его низкий голос снова нарушил тишину:

– Добро пожаловать домой, дорогая.

И теперь наконец-то она была дома, в объятиях Рула, там, где ей следовало быть.