Против правил

Глава 7

Кэтрин едва ли не парализовал сбивающий с толку противоречивый клубок эмоций из радости и гнева. С одной стороны, приятно узнать, что Рул может сильно ревновать, но с другой – просто так оставить подобную заносчивость, сводящую на нет все удовольствие? Она не могла на это пойти, а потому напустилась на него:

– Я не твоя собственность и никогда ею не буду!

– Мнишь себя в полной безопасности в своем маленьком придуманном мирке? – спросил тот прямо-таки шелковым голосом, в котором явно слышалось предостережение. Кэт промолчала и за всю обратную дорогу до ранчо не произнесла больше ни слова.

Несмотря на это или, скорее всего, именно из-за повисшей между ними тишины, атмосфера в салоне автомобиля накалилась, только обострив противостояние, помноженное на растущее чувственное притяжение. И если днем Кэтрин не сомневалась, что у Рула нет никаких шансов снова ее соблазнить, настолько он ее разозлил и разочаровал, то теперь понимала, каким ошибочным было подобное предположение. Сейчас она даже взглянуть на него не могла без того, чтобы не вспомнить, как по его лицу скользил лунный свет, когда они занимались любовью, не почувствовать на языке грешный вкус его поцелуев или снова и снова не переживать завораживающе мощный ритм его движений.

Когда Рул начал притормаживать возле крыльца, Кэтрин выскочила прямо на ходу, не дожидаясь, пока колеса замрут окончательно. Стремглав пронеслась через кухню и, уже взбегая по лестнице, услышала позади себя глухое эхо мужских шагов в тяжелых ковбойских сапогах. Несмотря на отсутствие света, она прекрасно ориентировалась в доме и потому быстро продвигалась вперед в полной темноте, стремясь поскорее запереться в безопасности своей спальни. К несчастью, это был и дом Рула. Не успела Кэт преодолеть и половину ступеней, как Рул настиг ее и, крепко обхватив сильной рукой за талию, словно ребенка поднял вверх.

– Отпусти меня! – зашипела Кэтрин, брыкаясь и изо всех сил стараясь вырваться, мало обращая внимания на шаткость их положения. Когда она хорошенько пнула Рула в голень, он что-то пробурчал неразборчивое. А потом, слегка сместив ее в сторону, второй рукой подхватил под колени и прижал к своей груди. Едва различая впотьмах смутные очертания его лица, Кэт снова потребовала:

– Рул! Пусти меня!

Тот упорно молчал. Стоило еще раз попытаться возмутиться его самоуправством, он просто-напросто смял ее губы, запечатав рот горячим, жестким поцелуем, от которого ее вскипевшая кровь грохоча понеслась по венам.

Темнота и действия Рула жутко смущали. Кэтрин чувствовала себя сбитой с толку, когда Рул позволил ей соскользнуть вниз по своему телу, но по-прежнему не отпустил губы, казалось бы, сплавившиеся с его беспощадным, алчущим ртом в единое целое. Она задрожала, ощутив неуклонно увеличивающееся доказательство возбуждения Рула. Сжав ладонью ее ягодицы, он притиснул Кэт к себе, позволяя окунуться в его жар и силу желания, несмотря на разделяющие их слои одежды.

Кэтрин потребовалась немалая сила воли, чтобы наконец прервать поцелуй и ожесточенно прошептать:

– Перестань! Ты же обещал! Моника…

– К черту Монику, – низким рокочущим голосом вспылил Рул. Потом обхватил ее подбородок и слегка приподнял: – К черту Рики и к черту всех остальных. Я тебе не выхолощенный мерин, перед которым можно безнаказанно гарцевать, и будь я проклят, если стану смотреть, как ты увиваешься возле кого-то другого.

– Между мной и Гленном ничего нет! – теперь Кэтрин уже чуть ли не кричала.

– И я, черт побери, собираюсь сделать все, чтобы никогда и не было, – рявкнул Рул и, неожиданно протянув руку, включил свет. Только тут Кэтрин с удивлением обнаружила, что находится в своей собственной спальне. В темноте она слегка запуталась, полагая, что они все еще где-то в холле. Резко отстранившись от Рула, она с тревогой задумалась, что бы такое сказать, чтобы охладить столь настораживающий пыл. В эту минуту Рул действительно выглядел опасным: глаза прищурены, ноздри слегка раздуваются – ну, точь-в-точь один из чистокровных жеребцов. Когда с более чем прозрачным намерением Рул начал расстегивать рубашку, Кэт наконец-то обрела дар речи.

– Ну, хорошо, – пошла она на попятный. – Я не буду видеться с Гленном, если это именно то, чего ты хочешь…

– Поздновато спохватилась, – оборвал Рул мягким, едва слышным голосом, указывающим на то, что шутки кончились.

Кэтрин еще не доводилось видеть, чтобы мужчина раздевался с такой скоростью. Освободившись от всех вещей несколькими четкими, скупыми движениями, Рул отбросил их в сторону. Удивительно, но полностью обнаженный он выглядел еще более грозным, чем когда был одет. А один взгляд на его сильное, перевитое мускулами тело душил в зачатке все возможные возражения. В попытке остановить Рула Кэт вытянула перед собой тонкую руку, которую тот перехватил и, перевернув ладонью вверх, прижал ко рту. Жаркое дыхание опалило нежную впадинку на ладони, а юркий язык начал вырисовывать на ставшей невероятно чувствительной коже древнее любовное послание. Затем он приложил ее руку к своей поросшей мягкими курчавыми волосками груди. От этого опьяняющего прикосновения Кэтрин сладко застонала, даже не сразу поняв, что услышанный звук издала она сама. Из-за всевозрастающего жара и томления кружилась голова, заставляя ее позабыть, что совсем недавно она яростно сопротивлялась тому, чтобы это произошло снова. Рул был красив настолько же, насколько и опасен. Но ей ужасно хотелось еще хоть раз погладить своего кугуара и почувствовать, как под кончиками пальцев перекатываются гладкие мышцы. Придвинувшись вплотную, она положила вторую руку ему на торс и начала ласкать его, мягко впиваясь подушечками пальцев в упругую теплую плоть. Грудь Рула бурно вздымалась и опадала, дыхание стало учащенным и хриплым, а сердце под ее ладонью так колотилось, будто стремилось вырваться из плена грудной клетки.

– Да, – простонал он. – Да. Дотронься до меня.

Это было непередаваемо-чувственное приглашение, перед которым Кэт никогда не могла устоять. Она легонько обвела небольшие плоские кружочки крохотных мужских сосков, а потом потеребила их, и они тотчас же затвердели. Рул отозвался на ласку низким горловым звуком – то ли рык, то ли довольное урчание – и потянулся ей за спину, нащупывая на платье застежку-молнию. Полминуты – и на Кэтрин остались лишь браслеты на запястьях, да цветок в волосах. Вид нежного женственного тела вдребезги разнес его самообладание. Рул притиснул Кэт к себе, расплющивая мягкие полушария о свой твердый торс. Его губы снова властно накрыли ее, язык проник в манящую влажность, завоевав противника, который сдался без боя. Кугуар теперь явно жаждал большего, чем простое поглаживание.

– Обожаю гардении, – глухо пробормотал Рул, слегка отстраняя Кэт, чтобы вытащить цветок из ее волос. Затем поместил его меж грудей, которые по-прежнему были плотно прижаты к его телу. Не размыкая объятий, он заставил Кэтрин медленно пятиться назад. Коснувшись подколенными ямочками кровати, она рухнула на постель; Рул последовал за ней, так и не позволив их телам разъединиться.

– Просто умираю, так хочу тебя, – пророкотал он, немного смещаясь и пряча лицо в сладко пахнущей ложбинке, наполненной божественным ароматом гардении. Губами и языком неспешно исследуя пышные соблазнительные холмики, посасывая нежно-розовые пики, которые сжались в тугие бутоны, заставляя все ее тело трепетать от удовольствия. Почему она вела себя так только с ним? Даже Дэвид не смог уговорить ее на добрачные сексуальные отношения, а вот с Рулом она, казалось, начисто забывала о всяких правилах приличия. Кэтрин отдавалась ему всякий раз, когда он того хотел. Однако подобный горький самоанализ никоим образом не ослабил желания принадлежать ему. Ее лоно пульсировало от жесточайшего чувственного жара, загасить который мог лишь один Рул. Кэт выгнулась дугой, стоило ему, оставив наконец в покое ее грудь, скользнуть вверх и накрыть девушку собой, прижавшись мощными поросшими волосами ногами к ее – изящным и длинным.

– Скажи, что хочешь меня, – резко потребовал он.

Отрицать очевидное было бессмысленно, тем более когда собственное тело выдает тебя с головой. Кэтрин пробежалась ладонями вниз, погладив мускулистые бока Рула и ощутив, как под ее руками он содрогается от удовольствия.

– Я хочу тебя, – легко согласилась она. – Но это ничего не решает!

– Напротив, это решает мою самую большую проблему, – возразил Рул, вклиниваясь меж ее бедер. Он заполнил ее так идеально, словно они были скроены друг для друга. От наслаждения Кэтрин прикрыла веки, однако Рул тотчас же встряхнул ее, заставляя их открыть.

– Смотри на меня, – процедил он сквозь зубы. – И не смей закрывать глаза, пока я буду любить тебя! Хочу, чтобы ты видела мое лицо, когда я раз за разом стану входить в твое тело.

Слова Рула были пронизаны таким неприкрытым эротизмом, что она едва могла это вынести. Кэт медленно принимала его в себя, наблюдая, как на его лице, словно в зеркале, попеременно отражаются те же самые эмоции, что переполняли ее саму. Зрачки Рула расширились, а по искаженным страстью чертам, по мере того как он наращивал ритм любовных движений, снова и снова прокатывались почти болезненные волны наслаждения. У Кэтрин на глаза навернулись слезы, когда она, почувствовав приближение кульминации, беспомощно выгнула спину.

– Я больше не выдержу! – жалобно всхлипнула Кэт, впиваясь ногтями в его бока. – Рул, пожалуйста!

– Я лишь хочу доставить тебе удовольствие. Кэт – о, Кэт!

Услышав исторгнутый им крик, она поняла, что и для него напряжение стало непереносимым. Должно быть, смерть будет выглядеть так же: сначала ты растворяешься в захватывающем вихре ощущений, затем тебя накрывают взрыв эмоций и захлестывающая с головой истома, за которыми следует постоянно нарастающий упадок сил и, наконец, уход от реальности. Для Кэтрин это был, пожалуй, самый пугающий опыт в жизни, однако она полностью приняла и примирилась с происходящим. Каким-то образом, когда набухшая плоть Рула содрогнулась внутри нее, она точно угадала, что и он тоже скользнул за грань. В это мгновение лишь их физическая связь оставалась той единственной ниточкой, которая удерживала ее в сознании. Невыносимо медленно Кэт выплывала из небытия, заново воспринимая окружающий мир. Открыв глаза, она увидела нависшего над ней Рула, который, ласково убирая прядки с ее лица, что-то тихо напевал, увлекая ее за собой. Все его тело блестело от пота, черные волосы облепили голову, а темные глаза довольно мерцали. В эту минуту он олицетворял собой весь мужской пол, примитивно и триумфально одержавший победу над женскими тайнами.

Однако первые же слова тронули своей нежностью.

– С тобой все хорошо? – спросил Рул, бережно укладывая Кэтрин себе под бочок.

Ей хотелось прокричать ему, что нет, не хорошо, но вместо этого она уткнулась лицом во влажно поблескивающее плечо, все еще слишком взбудораженная, чтобы произнести хоть что-то. Да и потом, что она могла ему сказать? Что ее потребность в нем слишком велика, выходит далеко за рамки разумного и не зависит от ее воли, хотя только сила воли и заставляла Кэт держаться после смерти мужа? Если она сама не в состоянии в себе разобраться, то как объяснить свои чувства Рулу?

Рул чуть-чуть повернул ее голову к себе, слегка обхватив ладонью подбородок. Не открывая глаз, Кэтрин ощутила невесомый, словно полночный шепот, поцелуй, которым он одарил ее мягкие припухшие губы. Затем обнял и притянул к себе так, что его дыхание зашевелило легкие завитки у нее на виске.

– Спи, – скомандовал Рул приглушенным рокочущим голосом.

Что она и сделала, вконец обессилев после танцев и последнего часа, заполненного требовательными и пылкими любовными ласками. Засыпать в объятиях Руда было настолько прекрасно, будто именно здесь ей самое место.

Проснулась Кэт с ощущением какой-то неправильности. Уютное кольцо рук исчезло, но ее ладонь лежала у Рула на груди, пальчики зарылись в курчавую поросль. В спальне было темно, луна уже не дарила свой бледный свет. И хотя Кэтрин не услышала никаких странных звуков или подозрительных шорохов, что-то же ее разбудило. Но вот что?

Когда сонный морок спал, Кэт почувствовала неестественное напряжение Рула и различила его частое и поверхностное дыхание, заставляющее вздыматься и опадать грудную клетку. И еще – он сильно вспотел.

Забеспокоившись, она решила слегка потрясти его, желая убедиться, что с ним все в порядке. Но не успела и пошевелиться, как Рул молча бесшумно сел на постели. Правой рукой он судорожно сжимал простынь. С неимоверным усилием, точно самое крохотное движение давалось ему мучительно тяжело, он разжал кулак и отпустил ткань. Потом, издав очень тихий облегченный выдох, Рул поднялся, подошел к окну и замер, вглядываясь в укрытые ночной сенью окрестности.

Кэтрин привстала на кровати.

– Рул? – озадаченно позвала она.

Он не ответил, хотя ей показалось, что при звуке ее голоса его плечи снова напряглись. Кэт вспомнила, что Рики упоминала о мучавших Рула кошмарах, из-за которых тот порой всю ночь напролет бродил вокруг ранчо. Может, и сейчас? Что же ему снилось, раз он погрузился в такое тягостное молчание?

– Рул, – снова окликнула она, потом тоже поднялась с постели и направилась к нему. Он выглядел каким-то застывшим и странно притихшим. Кэтрин обняла его и прижалась щекой к широкой спине.

– Приснился плохой сон?

– Да.

Голос был хриплым, искаженным.

– А что?

Рул промолчал, но Кэтрин не отступала:

– Что-то о Вьетнаме?

Он долго ничего не говорил, а потом будто выплюнул сквозь плотно сомкнутые губы скупое «Да».

Кэт хотелось, чтобы Рул поделился с ней мучавшей его болью, однако по повисшей тишине поняла, что откровенничать он не станет. Рул никогда не рассказывал о Вьетнаме. Ни с кем не обсуждал то, из-за чего его комиссовали. И почему вернулся в Техас столь же диким и опасным, как смертельно раненый зверь. Внезапно для нее стало очень важно узнать, что преследовало его в кошмарах. Она жаждала быть значимой для него, чтобы, доверившись, он позволил разделить с ним то тяжкое бремя, которое все еще нес на своих плечах.

Кэтрин встала к Рулу лицом, намеренно оказавшись между ним и окном. Затем нежно огладила ладонями его напряженные плечи, даря своими прикосновениями утешение и ласку.

– Расскажи мне, – шепотом попросила она.

После этих слов он весь едва ли не закаменел.

– Нет, – отрезал Рул.

– Да! – настаивала Кэт. – Рул, послушай меня! Ты никогда не говорил об этом и явно не собираешься в будущем. Держишь все в себе, но это же тупиковый путь, разве не видишь? И что бы это ни было, оно пожирает тебя живьем…

– Мне не нужен психиатр-самоучка, – рявкнул он, отпихивая Кэтрин от себя.

– Ой, ли? Смотри, как агрессивно…

– Черт бы тебя побрал! – глухо рыкнул Рул. – Да что ты понимаешь в агрессии? А в будущем? Первое, что я усвоил, попав туда: после смерти вообще нет будущего. Мертвым до этого нет никакого дела. Так что беспокоиться о будущем – прерогатива тех, кто остался в живых. И всем хочется уйти тихо-мирно, а не осесть на чьем-то лице тысячью маленьких кровавых ошметков. Или сгореть заживо. Или сдохнуть под изуверскими пытками, когда в тебе уже не остается ничего человеческого. Но что ты можешь об этом знать, сладкая? Одна прицельная пуля убьет тебя так же верно, как если бы части твоего тела разбросало по целому акру. Вот что такое «будущее».

Неприкрытая ярость Рула и сочащийся горечью голос обрушились на Кэтрин точно сокрушительный удар. Машинально она потянулась к нему снова, но Рул отстранился, уклоняясь от прикосновения, словно сейчас ему была невыносима близость другого человека. Руки Кэт безвольно упали по бокам.

– Если бы ты рассказал об этом… – начала она.

– Нет, никогда. Услышь же меня, – порычал он. – Все, чем я там занимался, что видел или слышал, никогда не пойдет дальше меня. Это останется со мной. Возможно, я поступаю не так, как написано в твоих заумных книжках, но у меня свой метод. Потребовались годы, чтобы снова начать спать до утра, а не вскакивать посреди ночи, задыхаясь от людских воплей и с кишками, скрученными в тугой узел. Кошмары хоть и нечасто, но еще бывают, однако я не собираюсь перекладывать все это на кого-то еще.

– Есть же общества ветеранов…

– Знаю, но я всегда был волком-одиночкой, и потом – худшее уже позади. Я вновь могу смотреть на деревья; могу позволить кому-то подойти ко мне со спины. Все закончилось, Кэт. Я выкарабкался.

– Ничего не закончено, если тебя это по-прежнему мучает, – спокойно возразила она.

Рул рвано выдохнул:

– Я сумел выжить. О большем и просить нельзя.

Беззвучный смех сотряс его грудь, когда он продолжил:

– А я ведь и об этом не просил. Поначалу… О боже, да сначала я молился каждый день: «Господи, пусть я выживу. Позволь мне пройти через этот ад. Убереги. Не допусти, чтобы меня разнесло на грязную кучку кровавых лоскутков». Потом, где-то через полгода, я молил об ином. Жить мне уже не хотелось. Как и возвращаться. Да никто, видя подобное, не захотел бы снова и снова встречать по утрам восход. Я мечтал умереть. Сам искал смерти. Совершал то, на что в здравом уме не пойдет ни один человек, – а я это делал. В один миг я находился в джунглях, а потом – бац, и я в Гонолулу, а вокруг расхаживающие под деревьями идиоты, позволяющие другим людям приближаться к себе и с улыбками и смехом уставившиеся на меня, точно я какой-то ненормальный урод. О черт… – его голос сорвался, и Рул резко замолчал.

Проведя тыльной стороной ладони по щеке, Кэтрин с удивлением поняла, что та мокрая. Слезы? Во время боевых действий во Вьетнаме она была совсем ребенком и не могла ясно осознавать все ужасы той войны. Однако потом Кэт много об этом читала, смотрела хронику и хорошо запомнила, как выглядел Рул в тот день, когда отец привез его на ранчо. Потухший взгляд и суровое избитое в кровь молчаливое лицо – таким перед ней предстал образ Вьетнама.

Но для нее это была лишь картинка, а для Рула – реальные воспоминания и кошмары.

Надрывно вскрикнув, Кэт бросилась к Рулу и сжала так сильно, что ему пришлось бы постараться, чтобы снова отпихнуть ее. Однако Рул и не пытался: уютно пристроив Кэтрин в своих объятиях, он бережно притянул ее голову себе на грудь. Та тут же намокла, и Рул ласково оттер с глаз Кэт слезы.

– Малыш, не плачь из-за меня, – пробормотал он и крепко, почти грубо поцеловал. – От тебя мне нужно утешение, а не жалость.

– Что? – слабо всхлипывая, переспросила Кэтрин.

– Вот это.

Он поднял ее повыше, не переставая осыпать жаркими поцелуями, от которых кружилась голова и сбивалось дыхание. Кэт оплела его руками и ногами, испугавшись, что, если Рул ее отпустит, она просто упадет. Но упасть ей не дали. Напротив, Рул томительно медленно позволил ее соскользнуть по себе вниз, и она невольно ойкнула, почувствовав, что он вошел в нее.

– Хочу вот этого, – отрывисто повторил Рул, учащенно дыша. – Хочу забыться, потерявшись в твоем теле. Хочу, чтобы в постели, лежа подо мной, ты сходила с ума, правда, ты и так это делаешь, верно? Скажи мне, Кэт. Скажи, что сходишь по мне с ума.

Уткнувшись лицом ему в шею, она сгорала в огне желания, который разжигали движения его мощных бедер.

– Да, – простонала Кэтрин, заранее соглашаясь с любым его требованием.

Острое наслаждение, точно поток раскаленной лавы, накрыло обоих одновременно. Рул опустился вместе с Кэт на пол, но она даже не обратила внимания на жесткость или неудобство. Как только сладкая пульсация содрогавшейся мужской плоти прекратилась, Рул поднялся и перенес Кэт обратно в постель. И баюкал в колыбели своего тела, пока ее не сморил сон.

Когда Кэтрин проснулась, стояло уже солнечное утро. Она потянулась и только тут поняла, что не одна. Рул лежал рядом и наблюдал за ней; легкая улыбка смягчала обычно суровые черты. Кэт сонно улыбнулась ему в ответ. Он, ни слова не говоря, привлек ее к себе, обхватив рукой за талию, а затем снова занялся с ней любовью.

Много позже, когда страсть улеглась, Рул приподнял голову и бархатным с хрипотцой голосом предложил:

– Выходи за меня замуж.

В ошеломлении, Кэтрин могла лишь изумленно смотреть на него.

Грустная улыбка искривила мужественные точеные губы Рула, и он повторил:

– Выходи за меня. Чему ты так удивляешься? Я планировал это, еще когда тебе было… о, пятнадцать или около того. Фактически с того самого дня как ты заехала мне по лицу, за что и получила по своей смуглой маленькой попке.

Неожиданно испугавшись этого нового поворота в их отношениях, Кэтрин вывернулась из его рук и дрожаще произнесла:

– Я не в состоянии решить, оставаться мне тут или нет, а ты хочешь услышать, выйду ли я за тебя замуж. Как я могу тебе ответить?

– Легко, – успокоил ее Рул, укладывая рядом. – Не думай об этом и ни о чем не беспокойся. Просто согласись, и все. Мы можем по ночам отчаянно сражаться за каждую пядь земли до кровати, но, как только окажемся в ней, это будет стоить любого синяка или ссадины. И обещаю, что тебе никогда не придется засыпать в холодной постели.

Его слова потрясли Кэтрин до глубины души. О боже, она так хотела Рула! Но, несмотря на едва ли не наркотическую зависимость от его любовных ласк, понимала, что Рул не желает впускать ее в свою жизнь, исключая часть, касающуюся физической близости. Вчера она почти умоляла его довериться ей, а он ее оттолкнул.

Кэтрин содрогнулась.

– Нет! – отчаянно выпалила она, больше всего боясь не устоять перед искушением и, воспользовавшись советом Рула ни о чем не думать, просто согласиться выйти за него замуж, наплевав на все сомнения. Она нуждалась в нем так сильно, что ей было страшно, но Рул сказал, что давно хотел жениться на ней, о любви тут речи и не шло. Он все распланировал. И никогда не скрывал своей преданности ранчо. Рул им одержим, возможно, настолько, что готов жениться на собственнице, чтобы и дальше держать все в своих руках. Прошлой ночью ей лишь слегка приоткрылось то, что сделал с ним Вьетнам, но зато она наконец-то поняла, почему Рул так отчаянно цеплялся за «Угодья Донахью». Горячие слезы обожгли лицо, и Кэтрин почти выкрикнула:

– Не могу! У меня даже мысли путаются, когда ты рядом! Ты дал слово, что не тронешь меня, и не сдержал! Я возвращаюсь в Чикаго. Сегодня же. Мне больше не вынести такого давления!

Ни разу в жизни Кэт не чувствовала себя более несчастной, чем когда в наступившей тишине Рул поднялся и вышел из спальни. Она лежала не двигаясь, изредка вытирая непослушные слезы, которые все текли, несмотря на безнадежные усилия их сдержать. И тело, и разум терзала боль из-за невероятной потребности в этом невыносимом мужчине, которой Кэтрин не могла управлять и которую не понимала. Ей ведь хотелось, чтобы он оставил ее в покое? А теперь у нее такое ощущение, будто из души кусок выдрали. Кэтрин искусала все губы, предохраняя себя от того, чтобы крадучись не пройти по коридору и, пробравшись в комнату Рула, не скользнуть в его крепкие объятия. Следует уехать. Если останется, он воспользуется ее слабостью, привязывая к себе навсегда, и тогда она уж точно не узнает, что для него важнее: Кэтрин Донахью или ранчо.

Бесспорно, Рул испытывает к ней влечение. А почему нет? Пусть она не писаная красавица, но, где бы ни бывала, многие находили ее длинноногую грациозную фигуру и экзотическую внешность весьма привлекательными. Рул здоровый мужчина, с естественными желаниями, так почему бы ему не хотеть ее. Это она, занявшись самокопанием, обнаружила кучу сомнений, одно неприятнее другого.

А еще Кэтрин хорошо изучила Рула, причем очень полно: каждый изгиб тела и малейший нюанс голоса или выражения лица, – и с горечью сознавала, что в его внутренний мир ей хода нет. Рул из тех людей, кто, выжив в аду, выйдет из пламени, не потеряв себя, но лишенный каких бы то ни было иллюзий или грез, позволивших бы ему абстрагироваться от суровых испытаний, выпавших на его долю. Вернувшись «домой», Рул обнаружил, что дома-то и не существует, и вот тут эмоции дали сбой: он почувствовал себя утлым челном без руля и штурвала в бушующем океане окружающего общества. Поэтому рука помощи, протянутая Уордом Донахью, в буквальном смысле спасла ему жизнь, и с того момента он отдал всю свою преданность «Угодьям Донахью», где обрел приют и возможность заново, по кусочкам строить свою судьбу.

Да, она может выйти за него замуж, но никогда не узнает, что побудило его сделать предложение: любовь к ней или к ранчо, которое шло в комплекте. Возможно, Рул воспринимает брак как «комплексную сделку»? Впервые за все годы Кэтрин захотелось, чтобы «Угодья Донахью» ей не принадлежали. Да, отъезд не решит ее проблем, однако позволит трезво рассудить, стоит ли выходить за Рула и жить в некоем подобии спокойствия, примирившись с тем, что так и не познает его до конца. Рядом с Рулом ни о каком рациональном мышлении и речи не шло – он низводил ее здравомыслие до уровня основных инстинктов.

Извечный вопрос большинства наследниц: желанны ли они сами или то, чем владеют? Хотя в случае Кэтрин и Рула дело не в деньгах, а в чувстве защищенности и сохранении душевного равновесия, потребность в которых так глубоко запрятана в подсознании Рула, что, вероятно, он и сам не подозревает о подобной мотивации.

Кэтрин поднялась с кровати и нехотя стала собирать вещи. Едва она начала, как дверь распахнулась, и на пороге нарисовался властитель ее дум.

Рул успел переодеться, выражение его лица было нечитаемым, хотя углубившиеся морщинки выдавали сильную усталость. Он невозмутимо предложил:

– Давай прокатимся верхом.

Кэт отвела взгляд:

– Мне нужно собираться…

– Пожалуйста, – перебил он.

Кэтрин дрогнула, услышав от него столь несвойственное ему слово.

– Поедем со мной, как в прошлый раз, – продолжил убеждать Рул. – И, если мне не удастся уговорить тебя остаться, я сам отправлю тебя, куда пожелаешь, первым же рейсом из Техаса.

Она вздохнула и в волнении потерла лоб. Почему так трудно решиться на окончательный разрыв? Должно быть, она истинный гурман в том, что касается душевного мазохизма.

– Ладно, – уступила Кэтрин. – Дай мне одеться.

В первый момент Рул выглядел явно нерасположенным уходить куда бы то ни было, в потемневших глазах стоял немой укор, ведь глупо с ее стороны говорить подобное мужчине, с которым всю прошлую ночь занималась любовью. Но затем Рул кивнул и прикрыл дверь. Кэт всегда остро ощущала его присутствие и без труда определила, что он остался стоять в коридоре, привалившись к стене. Кэтрин быстро оделась и попыталась хоть как-то расчесать намертво спутавшиеся волосы. Стоило ей выйти, как Рул сразу выпрямился и протянул ей руку, которую, правда, опустил прежде, чем Кэт решила, браться за нее или нет.

В молчании они дошли до конюшен и оседлали лошадей. Раннее утро радовало прохладой; животные были полны энергии и порывались пуститься вскачь, а не тащиться медленной рысцой, отчего их то и дело приходилось сдерживать. Выждав еще пару минут, Кэтрин, слегка сжав шенкеля, подъехала вплотную к Рулу и отрывисто спросила:

– Так о чем ты хотел поговорить?

Его глаза затеняли поля старой черной шляпы, которую он по обыкновению надвинул пониже, чтобы защититься от яростного техасского солнца, так что прочесть что-либо по оставшейся доступной взгляду части лица было невозможно.

– Не сейчас, – отмахнулся Джексон. – Давай просто покатаемся и поглядим, что да как.

Кэт всегда радовал вид ухоженных пастбищ, и сейчас она испытывала боль при мысли, что ей снова придется отсюда уехать. Все изгороди были крепкими и в хорошем состоянии; хозяйственные постройки – опрятными и свежеокрашенными. Как управляющий Рул отлично справлялся со своими обязанностями. Даже будучи сильно обиженной на него, Кэтрин никогда не сомневалась в его чувствах к этой земле. Признавая это даже в юности, когда все ее эмоции представляли собой полную неразбериху.

Они ехали все дальше, оставив позади загоны и конюшни. Рул осадил коня и кивнул в сторону ранчо.

– Я сохранял все это для тебя, – резко бросил он. – Все ждал, когда же ты вернешься. Поверить не могу, что тебе это не нужно.

Проглотив гневный выпад, Кэтрин негодующе выпалила:

– Не нужно! Да как ты смеешь так думать? Я все здесь люблю, тут мои корни.

– Так оставайся и живи, сделай это место своим домом.

– Я всегда этого хотела, – с обидой ответила она. – Просто… о, черт бы тебя побрал, Рул, ты и сам знаешь – я сбежала из-за тебя!

Его губы скривились, а в голосе послышалась та же горечь, что и у нее:

– Но почему? Ты все еще веришь во все эти сказки, что плели про меня, когда я вернулся из Нама [5]?

– Конечно, нет! – горячо запротестовала Кэтрин. – Да и никто не верит!

– О нет, кое-кто поверил. У меня еще свежа память о нескольких парнях, пытавшихся проверить предел моей прочности, чтобы заставить кровью заплатить за то, что, по их мнению, я там делал.

Лицо Рула точно заледенело, когда он вытащил на свет одно из своих самых мрачных воспоминаний.

Кэтрин вздрогнула и, потянувшись, положила ладонь на его обнаженный бицепс – Рул закатал рукава джинсовой рубашки.

– Поверь, с моей стороны не было ничего подобного! Я… просто тогда я так злилась на тебя, что не могла рассуждать здраво.

– И все еще злишься? – требовательно спросил он.

– Нет, – тихо призналась Кэтрин и посмотрела на Рула тревожным, сомневающимся взглядом. Так или иначе, но Кэт не могла рассказать о своих опасениях, прекрасно понимая: озвучь она ему свои страхи – что Рулу больше нужно ранчо, чем его владелица, – он тут же начнет убеждать ее в обратном и, воспользовавшись ее слабостью к нему, заставит делать все, что пожелает. Но Кэтрин хотела не просто его тело. Душа Рула интересовала ее не меньше.

– Так ты подумаешь? – пророкотал он. – Подумаешь о том, чтобы остаться?

Кэт пришлось отвернуться, чтобы скрыть от Рула тоску в глазах. Ох, если бы только она могла остаться! Если бы могла довольствоваться тем, что он предлагал и что, по ее мнению, ничем не отличалось от его предложения любой другой женщине. Но она жаждала большего и ужасно боялась потерять себя, пойдя на компромисс в столь важном деле.

– Нет, – прошептала Кэтрин.

Рул, не сводя с нее взгляда, гарцевал на Бунтаре, потом сгреб затянутой в перчатку рукой поводья лошади Кэт. Черты его смуглого лицо посуровели, а нижняя челюсть будто закаменела.

– Ладно, допустим, ты уедешь. А если ты забеременела? Что тогда? Станешь настаивать на самостоятельном воспитании малыша? Ты вообще скажешь мне, что я буду отцом, или просто пойдешь и избавишься от моего ребенка, притворившись, что его никогда и не было? Когда ты точно узнаешь? – яростно вскинулся Рул.

Его слова ошеломили Кэт почти так же, как и неожиданное предложение о браке, сделанное несколько часов назад. Она беспомощно уставилась на него.

Рул скривил уголок рта в жалкой пародии на веселье.

– Не смотри так удивленно, – грустно усмехнулся он. – Ты достаточно взрослая, чтобы понимать, как это происходит, учитывая, что ни один из нас не предохранялся.

Кэтрин опустила ресницы, слишком потрясенная и одновременно обрадованная мыслью, что может носить ребенка Рула. Вопреки здравому смыслу, с какой-то дикой отчаянной тоской она взмолилась, чтобы их малыш уже рос в ней. Слабая мечтательная улыбка коснулась бледных губ. Рул, чертыхнувшись сквозь сжатые зубы, придвинулся ближе и за затылок притянул Кэт к себе.

– Смени выражение лица! – рявкнул он. – Если не хочешь оказаться подо мной на земле прямо сейчас, потому что я едва держу себя в руках…

Джексон замолк. Кэтрин открыла глаза, пожирая его взглядом, не в силах скрыть своих чувств. Когда он снова повторил вопрос, у него на скуле дернулся мускул:

– Когда? Когда ты узнаешь?

Мысленно подсчитав, она ответила:

– Через неделю или около того.

– И если «да»? Как ты поступишь?

Кэтрин сглотнула, столкнувшись с неизбежностью. У нее действительно не было выбора. Она никогда бы не обрекла своего ребенка на клеймо незаконнорожденного, тем более, что его отец готов жениться. Беременность решала все, кроме ее собственных сомнений. Она прошептала:

– Я не стану скрывать от тебя, если… если я…

Рул сорвал шляпу и зарылся пальцами в густые темные волосы. Потом снова нахлобучил убор и резко бросил:

– Когда-то я обливался потом, гадая, не сделал ли тебя беременной. Похоже, мне предстоит это снова. Но, по крайней мере, в этот раз ты уж точно не ребенок.

Кэтрин снова сглотнула, необъяснимо взволнованная открытием, что и для него тот давний день не прошел бесследно. Она хотела объясниться, хотя понятия не имела, что станет ему говорить, но, понукая коня, Рул уже отъехал от нее, буркнув напоследок:

– Мне нужно работать. Дай знать, как соберешься ехать. Необходимо подготовить самолет.

Кэт долго смотрела ему вслед, потом развернула лошадь и медленно поехала к конюшням. Их разговор ровным счетом ничего не дал, кроме того, что теперь она в курсе возможных последствий проведенных вместе ночей.

Она вернулась домой, позавтракала и, позвонив в авиакомпанию Хьюстона, забронировала билет на завтра, а затем продолжила сборы. На самом деле вещей было немного. Большая часть гардероба до сих пор пребывала в Чикаго. На ранчо она обходилась своей старой одеждой, оставленной тут про запас.

Время тянулось медленно: Кэтрин еле дождалась обеда в надежде снова увидеть Рула, хотя и запретила себе радоваться его обществу. Спустившись вниз и без конца выглядывая в окно, она помогла Лорне разложить еду.

Неожиданно во двор влетел всадник и, соскочив с лошади, что-то закричал. Кэтрин услышала приглушенные возгласы, указывающие, что дело серьезное, но точно понять, о чем шла речь, не могла. Обменявшись друг с другом взволнованными взглядами, они с Лорной выскочили в заднюю дверь.

– Что там? – крикнула Кэтрин, увидев, как от конюшен к пикапу бежит высокая худощавая фигура Льюиса. – Что случилось?

Тот обернулся, выглядя хмурым и напряженным.

– Бунтарь сбросил Рула, – последовал сухой ответ. – Джексон ранен.

Кэт точно в живот ударили, она пошатнулась, но быстро взяла себя в руки. На подгибающихся ногах подбежала к автомобилю, в кузов которого уже положили матрац, позаимствованный из времянки сезонных рабочих, и вскарабкалась на сиденье рядом с Льюисом. Тот, бросив взгляд на ее белое, как мел, лицо, ничего не сказал и, резко переключая скорости, помчал машину напрямки через пастбища. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они, подпрыгивая и трясясь в клубах пыли, увидели небольшую группу мужчин, с тревогой обступивших одиноко лежащего на земле человека.

Выскочив из пикапа прямо на ходу, Кэтрин подбежала к ним и рухнула на колени возле Рула, взметнув в воздух небольшое песчаное облачко. Стоило увидеть закрытые глаза и бледные щеки, как ее накрыла тошнотворная паника.

– Рул! – вскрикнула она и коснулась его скулы, так и не получив ответа.

Льюис присел рядом и подрагивающими пальцами расстегнул пуговицы на рубашке босса. Только приложив ладонь к груди и ощутив мерное глухое сердцебиение, Кэт облегченно выдохнула. Вскинув голову, она обратила полубезумный взор на Стовэлла. Тот быстро начал ощупывать Рула на предмет повреждений. Осматривая левую ногу, он замер, дойдя до участка между коленом и лодыжкой:

– Нога сломана, – напряженно произнес Льюис.

Рул рвано выдохнул, темные ресницы дрогнули, и он открыл глаза. Кэтрин тут же склонилась к нему.

– Рул… дорогой, ты узнаешь меня? – с тревогой спросила она, ловя его отсутствующий взгляд.

– Да, – пробормотал он. – А Бунтарь?

Она повертела головой, высматривая лошадь. Та стояла неподалеку и, по ее мнению, никаких серьезных увечий не получила.

– Думаю, он в порядке. Во всяком случае, сейчас твой конь определенно в лучшей форме, чем ты. У тебя левая нога сломана.

– Знаю. Почувствовал, как она треснула.

Он слабо улыбнулся.

– А еще я хорошенько приложился головой.

Кэтрин снова встревоженно переглянулась с Льюисом. Травма головы могла означать сотрясение мозга, и, если связать это с тем, сколько времени Рул пробыл без сознания, такое предположение перерастало в уверенность. Несмотря на вполне связные ответы, Рула следовало как можно быстрее доставить в больницу. Сразу же мелькнула жуткая мысль о возможных повреждениях шеи и позвоночника. Кэт вдруг подумала, что с радостью забрала бы себе всю боль Рула, лишь бы с ним все было хорошо, и наконец-то поняла, что любит его. Не просто испытывает физическое влечение, а любит – по-настоящему. С чего бы еще ей так расстраиваться, предполагая, что он спит с кем-то еще? С чего бы так ревновать к поцелуям? И главное, с чего бы она так надеялась, что действительно забеременела? Вот вам и ответ. Она любит его уже много лет, полюбила задолго до того, как стала достаточно зрелой, чтобы понять испытываемое к нему чувство.

Видя, что мужчины действуют споро и слаженно, Кэтрин незаметно отошла от Рула, которого осторожно переложили на расстеленное прямо на земле одеяло. Услышав сдавленный болезненный вскрик, она сильно прикусила нижнюю губу, и на ней тут же выступили крохотные красные капельки.

Льюис пошутил:

– Ты становишься неуклюжим, босс, раз упал с такой лошадки.

И вызвал этим скупую усмешку на лице Рула. Правда, она увяла, как только импровизированные носилки подняли. Сквозь стиснутые зубы Рул то и дело сыпал ругательствами, причем так искусно, что Кэт лишь диву давалась подобной изобретательности, так как раньше большинство слов слышала лишь по отдельности. К тому моменту как Рула устроили на матраце в кузове, его лоб покрывали бисеринки пота. Кэтрин примостилась рядом, все время обтирая ему щеки. Потом к ним забрался и Льюис.

– Старайся слишком не трясти, – инструктировал Стовэлл их нового водителя, на что тот понятливо кивнул.

Даже на медленном ходу каждая колдобина заставляла Рула сжимать кулаки, а кожа приобрела сероватый оттенок. Он завел руки назад и крепко сжал ими голову, будто таким образом пытаясь оградить себя от тряски. Кэтрин с беспокойством склонилась над ним, всем сердцем сострадая его боли, возрастающей с очередной кочкой, и переживая, что ничем не может помочь.

Встретившись с Кэт глазами, Льюис рассудительно заметил:

– Сан-Антонио ближе, чем Хьюстон. Так что повезем туда.

Когда они добрались до ранчо, самолет был уже готов. Оттуда удалили два пассажирских кресла, уложив на освободившееся место матрац с раненым. Видя, что у Рула отяжелели веки, Кэтрин обхватила его лицо ладонями.

– Милый, тебе нельзя спать, – произнесла она мягко. – Открой глаза и смотри на меня. Только не спи.

Рул покорно взглянул на нее, его зрачки потемнели, когда он понял, что именно она ему сказала с рвущими душу нотками. Полуулыбка коснулась бледных губ.

– Смотри на меня, – прошептал он, точь-в-точь повторяя свои слова, когда они занимались любовью.

Он тоже вспомнил?

– Со мной все будет хорошо, – вяло успокоил Рул Кэтрин. – Дела не так уж и плохи. В Наме выбирался и не из таких передряг, а там было куда хуже.

Доктор в больнице Сан-Антонио с этим полностью согласился. Хотя у Рула действительно оказалось сотрясение мозга, из-за чего следовало провести ночь под наблюдением врачей, травма была не настолько серьезной, чтобы потребовалось хирургическое вмешательство. Радовало и то, что за исключением шишки на голове, перелома ноги и многочисленных ушибов, никаких других повреждений у него не нашли. После утомительного перелета, который Кэт пришлось провести, скрючившись в три погибели возле Рула, чтобы не дать тому уснуть, известие о том, что с ним более-менее все в порядке, произвело на нее эффект, сродни тому, какой обычно оказывают дурные вести: она уткнулась лицом в грудь Льюиса и разрыдалась.

Тот сомкнул вокруг нее руки и крепко обнял.

– Ну, а сейчас-то чего плакать? – пробормотал Стовэлл, с облегчением рассмеявшись.

– Ничего не могу с собой поделать, – засопела Кэт.

Врач тоже засмеялся и похлопал ее по плечу.

– Поплачьте, если хотите, – доброжелательно разрешил он. – Обещаю – он обязательно поправится. Примерно послезавтра вы сможете забрать его домой. И, так как головная боль после сотрясения надолго удержит его в постели, сломанная нога получит хороший задел для восстановления.

– Мы можем к нему пройти? – спросила Кэтрин, вытирая глаза. Ей ужасно хотелось увидеть Рула, дотронуться до него и сказать, что они с Льюисом по-прежнему рядом.

– Не сейчас. Его забрали вниз, чтобы сделать рентген и наложить гипс. Я сообщу, когда его переведут в палату.

Кэт с Льюисом коротали время в комнате для посетителей со стаканчиками горькой бурды, выдаваемой за кофе, которой снабдил их торговый аппарат в углу. Кэтрин радовалась присутствию Стовэлла, пусть и недостаточно его знала, – вдвоем было легче. Льюис ни разу не сорвался и не утратил самообладания, хотя действовал без промедления. Выкажи он хоть малейшие признаки страха, и Кэт точно развалилась бы на части.

Стовэлл откинулся на спинку неудобного пластикового стула и вытянул вперед длинные обутые в сапоги ноги, чем очень напомнил Рула. Тут у Кэтрин забурчал живот, и она предположила:

– Рул, наверное, голодный. Он сегодня даже не завтракал.

– Нет, он не будет ощущать голода, пока его нервная система не отойдет от шока, – ответил Льюис. – А вот мы с вами – другое дело. Давайте-ка найдем кафетерий. Там сможем перекусить и выпить по чашке нормального кофе.

– Но Рул…

– Никуда не денется, – заявил Льюис и, взяв ее за руку, настойчиво потянул вверх со стула. – Мы вернемся задолго до того, как они с ним закончат. Поверьте, я сам пережил парочку схожих переломов, так что прекрасно знаю, сколько времени это может занять.

Он оказался прав. Даже несмотря на то, что они слегка подзадержались в кафетерии, только спустя почти час после их возвращения в приемный покой к ним вышла медсестра и наконец-то сообщила, что Рул в палате. Пройдя на указанный этаж, страдальцы встретили в коридоре лечащего врача.

– Перелом несложный, так что скоро ваш друг будет как новенький, – заверил он. – Как врач говорю – волноваться не о чем. У него слишком скверный характер для более серьезной травмы.

Доктор посмотрел на Льюиса и недоуменно покачал головой:

– Он самый упрямый су…- и осекся, бросив взгляд на Кэтрин. – Джексон отказался от наркоза, даже местного. Заявив, что тот ему не по нутру.

– Верно, – вежливо подтвердил Льюис. – Не по нутру.

Кэтрин так нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, что врач понимающе заулыбался.

– Вы хотите пройти к нему? – радушно спросил он.

– Да, пожалуйста, – быстро ответила Кэт. Ей просто необходимо попасть к Рулу, потрогать и самой убедиться, что с ним все хорошо.

Кэтрин не представляла, что ее ожидает. Наверное, какие-нибудь средства от ушибов плюс бинты – то есть нечто, что она могла бы наложить и сама, будь Рул терпеливым пациентом. Однако, открыв дверь, ее взгляду предстало совсем иное: взъерошенные темные волосы, лицо, одновременно сонное и жутко раздраженное, и закованная в гипс нога, подвешенная на перевязи, которая крепилась к хитроумной конструкции, установленной в изножье кровати.

Видно, изначально Рула переодели в предписанный правилами больничный халат, но, как оказалось, ненадолго. Данный предмет одежды валялся на полу измятым комом, и Кэтрин поняла, что под тонким одеялом, кроме самого Рула, ничего нет. Вопреки всему, Кэт разобрал смех.

Рул осторожно начал поворачивать голову к входу, и Кэтрин у себя за спиной услышала приглушенное фырканье Льюиса. Тогда Рул, отказавшись от попыток повернуться, скосил на управляющего взгляд, который все еще мог заставить того заметно вздрогнуть.

– Эй, хватит стоять там и злорадствовать, – пробурчал Рул Кэтрин. – Подойди и возьми меня за руку. Мне кажется, я заслужил толику сочувствия.

Она послушно подошла к кровати и, хотя все еще смеялась, почувствовала, как слезы жгут глаза. Сжав ладонь Рула, Кэтрин поднесла ее к губам и поцеловала длинные сильные пальцы.

– Ты напугал меня едва ли не до полусмерти, – укорила она, в ее голосе слышались и шутливое подтрунивание, и недавние слезы. – А теперь даже не выглядишь больным, ну, за исключением ноги. И уже на всех ворчишь!

– Тут не пикник, – парировал он.

Крепче стиснув ее руку, Рул притянул Кэт ближе к кушетке, затем посмотрел на Льюиса:

– Лью, а что с Бунтарем, очень скверно?

– Ничего серьезного, – заверил тот. – Конь шел нормально. Но я на всякий случай понаблюдаю за ним, чтобы не запустить возможную опухоль.

Забывшись, Рул кивнул, за что сразу же поплатился. Громко застонав, он прижал руку ко лбу.

– Вот дьявольщина, – тихо чертыхнулся Рул. – У меня просто адски болит черепушка. Может, они оставили пакет со льдом или что-нибудь еще?

Кэтрин посмотрела вокруг и обнаружила пакет на полу, сброшенный туда, видимо, наряду с халатом. Подняв емкость, она поместила ее Рулу на голову. Облегченно вздохнув, тот возобновил разговор с Льюисом.

– Поезжай обратно на ранчо, – наказывал он своему помощнику. – Нам слишком многое нужно успеть перед торгами, чтобы упускать хотя бы один день. Завтра или послезавтра должны доставить ту кобылу мышастой масти [6]. Помести ее вместе с Ирландской Бурей.

Рул в общих чертах обрисовал, что должно быть сделано в следующие пару дней. Льюис внимательно его выслушал, задал несколько уточняющих вопросов и ушел прежде, чем Кэт сообразила, что ее оставили здесь. За все это время Рул ни разу не выпустил ее руки. И теперь обратил все свое сонное внимание на нее одну.

– Ты ведь не против побыть со мной, правда?

Она и не собиралась уходить, но спрашивать об этом после того, как ее фактически «забыли» в больнице?! Кэтрин недоверчиво посмотрела на Рула:

– А если против, это что-то изменит?

Его и без того темные глаза стали почти черными, а челюсть вызывающе напряглась.

– Нет, – категорично заявил он. – Ты нужна мне здесь.

Рул откинулся на подушку и ругнулся от прошившей голову боли.

– И вообще, сейчас все по-другому. Ты не можешь бросить ранчо. Приближаются торги, и мне понадобится твоя помощь. У Льюиса будет слишком много дел, чтобы справиться со всем одному, к тому же, по сути, это твоя обязанность, потому как ранчо принадлежит тебе. Кроме того, уж когда-когда, а теперь и вовсе не стоит меня опасаться. Я не справлюсь и с шаловливым котенком, что уж говорить о повзрослевшей кошке.

Кэтрин не сдержала улыбки, услышав подобный каламбур. Рул выглядел таким до странности беспомощным, что она пожалела об их последнем разговоре. Все мысли о возвращении в Чикаго испарились в ту же секунду, как она узнала, что Рул ранен, правда ему об этом до сих пор не сказала. Откинув со лба Рула влажную прядь, Кэт спокойно оповестила:

– Конечно, я останусь. Неужели ты всерьез полагал, что я все равно уеду?

– Были сомнения, – пробурчал тот. – Я не смог бы удержать тебя, реши ты и впрямь вернуться в Чикаго, но очень надеялся, что процветание ранчо для тебя не пустой звук.

Не ранчо держало Кэт здесь, а сам Рул, хотя даже произошедший с ним несчастный случай не лишил ее здравого смысла, но этого она тоже говорить ему пока не собиралась. Вместо этого Кэтрин повыше натянула на Рула одеяло и слегка подтрунила:

– Мне придется остаться хотя бы для того, чтобы охранять твою добродетель.

Рул, несмотря на общую бледность и слегка замутненный взгляд, плутовато улыбнулся.

– Не поздновато ли беспокоиться о моей добродетели? Однако, если уж ты вознамерилась оберегать мою честь, не откажусь от некоторой помощи, чтобы отбиваться от бесстыдных медсестер.

– Твоя честь нуждается в защите?

Кэтрин ощущала себя необычайно юной и беспечной, от души наслаждаясь поддразниванием и почти что флиртом. Странно, но эта легкость и добродушные подколки стали возможны, лишь когда Рул попал на больничную койку, практически лишенный возможности двигаться. С другой стороны, ничего странного: пока он был здоров, рядом с ним Кэт всегда вела себя настороженно, здравый смысл не позволял ей поворачиваться к кугуару спиной.

– Потом, – невнятно пробормотал Рул. – Прямо сейчас я даже морально к этому не готов.

И затих, провалившись в сон. Кэтрин убрала его руку под одеяло. Кондиционер работал на полную мощность, в палате было довольно свежо, и она постаралась получше укутать голые плечи Рула тонкой тканью, а сама пристроилась на стуле возле кровати, вытянув под нее ноги.

– И что теперь? – произнесла Кэт вслух, не отрывая взгляда от суровых черт родного лица, немного смягчившихся под воздействием глубокого сна. Это утро все изменило. Вместо того чтобы снова сбежать в свой уютный безопасный мирок, она сидит здесь, рядом с ним, зная, что теперь уже ни за что его не оставит. Рул ослаблен и ранен и не кривил душой, говоря, что на ранчо понадобится ее помощь, по крайней мере в течение ближайших недель. Одни торги чего стоили, и как бы ни был хорош Льюис, он ведь тоже не супермен. И не может находиться повсюду одновременно. Так что взять на себя ответственность весьма логично. Хотя в глубине души Кэтрин осознавала, что не покинет Рула, даже если в ее присутствии вообще не возникнет нужды.

Кэт не просто влюбилась в Рула под воздействием обстоятельств, она открыла для себя, что любит его уже многие годы. И хотя Дэвида она тоже по-своему любила, то чувство блекло в сравнении с ураганом эмоций, что вызывал у нее Рул. Первая любовь оказалась настолько безудержной и яростной, что по младости лет Кэтрин испугалась и сбежала. Ее самообладание и уверенность в себе были почти низведены на «нет», мешая принять очевидное и поверить, что она действительно влюбилась. До сих пор Кэт пугала неистовость испытываемых ощущений. И снова захотелось сбежать из-за сомнений в том, что сможет получить от Рула хотя бы малую толику той же безграничной любви в ответ.

Наблюдая за ним сейчас, Кэтрин приняла для себя весьма болезненное решение, с иронией размышляя о том, что или она вышла на новый уровень зрелости, или окончательно сошла с ума, раз готова на подобное безрассудство. Но, как бы ни был велик риск, она собиралась остаться на ранчо. Ведь, что бы ни делала, любовь по-прежнему жила в ее сердце. То, что Кэт продолжала любить Рула столь же отчаянно, как и в юности, выходило за рамки разумного, однако она любила, и ее чувства с течением времени ничуть не ослабли.

Безотчетно обежав взглядом небольшую тускло-освещенную палату, Кэт наткнулась на черный предмет, настолько знакомый, что у нее перехватило дыхание. Откуда здесь могла взяться шляпа Рула? Насколько ей помнилось, в самолете той не было, но вот она здесь. Может, ее принес Льюис? Или Рул даже в беспамятстве не пожелал с ней расстаться? По правде сказать, значения это не имело, однако последнее предположение вызвало у Кэтрин улыбку.

Каждая шляпа Рула выглядела так, будто побывала в зоне стихийного бедствия, – худшего вида головного убора она не встречала больше ни у одного мужчины. Кэт понятия не имела, что Рул делал, чтобы добиться подобного эффекта, хотя сильно подозревала, что просто-напросто топчет сию вещь ногами. Всякий раз, когда ему приходилось покупать новую шляпу – что он делал крайне неохотно, – уже через неделю обновка приобретала знакомую потрепанность и теряла форму, точно по ней пронеслось спасающееся паническим бегством обезумевшее стадо коров. На глаза навернулись слезы, когда Кэтрин потянулась к пыльному потертому убору и прижала его к груди.

Она поставила бы под угрозу свое будущее, если бы вовремя не остановилась. Сегодня Кэт поняла, что Рул так же уязвим, как и любой другой человек. Несчастный случай или авария без труда могли отобрать его в любой момент, и тогда у нее ничего бы не осталось, кроме горьких сожалений на тему «а что было бы, если…»? Рул предложил ей выйти за него замуж. Она не знала, как к этому относиться. Чувствовала себя слишком смущенной и расстроенной, чтобы строить столь далеко идущие планы, но с побегами покончила навсегда. В прошлый раз это ничего не решило. Кэтрин без конца думала о Руле, в голове постоянно теснились воспоминания, превратившиеся в некое подобие психологической завесы, через которую, словно сквозь призму, она рассматривала каждого нового знакомого. Кэт любила Рула. Пришло время посмотреть правде в глаза и принять то, что несет это чувство, будь то боль или наслаждение. Если она что и выучила за прошедшие восемь лет, проведенные вдали от Рула, так это то, что никогда не сможет его забыть.