Поднимаясь по ступеням невысокого, но широкого крыльца, Кэтрин с удивлением отметила, что Моника не вышла с ней поздороваться. Рики тоже не появилась, но от нее, собственно говоря, Кэтрин этого и не ожидала. А вот Моника всегда соблюдала приличия и устраивала целые представления, когда Дэвид был жив и приезжал вместе с Кэтрин. Открыв сетчатую дверь, Кэтрин вошла в прохладный полумрак, Рул с багажом буквально наступал ей на пятки.
– Где Моника? – поинтересовалась Кэтрин.
Рул начал подниматься по лестнице.
– Кто его знает, – проворчал он, и Кэтрин с нарастающим недовольством двинулась за ним. Она догнала Джексона в тот момент, когда он вошел в ее спальню и кинул сумки рядом с кроватью.
– Что ты хочешь этим сказать? – настойчиво переспросила Кэтрин.
Рул пожал плечами:
– Сейчас никогда нельзя быть уверенным, Моника может оказаться где угодно. Правда, она никогда особо не пылала любовью к ранчо. Так что нельзя осуждать ее за то, что она решила жить в свое удовольствие.
Он направился к выходу, и Кэтрин снова последовала за ним.
– Куда ты собрался? – резко спросила она.
Джексон нарочито медленно обернулся:
– У меня есть работа, которую я должен делать. Есть другие предложения?
Он посмотрел на кровать, потом снова на Кэтрин, и та скрипнула зубами:
– Я думала, надо поискать Монику.
– Она объявится до темноты. Я заметил, что одной из машин нет на месте, а Моника ненавидит ездить в сумерках, так что прибудет засветло, если не попадет в аварию.
– И ты и не беспокоишься! – вскипела Кэтрин.
– А что, должен? Я хозяин ранчо, а не компаньонка.
– Уточняю, ты – управляющий ранчо.
На мгновенье в глазах Рула вспыхнуло раздражение, но затем он справился с собой:
– Ты права, и, как у управляющего, у меня есть обязанности. Намереваешься остаться здесь, продолжая дуться, или переоденешься и пойдешь со мной? Тут многое изменилось с тех пор, как ты приезжала в последний раз. Думаю, тебе будет интересно, хозяйка. – Он немного выделил последнее слово, и в его взгляде мелькнула насмешка. Хозяином был именно он и прекрасно знал это. Рул распоряжался на ранчо так долго, что многие работники, нанятые после смерти Уорда, были преданы не Донахью, а исключительно Рулу Джексону.
Некоторое время Кэтрин колебалась, разрываясь между нежеланием проводить время в его обществе и своим интересом к «Угодьям Донахью». Ни один год вынужденного изгнания она каждый день страдала, тоскуя по широким просторам и запаху земли. Ей хотелось увидеть ранчо и заново пережить все, чем было памятно ее детство.
– Переоденусь, – тихо ответила она.
– Жду тебя у конюшен, – сказал Рул, а затем смерил ее взглядом. – Если, конечно, не хочешь, чтобы я составил тебе компанию во время переодевания.
– Нет! – вырвалось у нее непроизвольно, но Рул повел себя так, будто и не ожидал другого ответа.
Пожав плечами, он начал спускаться по лестнице, а Кэтрин вернулась в свою комнату, закрыла дверь и завела руки за спину, чтобы расстегнуть молнию на платье. На мгновенье она представила себе, что ей помогает Рул, но затем, содрогнувшись, выбросила из головы предательскую фантазию. Надо торопиться. Терпение Рула не бесконечно.
Кэтрин не стала распаковывать чемоданы. Она всегда оставляла на ранчо одежду. В Чикаго она ходила в стильных дизайнерских джинсах, а на ранчо – в вылинявших, потертых, потерявших форму от длительной носки. Иногда ей казалось, что, меняя одежду, она меняет свою натуру. Роскошная элегантная жена Дэвида Эша снова превращалась в Кэтрин Донахью: девчонку с вечно растрепанными от ветра волосами. Натянув ботинки и потянувшись за шляпой, которую носила многие годы, Кэтрин почувствовала себя дома. Она тут же отринула эту мысль. И все равно радостное предвкушение не покидало ее, когда Кэт сбегала вниз по лестнице и спешила к конюшням, задержавшись лишь на кухне, чтобы поприветствовать кухарку Лорну Ингрэм. Кэтрин нравилась Лорна, но она знала, что та считает своим нанимателем Рула, и это препятствовало возникновению сколько-нибудь близких отношений.
Рул всем своим видом показывал Кэт, что спокоен, хотя ширококостный гнедой, нервно переступая, подталкивал его в спину. В руках Рул держал еще и поводья длинноногого серого мерина – Кэтрин не помнила, чтобы видела этого скакуна раньше. Всю свою жизнь она была окружена лошадьми и не боялась их, поэтому естественным движением потерла нос животного, позволяя тому познакомиться с ее запахом, и заговорила:
– Привет, парень, я тебя не знаю. Давно ты здесь?
– Пару лет, – ответил Рул, бросая ей поводья. – Хорошая лошадь, без плохих привычек, спокойная. Не то, что Бунтарь, – добавил он страдальчески, когда гнедой снова толкнул его и на этот раз так сильно, что Рул невольно сделал несколько шагов вперед. Он вскочил в седло, не предложив помощи Кэтрин. Она все равно бы отказалась, все таки она далеко не беспомощна. Взлетев в седло, Кэтрин пустила серого рысью, чтобы догнать Рула, и не думавшего ее дожидаться.
Они миновали конюшни, и Кэтрин с восхищением увидела аккуратные загоны и сараи, отметив, что некоторых из них не было в ее прошлый приезд. Лошади – главное богатство ранчо – или продолжали пастись, не обращая на проезжающих всадников никакого внимания, или посылали им вслед тихое ржание. Игривые длинноногие жеребята резвились на сочной весенней траве. Рул поднял руку в перчатке, указывая на строение:
– Это новая конюшня для выжеребки [2]. Хочешь посмотреть?
Кэтрин кивнула, и они повернули лошадей в ту сторону.
– Сейчас там только одна кобыла, – объяснил Рул. – Только ее и ожидаем. Последние несколько недель были напряженными, но сейчас у нас перерыв.
Просторные и безукоризненно чистые денники были полны воздуха. Как и сказал Рул, сейчас здесь находилась всего одна обитательница. Стоявшая посредине большого отсека кобыла своей позой выражала такую бесконечную усталость, что Кэтрин сочувственно ей улыбнулась. Когда Рул протянул ладонь и прищелкнул языком, лошадь тяжелой поступью приблизилась к нему и высунула голову, требуя ласки. Он пошел ей навстречу, заговорив тем особым голосом с певучими интонациями, которые успокаивали даже самых нервных животных. Кэтрин когда-то пыталась воспроизвести эту манеру говорить, но безуспешно.
– У нас одна из лучших коневодческих ферм в стране, – сказал Рул без всяких признаков гордости, просто констатируя факт. – Покупатели приезжают со всей страны, даже с Гавайских островов.
Когда они поехали дальше, Рул замолчал, позволяя Кэтрин самой увидеть произведенные изменения. Она также не открывала рта, но понимала, что в хозяйстве, которое видит, все идет как по маслу. Изгороди и загоны – в отличном состоянии, животные – здоровые и бодрые, строения – прочные и чистые, со следами свежей краски. Построили новые бараки для рабочих, старые отремонтировали. К своему удивлению, с задней стороны хозяйского дома Кэтрин заметила несколько маленьких коттеджей, хоть и на некотором расстоянии, но вполне удобно расположенных. Она указала на них:
– А там что? Дома?
Рул утвердительно хмыкнул:
– Некоторые работники женаты. Надо было что-то придумать, чтобы нужные люди находились поблизости, если вдруг понадобятся ночью.
Джексон бросил на Кэтрин угрюмый взгляд, но она не протестовала, этот шаг ей казался вполне разумным. Да и будь у нее возражения, она не стала бы их высказывать, – лучше не вступать с Рулом в спор. Потому что тот не спорил. Он просто выражал свое мнение и стоял на нем. Даже не глядя, Кэтрин чувствовала мощь его тела, длинных ног со стальными мускулами, с легкостью управляющих полутонными лошадьми, власть его горящих темным пламенем глаз, заставляющих людей отступать.
– Хочешь посмотреть скот? – спросил Рул и, не дожидаясь ответа, ускакал, предоставив Кэтрин решать, ехать за ним или нет. Она поехала, стараясь держаться рядом. Но во время стремительной скачки на западное пастбище, где содержались беломордые герефорды [3], у нее появилось мрачное предчувствие, что утром она еще пожалеет об этом. Мышцы отвыкли от подобных упражнений.
Стадо оказалось маленьким – поразительно маленьким. Кэтрин так и сказала Рулу, и он, растягивая слова, пояснил:
– Мы больше не торгуем рогатым скотом. То, что мы выращиваем, в основном для наших собственных нужд. Мы теперь коневоды.
Некоторое время Кэтрин просто ошеломленно смотрела на него, а затем взвилась:
– Что ты имеешь в виду? Это скотоводческое ранчо! Кто дал тебе право избавляться от крупного рогатого скота?
– Мне никто не нужен, чтобы «давать» какие-либо права, – резко ответил Рул. – Мы теряли деньги, и я изменил вид деятельности. Если бы ты была здесь, я бы обсудил это с тобой, но ты не баловала нас посещениями.
– Это неправда! – выкрикнула Кэт. – Ты знаешь, почему я не приезжала чаще! Ты знаешь, что это из-за того…- она внезапно остановилась. Обуреваемая чувствами, Кэт чуть не призналась в своей слабости к нему.
Рул ждал, но Кэтрин предпочла оставить данную тему, и он повернул Бунтаря обратно на восток. Солнце опускалось все ниже, но они ехали не торопясь. И молча. О чем им разговаривать? Кэтрин не обращала внимания на то, где они находятся, пока Рул не придержал коня на вершине пологого подъема. И тогда, осмотревшись, она увидела реку и заросли кустарника, укрывающих от посторонних глаз и широкую водную гладь, где Кэт плавала нагишом в тот жаркий июльский день, и поросший травою берег, где Рул занимался с нею любовью. Даже зная, что сейчас он напряженно наблюдает за ней, Кэтрин ничего не смогла с собой поделать – здоровый румянец покинул ее щеки.
– Будь ты проклят, – произнесла она дрожащим голосом. И хоть больше ничто не добавила, Кэтрин знала, что Рул ее понял.
Он снял шляпу и запустил пальцы в волосы.
– А чего ты так разволновалась? Ради бога, я не собираюсь на тебя набрасываться. Мы просто спешимся и позволим лошадям немного попить. И все. Давай же.
Теперь ее щеки вспыхнули, и она пришла в смятение от того, что он так легко заставил ее почувствовать себя дурочкой. Кэтрин решительно взяла себя в руки и направилась вслед за Рулом по склону. Даже тени беспокойства не промелькнуло на ее лице, не смотря на ожившие воспоминания, и мурашки, побежавшие по коже.
Именно здесь он нашел ее купающейся нагишом и категорически приказал выходить из воды, угрожая вытащить, если она не послушается. Возмущенная его своеволием, Кэтрин выскочила из реки и набросилась на него, не задумавшись о возможных последствий нападения на мужчину голышом. В произошедшем она была виновата даже больше, чем Рул, признавала повзрослевшая Кэтрин восемь лет спустя. Он пытался удержать девушку и унять вспышку ее бешенства, но его руки скользили по влажной обнаженной коже… Он был всего лишь мужчиной.
Его рот, останавливая гневные вопли, жестко прижался к ее губам, и понадобилось всего одно мгновение, чтобы ее добела раскаленная ярость превратилась в темное пламя желания. Кэтрин не понимала, как контролировать реакции собственного тела на эту ласку, не знала, реагирует на ее поведение Рул… Он продемонстрировал ей это самым очевидным из всех возможных способов.
Рул слез с коня. Кэтрин последовала его примеру. Заметив легкую скованность ее движений, он сказал:
– У тебя будут болеть мышцы, если их не растереть. Обязательно займусь этим, когда вернемся.
Кэтрин оцепенела, представив, как он массирует ей ноги, и отказалась от предложения резче, чем намеревалась:
– Спасибо, обойдусь.
Он пожал плечами:
– Твоя боль – твоя проблема.
Легкость, с которой он принял отказ, почему-то еще большее взбесила Кэт, и она сердито сверлила Рула взглядом, всю дорогу до дома. Теперь, после того как он упомянул об этом, Кэтрин заметила, что с каждым покрываемым ими ярдом ее мышцы ноют все сильнее. Гордость не позволяла девушке опуститься до просьбы ехать помедленнее, так что, когда они наконец достигли конюшен, ее зубы сводило – так сильно она сжимала челюсти, чтобы не застонать от боли.
Рул выпрыгнул из седла и оказался рядом прежде, чем Кэтрин успела высвободить ноги из стремян. Ни слова не говоря, он протянул руки и, обхватив ее за талию, осторожно опустил вниз. Кэтрин понимала, что он совершенно точно знает, насколько ей плохо. Она пробормотала слова благодарности и отошла.
– Иди в дом и скажи Лорне, что я собираюсь ужинать примерно через полчаса, – приказал Рул. – Поторопись, или у тебя не хватит времени смыть с себя запах лошади.
Мысль о душе заставила застывшие мышцы расслабиться, и только дойдя до дома, Кэтрин задумалась, что ей следовало бы возмутиться тем, что Рул устанавливает время еды. Она остановилась было, но потом решила: в конце концов, Рул здесь работает и справедливо, что он получает горячую пищу. Правда, вслед за этой мыслью пришла другая: он всегда может поесть с остальными работниками, никто не приглашал его в хозяйский дом. Джексон и не ожидал приглашения, заключила Кэтрин, затем вздохнула и послушно передала сообщение Лорне, а та улыбнулась и кивнула.
Ни Моника, ни Рики не оказалось в поле зрения, так что Кэтрин промчалась вверх по лестнице и быстренько приняла душ. Трапезы на ранчо проходили неформально, однако она сменила джинсы на хлопковое платье без рукавов и тщательно наложила макияж, ведомая женским инстинктом, который не решалась анализировать слишком тщательно. Когда Кэтрин приглаживала темно-рыжие волосы так, раздался стук, и дверь сразу же отворилась. За ней оказалась сводная сестра.
Кэтрин тут же подумала, что второй брак Рики, должно быть, оказался нелегким. Хотя темные локоны сестры блестели, а изящное тело оставалось стройным и упругим, в Рики чувствовалась какая-то лихорадочная напряженность, и морщинки недовольства веером разбегались из уголков ее губ и глаз. С полными свежими губами, раскосыми карими глазами и золотистой кожей Рики была экзотической красавицей, младшей версией Моники. Однако вечно недовольная и раздраженная мина на лице портила все впечатление.
– Добро пожаловать домой, – промурлыкала она, приподнимая изящную руку со стаканом, примерно на два дюйма заполненным янтарной жидкостью. – Извини, что не встретила. Просто забыла, что именно сегодня великий день. Уверена, Рул хорошо о тебе позаботился.
Рики сделала большой глоток и одарила Кэтрин кривой злобной ухмылкой.
– Но ведь Рул всегда хорошо заботится о своих женщинах, правда? Обо всех.
Внезапно Кэтрин с тревогой подумала, не узнала ли каким-нибудь образом Рики о том дне у реки? Трудно сказать. В разговорах сестрица часто за словом в карман не лезла и бывала довольно жестокой, а все из-за собственных неудовлетворенности и затаенных страхов. Кэтрин решила пока что не обращать внимания на намеки Рики и поприветствовала ее как обычно.
– Приятно оказаться дома после такого длительного отсутствия. Многое изменилось, да? Я почти ничего не узнаю.
– О, даааааа, – протянула Рики. – Рул теперь здесь главный, представляешь? Он всё делает по-своему, и все подскакивают, когда он велит прыгать. Рул больше не отверженный, дорогая сестра. Он добропорядочный – более того, выдающийся – член нашего маленького сообщества и управляет всеми железной рукой. Или почти всеми, – подмигнула она Кэтрин. – Надо мной он пока что не сумел взять верх. Я знаю, все его уловки.
Кэтрин опять же никак на это не отреагировала и не стала спрашивать у Рики, что она имеет в виду, поскольку знала – пока та в полупьяном состоянии, сколько-нибудь осмысленный разговор невозможен. Она взяла Рики под локоть и мягко, но непреклонно направила к лестнице.
– Лорна, наверное, уже подала ужин. Умираю с голоду!
Они вышли в коридор, и к ним подошел Рул, его жесткий рот сжался, стоило ему увидеть напиток в руках у Рики. Ни слова не говоря, он отобрал стакан. Одно мгновение Рики смотрела на него с чем-то вроде благоговейного страха, но затем явно овладела собой и кончиком пальца провела вниз по его груди, прокладывая путь от пуговицы к пуговице.
– Такой властный, – промурлыкала она. – Неудивительно, что у тебя есть возможность быть разборчивым. Я как раз рассказывала Кэтрин о… о твоих женщинах.
Адресовав ему очаровательно ядовитую улыбку, Рики продолжила спускаться по лестнице, и в покачиваниях ее худого стройного тела угадывалась самодовольство.
Рул едва слышно чертыхнулся, а Кэтрин тем временем попыталась понять, на что намекает Рики, и почему это так раздражает Рула. Возможно, Рики и не имеет в виду ничего такого. Она любит своими высказываниями выводить других из равновесия просто ради удовольствия посмотреть на замешательство людей. Однако есть себя поедом от беспокойства никогда еще не помогало найти ответы на интересующие вопросы. Она повернулась к Рулу и поинтересовалась без экивоков:
– К чему клонит Рики?
Тот ответил не сразу. Вместо этого подозрительно понюхал содержимое стакана, который держал в руке, а затем залпом проглотил остававшийся там напиток и скривился.
– Боже, – прохрипел он сдавленно, – как я когда-то мог пить эту бурду?
Кэтрин чуть не рассмеялась. С того дня, как ее отец привез Рула в дом, тот отказывался пить спиртные напитки, даже пиво. И это его не наигранное удивление… словно он приоткрыл потаенную часть самого себя. Это располагало. Подняв глаза, Рул заметил улыбку Кэтрин, и она застыла, стоило его пальцам скользнуть и сжаться в волосах на затылке.
– Да ты никак смеешься надо мной? – тихо потребовал он ответа. – Разве забыла, что это опасно?
Она знала лучше многих, насколько опасным бывает Рул, но не испугалась. Странное возбуждение заставило кровь Кэт вскипеть в венах, и, откинув голову, девушка посмотрела на него в упор.
– Я не боюсь тебя, о великий, – произнесла она одновременно и с насмешкой, и с приглашением. Последнее не входило в ее намерения, но сказать именно так казалось естественным, и Кэтрин даже не осознала, что сделала это. Мгновенье спустя она попыталась скрыть ошибку, торопливо добавив:
– Скажи, что Рики имела в виду…
– К черту Рики, – прорычал Рул за долю секунды до того, как прильнуть к ее губам. Легкая нежность поцелуя поразила Кэтрин. Ее губы слегка приоткрылись. Рул издал хриплый гортанный звук, привлекая Кэт в свои объятия. Его рука скользнула вниз по ее спине к талии, и Кэтрин выгнулась навстречу, прижимаясь к бедрам Рула. Внутри разгорелось пламя наслаждения, и она вцепилась пальцами в рукава его рубашки. Кэтрин живо ощущала мужскую притягательность Рула, внизу живота появилась ноющая боль, откликаясь на примитивный зов. Ничего подобного у нее никогда не было ни с одним другим мужчиной. Кэтрин догадывалась, что и не будет, ведь это нечто исключительное. Дэвид не мог соперничать с темной магией, которую Рул творил безо всяких усилий.
Мысль о Дэвиде стала спасительной веревкой, за которую Кэтрин смогла ухватиться, чтобы вытащить себя из чувственного водоворота, куда увлек ее Рул. Со вздохом она оторвалась от его рта, но не смогла вырваться из крепких объятий. И не потому, что Рул ее удерживал, просто ей самой недоставало духу оттолкнуть его. Вместо этого она прильнула к Рулу и положила голову ему на плечо, вдыхая возбуждающе жаркий мужской аромат.
– Хорошо, что ты уже не ребенок, Кэт, – хрипло пробормотал он и, наклонившись, прикусил нежную мочку уха.
– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась она, запаниковав. Неужели он решил, что теперь отпала необходимость держаться от нее подальше? Или предупреждает, что больше не будет стараться сохранить их отношения чисто платоническими? И кого она пытается одурачить? Они давно перестали быть таковыми, пусть даже они с Рулом ни разу не занимались любовью с того дня на реке.
Откуда-то у нее появились силы, чтобы оторваться от Рула и гордо вздернуть подбородок.
– Нет, я не ребенок. И научилась отвечать отказом на нежелательные авансы.
– Значит, мои авансы не из этой категории, потому что ты точно не сказала мне «нет», – мягко поддразнил Рул, перемещаясь так, чтобы осторожно подтолкнуть Кэтрин к верхней площадке лестницы.
«Значит, вот что чувствует корова, когда ее мягко, но непреклонно загоняют туда, куда хочет ковбой», – с ноткой истерики подумала Кэт. Сделав глубокий вздох, она попыталась успокоиться. И к лучшему, потому что у подножия лестницы внезапно появилась Моника.
– Кэтрин, Рул, что вас так задержало?
Вполне в стиле Моники – даже не поздороваться, хотя с тех пор, как они с мачехой виделись в последний раз, прошло почти три года. Кэтрин не возражала против такого безразличия. По крайней мере, честно. Пока она спускалась, Рул следовал прямо за ней, держа руку на ее талии.
Формальности за столом не соблюдались. После длинного жаркого дня на ранчо человеку нужна еда, а не потакание условностям. Кэтрин решила надеть платье, что было необычно для местных вечеров, но девушка заметила – Рики также предпочла джинсам белое газовое платье, которое подошло бы даже для выхода в свет. Интуиция подсказывала Кэтрин, что сегодня вечером Рики не собирается на свидание, а значит, скорее всего, она нарядилась для Рула.
Кэтрин перевела взгляд на Джексона, расположившегося на месте Уорда Донахью. Только сейчас она заметила, что Рул переоделся в темно-коричневые вельветовые брюки и свежую белую рубашку. Он расстегнул манжеты и закатал рукава, открыв загорелые мускулистые руки. У Кэт перехватило дыхание – наконец-то она видела черты, так часто являвшиеся ей в грезах. Густые, шелковистые пряди лишь слегка завивались. И глаза, и волосы не были черными, они имели тот совершенно своеобразный оттенок, который Кэтрин могла определить только как «мрачные». Высокий лоб, прямые брови, прямой нос. Четко очерченные чувственные губы, способные сжиматься в тонкую линию или искривляться в беспощадной ухмылке. Широкие плечи натягивали белую ткань рубашки, а в открытом вороте виднелись завитки волос. Кэтрин знала как именно они растут: покрывают грудь, а потом стрелкой сбегают вниз по животу… Она отчетливо помнила их под своими пальцами…
Увидев изумление на лице Рула, она осознала, что откровенно уставилась на него, буквально пожирая глазами. Кэтрин вспыхнула и начала судорожно перекладывать свои столовые приборы, не осмеливаясь взглянуть ни на Монику, ни на Рики, опасаясь, что они также что-то заметили.
– Как долетела? – задала Моника банальный вопрос, однако Кэтрин почувствовала признательность и с готовностью ухватилась за представившуюся возможность.
– Народу куча, но на этот раз хотя бы рейс не задержали. Я не спросила, пришлось ли тебе ждать, – обратилась она к Рулу, преднамеренно вовлекая его в разговор, чтобы лишний раз продемонстрировать – ей плевать, что он поймал ее на разглядывании.
Он пожал плечами и открыл было рот, но Рики заглушила его ответ, неприятно засмеявшись:
– Ну что ты, если и пришлось, его это не напрягло. Он уехал вчера после ужина и провел ночь в Хьюстоне, чтобы не опоздать в аэропорт. Никаких полумер для маленькой королевы «Угодий Донахью», да, Рул?
Лицо Рула потемнело и застыло, как в те мучительные дни, когда он впервые появился на ранчо, и Кэтрин пришлось сжать кулаки, чтобы подавить непреодолимое желание кинуться на его защиту. Хотя вряд ли Рул это оценил бы. На самом деле с ним шутки плохи. Как будто в доказательство, Рул улыбнулся Рики – правда это больше походило на оскал – и согласился с обманчивой легкостью:
– Конечно. Я здесь только для того, чтобы исполнять все ее капризы в любое время дня и ночи.
Моника холодно произнесла:
– Ради бога, можем мы хоть раз поесть без того, чтобы вы не поцапались? Рики, постарайся вести себя в соответствии с возрастом, – тебе двадцать семь, а не семь.
Следующие слова Моники возможно были вполне безобидными, но их значение для Кэтрин… казалось, на нее рухнула крыша. В наступившей тишине Моника произнесла:
– Кэтрин, Рул говорит, что ты вернулась домой насовсем.
Кэтрин метнула на Рула яростный взгляд, встреченный им с вежливым пониманием, однако опровержение так и не слетело с ее губ, поскольку Рики с грохотом швырнула вилку. Все головы повернулись к побледневшей и дрожащей от ярости девушке.
– Ублюдок, – прошипела она, уставившись на Рула с неприкрытой злобой в глазах. – Все эти годы, пока контроль над ранчо был в руках мамы, ты увивался вокруг нее и лестью убеждал делать все по-твоему. Сейчас же, когда Кэтрин исполнилось двадцать пять, и власть по закону перешла к ней, ты отмахиваешься от нас, словно мы просроченный товар! Ты использовал маму! Ты не хочешь ни ее, ни ме…
Рул откинулся на спинку, внешне оставаясь спокойным и непроницаемым. Храня молчание, он наблюдал за развитием событий, и Кэтрин внезапно представился кугуар, распластавшийся на ветке в ожидании, когда под ним пройдет ничего не подозревающий ягненок.
Рики, вероятно, тоже почувствовала опасность, потому что ее голос оборвался на полуслове.
Моника сердито посмотрела на дочь и холодно произнесла:
– Ты не понимаешь, о чем говоришь! С таким послужным списком на любовном фронте, у тебя еще хватает наглости осуждать кого-то или раздавать советы?
Рики резко повернулась к матери.
– Как ты можешь его защищать? – закричала она. – Разве не видишь, что он делает? Ему стоило жениться на тебе несколько лет назад, но не-е-е-е-е-ет! Он ждал, пока она достигнет совершеннолетия! Знал ведь, что она вступит во владение ранчо! Разве нет? – кинула Рики Рулу в лицо.
Терпение Кэтрин лопнуло. Дрожа от злости, она, наплевав на хорошие манеры, бросила серебряный прибор на стол и попыталась сложить яростные слова, пришедшие на ум, во вразумительную реплику.
Рул не испытывал подобных трудностей. Оттолкнув свою тарелку, он резко вскочил. Его голос мог бы заморозить все вокруг:
– Никогда не существовало ни единого шанса, что я женюсь на Монике.
На этой беспощадной ноте он их оставил, выйдя из комнаты прежде, чем кто-либо еще сумел подлить масла в огонь.
Кэтрин взглянула на Монику. За исключением выделяющихся на скулах румян, ее мачеха была совершенно белой.
– Поздравляю, Рики! Тебе удалось испортить еще один ужин, – жестко отрезала она.
С нарастающей злостью Кэтрин потребовала ответа:
– Что означает эта сцена?
Рики с ангельской улыбкой грациозно оперлась локтями о стол и сложила руки под подбородком, явно снова обретя душевное равновесие, несмотря на то что, как и Моника, оставалась бледной.
– Ну, ты же не настолько тупа, – с издевкой произнесла она, выглядя при этом чрезвычайно довольной собой. Ее ярко накрашенные губы скривились в злобной полуулыбке: – Даже не пытайся притворяться, что не знала, как Рул использовал мою мать все эти годы. Однако сейчас… сейчас он осознал, что ты совершеннолетняя – к тому же вдова, что очень удобно – и можешь, стоит только захотеть, прибрать ранчо к рукам. Теперь мать уже ни при делах, она больше не ведает финансовыми вопросами. Все банально: долой старое, да здравствует новое.
Кэтрин обратила на нее испепеляющий взгляд:
– Ну ты и гадина!
– А ты – дура!
– Если приму хоть слово твоей пламенной речи, за чистую монету, то да! – парировала Кэтрин. – Не знаю, почему ты так настроена против Рула. Возможно, просто озлобилась на всех мужчин…
– Правильно! – завизжала Рики. – Попрекай меня тем, что я разведена!
Кэтрин хотелось рвать на себе волосы от отчаяния. Она достаточно хорошо знала Рики, чтобы понять – та бьет на жалость. И если уж Рики заведется, то влегкую начнет искажать факты в свою пользу. По какой-то причине она пыталась выставить Рула в наихудшем свете, и это раздражало Кэтрин. Все и так против него, зачем еще что-то выдумывать? В округе никогда не забудут, как он вел себя, вернувшись из Вьетнама, к тому же Кэтрин подозревала, что Рул так и не помирился со своим отцом. Старший мистер Джексон умер несколько лет назад, однако Рул никогда не упоминал об этом в ее присутствии, так что девушка пришла к выводу, что натянутость в их отношениях сохранялась до самой смерти старика.
Не желая задумываться об истинных мотивах своего поведения, но прекрасно осознавая желание преподнести Рики горькую пилюлю, Кэтрин сказала:
– Рул действительно просил меня остаться, ведь, в конце концов, это мой дом, не так ли? Теперь, после смерти Дэвида, меня ничто не удерживает в Чикаго.
Произнеся это, она вскочила со стула и покинула столовую, продемонстрировав при этом гораздо больше изящества, чем Рул.
Кэтрин направилась в свою комнату, ощущая последствия и перелета, и долгой прогулки верхом. Во время жаркой ссоры она забыла об одеревеневших мускулах, а теперь они снова напомнили о себе, и Кэтрин невольно поморщилась, подойдя к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, она застыла и, ведомая каким-то неясным порывом, подумала, что стоит сначала найти Рула. Она не знала, почему ей это так необходимо – раньше она годами его избегала. Кэт решила не анализировать свои мысли и чувства. Одно дело, когда прошлое Рула ворошит она, и совсем другое – когда это позволяет себе кто-то еще! Кэтрин вышла из дома и обошла здание, направляясь к конюшне для выжеребки. Где еще мог находиться Рул, если не присматривать за своими ненаглядными лошадьми?
Войдя, Кэтрин почувствовала знакомую смесь запахов сена и животных, жидкой мази и кожи. Девушка прошла по темному проходу на свет и вскоре обнаружила двух мужчин, стоящих перед стойлом с жеребой кобылой. Рул обернулся, услышав приближение Кэтрин:
– Кэт, это Флойд Стоддард, он специалист по молодняку. Флойд, познакомься с Кэтрин Эш.
Флойд оказался небольшим, но крепко сложенным человеком с обветренным лицом и редеющими каштановыми волосами. Он кивнул головой в знак приветствия и протянул «мэ-эм» мягким голосом, который абсолютно не соответствовал внешности.
Кэтрин поздоровалась с ним более традиционно, однако никакой возможности продолжить разговор не получила. Взяв Кэтрин за руку, Рул коротко бросил Флойду:
– Позовешь меня, если что-то случится.
Девушка обнаружила, что ее уводят прочь из круга света, во мглу конюшни. Она плохо видела в темноте и неуверенно наступала, боясь споткнуться.
Вдруг над головой послышался тихий смешок, и она почувствовала, как к ней прижалось крепкое теплое тело.
– Все еще как слепой котенок в темноте? Не волнуйся, я не дам тебе ни во что врезаться. Просто держись за меня.
Ей не пришлось следовать этому совету – Рул не выпускал ее из объятий. Пытаясь поддержать беседу, Кэтрин спросила:
– Кобыла скоро ожеребится?
– Скорее всего, сегодня ночью, когда все успокоится. Лошади стеснительны. Обычно они выжидают, пока все уйдут, так что Трэвису придется вести себя очень тихо, чтобы она его не услышала.
В его голос закралось веселье, и Рул продолжил:
– Упрямы и своевольны, как все женщины.
Кэтрин подавила мгновенно вспыхнувшую обиду за свой пол. Она поняла – Рул дразнится, надеясь на горячую отповедь, ведь это дало бы ему великолепный повод снова поцеловать Кэт… если, конечно, ему вообще нужен для этого повод. Разве хоть раз такая мелочь, как отсутствие повода, ему мешала? Кэтрин спокойно произнесла:
– Посмотрела бы я на тебя, если бы тебе предстояли схватки и роды.
– Милая, в такой ситуации я не был бы упрямым и своевольным, я был бы потрясенным до глубины души!
Посмеиваясь, они вышли из конюшни и направились обратно к дому. При слабом свете восходящей луны Кэтрин видела лучше, но Рул все равно не убрал руку с ее талии, да девушка и не возражала. Некоторое время они шли молча, а затем Рул пробормотал:
– Сильно болит?
– Достаточно. Не знаешь, есть ли мазь для таких случаев?
– Я принесу, – пообещал он. – Долго ты продержалась против Моники и Рики?
– Не очень, – призналась Кэтрин. – Я, как и ты, так нормально и не поела.
Вновь наступило молчание, в котором они дошли до дома. Рул крепче обхватил талию девушки.
– Кэт.
Кэтрин остановилась и посмотрела на него. Тень от шляпы полностью скрывала лицо Рула, но Кэтрин все равно ощущала напряженность его взгляда.
– Моника никогда не была моей любовницей, – тихо произнес он на выдохе. – Никогда. И не сказать, что нам не представлялась такая возможность. Но я слишком ценил дружбу с твоим отцом, чтобы прыгать в постель к его вдове.
Видимо, подобное благородство не распространяется на дочь Уорда. Ошеломленная дерзким заявлением, Кэтрин на мгновение лишилась дара речи. Некоторое время она просто стояла, запрокинув лицо, и смотрела на Рула при неярком серебристом свете луны.
Наконец она прошептала:
– И с чего ты решил мне об этом сказать?
– С того, черт побери, что ты в это поверила!
Пораженная Кэтрин задалась вопросом: неужели она и правда сразу, без тени сомнений, безоговорочно поверила в то, что Рул любовник Моники? Ведь именно на это намекала Рики за ужином. С одной стороны, что-то в Кэтрин яростно противилось этой мысли. С другой… она не была готова безоглядно доверять Рулу. Раздираемая противоречиями, Кэтрин просто сказала:
– Все указывает на это. Мне совершенно ясно, почему Рики так уверена в своих словах. Стоило тебе только заикнуться при Монике о своих желаниях, как она тут же выдавала средства для осуществления задуманного.
– Все деньги, которые я когда-либо получал от Моники, предназначались для «Угодий Донахью»! – отрезал Рул. – Уорд доверил мне управлять этим ранчо, и после его смерти ничего не изменилось.
– Знаю. Ты душу вложил в эту землю – намного больше, чем кто-либо мог бы отдать даже ради собственного участка.
Подчиняясь порыву, Кэт положила руку на грудь Рула и почувствовала сквозь рубашку тепло его тела.
– Рул, признаю, в прошлом я часто зря на тебя набрасывалась. Сразу после смерти отца казалось, что ты пытаешься загрести все, что ему принадлежало. Ты взял в руки бразды правления ранчо, переехал в хозяйский дом, распоряжался нашими жизнями. Отсюда и до постели жены владельца недалеко, разве нет?
Боже, почему она не прикусила язык? Кэт не верила в то, что говорила, но ей безумно хотелось задеть Рула, сделать ему больно.
Рул напрягся, его дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы.
– За это стоит снова тебя отшлепать!
– Как ты уже не раз упоминал, я повзрослела, так что не советую. Мне не нравится, когда со мной обращаются как с ребенком, – предостерегла Кэтрин, застыв при воспоминании о давнем инциденте.
– Значит, ты хочешь, чтобы я относился к тебе как к женщине? – выдавил Рул.
– Нет, я хочу, чтобы ты относился ко мне соответственно моему положению…- она секунду помолчала, а потом выпалила: – Как к твоей нанимательнице!
– Ты являешься ею уже много лет, – указал он резко, – но это не остановило меня, когда я тебя наказывал, и не удержало от того, чтобы заняться с тобой любовью.
Поняв, что спорить бесполезно, Кэтрин резко развернулась и бросилась к дому. Она успела сделать всего несколько шагов, прежде чем длинные пальцы сомкнулись на ее запястье, вынудив остановиться.
– Ты так и будешь скрываться всякий раз, когда я упомяну занятия любовью?
Слова Рула били по нервам, и Кэтрин дрожала в его руках, борясь с ураганом чувств, замешенных на страхе и предвкушении чего-то волшебного.
– Ты не убегала в тот день на реке, – напомнил он беспощадно. – Даже наоборот. И тебе все понравилось, несмотря на то, что до ты была девственницей. Ты смахивала на кобылку, немного нервную и плохо объезженную, которая томится в ожидании жеребца, и все, что ей нужно, так это немного поостыть.
– Не сравнивай меня с кобылой! – яростно вырвалось у Кэтрин, и в голове прояснилось. Теперь она могла мыслить здраво, и ничто не сдерживало ее злости.
– Однако именно это приходило мне на ум всякий раз, когда я видел тебя – длинноногая молодая лошадка с большими темными глазами, слишком норовистая, чтобы ослаблять поводья. Не думаю, что ты так уж сильно изменилась. Ноги не стали короче, глаза все еще темные, и ты такая же своевольная. Мне всегда нравились гнедые лошади, – речь его текла так плавно, что переходила в урчание, – и я всегда мечтал заполучить рыжеволосую женщину.
Чистый гнев сотряс Кэтрин, и она не сразу смогла ответить. Когда же, наконец, дар речи к ней вернулся, ее голос звучал хрипло и дрожал от переполняющих чувств:
– Что ж, на меня не рассчитывай! Советую найти гнедую кобылу, это больше в твоем стиле! Я никогда не соглашусь!
Рул рассмеялся. Кэтрин услышала низкий рокочущий звук, родившийся в его груди. Она подняла сжатую для удара руку, но Рул молниеносным движением перехватил изящный кулачок своей большой жесткой ладонью. Кэтрин попыталась вырваться, однако Рул неумолимо притягивал ее к себе, и, в конце концов, она оказалась настолько близко, что их тела соприкоснулись. Он наклонил голову, и теплое дыхание овеяло ее лицо. Легчайшим движением Рул скользнул губами по ее губам и сказал:
– Именно ты. Ты – моя рыжеволосая женщина. Видит Бог, я достаточно долго тебя ждал.
– Нет… – начала Кэтрин, но ее возражения сразу же оборвались, когда Рул чуть подался вперед. Ровно настолько, чтобы их губы крепче прижались друг к другу. Кэтрин трясло, но она даже не пошевелилась, пока он ее целовал. Казалось, с того момента, как Рул встретил ее утром в аэропорту, она только и делала, что позволяла себя целовать, когда бы он ни пожелал. События развивались по сценарию, который ей никогда и не снился. Ошеломленная Кэтрин поняла, что весь день Рул вел себя словно он ее любовник, и впервые задумалась над мотивами его поступков.
Отсутствие отклика со стороны Кэтрин взбесило Рула, и он грубо сжал ее в объятиях, а его губы стали более требовательными. Ее тело не выдержало такого напора, и она издала приглушенный стон боли. Рул тотчас же ослабил хватку и поднял голову.
– Я забыл, – признался он хрипло. – Лучше нам войти в дом и позаботиться о тебе прежде, чем я снова потеряю голову.
Кэтрин начала было уверять, что сможет сама о себе позаботиться, но, опасаясь, чем это может закончиться, прикусила язык. С притворной покорностью она вытерпела собственнические объятия Рулакогда они входили в дом. Ни Моники, ни Рики не было видно, за что Кэтрин горячо возблагодарила Бога, потому что Рул поднялся вместе с ней по лестнице, не снимая руки с талии девушки. Она с легкостью представила комментарии, которыми могла разразиться любая из женщин, но чувствовала, что прямо сейчас не в состоянии их выслушивать.
Рул пошатнул ее душевное спокойствие… он всегда так на нее влиял. Кэтрин считала себя уже достаточно зрелой, чтобы безэмоционально ему противостоять, однако обнаружила – там, где дело касается Рула, ей далеко до безразличия. Она его ненавидела, яростно возмущалась его поведением… но под всем этим жарким огнем пылало физическое желание, которое мучило ее все время брака с Дэвидом и заставляло ощущать себя так, словно она постоянно изменяет… Рулу, а не собственному мужу! Какая нелепость! Она искренне любила Дэвида и страдала после его смерти, однако… Кэт всегда знала: Дэвид способен унести ее на Луну, но Рул заставил ее коснуться звезд.
К удивлению Кэтрин, Рул покинул ее у двери спальни и направился в собственную комнату. Решив не испытывать свое везение и дальше, Кэтрин быстро вошла к себе и закрыла дверь. Ей очень хотелось погрузиться в горячую воду, чтобы успокоить негодующие мышцы, но единственный санузел с ванной, а не с душевой кабинкой, располагался между спальнями Рула и Моники, а Кэтрин совсем не улыбалось встретиться с кем-нибудь из них. Вздохнув, не скрывая сожаления, она начала снимать платье и даже успела расстегнуть три пуговички, как вдруг раздался короткий уверенный стук в дверь, лишь на долю секунды предваривший вторжение Рула. Кэт резко развернулась и поморщилась от боли.
– Прости, что напугал, – пробормотал Рул. – Я принес мазь.
Кэтрин протянула руку за бутылкой с прозрачной жидкостью и увидела, как взгляд Рула опустился к расстегнутому вороту платья. Ее дыхание тут же стало прерывистым, все тело окутало жаром. Кэтрин протестующе вскрикнула, и Рул посмотрел ей в глаза. Зрачки расширены, лицо напряжено – он явно подобно дикому животному почувствовал реакцию Кэт на свое присутствие. На мгновенье девушка решила, что Рул собирается уступить примитивному зову, но затем с приглушенным проклятием он сунул ей в руку мазь.
– Я могу подождать, – с этими словами он покинул комнату так же внезапно, как вошел.
Кэтрин показалось, что она сейчас рухнет. С трудом добравшись до кровати, девушка с наслаждением опустилась на белое лоскутное покрывало. Если ее спасло не чудо, то она просто не знает, как это назвать!
Тщательно растерев ноги и ягодицы резко пахнущей мазью, Кэт надела ночную рубашку и неловко заползла под одеяло, но, несмотря на усталость, не смогла заснуть в тот же миг. Все, произошедшее за день, проплывало в ее утомленном сознании со сводящей с ума назойливостью.
Рул. Все дороги ведут к нему. Кэтрин полагала, что достаточно знает о мужчинах, чтобы распознать страсть, да Рул и не скрывал своего возбуждения, во время их поцелуя. Но Рул – сложная личность. Кэтрин чувствовала, что им движет не только похоть. Подобно айсбергу он показывал окружающим лишь малую толику себя. Большая же часть оставалась скрытой от посторонних взоров.
Неужели все дело в «Угодьях Донахью»? И Рики в конечном счете правильно оценивает ситуацию? Вдруг Рул попытается присвоить себе ранчо, женившись на собственнице?
Ход мыслей Кэтрин резко прервался. Женившись! С чего она взяла, что Рул вообще когда-нибудь думал о браке? Кэт уже начала осознавать: он достаточно легко может ею управлять, не прибегая к этой крайней мере. Мысль чрезвычайно унизительная. Или он действительно хочет стать законным владельцем?… Рул – человек с темным прошлым. Никому не известно, насколько ему важно это ранчо. Кэтрин допускала, что земли «Угодьев Донахью» стали для него чем-то вроде символа спасения – и физического, и душевного.
Что бы ни случилось, ей не хотелось затевать войну с Рулом. Какими бы ни были его мотивы, ей не хватит сил для обороны. Она так пугающе уязвима перед ним.