Птицелов

Глава 16

Ноэль действительно обдумывала новый сюжет, похожий на хитроумную шахматную партию, но фигурами в ней должны были стать не книжные герои, а живые люди: она, Катрин и Себастьян.

Начала она с того, что позвонила Себастьяну и, почти рыдая в трубку, призналась в любви. Она говорила, что только когда они решили расстаться, поняла, что любила его, любила с самой первой встречи. Правда, тут же оговорилась, что прекрасно понимает, что он любит Катрин и ей нет места в его жизни. Она мастерски разыграла свою роль, была безупречна, изображая благородную сдержанность и решимость ни в коем случае не обременять Себастьяна своим чувством. Она лишь умоляла не забывать ее, звонить или писать иногда.

Потом, выждав некоторое время, Ноэль начала сама регулярно звонить Себастьяну и, начиная разговор с какой-нибудь ерунды, непременно заканчивала его слезами и признаниями, а потом и ревнивыми упреками. Она постоянно выспрашивала Себастьяна, почему он порвал с ней, почему предпочел ей эту бесцветную мышку и тихоню, Катрин. Потом она, как бы спохватившись, извинялась, обещала, что будет сдержанней, никогда больше не позвонит. А через день все повторялось снова, так что через некоторое время Себастьян перестал с ней разговаривать. Ноэль же была счастлива, потому что добилась того, чего хотела.

Теперь она начала писать Себастьяну длинные, запутанные письма о своей любви, умоляя его ответить хоть словечко, угрожая, что если он не откликнется, она все расскажет Катрин. Своими посланиями она довела Себастьяна до того, что, в конце концов, он написал ей. Если бы это ужасное послание было адресовано действительно любящей женщине, оно могло бы убить ее. Себастьян писал, что для него очень тяжела сложившаяся ситуация, что он не любит и никогда не любил ее и ничего не может с этим поделать. Все, что было между ними, для него не больше, чем просто очередная связь, которая была приятной, но должна была рано или поздно закончиться. Он не может больше терпеть сцены, которые она устраивает, он устал и ничего не может больше сделать для нее. При этом во всем тексте' письма Себастьян ни разу не назвал Ноэль по имени. Она торжествовала. Это было именно то, что ей нужно.

Она перестала звонить и писать Себастьяну, терпеливо дожидаясь, пока он не отправится в очередную рабочую поездку. Как только он уехал, Ноэль хладнокровно послала то страшное письмо Катрин. Через пару дней подруга позвонила ей. Катрин была в отчаянии, она кричала в трубку, что никак не может смириться с таким предательством. Как он мог так поступить с ней? Но больше всего ее убивало то, что Себастьян не осмелился на разговор, а отделался письмом.

Ноэль только сочувственно поддакивала подруге, а потом сказала, что раз мужчина поступает так, то вряд ли можно что-нибудь сделать. Скорее всего, это говорит о полном разрыве, и не имеет смысла пытаться восстановить отношения. Катрин же отвечала, что не может себе представить жизни без Себастьяна. Ноэль убеждала подругу немедленно уйти от него, чтобы сохранить хотя бы свое достоинство. Катрин рыдала, говоря, что ей все равно, что подумают люди, она поедет за Себастьяном, будет умолять его вернуться или хотя бы поговорить с ней. Ноэль настаивала на том, что не надо делать этого или хотя бы не надо решать сгоряча, а лучше подождать немного, успокоиться. Она посоветовала Катрин сейчас же выпить что-нибудь успокоительное, хотя бы вина, чтобы немного прийти в себя.

О том, что произошло дальше, можно только догадываться. Видимо, Катрин все-таки последовала совету подруги и приняла какие-то снотворные таблетки, а потом выпила вина. После этого она опять позвонила Ноэль. Катрин говорила, словно в полусне, сказала, что уничтожила письмо и будет дожидаться возвращения Себастьяна как ни в чем не бывало, она поговорит с ним, все выяснится, и они опять будут вместе. Тут Ноэль поняла, что ее блестящая задумка опять дает сбой. Она принялась с энтузиазмом убеждать Катрин, что восстановление отношений невозможно и что встреча лишь доставит ей новые страдания. Катрин бросила трубку. Ноэль попыталась позвонить ей позже, но трубку никто не снял. Никто не отвечал на звонки и на следующий день, и еще через сутки.

Тогда-то Ноэль по-настоящему испугалась и поняла, как далеко зашла.

— Она прибежала ко мне в слезах и выложила всю эту историю в подробностях, — горестно проговорил отец, проведя рукой по лбу. — Она повторяла как заведенная, что не хотела ничего плохого, что ей только надо было, чтобы Себастьян оставил Катрин, потому что рано или поздно это все равно бы произошло. Она твердила, что сделала только то, что все равно бы случилось, что она лишь совсем немного ускорила события. Мы стали звонить Катрин. На этот раз трубку сняла какая-то женщина. Она-то и сказала, что три дня назад Катрин попала в аварию… Вела машину, будучи пьяной, да еще, как выяснилось потом, была напичкана какими-то таблетками. На скоростном шоссе ее занесло, автомобиль перелетел через ограждение и оказался на встречной полосе. Когда ее доставили в больницу, уже ничего нельзя было сделать.

Отец замолчал. Молчала и Катрин. Через несколько минут отец заговорил снова:

— У Ноэль хватило хладнокровия выразить той женщине сочувствие, а, положив трубку, она продолжала сидеть, не шевелясь и не поднимая взгляда. Я пытался заговорить с ней, но она не реагировала. Она молчала тогда больше двух часов. Я уже собирался вызывать врачей, когда она встала и четко произнесла: «Я убила Катрин. И никогда не смогу простить себе этого». Она не плакала, не кричала, она была чудовищно спокойна. Я тоже ничего не говорил, что можно было тогда сказать, в конце концов, она была права.

Я отпустил ее, когда она захотела отправиться к себе домой. Она была спокойной, равнодушной ко всему. Через день Ноэль позвонила мне и сказала: «Что случилось, то случилось, прошлого не вернешь, и мне придется жить с этим, и тебе придется жить с этим. Возможно, будет лучше, если мы будем вместе». Что я могу сказать? Я любил и понимал ее даже тогда. — Отец замолчал, поднялся с кресла и подошел к окну. Катрин молчала. — Теперь ты знаешь все…

В комнате повисла тишина. Казалось, давняя семейная тайна легла чем-то материальным между отцом и дочерью. Некоторое время Катрин ощущала только тяжелую гнетущую пустоту, потом начала медленно приходить в себя.

— А Себастьян? — вдруг спросила она.

— Что Себастьян?

— Он узнал всю эту историю?

— Думаю, что нет, — равнодушно отозвался отец. — Через несколько месяцев после всей этой истории Ноэль принялась за «Птицелова», она писала днем и ночью, как одержимая. Думаю, для нее это было своего рода очищение, попытка избавиться от воспоминаний и, возможно, единственный доступный ей способ искупить вину перед Катрин. Когда роман вышел, они даже виделись с Себастьяном на каком-то приеме, посвященном книге. Скорее всего, он решил, что Ноэль написала о себе, просто утрировала концовку. Официально смерть Катрин не была признана самоубийством, и он, как и все, кроме меня и Ноэль, считал, что это был несчастный случай. Почему ты спросила про него? — Отец будто очнулся от какого-то забытья и посмотрел на Катрин.

— Не знаю, — солгала она. — Спасибо, что ты все рассказал мне. Представляю, как тебе было тяжело все эти годы. — Катрин обняла отца и поцеловала в щеку.

— Сейчас мне стало намного легче, дочка. — Отец с благодарностью посмотрел на Катрин. — Я хочу, чтобы ты знала, мама очень любила тебя, но она так и не смогла полностью оправиться после гибели подруги, в которой винила себя всю оставшуюся жизнь. Даже когда она заболела, то сказала мне, что принимает болезнь как заслуженное наказание, что теперь она наконец сможет надеяться на прощение. Она ждала смерти с легким сердцем. Не держи на нее обиды теперь, когда ты знаешь, через что она прошла.

— Я понимаю, — вдохнула Катрин, — я тоже очень люблю ее, а сейчас, когда ты все рассказал мне, я смогу хранить о ней только добрую память.

— Она сполна расплатилась за все, — кивнул отец, — и я рад, что ты поняла это. Я всегда очень любил твою мать, но только ты была мне дороже всего на свете. Я видел, как ты порой негодовала и обижалась на нее. Теперь я смог примирить вас, и это для меня многое значит. А сейчас иди, дочка, я хочу побыть один. И я прошу тебя, уничтожь те письма. Пусть больше никто ничего не узнает.

Катрин согласно кивнула.