Катрин Дюран почему-то была уверена, что корреспондент Бежар, с которым она должна была встретиться, окажется мужчиной. Поэтому когда в условленное время она вошла в «Кафе де флер» и увидела за столиком у окна молодую девушку, то остановилась в дверях, в нерешительности оглядывая зал. Девушка же сразу поднялась, довольно фамильярно махнув Катрин рукой.
— Я Моник Бежар, — представилась она, когда Катрин подошла к столику. Видя на лице Катрин некоторую растерянность, Моник улыбнулась. — Вы, наверное, представляли корреспондента «Литературного журнала» иначе?
Немного смутившись тем, что девушка угадала ее мысли, Катрин тоже улыбнулась.
— Честно говоря, да. — Она с интересом взглянула на Моник. Для корреспондентки такого издания, как «Литературный журнал», девица была слишком молода. Она скорее походила на студентку старших курсов: модные джинсы, немного вытянутый на локтях свитер, светлые волосы стянуты в пучок на затылке. — Вы давно работаете в журнале?
Моник взглянула на стоящую перед ней чашку остывающего кофе.
— Вообще-то я еще учусь в университете, а в журнале просто подрабатываю.
«Что ж, будем считать, один-один по чтению мыслей», — улыбнулась про себя Катрин, присаживаясь за столик и подзывая официанта. Заказав чашку зеленого чая, она взглянула на собеседницу:
— Мне сказали, что вы хотели поговорить о творчестве моей матери.
— Да, — быстро заговорила Моник, — и наше издание очень благодарно вам, что вы согласились на это интервью.
Катрин остановила ее жестом.
— Я согласилась только потому, что мне сказали, что вас интересует исключительно творчество. Я уже говорила той даме, которая звонила мне насчет интервью, что я отказываюсь говорить о личной жизни моей матери. — Катрин в упор взглянула на Моник.
Со дня смерти известной романистки Ноэль Дюран, матери Катрин, прошло уже около пяти лет, за это время о ее судьбе написали почти все популярные издания, от ежедневных газет сомнительного толка до солидных литературных журналов. Катрин же неизменно отказывалась разговаривать с журналистами. В предложении «Литературного журнала» ее подкупило то, что, по словам организаторов интервью, журнал хотел бы опубликовать серьезную критическую статью о творчестве Ноэль Дюран. И вот теперь Катрин сидела перед молоденькой журналисткой, ожидая вопросов. Но Моник, забыв о кофе, с жаром начала рассказывать о своих взглядах на творчество Ноэль Дюран.
— Понимаете, — говорила она с энтузиазмом, — ранние произведения вашей матери меня не очень интересуют. Конечно, у нее был потрясающий успех. Но моя тема — более поздний период, то, что она написала после так называемого «трехлетнего молчания», и особенно меня интересует роман «Птицелов». По некоторым заметкам, коротким эссе, рассказам и интервью мадам Дюран я сделала вывод, что «Птицелов», скорее всего, автобиографическое произведение. И главное, что оно связано с теми тремя годами, когда она отошла от творчества, понимаете? Мне кажется, что у главного героя есть прототип и что ваша мать если не участвовала, то, по крайней мере, была свидетельницей событий, описанных в романе. Вы бы очень помогли мне, если бы смогли рассказать что-то о том времени. Что происходило тогда?
Катрин не дала девушке договорить.
— Послушайте, — возмущенно произнесла она. — Мне сказали в вашей редакции, что пришлют специалиста по творчеству Ноэль Дюран. А в результате приходите вы и задаете мне вопросы, которыми нас с отцом донимали из «желтых» газетенок! Почитайте какую-нибудь «Вечернюю сплетню», и получите ответы на все вопросы!
Юная Моник нимало не смутилась. Отхлебнув остывшего кофе, она принялась терпеливо разъяснять:
— Вы же сами говорите, что все написанное раньше — сплошные сплетни. А мне бы хотелось провести серьезную работу. А кто может знать больше, чем самые близкие люди? Я восхищаюсь «Птицеловом» — это же гениальная книга, с двойным, если не с тройным дном! И меня очень волнует история его создания. И если бы вы помогли мне, это мог бы быть сенсационный материал! Представляете, если история, описанная в романе, подлинная, мы могли бы отыскать ее героев. А дальше… Интервью с ними, мы устроим им встречу с артистами, которые играли их в фильме, можно было бы…
— Без меня, пожалуйста, — отрезала Катрин, поднимаясь из-за стола и оставляя мелочь за чай. — Я не буду вам помогать и отказываюсь разговаривать с другими журналистами вашего издания. И не вздумайте обращаться к моему отцу! Я предупрежу его сегодня же, чтобы он не принимал никаких предложений от вашего журнала. Когда же нас, в конце концов, оставят в покое? Почему никто не интересовался этим так называемым «периодом молчания», пока мать была жива? Но никто не решался спрашивать, не так ли? К тому же вам, Моник, как знатоку ее творчества, наверняка известно, что в то время они с отцом еще не были женаты, а меня и вовсе не было на свете!
Моник смотрела на стоящую перед ней Катрин совершенно спокойно:
— Я все прекрасно знаю, но в каждой семье… есть свои истории, как говорится, у каждого в шкафу свой скелет. Быть может, родители говорили что-то при вас…
— Нет, — еще раз сказала Катрин и, взяв свою сумочку, вышла из кафе, оставив Моник допивать ставший совсем холодным кофе.