Глава 7

Она плыла по реке, все ее беды были позади. Она улыбнулась Мэтту, он взял ее на руки и поцеловал. Его губы были теплыми и мягкими, руки нежными, когда он медленно гладил ее тело. Лэйси проснулась и поняла, что это был совсем не сон.

Открыв глаза, она увидела рядом с собой Мэтта. Он облокотился на одну руку, а другой ласкал ее живот. Он ласково улыбнулся ей.

Тепло. Волны приятного тепла захлестнули тело Лэйси, когда губы Мэтта скользили по ее губам. Обняв руками его шею, она поцеловала его.

— Доброе утро, миссис Дрего, — прошептал он.

Лэйси счастливо улыбнулась.

— Доброе утро, мистер Дрего.

Мэтт наклонился и пощипал мочку ее уха.

— Мы женаты целый день, — пробормотал он, его дыхание было теплым, — у нас еще не было медового месяца.

— Я знаю, — шепотом сказала Лэйси. Было тяжело думать, тяжело говорить, когда Мэтт прижал ее к себе так сильно, осыпая поцелуями ее шею.

— Лэйси…

— У нас есть время? — спросила она. — Солдаты…

— К черту солдат! — резко сказал Мэтт. — Я хочу тебя сейчас.

Лэйси не поверила бы, что Мэтт будет заниматься с ней любовью под открытом небом, при ярком дневном свете.

Солнце ласкало кожу Лэйси, когда Мэтт медленно расстегнул ее рубашку и снял с плеч. Затем он снял ее нижнюю сорочку, она была восхитительно обнаженной.

«Она моя, — подумал он. — Законная жена. Ее волосы душистые, как дикая роза».

Лэйси наблюдала из-под ресниц, как Мэтт снимает свою рубашку.

«Как он красив», — подумала она, улыбнувшись. Ей стало интересно, что он подумает, если она скажет это вслух.

Они долго целовались, их руки жадно исследовали друг друга. Лэйси застонала, почувствовав в нем нарастающую страсть. До Мэтта она не знала мужчин. Было приятно сознавать, что она могла заставить его дрожать от желания, заставить его глаза сверкать страстью, заставить его губы нашептывать слова любви.

Она грелась в лучах любви, сияющей в его глазах, наслаждалась звуком его голоса, когда он восхвалял ее красоту. Она абсолютно обо всем забыла, лишь чувствовала прикосновение его тела, чувство восхищения переполнило ее до краев. Он был ее мужем. Навсегда…

Позже, уже засыпая, она услышала, как Мэтт тихо ругнулся.

— Что случилось? — спросила Лэйси встревоженно.

— Не двигайся, предупредил Мэтт. — Там индейцы наблюдают за нами.

Мэтт медленно встал, набросил свою рубашку на Лэйси, накрыв ее от шеи до бедер.

Он подумал, как вытащить свое ружье, но решил, что такой жест будет равносилен самоубийству, поэтому он молча ждал, сжимая кулаки от ярости.

Индейцы смеялись, рассматривая его и Лэйси. Они догадались, что делали здесь белый человек и белая женщина.

Три воина без слов схватили Мэтта за руки и связали их за спиной. Затем они подошли к Лэйси.

Она съежилась от страха. Господи, что они хотят от нее? Она бросила умоляющий взгляд на Мэтта, но он ничем не мог ей помочь. Один из индейцев показал ей знаками, чтобы она оделась. Она повиновалась, ее щеки пылали от смущения, когда тридцать пар глаз наблюдали, как она надевала рубашку Мэтта.

Через десять минут Мэтт и Лэйси сидели на своих лошадях. Руки Лэйси были связаны за спиной, ноги привязаны к стремени, Мэтт тоже был связан. Индейцы, однако, не позволили ему одеться, они смеялись и делали непристойные замечания по поводу его наготы.

— Мэтт, что с нами будет?

— Ничего хорошего, — ответил Мэтт, и воин, который ехал рядом с ним, ударил его по лицу.

— Молчать! — крикнул индеец.

Они ехали до самой ночи, затем индейцы разбили лагерь в болотистой низине. Лэйси привязали к дереву. Она со страхом наблюдала, как индейцы стащили Мэтта с лошади, окружили его, их глаза сверкали злобой. Один за другим они наносили ему жестокие удары, но увидев, что это не вызвало никакой реакции, стали бить его кулаками и палками до тех пор, пока его тело не покрылось красными рубцами.

Слезы катились из глаз Лэйси. Ужасно было видеть, как индейцы издеваются над ее мужем. Почему они такие жестокие? Что будет с Мэттом? Что они сделают с ней?

Мэтт тяжело дышал, его зубы были сжаты, глаза дерзко сверкали, тело болело от побоев, но он не издал ни звука. Он знал, что индейцы воспримут это как знак слабости и будут издеваться над ним еще больше, чтобы посмотреть, как он корчится в мучениях.

Когда воины поняли, что белый человек не будет выть и просить пощады, они устали от этой игры. Привязав его к дереву, они оставили его, и ушли готовить пищу. Мэтт осторожно опустился на землю.

Он взглянул на Лэйси и улыбнулся, надеясь приободрить ее. Она была такой напуганной, такой бледной. Он посмотрел на оковы, надеясь, что сможет освободить руки, но веревки были очень надежны.

Лэйси не смогла выдавить улыбки. Она была слишком напугана, слишком боялась того, что будущее уготовило для них. Она перевела взгляд на индейцев, но воины, казалось, забыли о своих заключенных и собрались вокруг костра, жадно поедая вяленое мясо. Они совсем ничего не дали Мэтту и Лэйси, и когда закончили свою трапезу, улеглись спать, оставив двух воинов для охраны.

Лэйси была так напугана, что, казалось, не сможет уснуть, но вскоре ее веки отяжелели, и она забылась тяжелым мучительным сном.

Когда она проснулась, был уже рассвет, и индейцы стали собираться в путь. Мэтта и Лэйси резко дернули за ноги и бросили на лошадей.

Они ехали весь день, затем следующий и, наконец, приехали в узкое глубокое ущелье, которое вело к большому каньону. Лэйси воскликнула бы от удовольствия, так красив был каньон. Ручеек весело журчал в нескольких ярдах от нее, вливаясь в маленькое озеро, которое было голубым, как небо. Она увидела многочисленные вигвамы, теснящиеся между отвесными стенами каньона.

Кровь застыла в жилах, когда она увидела, что индейские женщины и дети бегут к ним навстречу. Воины спрыгивали с лошадей и крепко обнимали своих женщин и детей. После первого взрыва восхищения мужчины стали раздавать одеяла, одежду и продукты, которые награбили во время нападений.

Женщины презрительно засмеялись, когда увидели Мэтта, обнаженного и беззащитного. Некоторые стали плевать в него, бить изо всех сил по голой спине, громко ругаясь на своем языке.

Один из воинов набросил веревку на шею Мэтта и увел его. Лэйси смотрела вслед своему мужу, пока он не исчез из виду. Страх за Мэтта вскоре поглотил страх за собственную жизнь, когда коренастый воин стащил ее с лошади и заставил следовать за ним в одну из хижин.

Полная женщина нянчила ребенка в хижине. Она улыбнулась мужчине, но затем нахмурилась, увидев белую женщину.

Воин указал на индианку.

— Моя жена, — сказал он на ломаном английском.

— Ты будешь делать все, что она скажет. Лэйси кивнула, боясь говорить. Итак, это была ее судьба. Она стала рабыней.

Индианка не говорила по-английски. Она быстро дала понять Лэйси, что та была в ее власти и ей лучше вести себя так, как ей говорят, в противном случае ей несдобровать.

Следующие несколько дней были сплошным кошмаром. Лэйси заставляли колоть дрова, носить воду с речки, готовить еду из продуктов, которых она не знала, и выполнять другую работу по дому. Ее хозяйка имела очень вспыльчивый характер и острый язык. Она по любому поводу била Лэйси, если ей что-то не нравилось, что было очень часто. Ее муж, которого звали Солнечный Бобр, вмешивался редко. Белая женщина принадлежала его жене. Фактически вигвам и все, что в нем находилось, принадлежало ей. Как и все апачи, Солнечный Бобр не владел ничем кроме оружия, одежды и лошадей.

Лэйси мечтала поговорить с Мэттом, но пока ей это не удалось. Он не был рабом, как она. Он был просто заключенным. Завернутый в шкуру оленя, он был привязан около вигвама того человека, который захватил его. Его руки были связаны за спиной. Ему давали объедки и позволяли отдохнуть на рассвете и в сумерках. Все остальное время он должен был сидеть прямо. Обычно вокруг него собирались дети, показывая на него и лопоча что-то на своем языке.

Они пробыли в лагере почти неделю. Наконец Лэйси собралась с духом, чтобы пойти к Мэтту. Она дождалась полночи, когда в лагере все было тихо и костры догорели дотла, затем с бьющимся сердцем выползла из вигвама. Мэтт спал, сжавшись в комок, чтобы согреться. У него не было одеяла, чтобы укрыться от холода. Она положила руку ему на плечо и легонько потрясла его.

Мэтт мгновенно проснулся и увидел перед собой стоящую на коленях Лэйси. Она очень рисковала. Если ее обнаружат, то обязательно накажут.

— Ох, Мэтт, — весь ужас пережитого отразился в ее голосе.

— Я все знаю.

Мэтт попытался сесть, и Лэйси обняла его, положив голову ему на плечо.

Веревка мешала ему, а он так хотел обнять жену. Эти дни показались ей долгими, как вечность, а ему — вдвое длиннее. Сидеть целыми днями ничего, не делая, было невыносимо. Несколько раз ему позволяли встать и обойти вокруг дерева, насколько позволяла длина веревки. Он жарился на солнце днем, дрожал от холода ночью и все время думал о Лэйси. Он постоянно наблюдал за ней, иногда случайно ловил ее взгляд, когда она ходила к реке за водой.

— Ты думаешь, мы когда-нибудь выберемся отсюда? — спросила Лэйси.

— Не знаю, дорогая. Лагерь очень хорошо охраняется.

— Мы можем попытаться. Сейчас! Сегодня!

— Нет. Это слишком опасно. Мы не выберемся из каньона, чтобы не быть незамеченными охраной у входа.

— Я не могу здесь больше находиться. Пожалуйста, придумай что-нибудь. Я сделаю все возможное, чтобы помочь.

— Я знаю. Не плачь, пожалуйста.

Они сидели так несколько минут. Мэтт положил подбородок на голову Лэйси, его глаза были задумчивыми.

Он искал способ убежать, но никакой возможности не представлялось. Лэйси только усложняла дело. Один он рискнул бы, но не мог ничего предпринять, чтобы не навредить ей. Она стала еще более дорога ему.

Свежесть ее волос дурманила голову, и он поцеловал ее макушку, и когда она подняла лицо, прижал свои губы к ее губам в долгом страстном поцелуе, словно она была сама жизнь.

Лэйси застонала. Она обняла его за шею, и ее тело сильнее прижалось к нему, пока, наконец, они не оказались на земле. Она забыла, где находится, забыла все, кроме огненных поцелуев Мэтта и своей нарастающей страсти. С закрытыми глазами она потянулась к нему, пока не подумала, что умрет от желания.

Она пыталась развязать веревку с его запястий, но вдруг услышала громкое ругательство. Затем Солнечный Бобр дернул ее за ноги, его черные глаза горели страстью.

— Если тебе нужен мужчина, я здесь. Ярость затуманила мозг Мэтта, он вскочил на ноги.

— Это моя женщина, — сказал он сквозь зубы.

Солнечный Бобр пожал плечами.

— Она была твоей. Сейчас это моя рабыня. Он вытянул руку и сильно ударил Лэйси по лицу. Она пошатнулась, ее глаза наполнились слезами, когда она подняла руку к пылающей щеке.

Мэтт едва подавил злость, видя красный отпечаток руки на лице Лэйси.

Он убил бы Солнечного Бобра на месте, но сейчас ничего не мог сделать.

— Не подходи близко к белому человеку, — предупредил Солнечный Бобр. — Если ты это сделаешь, я его убью. Поняла?

— Поняла, — быстро ответила Лэйси.

Последний раз, взглянув на Мэтта, воин схватил ее за руку и потащил в свой вигвам.

…Группа детей собралась вокруг Мэтта. Он думал, что они когда-нибудь устанут играть с ним, но надежды оказались пустыми. Он был врагом, белым человеком, и они с удовольствием издевались над ним. Время от времени один из мальчиков вырывался вперед и ударял его по ноге или спине, подсчитывая удачный ход, а другие мальчики кричали от восхищения. Их удары почти не причиняли боли, но удар в самый предмет его гордости был ужасным. Как унизительно быть привязанным как бешеная собака, окруженным полураздетыми маленькими дикарями, которые издеваются над тобой! Когда, наконец, мальчики устали от своей игры и ушли, мысли Мэтта вернулись к Лэйси. Как она там? Он видел ее несколько раз с той ночи, когда Солнечный Бобр застал их вместе, и то на расстоянии. Она выглядела достаточно хорошо, но в этом нельзя было быть уверенным.

Ему хотелось знать, как обращаются с ней индианка и ее муж. Мысль о другом мужчине, прикоснувшемся к Лэйси, заставляла его кровь пульсировать и наполняла сердце бешеной яростью. Он был беспомощен, чтобы помочь ей. Эта мысль была самой ненавистной из всех.

* * *

Спустя три недели в лагерь апачей приехала группа воинов Киовас. В эту ночь был какой-то праздник с пением и танцами. Женщины подавали блюда, и когда мужчины наелись, один из воинов вынес бутыль из тыквы с тисвином, что, как узнала Лэйси, было разновидностью пива, изготовленного из растения мескаль.

Казалось, этой ночи не будет конца. Индейцы начали играть в азартные игры. Лэйси наблюдала из тени. По коже побежали мурашки от страха, когда она увидела, что один из воинов показывает на Мэтта.

Она собралась с духом, чтобы спросить у Солнечного Бобра, что случилось.

— Белого человека продали одному из Киовас, — сказал Солнечный Бобр резко, — его увозят утром. — Индеец пристально посмотрел на Лэйси. — Ты помнишь, что я говорил?

— Да, — ответила Лэйси, — помню.

Она легла в постель, свернулась под накидкой и тихо рыдала всю ночь.

На следующее утро она наблюдала с отчаянием, как Мэтта передали одному из индейских воинов Киовас. Мэтт отбивался из последних сил, когда его владелец пытался бросить его на спину лошади.

Лэйси прижала руки ко рту, чтобы сдержать крик. Четверо воинов Киовас внезапно напали на Мэтта и били его луками и копьями до тех пор, пока он не потерял сознание. Воины, смеясь, бросили Мэтта на спину лошади и связали руки и ноги вместе под ее животом.

Лэйси плакала весь день, сердце ныло от горя и одиночества. Быть рабыней в лагере апачей было ужасно, но, по крайней, мере, Мэтт был рядом. Хотя ей запрещали разговаривать с ним, его присутствие помогало вынести все лишения. А сейчас его не было, она осталась одна среди чужих людей.

Ветряная Женщина угрожала и ругала ее, и, в конце концов, несколько раз ударила Лэйси палкой, но девушка продолжала безудержно рыдать. Ее отца увели и Мэтт для нее тоже был потерян. Слишком много для такой юной девушки.

Лэйси плакала, пока внутри не стало пусто. Она почувствовала, что потеряла смысл жизни.

* * *

Мэтт осторожно осматривал окрестности, пока они ехали по дикой степи, благодарный, что его захватчики позволили сидеть прямо, когда он пришел в сознание. Лежать лицом вниз на спине лошади, должно быть, самое худшее из испытаний.

Он безуспешно пытался развязать веревки, связывающие его запястья, но добился только того, что руки стали кровоточить. Он задрожал, когда подул ветер с гор, про себя ругая индейцев, которые отказались дать ему рубашку и гамаши. Колючие кусты кололи ноги, когда его мучители нарочно проходили близко от покрытых шипами кустарников.

На второй день пути полил сильный дождь. Воины ехали, накрывшись мантиями из шкуры буйвола, в то время как Мэтт совсем закоченел от холода. Он готов был взорваться в любую минуту. Было холодно, хотелось есть, но больше всего он беспокоился о Лэйси.

Днем индейцы устроили привал в небольшом укрытии. Спрыгнув с лошадей, они сели рядом и стали грызть вяленое мясо, а Мэтт сидел под дождем со связанными за спиной руками. Он смотрел на своих врагов, молча проклиная их.

Наконец, один из воинов освободил ногу Мэтта и стащил его с лошади. Толкнув его на землю, индеец бросил кусок вяленого мяса в грязь. Если хочешь есть, то можешь есть с земли, как собака.

Мэтт жадно посмотрел на еду, но его аппетит боролся с гордостью. Он не ел два дня, но все же не мог заставить себя есть с земли. Ведь он не животное, черт возьми, человек.

Индейцы наблюдали за ним с удовольствием. У белого человека, оказывается, был характер. Жалко убивать его, хотя это должно было случиться, в конце концов. Человек с таким характером и мужеством не будет хорошим рабом. Рано или поздно он начнет возмущаться или попробует сбежать.

Мэтт присел на корточки, его глаза сверкали от ярости, когда он смотрел на индейцев. Он все время думал о Лэйси. Ей несладко приходилось в жизни, она много вынесла, пока искала своего отца, но она не привыкла к такой тяжелой работе и грубой жизни апачей. Сможет ли она приспособиться к их образу жизни? Сколько понадобится времени, чтобы сломать ее характер? Наконец какой-нибудь мерзавец из апачей возьмет ее в жены. Он тихо ругался при мысли о том, как другой мужчина овладеет ею. Это было невыносимо. Через несколько минут два воина схватили Мэтта за руки и бросили в седло. Он ударил ногой одного из индейцев, когда тот стал привязывать его ногу к стремени.

Это было глупо, и Мэтт сразу же пожалел об этом. Четверо индейцев сбросили его с лошади и стали избивать кулаками и ногами. Он застонал от боли, а индейцы наносили ему удар за ударом в лицо и живот. Кровь струилась по его лицу. Наконец они отпустили его.

Оскорбляя Мэтта на своем языке, апачи бросили его на лошадь и привязали ноги к стременам.

Мэтт с трудом держался в седле. Голова бессильно упала на грудь, тело болело от жестоких ударов. Он был весь в грязи и крови. Зачем он ударил этого индейца? Чертовски глупо. Он должен был делать то, что ему говорят, притворяться, что он смирился со своей участью. И тогда можно было попытаться бежать.

Вечером индейцы разбили лагерь.

Мэтт прижался к дереву, пытаясь как-то укрыться от ветра, который пронизывал его тело словно нож. Руки все еще были связаны у него за спиной, ноги, связанные в лодыжках, были крепко привязаны к дереву. Он не ел уже почти три дня, его мучила жажда. Он с тоской смотрел на костер, вокруг которого сидели индейцы, ели жареное кроличье мясо и запивали его водой из бурдюка.

Измученный ужасной жаждой, он припал к земле и стал жадно пить грязную воду из мелкой лужи около дерева. Вода была с песком, но он все равно пил. Воины показывали на него пальцами. Один из индейцев бросил ему кусок мяса, и Мэтт заставил себя наклониться вперед, взять его зубами и съесть. Гордость не наполнила бы его пустой желудок. Он не мог позволить себе ослабеть и заболеть из-за отсутствия пищи и воды. Он должен быть сильным. Нужно во что бы то ни стало остаться в живых. Ради Лэйси, если не ради себя самого.

Индейцы забавлялись, глядя, как белый человек ел в грязи и пил тухлую воду.

Они бросили ему еще один кусок мяса, затем еще один, и Мэтт все съел, глотая мясо вместе со своей гордостью, ведь гордость была роскошью, которую он сейчас не мог себе позволить.

Ночью индейцы грелись у костра, а он дрожал от холода в грязи, согреваясь только нарастающей ненавистью.

Через три дня они достигли лагеря киова. Это была маленькая деревня, расположенная между узкими стенами каньона. Он насчитал около двадцати вигвамов.

Женщины и дети выбежали, чтобы посмотреть на обнаженного белого человека в лохмотьях. Они оживленно болтали, собравшись вокруг Мэтта, показывали на него пальцами и весело смеялись.

Индеец, который променял три лошади на Мэтта, набросил веревку ему на шею и повел к маленькому вигваму в конце деревни. Привязав пленника к дереву, воин пошел в вигвам. Оставшись один, Мэтт опустился на землю и прислонился к дереву. Закрыв глаза, он заставил себя расслабиться. Нужно отдохнуть и собрать силы для того, что ожидало его впереди.

* * *

Лэйси свернулась калачиком на кровати и закрыла глаза. Она устала, так устала, что сон не приходил. Образ Мэтта стоял перед ее глазами. Он улыбался ей и уверял, что все будет хорошо. Где он сейчас? Может, его уже нет в живых… Почему жизнь так несправедлива? Сначала у нее отняли отца, а теперь Мэтта.

Лэйси было до боли жаль себя. Она выполняла всю работу индианки, та лишь ухаживала за своими детьми и встречалась с подругами, которые завидовали ей, потому что у нее была белая рабыня. Лэйси заставляли готовить пищу, ухаживать за маленьким огородом, стирать и штопать одежду, мыть грязные тряпки ребенка и убирать вигвам. «Это несправедливо», — подумала Лэйси, и заплакала, хотя плакать было пустой тратой времени.

Ей очень хотелось домой, но теперь у нее не было дома. Она мечтала о Мэтте, но его увели. Она все отдала бы за свободу, но она была пленницей. Отчаяние пригнуло ее плечи. «Нет никакой надежды, — мрачно подумала Лэйси, — совсем никакой». Лучшее, на что она может надеяться, — это то, что кто-нибудь из апачей женится на ней. По крайней мере, у нее будет свой вигвам и ребенок, которого она будет любить.

Эта мысль несколько успокоила ее. Ей хотелось иметь деревянный дом с плитой и белой печью. Она хотела, чтобы отцом ее детей был Мэтт, а не воин апачей, который никогда ее не поймет, и не будет любить, как Мэтт.

Уставясь в темноту, она даже не пыталась сдержать слезы.

Загрузка...