Рай в шалаше

Глава 30

Бретт умело завел плоскодонку в узкий приток реки Язу, который вел в Чикасоу-Бау. В юности он много охотился в здешних местах, и чем уже становилась река, тем увереннее он себя чувствовал. Все в этом мире, увитом побегами дикого винограда, казалось таким спокойным и мирным. Тишину лишь изредка нарушали уханье совы, рев аллигатора да хлопанье крыльев спугнутых им птиц.

Добравшись до отмели, Бретт отложил весла и вытащил со дна лодки шест.

Перед тем как отправиться в путь по реке, он внимательно осмотрел местность. Ему было нетрудно избежать встреч с янки, потому что он предпочитал держаться болот и дремучего леса, куда северяне опасались заходить без провожатых. Коди с легкостью продолжал путь и ночью, так как прекрасно ориентировался в Чикасоу-Бау. Он уже видел войско генерала Шермана, готовящееся пересечь реку Язу, чтобы отправиться в поход на Виксбург – Анджела оказалась права.

Бретт стал продвигаться вперед быстрее: у него оставалось мало времени.

Он передал письмо генералу Пембертону, но не был уверен, что оно дойдет. Усмехнувшись, Бретт вспомнил, что для этого ему пришлось напасть на часового. Он прыгнул на солдата сзади, пригрозил кинжалом, а затем вручил послание генералу и растворился в лесу. Издалека Бретт видел, как часовой помчался прочь, но не мог знать, увенчалась ли его попытка успехом.

Так что у Коди была лишь надежда на то, что перепуганный часовой отправится прямо в штаб и передаст послание в руки Пембертону.

Река становилась все уже, уступая место болоту. Бретт не видел никаких признаков жизни – очевидно, каджуны предпочитали попадать в свою деревню другой дорогой. Но Коди умышленно выбрал этот путь: в случае, если бы его заметили, он мог с легкостью скрыться от преследователей. К счастью, ему удалось добраться до места в темноте.

Бретт отправился в путь в день Рождества. Он успел стать свидетелем того, как взрывали железную дорогу. Можно не сомневаться в том, что Анджела тоже слышала грохот. Имей он время, непременно предпринял бы что-нибудь, но было уже поздно. Зато он еще мог предупредить конфедератов о намерениях Шермана.

Знакомый с местными джунглями с детства, Бретт знал, что здесь он должен быть готов к любым неожиданностям. К примеру, даже в зыбком предрассветном полумраке он мог с уверенностью сказать, что длинное бревно, застывшее перед лодкой на поверхности воды, на самом деле вовсе и не бревно, а затаившийся аллигатор. Бретт изо всех сил треснул его шестом по голове. Крокодил щелкнул огромной пастью, обнажив на миг острые зубы, а затем, махнув хвостом, уплыл куда-то – похоже, он был сыт, поэтому не хотел связываться с нападавшим.

В другое время Бретт непременно заметил бы человека, притаившегося за деревьями, но сейчас его внимание было направлено на аллигатора: тот может вернуться. Впрочем, не прошло и нескольких мгновений, как Коди снова был начеку и тут же заметил темную фигуру незнакомца. Он уже было приготовил кинжал, чтобы встретить врага, как вдруг человек на берегу позвал его:

– Гатор? Господи, неужели это ты, мой мальчик?

Узнав говорившего, Бретт усмехнулся.

– Бел Талуз! Ах ты, старая болотная крыса! Я-то думал, что ты давно умер! – радостно закричал он.

Подбоченившись, тот расхохотался.

– Да, как же! – пробасил Бел. – Я не из тех, кто бросает женщин на произвол судьбы. Но как случилось, что ты-то сумел выжить?

«Итак, я действительно дома», – подумал Бретт. Подведя плоскодонку к прибрежным кустам, он соскочил на берег, ухватившись за руку Бела.

– Друг, – торопливо заговорил он, – я бы с радостью потолковал с тобой о прежних временах, но у меня есть дело поважнее. Есть тут еще люди?

Бел Талуз сразу понял: что-то произошло. Он направился в глубь леса, сделав Бретту знак следовать за ним.

Новое поселение акадийцев было еще больше прежнего. Да и жили они не хуже: Бретт тут же приметил добротные дома на сваях, которые выглядели куда лучше полуразвалившихся хижин, служивших до этого жилищем каджунам.

Забрав детей, женщины увели их с собой, уступая мужчинам место у огня. Все каджуны помнили Гатора, но у него не было времени на воспоминания. Бретт сразу же перешел к делу, сообщив бывшим соседям, что янки идут на Виксбург и собираются пересечь Язу.

– Мы должны задержать их, – заявил он, – чтобы конфедераты успели подготовиться.

Бретт заметил, что каджуны обменялись недовольными взглядами – они явно не желали вмешиваться. Эти люди не имели рабов, поэтому их не волновало, к кому наниматься на работу – к янки или конфедератам.

Наконец слово взял Бел Талуз:

– Все это нас не касается, Гатор. Мы не хотим проливать кровь и умирать.

Бретт был готов к такому заявлению:

– Не сомневаюсь, Бел, что вы заговорите иначе, когда ваши дети будут плакать от голода и вы не сможете накормить их, потому что враги заберут всю пищу, а поля сожгут. Уж поверьте мне, – он обвел каджунов тяжелым взглядом, – вам не устоять, если Виксбург падет. Вашей спокойной жизни придет конец. Но у вас есть шанс защитить себя.

Каджуны стали перешептываться; наконец Бел прямо спросил у Гатора, на что тот намекает.

– Я знаю, в каком месте Шерман собирается перевести свои войска через Язу, – сообщил он. – Не будем ему препятствовать. Конфедераты, несомненно, окажут ему сопротивление, но им надо подготовиться, да и встретят они его дальше. В атаку Шерман пойдет первым, – продолжал рассуждать Бретт, – и споткнется здесь, в Чикасоу-Бау. Нам-то отлично известно, что тут есть всего два места, в которых можно с легкостью пересечь реку.

– Ну и?… – насторожился Бел.

Бретт обвел людей уверенным взглядом. На его губах заиграла улыбка.

– Мы покажем им, как, черт возьми, каджуны умеют драться. Мы перекроем одно из этих мест.

Собранного оружия оказалось немало – пистолеты, ружья, ножи и топоры. Подгоняемые Бреттом, все принялись наспех сооружать плоты, не забывая укладывать на них промасленные ветки.

Работа кипела весь день. Разведчики, посланные в расположение генерала Шермана, донесли, что колонна подошла к реке и собирается пересечь ее на рассвете. Несколько человек отправились в Виксбург, расположенный милях в восьми от Чикасоу-Бау, чтобы убедиться в том, как обстоят дела у южан. Вернувшись, они сообщили, что генерал Пембертон действительно продвигается навстречу Шерману, но делает это крайне медленно. Этого Бретт боялся больше всего: похоже, битва разразится в самом Чикасоу-Бау.

Сражение началось на рассвете двадцать восьмого декабря. В воздухе стоял запах серы; крики умирающих и раненых заглушались треском выстрелов. Враги бились на воде, зажатые с обеих сторон военными кораблями. Конфедераты пока держались, но Шерман делал настойчивые попытки прорваться сквозь лес – и тогда уже им не устоять.

Каджуны подвели свои плоты к самому узкому и наиболее опасному месту реки. Потом они подожгли их и пустили по течению. Пылающая преграда подплыла к броду и перекрыла дорогу неприятелю.

Нескольким янки все же удалось прорваться сквозь огонь. В стычках между ними и каджунами пуля попала в Бела. Коди потащил его в укрытие, где обнаружил, что тот лишь ранен. Зато двум другим каджунам не повезло: они погибли прямо на берегу.

Вдруг один из каджунов, забравшийся на дерево, неистово завопил:

– Мы тесним их! Янки отступают!

Бурные крики восторга вознеслись к небесам. Они смогли остановить Шермана! Однако Бретт сдержал ликование каджунов, заметив, что янки наверняка предпримут новую атаку.

Битва продолжалась всю ночь. Еще два дня генерал Шерман делал отчаянные попытки потеснить южан. Снова и снова его отбрасывали назад, а Бретту все время приходилось охлаждать пыл торжествующих друзей.

На третий день Шерман пошел в атаку при поддержке тяжелой артиллерии. Увидев, как каджуны падают под огнем неприятеля, Бретт с горечью подумал о потерях. Бел сообщил ему, что погибло уже двенадцать человек.

Наконец все было кончено. Отчаянная попытка северян провалилась, и генерал Шерман приказал своим войскам отступить. Радости не было границ!

– Шерман не покорился, – мрачно заметил Бретт, – а всего лишь отошел, чтобы собраться с силами и дождаться генерала Гранта. Он непременно вернется. Скорее всего это произойдет весной.

– Но мы будем готовы встретить его, – решительно проговорил Бел. Потом, положив руки Коди на плечи и проникновенно заглянув ему в глаза, добавил: – Спасибо тебе, друг. Ты помог нам понять, что мы не должны стоять в стороне.

– Боюсь, теперь уже никто не сможет стоять в стороне от этой войны, – пожал плечами Бретт, – нравится вам это или нет.

– Но ведь ты останешься с нами? – озадаченно спросил Бел.

Бретт ответил, что у него есть другие дела, но не стал вдаваться в подробности. Он был уже не рад, что решил принять участие в сражении. Он был так близок к смерти в эти два дня! Что стало бы с Анджелой, если бы он погиб? Ведь она так беспомощна! Видно, пришло время сделать то, что он должен был сделать уже давно: передать ее на попечение правительства конфедератов.

И уж только после этого он будет иметь право воевать!

А когда война окончится, он вернется к ней, и они вместе подумают о будущем.

– Наверняка дело в женщине, – поддразнил его Бел. – У Гатора появилась новая красотка.

– Нет, не новая, – усмехнулся Коди. – Скорее прежняя, только она не знает об этом.

Бел удивленно заморгал.

– Что-то я не понимаю тебя, – пробормотал он.

Бретт отвернулся, подумав, что Белу и не нужно ничего понимать.

Это произошло через несколько дней.

Сначала серебристый свет сменился грязновато-белым, тот вскоре стал розоватым, а потом пелена спала с глаз Анджелы, и, проснувшись, она увидела мир во всем его великолепии.

Не в силах пошевелиться, девушка лежала на кровати, осторожно переводя глаза с предмета на предмет; больше всего она боялась, что тьма снова вернется.

Но темная пелена не опускалась больше на ее глаза. Подождав немного, Анджела медленно встала с постели и вышла из комнаты. Она не могла сдержать радостного смеха и принялась разглядывать дом. Вдруг вспомнив, что она босиком и на ней надета всего лишь ночная рубашка, которую Бретт взял в каком-то шкафу, Анджела поспешила в свое убежище, чтобы одеться.

Натянув убогое платье, девушка выбежала во двор и, разведя руки в стороны, радостно заплясала, высоко подняв голову. Был первый день нового года. Несмотря на зиму, погода была необыкновенно теплой – ведь она находилась в Миссисипи, на Юге. И, хвала Господу, зрение вернулось к ней! Ах, как Анджеле хотелось, чтобы Бретт был рядом и разделил с ней ее радость!

Бретт…

Анджела замерла на месте, подумав, что теперь сможет наконец-то взглянуть в глаза любимого. Каков же он? Хотя… Ей очень хотелось увидеть Бретта, но она знала, что его внешность не имеет значения. Пусть даже он окажется самым безобразным существом, какое только можно вообразить, – она не станет любить его меньше. Ее сердце было навеки отдано ему, и теперь они вместе смогут строить планы на будущее.

Тут к ней подошел Руфус. Еще издалека заметив, что девушка как-то странно ведет себя, старик испугался.

Лишь когда Анджела рассказала ему необыкновенную новость, Руфус подошел поближе, заглянул ей прямо в глаза и воскликнул:

– Господи, радость-то какая! Слава Богу! Вы видите, мисс Анджела!

Прошло еще два дня. Анджела все больше волновалась за Коди. Днем она бродила по окрестностям особняка, наслаждаясь открывавшимся ее взору видом, а укладываясь спать, с радостью думала о том, что ночная темнота – временная и что утром она вновь увидит мир.

Уже темнело, когда взволнованный Руфус прибежал к ней, чтобы сообщить о скором прибытии Бретта, лодку которого он заметил с берега. Старик не сомневался в том, что это Бретт, потому что тот двигался очень осторожно, явно не желая быть замеченным с проплывающих мимо судов.

– Представляю себе, как он обрадуется, узнав, что вы прозрели! – закричал негр.

Анджела хотела выбрать какой-то особенный момент, чтобы сообщить любимому счастливую весть. Нет, она не побежит ему навстречу, пусть он сам догадается.

Это случится на рассвете, решила она. Анджеле хотелось, чтобы при первых лучах солнца он увидел, какой любовью сияют ее глаза! Ей будет трудно удержаться, но она дождется этого мгновения.

Догадавшись, что девушке хочется побыть с Бреттом наедине, старик попрощался и поспешно ушел из дома.

Анджела медленно спустилась к пристани, осторожно постукивая перед собой тростью, чтобы не споткнуться. Было так темно, что она в самом деле ничего не видела. Услышав, как лодка ударилась бортом о деревянную балку, девушка тихо спросила:

– Бретт, это ты?

– Анджела, родная, что ты здесь делаешь? – Соскочив на берег, Бретт крепко сжал ее в объятиях. – Господи, как же я по тебе соскучился…

– А я… я чуть не обезумела от беспокойства, – прижимаясь к нему, прошептала она. – С тобой и правда все в порядке?

Заверив ее, что дело закончилось благополучно, Бретт взял Анджелу за руку и повел ее к дому.

– Я все расскажу тебе, не тревожься.

Анджела продолжала притворяться слепой. Они сели, и после страстного поцелуя Бретт стал пересказывать события последних дней.

– Слава Богу, – проговорила Анджела, когда узнала, что федералы были вынуждены отступить. – А что будет дальше? – Она улыбнулась, решив, что теперь они могут мечтать о чем угодно. Однако Бретт не ответил, и она поняла, что по какой-то причине он не хочет говорить на эту тему.

– Мы подумаем об этом утром, любимая, потому что сейчас я хочу тебя. Прямо здесь. – Он почти грубо привлек девушку к себе.

Груди Анджелы прижались к его груди, а его восставшая плоть прижималась к ее лону. Бретт властно поцеловал полураскрытые губы и, расстегнув пуговицы платья, принялся осыпать трепещущую грудь подруги горячими поцелуями.

Желание опалило Анджелу. Забыв о стыдливости, она стала молить Бретта поскорее взять ее.

Бретт еще сильнее прижался к ней и припал к ее губам страстным поцелуем, сулящим им обоим невиданную радость. Весь мир перестал существовать для них. Движения Бретта становились все стремительнее, и вот наконец Анджела громко закричала под ним, ее тело затрепетало от страсти. К сладостным стонам Анджелы присоединился громкий рык Бретта Коди, которого захлестнула волна наслаждения.

– Анджела, как я люблю тебя! – задыхаясь, проговорил Бретт, переворачиваясь на спину, но не отпуская ее. – Дорогая, я надеюсь, что весной мы сможем заниматься любовью прямо на траве. Неподалеку отсюда есть чудный склон, который зарастет пестрыми цветами, как только потеплеет. – Он потерся носом о ее подбородок. – Ангел мой, я жду не дождусь весны. Когда я занимаюсь с тобой любовью, мне кажется, что я нахожусь в раю, полном милых полевых цветов. – С этими словами Бретт закрыл глаза. Усталость взяла свое – он уснул.

Анджела тоже задремала, ей было так уютно, так спокойно в его объятиях.

Проснувшись, она резко села в постели. Прохладный ветерок, дующий с реки, быстро развеял ее сон. Но на сей раз девушку поднял не какой-то шум, как это случалось раньше, нет, ее встревожило что-то другое… Последние слова Бретта, которые он произнес перед тем как уснуть.

Ей опять привиделся тот же ночной кошмар. Вот она стоит на коленях перед истекающим кровью отцом, и он пытается что-то сказать ей… Да! Так и есть! Только сейчас память не подвела ее, и она вспомнила слова Элтона.

Полевые цветы!

Да, он сказал что-то о полевых цветах.

Следом другое воспоминание всплыло на поверхность ее сознания.

…В тот день они ходили с отцом в усыпальницу ее матери. И отец увидел, что на склепе, с той стороны, где внутри стоял саркофаг с гробом Твайлы, из каменной кладки пробились робкие побеги полевых цветов. «Сама Смерть уступила дорогу Жизни», – заметил он тогда.

И тут Анджела поняла, что отец хотел сказать ей, перед тем как испустил последний вдох. Злополучные пластины для печатания денег спрятаны в семейном склепе!

Небо озарилось первыми лучами восходящего солнца. Девушка взволнованно повернулась к Бретту, спавшему на боку, спиной к ней, и осторожно потрясла его за плечо, желая тут же поведать ему сразу о двух чудесах.

Пробормотав что-то, он перевернулся на спину, но так и не проснулся.

Анджела едва сдержала крик изумления.

Сердце ее забилось с неистовой силой, дыхание перехватило. Перед ней лежал Гатор!