Разрисую красками любовь

Эпилог

Плотнее закутавшись в ветровку Николая Васильевича, Макар застегнул верхнюю пуговицу на курточке Жени. Еще не хватало, чтобы тот простудился от холода и тумана, нависшего над рекой. Сын во что бы то ни стало хотел научить отца удить рыбу, и Макар с интересом прислушивался к тихому мальчишескому щебету.

А ведь спать хотелось ужасно. Приходилось то и дело скрывать за ладонью зевки, чтобы Женя не подумал, что Макару неинтересно. Не выспался он не только потому, что встал в пять утра. Все дело в том, что лег он только в два часа ночи.

Макар отправился в Джулии Рудольфовне, чтобы поинтересоваться, почему она сделала то, что сделала, но оказался свидетелем спектакля, равного которому не видел ни разу в жизни. Это был настоящий кошмар.

Удивление от того, что внук явился без предупреждения, быстро сменилось яростью, что тот остановился не в бабушкином доме. Кем его только не называли: несмышленышем, обманутым ослом, неблагодарным дурачиной, подкаблучником — и это самые приличные из выражений.

Макар не стал отвечать на явную провокацию, лишь посочувствовал ученикам, которым не повезло учиться в школе, которой эта женщина руководила много лет. А что пришлось выслушивать от нее Арине, мужчина боялся даже представить. В детстве и юности он не обращал внимания на бабушкины бзики, потому что всегда оказывался чем-то занятым, да и на глаза той старался не попадать. А еще приезжал слишком редко и ненадолго, чтобы понять — таким, как Джулия Рудольфовна, необходимо запретить воспитывать детей.

Отец редко говорил с сыном о своей матери, но порой, еще будучи школьником, Макар слышал, как в разговоре родителей проскальзывало странное выражение: «Юлька, Юлька». Лишь во время серьезного обсуждения судьбы внука Валерий проговорился, что именно так любил называть жену его отец — дед Макара, которого бабушка выгнала из дома. Именно бывшего мужа она считала ответственным за то, что так и осталась учительствовать в Любашевке, когда должна была покорять мир. Тот работал в поселковой больнице и не хотел оставлять своих пациентов. Но упрямая женщина изводила его вначале жалобами, а затем — насмешками. Дед Макара, которого он едва помнил, навсегда покинул семью, и теперь жил за границей. Только сейчас стало понятным, почему после развода тот никогда не разговаривал с внуками. Бабушка запретила ему это. А потом у мужчины появилась новая семья, и новые заботы. Только раз в году, в день рождения сына, он звонил ему, чтобы поинтересоваться, как все они живут. Еще одна жертва Джулии Рудольфовны.

Выслушав гневную тираду, Макар спросил об одном: почему бабушка солгала о Жене. Только слепой не заметит, что мальчик — Барабаш. Джулия Рудольфовна остановилась посреди комнаты, в гротескной позе, бледная, с искаженным от гнева морщинистым лицом, и дрожащим голосом заявила:

— Никогда. Никогда у меня не будет общих с Анькой правнуков.

Макар вспомнил, что именно так звали бабушку Арины, и ужаснулся силе женской ненависти.

— Но ребенок не виноват! Он — наша кровинка. И этого не изменить!

Джулия Рудольфовна замотала головой так сильно, что уложенные седые волосы разметались по голове, и бабушка стала выглядеть еще страшнее. Макару стало не по себе.

— Все можно, если очень захотеть. Брось ее, уезжай. Негодница соблазнила тебя, я знаю. Как когда-то ее бабка соблазнила Колю. Моего Коленьку. Только моего. Я уверена, что в другой жизни…

Макар больше не мог смотреть на все это, и слушать тоже. Он ушел, но еще какое-то время бродил темными улицами. Вспомнил, что не поинтересовался деньгами, которые отец пересылал Арине, и которые по праву принадлежали его сыну, но возвращаться не стал. И не планировал. Макар сумеет обеспечить свою семью без замаранных ненавистью купюр.

— Папа, смотри! Клюет!

— Вижу.

Поплавок его удочки на самом деле дергался, и довольно сильно. Макар сосредоточился на рыбалке, выбросив из головы неприятную встречу. Осторожно потянул, подсек, а затем быстро дернул удочкой. На крючке трепыхалась серебристая рыбешка.

— Ты поймал! Поймал! — Когда средних размеров рыбка оказалась в ведре, а Макар все еще улыбался от неожиданного, общего счастья, мальчик повис на шее отца со словами:

— Па, ты нас больше не оставишь так надолго? Я познакомлю тебя с друзьями.

Еще мгновение назад радостные глаза вдруг стали тревожными. Макар погладил разрумянившиеся щечки.

— Обещаю, что постараюсь быть рядом так часто, как только смогу. Понимаешь, у взрослых бывают командировки. День, два…

— Это не страшно. Это я понимаю. Ты же будешь мне звонить?

— Буду. Мы же семья.

Мальчик обнял его и прошептал очень тихо:

— Я тебя люблю. И мама тоже. Ты только меня не выдавай, ладно?

— Обещаю.

— Она иногда плакала ночью, когда думала, что я сплю. Но ведь ты не хотел ее обидеть, правда?

Макар поднял сына, встав на ноги.

— Не хотел. И не обижу больше. Слово даю.

— Хорошо, — Женя кивнул и устроил головку на мужском плече.

Ариша стояла и смотрела на мужчину с мальчиком на руках — самых дорогих для нее людей. Самых важных. Значимых. Любимых.

Она не плакала. Улыбалась. Поскольку знала, что бы ни случилось теперь, они все преодолеют вместе. Женщина поняла главное — только любящий человек мог сделать то, что совершил Макар. Никто, больше никто не сумеет убедить ее в противоположном. Даже сам Макар, если неожиданно решит, что так для нее лучше. Арину не смущали все эти противоречия, она разобралась с ними вчера и добавила парочку весомых аргументов уже сегодня, когда увидела рядом — отца и сына — на их с Макаром месте.

Она изменила традиции и не стала ждать утра. Приехала ночным поездом, после того, как дед сказал, что Макар увиделся с Женей. До дома шла пешком, чтобы подготовиться к встрече. Придумывала, что скажет и сделает. И не застала дома.

Она точно знала, где искать дорогих ее сердцу рыбаков. Картинка, которую Арина застала, сама просилась на полотно. Но пока Арина лишь достала телефон и запечатлела парочку.

Ступая очень тихо, подошла к ним со спины. Хотела обнять сразу обоих, но вдруг передумала. Решила сначала поговорить. Макар еще не в курсе, что ей известно все. А еще…

— Мама!

Женя потянулся к ней и обнял второй рукой. Они оказались лицом к лицу, и Арина не сумела сдержать счастливую улыбку: столько искреннего чувства светилось в глазах Макара, столько радости было на красивом лице.

Как же ей хотелось его поцеловать! Но Арина коснулась губами лишь детской щеки.

— Вот, приехала. Не ждали?

— Очень ждали. Правда, папа?

Сердце замерло…

— Правда, сын.

…и пустилось вскачь. А Женя уже отвлекся.

— Мы про удочки забыли! — и бросился к ним, оставив взрослых наедине.

Арина взглянула на Макара и поняла, что он встревожен, хоть и молчит, не спрашивает. Видимо, что-то понял по ее лицу. Она огляделась.

— Неужели, все то же бревно? Надо же. Присядем?

Макар кивнул, снял ветровку и постелил ее на влажный от тумана ствол. Ариша устроилась поудобнее и постучала ладонью рядом с собой. Макар сел. А потом вдруг обнял ее. Собственнически так, но заботливо. И Ариша доверчиво прижалась головой к его плечу.

— Удобно?

Она кивнула в ответ. Помолчала, а затем начала:

— Ты уверен?

— В чем?

— Мне все известно, Макар. — И чтобы он понял, добавила. — Об Антоне. Клара проговорилась.

Арина чувствовала, как напряглось сильное тело, а потом теплая рука легла на ее голову.

— Не думай об Антоне. Не было его. Я — Женькин отец, и этого не изменить, и не оспорить. Не откажусь никогда. И от тебя не откажусь. Потому что…

— Почему? — ей как-то удалось это вымолвить. А ведь обещала себе не плакать.

— В моей жизни больше нет никого более важного, чем ты и Женя. И не будет. Я себя знаю. Веришь?

— Верю. Скажи еще.

Макар слегка отстранился, чтобы взять в ладони ее лицо. Поцеловал веки, кончик носа, а потом губы.

Так горячо! Так сладко!

— Люблю тебя, моя Аринушка. Век любить буду. Ты это услышать хотела?

Слезы катились, и катились, и Макар вытирал их пальцами, осушал губами. Арина вдруг улыбнулась.

— Еще бы малиновка запела.

Макар снова ее поцеловал. Они оторвались друг от друга лишь тогда, когда их сын завопил:

— Мама, папа, посмотрите: я карася поймал!

Настал день их венчания. Когда утром пошел первый в этом году снег, и вся Любашевка нарядилась в такой же белоснежный наряд, какой сейчас красовался на Арине, Ираида Силантьевна промокнула платочком глаза и заявила, что это — к счастью.

Для Арины же погода не имела никакого значения. Важно, что в этот чудесный момент рядом с ней и Макаром в небольшой местной церквушке стояли важные для них люди: Женя, дед, учительница рисования, Валерий с Наташей и двумя младшими детьми и, конечно же, Стелла Семеновна. Она прибыла в поселок в темно-зеленом костюме с норковым воротником и кокетливой шляпке с пером.

Чтобы не вызывать лишнего ажиотажа, больше никого не звали.

Они сдали проект Орехову, получили вознаграждение и уволились. Джулия Рудольфовна, к счастью, продолжала избегать их всех. Конечно, не ради спокойствия родных, но с этим приходилось мириться. В таком возрасте не меняются. Антона не приглашали по понятным причинам.

Как-то по дороге в магазин Арина встретила бывшую школьную подругу, и та снова попыталась ее оскорблять, но девушка спокойно заявила провокаторше, что это она, Клара, ошиблась, когда следила за парнем, считая его Антоном. Ибо это был Макар. В ответ на ругань обозленной женщины и ее доводы, девушка добавила, что Антон слишком боялся, что ему навяжут сына, поэтому и попросил любовницу об услуге. Благо, что к тому времени Наташа уже просветила невестку насчет планов пасынка и его подружки. Теперь, когда Клара и сама сомневалась в том, что видела и слышала, Арина надеялась, что больше никто не посмеет потревожить ее сына. Важный, в новом сером костюме-тройке, Женя стоял рядом с отцом и держал в руке коробочку с ее первым в жизни обручальным кольцом.

Она снова посмотрела на мужа и не сумелаа скрыть довольное смущение.

Вчера любимый подбил Арину на настоящее приключение: затащил в школу, чтобы она навсегда заменила старые воспоминания новыми. Это оказалось захватывающе.

И вот обеты даны, кольцо искрится на пальце, но еще ярче сияет улыбка на лице мужа. Раз ее Макар счастлив, то и она — самая счастливая женщина на свете.

Жизнь заиграла новыми красками, такими же яркими, как на любимой Аришиной картине, написанной в лето их знакомства. Памятное полотно теперь красовалось над их общей кроватью. Арина верила, что оно приносит счастье. Пусть не сразу, но зато навсегда.