Паша
Я отчаянно хотел подойти к Юле, но не решался, лишь издалека наблюдал за ней, как последний трус прячась от ее взгляда. Она была великолепна! Грудь сдавливало от того, как выглядела она в черном коктейльном платье с корсетом и пышной юбкой по колено. Ткань искрилась серебристыми блестками в свете софитов, когда моя бывшая жена двигалась. Ее ярко-рыжие волосы были уложены в высокую прическу, легкий пучок, из которого будто случайно выступало несколько завитых прядей, обрамляя лицо.
Вокруг находились десятки гостей, приглашенных на благотворительный вечер: медийные личности, бизнесмены, инвесторы и деятели культуры. Все пришли сюда сегодня, чтобы собрать крупную сумму, которая пойдет на борьбу с детской онкологией. Наша компания всегда принимала активное участие в благотворительности, и этот год не стал исключением. Однако сейчас все эти люди казались мне несущественным фоном. Я смотрел только на Юлю.
В ней что-то поменялось, но я не мог определить, что именно. Нечто мимолетное, как будто несущественное, но одновременно очень важное. Она так мягко двигалась, плавно, будто лебедушка. Не замечал раньше в ней этого. Юля как будто слегка поправилась, но это только шло ей, потому что она всегда была очень худенькой, а теперь появились формы, от вида которых выть хотелось, что не могу к ней прикоснуться.
Она и раньше была красива, но сейчас от нее будто во все стороны расходилась невидимая глазу аура уюта. Может быть, мне так только казалось, потому что я безумно соскучился по ней. Хотелось подойти к ней, обнять, подхватить на руки и унести с этого вечера, просто спрятать от всех, чтобы самому любоваться, трогать, ласкать, любить… Я думал, что чувства немного приглушила разлука. Но, видя Юлю, окруженную другими людьми, не мог сдержать бешеного сердцебиения.
Все эти месяцы в разлуке, пока я занимался наследством и заключением сделок для открытия новых филиалов, тосковал по Юле. Старался отвлекаться, но это не всегда получалось. А теперь, увидев ее, понял, что тоска достигла апогея. Вот эта девушка, по которой я схожу с ума, совсем близко, а я не могу подойти к ней и по-хозяйски приобнять за талию. Не могу пригласить на танец, не могу поцеловать даже в щеку. Невыносимое чувство!
Хватит, Паша! Соберись! Ты жил как-то без нее, и сможешь жить и дальше. Сначала будет трудно, но с каждым годом будет становиться все проще и легче думать о ней только как о бизнес-партнере.
Успокаивал себя как мог, только это не особо помогало. Между тем у меня были вопросы первостепенной важности. Как только прилетел, тут же написал Вете. Мы так и не сделали анализ на отцовство, и это меня угнетало. Из-за вынужденного отъезда Веты, а потом и моего мы не смогли встретиться. Эта беременность совсем не вписывалась в мою жизнь. И хотя я обещал, что больше не дам Вете ни копейки, пока не узнаю, мой ли это ребенок, все же регулярно отправлял ей деньги. Не мог иначе. А вдруг я не прав? Вдруг догадки, что я просто не мог изменить Юле, неверны? Да, я ей этого никак не докажу. Но мне важно было знать самому.
Однако я по-прежнему не мог понять, что не так с моими воспоминаниями. Мозг как будто блокировал часть событий от меня самого. Я был почти уверен, что упускаю из виду нечто очень важное, какую-то деталь, которая помогла бы понять, увидеть всю картину целиком.
Бал проходил прямо в актовом зале центра эндопротезирования. Бауфман лично организовывал благотворительный вечер. Я прекрасно его понимал, одним выстрелом он убивал двух зайцев: помогал детям и делал отличную рекламу клинике. Пригласили кучу прессы, я видел камеры и журналистов с микрофонами. Они подходили то к одному, то к другому гостю. Заметил, что они приблизились и к Юле. Та лучезарно им улыбалась и что-то рассказывала на камеру. Я знал, что она не любит общаться с незнакомыми людьми, но со стороны об этом и не скажешь. Так ею залюбовался, что упустил момент, когда она закончила говорить и обвела зал взглядом, наткнувшись им на меня.
Я встрепенулся и попытался сделать вид, что только что пришел. Поправил бабочку и собирался идти к ней, когда понял, что она сама, кивнув журналистам, направилась в мою сторону. Душа ушла в пятки. Хотелось бежать, словно маленькому мальчику. Куда угодно, лишь бы подальше от ее взгляда!
Юля
Я пришла раньше Паши. Вечер был организован великолепно. Нечасто в своей жизни я посещала такие мероприятия, хотя отчим брал меня и маму несколько раз на благотворительные балы. Но сейчас все было по-другому. Я пришла одна. А деловой партнер и по совместительству бывший муж куда-то запропастился!
К счастью, скучать не пришлось. Сначала меня встретил хозяин вечера. Мы с Бауфманом поговорили, не о делах, этого и так у нас было с избытком. Мы часто с ним созванивались. Нет, мы побеседовали о каких-то ничего не значащих вещах, потом ко мне подошли другие знакомые по работе. Сказать по правде, здесь оказалось много тех, с которыми я так или иначе уже контактировала. И все же я искала в толпе глазами Пашу и не находила, от этого ощущая себя неуютно.
А потом ко мне подошли журналисты, на пару минут я отвлеклась, а когда мы закончили разговор на камеру, я наконец его увидела. Сердце ушло в пятки, а меня всю словно кипятком обдали. Почувствовала головокружение, которое уже давно меня не беспокоило. Старалась не показывать виду, что он настолько волнует меня. Невозможно так относиться к человеку. Нельзя любить предателя. И я никогда ему в этом не признаюсь, но, господи, как же трудно снова видеть его и знать, что он чужой!
На подгибающихся коленях все же пошла к нему, стараясь держать выражение лица спокойным и благодушным. Мой вариант маски, за которую я прячусь, чтобы не показывать, когда меня что-то волнует.
Я огибала танцующие пары и официантов, которые разносили подносы с напитками. Диджей крутил какую-то классику в современной обработке, которая идеально подходила к здешней обстановке.
Паша, видя, что я к нему направляюсь, поправил бабочку. Движение показалось мне неосознанным, как будто он хотел оттянуть ворот рубашки, но в последний момент одернул себя.
— Привет, — подошла я и улыбнулась только уголками губ.
— Привет, — сказал Паша, внимательно вглядываясь в мое лицо.
Сегодня мне сделали яркий вечерний макияж под стать платью, особенно выделялись глаза — смоки айс. Было очень непривычно видеть свое отражение в зеркале. С таким макияжем точно нельзя плакать, иначе стану пандой. Но я уже давно не рыдала так, как в первые недели после нашего расставания. Порой просыпалась в слезах, во сне не могла себя контролировать, а вот во время бодрствования — вполне. Он больше не увидит моих слез. Никогда. Хватит из-за него реветь.
— Ты выглядишь… — Паша набрал в грудь больше воздуха и покачал головой.
У меня от этого екнуло сердце. Что-то читалось в его взгляде такое… Даже раньше, когда мы были вместе, он не смотрел на меня так… так… Я решительно не могла подобрать слов этому выражению лица. В нем читалось все: от немого обожания до вожделения. Павел смотрел на меня не как на женщину, а как на статую, предмет искусства, дорогую картину, которая ему никогда не достанется.
— Как?.. — еле выдавила из себя.
Он снова дернул плечами.
— Очень красивая. — Бывший муж опустил взгляд, а потом вдруг посмотрел на меня пронзительно, исподлобья, одновременно шагнув ближе и оказавшись совсем рядом — руку протяни. И он протянул. — Потанцуешь со мной?
Что-то в его тоне прозвучало такое, что я не посмела отказать. Только кивнула, боясь, что голос не послушается.
Паша сократил оставшееся расстояние между нами и мягко взял меня за талию. Я ощутила его новый мягкий аромат с нотками ванили и табака, такой уютный и очень ему подходящий, и одновременно теплый запах его кожи. Чуть не застонала, но вовремя сдержалась, сжав губы в тонкую линию. Зачем я согласилась? К чему эта пытка? Для чего он пригласил? Почему смотрит так, как будто думает, что между нами еще не все потеряно? Чашка разбита. Осколки не собрать. Кончено. Пустое.
Вдыхая любимый запах его тела, я положила руки ему на плечи, став еще ближе. Не могла поднять глаза. Вокруг все исчезло. Если в зале и остались люди, то я их не замечала. Никого не было, только мы и музыка. Не осознавая, что делаю, прижалась крепче и положила щеку на его смокинг, Паша тихо застонал и тоже сильнее сжал руки. Мы почти не двигались, лишь едва переставляя ноги, только делая вид, что танцуем. На самом деле мы просто растворялись друг в друге, как будто в один стакан кто-то наливал две разные газировки. Мы переплетались корнями, как два дерева, стоящие рядом. Как глупо. Как безнадежно.
— Моя девочка, — прошептал он еле слышно. — Моя Юленька…
— Зачем ты говоришь это? — так же шепотом спросила я. — Зачем, Паш? Не твоя, не твоя… Уже давно не твоя. И никогда твоей не буду.
— Знаю, ты не простишь, но любить себя не запретишь.
— Черт тебя побери, — выдохнула я, посмотрев в его глаза, ощущая, как в глубине меня собираются слезы, но я не собиралась давать им выход. — Зачем ты вернулся?..
Это, конечно, был риторический вопрос. Здесь же его дом. Его мама, его фирма.
Паша посмотрел на меня очень серьезно и тихо спросил:
— Хочешь, чтобы я уехал навсегда? Скажи, и я уеду. Если я не буду тебя видеть, жить станет легче. Мы сможем работать как все эти месяцы — на расстоянии. Хочешь? Одно твое слово, и я уеду.
Я смотрела в любимые глаза и уже почти готова была сказать, что хочу этого, но… язык не повернулся. Отвела взгляд, чтобы привести мысли в порядок, бессознательно оглядела зал и дернулась, передав этот импульс Паше. Он встрепенулся от моего движения и посмотрел в ту же сторону, что и я.
Метрах в трех от нас стояла моя бывшая подруга. Вета буквально сверлила нас взглядом. Наверное, если бы она умела убивать глазами, мы оба уже пали бы замертво.
Ее внешний вид совсем не соответствовал обстановке. На ней были джинсы и свободная белая футболка, которая, впрочем, уже не могла скрыть большой живот, а сверху теплая флисовая рубашка нараспашку. Волосы девушка собрала в небрежный пучок. Лицо без грамма косметики выглядело очень бледным. За эти месяцы, что мы не виделись, Вета сильно поменялась. Видимо, беременность протекала тяжело.
Но что она здесь забыла? Почему каждый раз, когда я делала шаг навстречу Паше, тут же возникала Вета? Она словно какой-то цербер охраняла его, а ведь, насколько я знала, между ними так ничего и не сложилось.
Я отстранилась от Паши и с непонимающим видом на него уставилась. Но, судя по его лицу, он пребывал в таком же недоумении. Вета снова ворвалась к нам без спроса и разрушила то волшебство, которое только что витало вокруг. Да, от него становилось больно, но оно было такое сладкое, желанное. А теперь морок пропал. Наваждение исчезло. Я смотрела на этих двоих и как будто снова видела их в одной постели. И от этого хотелось броситься вон, сбежать, оставить все наконец в прошлом, черт бы их побрал!
— Что ты здесь делаешь? — первым сообразил задать интересующий нас обоих вопрос мой бывший муж.
Вета криво улыбнулась одной стороной лица.
— Да вот, на благотворительный вечер пришла.
Я оглянулась в поисках охранников. Насколько я знала, пускали только по приглашениям, и вряд ли у Веты оно имелось. Уж больно она не вписывалась в обстановку.
— Как ты прошла? — не понял Паша. Видимо, он подумал о том же, о чем и я.
— Какое это имеет значение? — Девушка скривилась, но неосознанно посмотрела в сторону, противоположную от той двери, через которую вошла я. Приглядевшись, в приглушенном свете заметила дверь. Все ясно, значит, служебный вход.
— Никакого, — отрезал Паша, — имеет значение только то, что тебя здесь вообще быть не должно.
— Ну да, конечно, — засмеялась Вета. — Это ведь мероприятие для избранных! — Она странно говорила и чуть пошатывалась. Я не могла понять, что в ее поведении меня смущает. — Куда же нам, простым смертным, до ВИП-персон!
Бывшая подруга говорила довольно громко, на нас покосились несколько гостей, которые находились ближе всего.
— Вета, уходи, встретимся завтра, я заеду за тобой, чтобы поехать в клинику, — твердо сказал Павел, проигнорировав ее последнюю реплику, а потом посмотрел на меня и добавил: — Мы едем сдавать кровь для анализа ДНК.
Я дернула плечами.
— Мог не объяснять, мне нет до этого дела.
— Какая ты смешная, подруга, и такая жалкая, — глупо захихикала Вета. — Он сделал ребеночка на стороне, а ты танцуешь с ним, как ни в чем не бывало.
— Замолчи! — шикнул на нее Паша и шагнул к ней. Музыка, конечно, заглушала наш разговор, но ближайшие гости уже заинтересованно косились в нашу сторону.
— А что ты мне сделаешь? — Вета шмыгнула носом. — А вот я могу-у-у! — Она обернулась в сторону журналистов, которые говорили с очередным гостем. — Хороший будет повод для прессы узнать, что господин Сорокин, гендиректор крупной компании, еще и неверный муж, и человек, отказавшийся от своего ребенка.
— Паша! — Я встревоженно посмотрела на бывшего. — Нам нужно ее отсюда увести.
В одном Вета была права: если до журналистов дойдет слух об этом, скандал разразится неслабый. Говорят, что черный пиар — тоже пиар, но меньше всего я хотела такой рекламы для нашей фирмы.
Сделала несколько шагов к незваной гостье и вдруг в мозгу щелкнуло, я поняла, почему она так себя ведет. Не подумала об этом раньше из-за ее положения, но все в ней говорило о том, что она… пьяна!
— Вета, — пораженно уставилась на нее. — Ты что, пила?
Я не могла поверить в это, но, когда подошла на расстояние двух шагов, почувствовала запах, который невозможно перепутать ни с чем.
— Тебе-то какое дело? — зыркнула на меня подруга.
Паша в два шага оказался около нее и впился рукой в ее локоть.
— Ай! — захныкала Вета. — Больно же!
— Ты в своем уме? — зашипел мой бывший муж. — Что творишь?!
— У вас какие-то проблемы? — раздался за моей спиной голос Бауфмана.
От этого я даже подпрыгнула и испуганно посмотрела на организатора вечера.
— Нет, Дмитрий Эдуардович, — спокойно отозвался Павел, но в голосе его звучали металлические нотки. — Однако нам не помешало бы тихое место, где можно спокойно поговорить.
Бауфман не задавал никаких вопросов, за это я была ему очень благодарна. Он лишь покосился в сторону прессы. Никто из нас не желал выносить конфликты на всеобщее обозрение. Директор клиники протезирования кивнул и жестом указал следовать за ним.
Паша повел Вету вперед, но она заупрямилась.
— Куда ты меня тащишь? — пискнула она и попыталась затормозить, но я подхватила ее под локоть с другой стороны и, не слушая возражений, поволокла вслед за нашим провожатым.
Вдвоем мы довольно легко вывели ее из зала. Вета не очень хорошо держалась на ногах, ее покачивало. Бауфман провел нас по коридору и открыл одну из дверей.
— Здесь вам никто не помешает, — сказал он, еще раз окинув нашу троицу взглядом, и вышел.
Наверное, потом нам с Пашей придется объясниться с ним, но пока самое главное, что мы увели возмутительницу спокойствия подальше от других гостей и, что важнее всего, от журналистов
Я отпустила Вету и быстро огляделась. Это было нечто вроде комнаты отдыха. Возможно, здесь проводил свободное время персонал клиники, потому что в помещении стояло несколько кресел, диван, кушетка и столик, а еще микроволновка и чайник.
Паша же не отцепился от нее, пока не подвел к креслу, и легко толкнул мою бывшую подругу в него. Она безвольно упала на мягкое сидение.
— Какого черта, Вета?! — возвышался он над ней, будто скала. Мне даже стало от этого не по себе.
— Я, пожалуй, пойду, — тихо сказала я и попятилась к выходу.
— Нет, останься! — не глядя на меня, кинул он. И было что-то такое в его тоне, чему я не посмела перечить. Его голос будто прибил меня к полу. — Мы все выясним раз и навсегда прямо здесь и сейчас, — он говорил, не отрывая взгляда от Веты, которая смотрела на него затравленным зверем. — Жалею, что не сделал этого сразу и допустил весь этот бардак. Но у меня было много времени подумать об этой ситуации.
Паша
— Но прежде всего я хотел бы знать, что за повод у тебя был напиться? — Снаружи я старался сохранять спокойствие, но внутри буквально весь кипел. Какое право она имеет рисковать здоровьем ребенка?!
— Повод? — переспросила Вета, и взгляд ее из испуганного стал насмешливым. — Думаешь, для этого нужен повод?
— Я никогда не видела, чтобы ты выпивала больше бокала или двух, — настороженно подала голос Юля. — А сейчас на ногах еле держишься.
— Не видела, — усмехнулась девушка. — Не видела или не хотела замечать?
— О чем ты говоришь? — Кажется, Юля действительно не могла понять, что имеет в виду ее бывшая подруга.
— О том, дорогая, — Вета произнесла это с издевкой, — что, если чего ты и не видела, так это меня трезвую!
Я нахмурился и посмотрел на Юлю, та стояла в оцепенении, будто о чем-то думала или вспоминала.
— Все эти твои постоянные супермятные жвачки и леденцы… — только и смогла она выдавить из себя. — Боже мой, Вета… ты все это время… А как же ребенок?
На лице моей бывшей жены отразился чистый ужас, и я был с ней солидарен.
— Ты должна была лечиться, должна была попросить о помощи, — смотрел на нее, еле сдерживаясь, чтобы не наорать.
— О помощи?! — Вета встрепенулись и с некоторым трудом, но поднялась из кресла, мне пришлось отойти на пару шагов, чтобы дать ей место. — О помощи?! У тебя? Или, может, у нее? — девушка метнула гневный взгляд на Юлю. — Не нужны мне ваши подачки! И ребенка ты не увидишь! И анализы я сдавать никакие не собираюсь!
Вета решительно направилась в сторону двери, но я не собирался отпускать ее в таком состоянии. Преградил путь и скрестил руки под грудью, дав понять этим движением, что мимо меня она не пройдет.
— Собираешься, еще как, — спокойно хмыкнул я.
— Ты мне не указ! — разъяренно воскликнула девушка. — Я не твоя жена, чтобы ты мне мог что-то приказать!
Юля смотрела на этот спектакль, и я мог только догадываться, насколько ей было тяжело все это переносить.
— А ты так хотела ею стать, что даже… подсыпала мне что-то в тот коктейль в баре?! — наконец высказал вслух то, о чем думал в последнее время. — Я раз за разом прокручивал в памяти тот вечер, больше у тебя не было возможности. Признай, ведь коктейль был непростой!
Не знаю, на что я рассчитывал. Если бы только смог догадаться в то же утро и сдать анализ на препараты в крови! Но теперь только мое слово против ее. Однако Вета изменилась в лице, и это выражение лучше всего говорило о том, что я прав.
— Значит, все-таки в нем что-то было! — возликовал я. — Я знал! Знал, что это не просто усталость! Ты опоила меня!
Странно, но подтверждение моей догадки даже охладило пыл. Я перестал злиться, еще раз прокрутив в памяти события полугодичной давности.
Юля молчала, она только переводила сбитый с толку взгляд то на меня, то на Вету. Та сделала пару шагов, будто хотела сбежать, но бежать оказалось некуда. Я загораживал единственный выход.
— В ту ночь Вета позвонила мне. — Я посмотрел на Юлю. — Она плакала в трубку и умоляла забрать ее из бара, потому что к ней пристают какие-то парни.
Бывшая жена слушала, и я, воспользовавшись возможностью, продолжил:
— Однако, когда я приехал за ней, никаких парней и в помине не было, якобы они ушли, а она, — зыркнул я на Вету, — в качестве извинений предложила мне напиток. Я и подумать не мог, что эта идиотка такое натворит! — Внутри все снова начало закипать. — Я же был за рулем! — это я бросил уже Вете. — Мы оба могли погибнуть! Вдруг я вырубился бы прямо по дороге?
— Это всего лишь снотворное, я такое часто пью, — попыталась оправдаться Вета. — Оно действует примерно через полчаса только.
Я зарычал. Буквально зарычал, как дикий зверь. Хотелось сомкнуть пальцы на ее шее и держать, пока она не начнет хрипеть. С трудом подавил порыв, но двинулся к Вете, а та испуганно отступала, как будто боялась, что я действительно могу ей навредить.
Приблизился к ней вплотную и нагнулся так, что мог бы поцеловать. И в тот момент, когда я почувствовал запах кокоса от ее волос, в голове словно возник недостающий пазл. Что-то как будто щелкнуло, я даже дернулся.
Теперь знал наверняка: между нами в ту ночь ничего не произошло, я просто отключился на ее кровати.
Юля
— Ну, ты и мерзость, Вета, — вырвалось у меня. Голос звучал так холодно, что стало не по себе от своего же тона.
Не знала, что еще сказать или сделать, хотя очень хотелось залепить ей пощечину, такую звонкую, чтобы ладонь после этого пекло, чтобы щека моей бывшей подруги стала ярко-розовой. Ударить так, чтобы увидеть в ее глазах слезы. Я так ярко представила эту картину, что даже руки зачесались. Нет, не стану бить беременную женщину, это низко. Только ее положение спасло Вету от кары.
Резко развернулась к выходу. Нужно было переварить полученную информацию. Я пока еще не знала, как ко всему этому относиться.
Резкий вскрик заставил меня обернуться. Бывшая подруга скорчилась креветкой, одной рукой опираясь на стол.
— Что ты сделал?! — испуганно посмотрела на Пашу, который стоял рядом.
— Ничего! — воскликнул он. — Я не…
— Больно! — завыла Вета, хватаясь за живот.
— Не думай, что со мной пройдет этот фокус, как с гостями на похоронах Юрия Константиновича, — покачала головой я.
— Юля, мне правда… — Вета упала на колени, мой бывший муж подхватил ее и взял на руки.
— Не думаю, что она симулирует, — с расширенными глазами сказал Паша.
— Нужно вызвать скорую! — воскликнула я, набирая на телефоне короткий номер.
Пока говорила с оператором, выскочила из комнаты отдыха и, увидев в конце коридора Бауфмана, который, очевидно, шел снова к нам поинтересоваться, как дела.
— Что случилось? — Он прибавил шагу.
— Девушке очень плохо, возможно, что-то с ребенком, — объяснил Паша, вынося ее из кабинета на руках.
— Скорая уже едет, — добавила я. — Но сказали ожидать не меньше получаса, все бригады заняты.
Вета застонала, впившись в Пашин смокинг руками.
— У нас есть гинеколог, — сказал Бауфман и тут же стал набирать кому-то. — Если она еще не ушла домой, смена-то уже окончена.
Разговаривая по телефону, директор центра махнул Паше рукой, чтобы тот следовал за ним, а сам быстрым шагом направился по коридору. Паша не стал терять времени и пошел за директором, а я поспешила за ними. Не знаю даже зачем. По сути, я уже ничем не могла помочь.
Мысли крутились с огромной скоростью. Вета подмешала ему снотворное. Паша говорил, что она ему не нравится и что он не знает, как все это могло случиться. Но ведь случилось же? Просто так беременность не возникает. Что это значило для меня? Для нас? Что если он не понимал, что делает? Меняет ли это что-то?.. Пока у меня не было ответов на эти вопросы.
Паша отнес Вету в кабинет, где ее уже ждала наготове врач — миниатюрная блондинка лет шестидесяти. Без предисловий она начала с УЗИ. Бауфман тут же ушел, чтобы не мешать. Паша все так же стоял рядом с Ветой, которую положил на кушетку, потому что она впилась в его руку и никак не хотела отпускать, а я застыла у дверей, не зная, то ли остаться, то ли выйти. Но меня никто не выгнал, и я задержалась.
— Я не акушер, но, насколько могу судить, с ребенком все в порядке, — заключила врач.
Она принялась измерять частоту сердечных сокращений плода, а потом попросила нас с Павлом выйти, чтобы осмотреть Вету.
Мы стояли под дверями, ничего друг другу не говоря. Паша был настолько погружен в мысли, что я даже окликать его боялась. Интересно, что у него на уме?
Через минут десять врач вышла к нам.
— Я так понимаю, вы ее муж, — обратилась она к Паше и, не дождавшись ответа, продолжила: — Родовая деятельность началась, уже раскрытие идет, нужно срочно в роддом.
— Но у нее маленький срок! — не выдержала я. — И разве вы не можете ей помочь?
— Да, роды преждевременные, — посмотрела на меня доктор, — но знаете, как часто обычные гинекологи принимают роды?
Мы с Пашей синхронно покачал головами.
— Примерно… никогда! — врач немного нервничала.
— Скорая уже едет, — сказал мой бывший муж. — Это очень опасно для ребенка?
— Роды на тридцать первой неделе — это уже не так страшно, — ободряюще улыбнулась доктор и дотронулась до Пашиного предплечья, — не волнуйтесь, малыш уже достаточно сформирован, чтобы все было хорошо.
Она сказала это и вернулась в кабинет к Вете.
Я быстро посчитала в уме, понимая, что что-то не сходится. У нее должно было быть не больше двадцати шести недель. Я успела лишь мельком взглянуть на Павла, когда увидела, как к нам по коридору спешат фельдшеры. Их вела за собой администратор центра, я запомнила ее на входе. Наверное, Бауфман предупредил.
Гинеколог быстро ввела в курс дела двух мужчин в форме, и те, погрузив Вету на каталку, повезли ее к выходу. Мы с Пашей шли рядом.
— Паш, — застонала Вета и протянула ему руку.
— Можете ехать с женой, — разрешил фельдшер.
— Это не моя жена.
— Хорошо, — цокнул тот, как будто Паша просто к словам цеплялся. — Можете сопровождать мать вашего ребенка, повезем в пятый роддом, он ближайший.
— Па-а-аша-а! — снова простонала Вета, но он не взял ее руку, покачав головой.
— Это не мой ребенок, я не имею отношения к этой девушке.
От этих слов Вета зарыдала. То ли от страха, то ли от боли, но она выглядела совсем трезвой, только очень напуганной. Если честно, в тот момент мне даже стало ее жалко.
Фельдшер высоко поднял брови и хмыкнул, но больше ничего не сказал.
Да, наша компания наверняка странно выглядела, но я ничего не могла с этим поделать. Мы дошли до кареты скорой помощи и наблюдали за тем, как мою бывшую подругу погружают туда.
Когда машина отъехала от клиники, я посмотрела на Пашу.
— Оставим ее одну? — спросила тихо.
— Она заслужила, — негромко, но твердо откликнулся Паша. — Но нет, — нашаривая ключ от машины в кармане, он быстро пошел к парковке, я поспешила за ним, втайне радуясь, что надела туфли не на высоком каблуке. В последнее время мне стало тяжело ходить на шпильках.
— За эти месяцы я уже почти привык думать, что скоро стану отцом. Это не мой ребенок, но… — он замолчал, когда мы сели в его автомобиль. Паша завел мотор, и мы двинулись в ту же сторону, в которую уехала машина скорой помощи.
— Но ты не можешь оставить ее вот так.
— Да, черт возьми! — зло прошипел бывший муж.
У меня екнуло сердце. За это я его любила, за это обожала когда-то безмерно: за его ответственность, за то, что никогда не бросает начатое на полпути.
— Юля, я знаю, сейчас не подходящее время, но… — Он сглотнул. Мы стояли на светофоре, ожидая, пока загорится зеленый свет. — Между нами ничего не было. И я так говорю не потому, что ребенок оказался не мой, — он перевел дыхание, а я — затаила, казалось, даже сердце замерло. — Я и раньше не был уверен в том, что между нами случилась близость, но не помнил наверняка, поэтому не мог сказать ничего в свое оправдание.
Он надолго замолчал, часто и прерывисто дыша, при этом не сводя взгляда с дороги.
— Что же поменялось? — спросила еле слышно, не выдержав мучительной паузы.
— Все. Когда я сегодня подошел к Вете и ощутил запах ее волос, мозг как будто сам расставил недостающие пазлы в картинке. Я ничего не помню, потому что ничего не было! Я просто уснул у нее на кровати! Клянусь!
Молчала, не зная, как реагировать на это откровение. Если бы он сказал это сразу!.. Как уже говорила свекрови, я была бы дурой, вероятно, но поверила бы ему. Только это произошло полгода назад. А сейчас я стала другой. Мне слишком со многим пришлось столкнуться, чтобы снова без оглядки кому-то поверить. Тем более — бывшему мужу.
— Ты помнишь то утро? — вдруг спросил он.
Помню ли я? Помню ли?! Я была бы счастлива забыть! Выкинуть из памяти, но события того злосчастного утра, перевернувшего жизнь с ног на голову, намертво отпечатались в мозгу, словно их выжгли клеймом.
— Хотела бы забыть, — тихо отозвалась.
В какой-то момент мы догнали скорую и ехали ровно за ней.
— Помнишь, как я попытался встать с кровати и запутался в одеяле?
Я судорожно кивнула, потом поняла, что он сосредоточен на дороге и меня не видит, и добавила хрипло:
— Да.
— А помнишь, во что я был одет? — непонятно к чему вел Павел.
Я нахмурились, прикрыла глаза, вызывая картинку в памяти.
— На тебе были только трусы.
Кажется, начинала понимать, в какую сторону он клонит.
— Именно, — качнул головой Паша, — я месяцами пытался понять, что меня смущало во всей той ситуации.
— Хочешь сказать, что трусы на тебе доказывают то, что между вами ничего не было?
— Я хоть раз спал с тобой в белье? — без обиняков спросил он.
Не задумалась ни на секунду. Мы спали полностью обнаженные. Одной мне было всегда холодно, поэтому я использовала широкую футболку или пижаму, а вот рядом с Пашей, таким горячим и близким, в этом не было необходимости.
— Нет.
— А теперь подумай, стал бы я натягивать белье после близости с кем бы то ни было, если я в принципе сплю без него?
У меня взрывалась голова. Сжала виски ладонями. Паша между тем продолжил:
— Уверен, она специально раздела меня, зная о том, что утром приедешь ты. Вы ведь договаривались встретиться тем утром, я прав?
— Да, — только и смогла выдавить из себя я.
— Вот только Вета не учла одной маленькой детали: снять с меня и трусы. И я тоже упустил это из виду, не думал о такой мелочи. Вечером накануне у меня очень сильно болела голова, и когда я привез Вету из клуба, поднялся к ней, чтобы ей не было страшно заходить в подъезд. Потом выпил таблетку обезболивающего и уже хотел вызывать такси, чтобы отправиться домой не за рулем, потому что мигрень разыгралась не на шутку, а голова нещадно кружилась, как Вета усадила меня на диван и начала массировать плечи.
А потом все как в тумане, но теперь я абсолютно уверен, что уснул раньше, чем она успела стянуть с меня брюки. Клянусь тебе, между нами не было ровным счетом ни-че-го.
Он отчеканил последнее слово, в это момент скорая перед нами, которая до того двигалась в потоке машин, вдруг включила мигалки и, разгоняя автомобили перед собой, поехала очень быстро.
— Что-то случилось! — воскликнула я. — Паш, скорее!
Вдруг стало не до разговоров. Нарушая правила дорожного движения, Паша давил на газ, успевая проскакивать за каретой скорой помощи. Я вжалась в сидение, только отрывисто дыша и молясь, чтобы мы не угодили в аварию. Вета была моим камнем на душе, и я никак не могла от него избавиться, никак не удавалось его скинуть оттуда. Вот и сейчас, сколько бы зла она ни причинила мне, нам с Пашей, я не могла просто взять и бросить ее. Когда опасность минует, я навсегда прерву с ней всякое общение, но пока должна удостовериться, что и она, и ребенок в порядке.
А вот подумать, что же открывшаяся правда значит для меня, я не успела. Мы кинули машину на обочине у больницы и поспешили за врачами, которые быстро выкатывали Вету из кареты.
— Что случилось? — задыхаясь, спросила я.
Фельдшер непонимающе на нас уставился на ходу. Вета была без сознания.
— Вы сказали, что она не имеет к вам отношения, — недовольно буркнул он.
— Это моя сестра, — ляпнула то, что первое в голову пришло.
— Похоже, что у нее отслойка плаценты, — отрезал врач. — Ждите, вас позовут, — крикнул он, уже ввозя ее в отделение.
***
Нас с Пашей повели в зал ожидания, где мы ждали, пока кто-то из врачей сообщит о том, каково состояние Веты и ребенка.
— Не могу поверить в то, что она все это время пила, — сказала я тихо, сидя рядом с бывшим мужем в кресле. Он взял нам по стакану кофе. — Как такое возможно?
— Зависимость — это болезнь, — вздохнул он и, глядя в одну точку, сделал глоток.
— Ты тоже не можешь это объяснить? — спросила я, посмотрев на него.
— Что именно?
— Чувство ответственности. Почему мы сейчас здесь, а не вернулись на благотворительный вечер?
— Без понятия, — сквозь зубы процедил Паша. — Она как пиявка.
О самом важном говорить мы не решались. Что теперь будет с нами? Это вопрос безмолвно витал в воздухе. Я боялась затронуть тему, а Паша не начинал говорить первым. Возможно, ему тоже было страшно. Я не знала, что творится у него в голове, и от этого становилось не по себе.
— Вы родственники Зориной? — К нам подошла женщина в синем хирургическим костюме. На вид я могла дать ей лет сорок пять, волосы она спрятала под колпак, поэтому было непонятно, какого они цвета.
— Да, я сестра, — решила не отступать от легенды. — Как она?
— Мы провели экстренное кесарево, — врач смотрела мне прямо в глаза. — Родился мальчик, тысяча шестьсот грамм, сорок сантиметров. Но у ребенка обнаружен порок развития внутренних органов. Довольно тяжелый, нужна операция, наши неонатологи уже занимаются мальчиком.
— А как Елизавета? — спросила я.
— Она в сознании, можете зайти к ней ненадолго, — сказав это, врач указала, куда идти, и покинула нас.
Я вопросительно посмотрела на Пашу.
— Зайдем?
Тот только кивнул, и через минуту мы находились уже внутри. Вету сразу же определили в платную палату, потому что во время операции мы обо всем договорились. Пациентка полулежала на высокой койке. Когда мы вошли, она на нас даже не взглянула.
— Как ты? — Я не подходила близко, но нужно было что-то сказать, чтобы нарушить тишину.
Девушка только кивнула. Я неуверенно переминались с ноги на ногу, наверное, мы здесь больше не нужны. Пора оставить ее наедине со своей совестью. Хотя я не была уверена, что она у Веты вообще когда-то имелась.
— Зачем ты это сделала? — вдруг спросил Паша.
Только после его слов Вета повернулась в нашу сторону. Она была очень бледна, а под глазами залегли черные тени. Бывшая подруга лежала под капельницей.
— Что именно? — она еле шевелила губами.
— Получается, на тот момент, когда ты затащила меня к себе домой, ты уже ходила беременной больше месяца. А значит, заключение от врача было поддельным.
— Получается, так, — сказала она, не пытаясь отпираться. Конечно, уже ведь бесполезно. — Но оно не было поддельным, я только дату поменяла. Это мое настоящее УЗИ.
— Почему я? — Паша подошел к ней ближе, чего я не осмеливалась сделать.
— Ты заботливый, — Вета вдруг с таким жаром посмотрела на Пашу, что тот снова отступил. — Каждый раз, когда я видела, как ты относишься к Юле, понимала, что ко мне так никто никогда не относился. Я никогда не знала тепла.
— А отец ребенка? — снова подал голос Паша. Я предпочла не вмешиваться в их разговор. Елизавета дернула плечами.
— Он ничего обо мне и знать не хочет, да и что с него взять? Студент, бедный, как церковная мышь. Я не собиралась… — Вета замолчала, будто что-то обдумывала. — Я не думала, что до такого дойдет, это произошло случайно.
— И тогда ты решила разрушить мою жизнь? — спросила я. Было так горько, настолько обидно, что я ощутила, как по щекам текут теплые капли.
Не знала, получится ли у нас с Пашей еще что-то, слишком много воды утекло. Да, он не виноват в случившемся, но осадок на душе остался, и я не знала, пройдет ли он.
— Я хотела лучшей жизни для моего ребенка! — слабо запротестовала Вета.
— Поэтому продолжала пить во время беременности? — это спросил Паша. — Понимаешь, что только ты в ответственности за его состояние? И если он умрет…
— Замолчи! — Вета беспомощно зарыдала. — Замолчи! Он не умрет! Это мой мальчик! Да, я дура! Я не знаю, как так вышло! — она закрывала лицо руками, пытаясь вытереть слезы, но те все текли и текли.
Мои же высохли. Я смотрела на это жалкое создание, и очень хотела уйти из палаты, чтобы никогда больше не видеть и не соприкасаться с ней никаким боком.
— Я просто хотела, чтобы кто-то меня любил так же, как тебя! — Вета отняла руки от лица и, посмотрев на меня, выплюнула мне это.
— Ты правда не понимаешь, что невозможно таким способом заставить себя полюбить? — с обреченностью в голосе спросил мой бывший муж. — Каким образом ты хотела добиться моего расположения?
— Не знаю! — зло всхлипнула Вета и резко вытерла слезы.
В это момент в палату вошел незнакомый нам молодой врач и представился хирургом.
— Я могу говорить при этих людях о вашем сыне? — посмотрел он на Елизавету, та только кивнула. Ее лицо стало сосредоточенным, и вся она подобралась, сжалась, будто окаменела.
— Не буду ходить вокруг да около. Порок внутренних органов оказался серьезнее, чем мы предполагали, мы запросили ваши УЗИ, на них, к сожалению, патологии видно не было. Так бывает в редких случаях. Нужна срочная операция, но, боюсь, бесплатная медицина не может обеспечить необходимое лечение вашему ребенку.
— Доктор, к чему вы клоните? — Вета нахмурилась.
— Операция будет дорогая, мы можем связать вас с фондами помощи, они обычно помогают родителям в таких случаях. Проблема в том, что ему операция необходима срочно, иначе он может умереть.
Вета зажала рот рукой. А у меня сжалось сердце. Я не видела эту кроху, но мне было его безмерно жаль. Разве он виноват в том, что у него такая мать?
С моих уст уже готовы были сорваться слова, когда бывший муж опередил:
— Делайте операцию, мы оплатим сразу всю сумму.
— Боюсь, вы не совсем понимаете, о какой сумме идет речь, — замялся врач.
— О какой бы ни шла. Поверьте, мы можем себе это позволить, — вступила в разговор я.
— Давайте сразу уладим все финансовые вопросы, — добавил Павел. — И начинайте операцию.
Когда он вышел вместе с доктором, я посмотрела на Вету. Она смотрела на меня не моргая.
— Спасибо, — еле слышно прошептала она. — Спасибо… Я не достойна такой подруги.
— Во-первых, мы не подруги и, кажется, никогда ими не были, теперь я вижу, что все это время ты мной просто пользовалась.
— Неправда! — попыталась возразить Вета, но я подняла руку, жестом остановив ее.
— А во-вторых, действительно не достойна. Надеюсь, с ребенком все будет хорошо. Мы оплатим операцию, но больше я видеть тебя не желаю и знать о тебе ничего не хочу. Ты меня поняла?
Она дергано закивала, в глазах ее снова блестели слезы.
— Жизнь тебя и так достаточно наказала, может, теперь ты что-то поймешь? И да, что касается твоей пагубной привычки…
— Я больше не выпью ни грамма, клянусь!
— Верится с трудом, но это твоя жизнь. И если у тебя отберут ребенка, знай, что только ты в этом виновата.
Я говорила и говорила, жестокие, но справедливые слова вылетали из меня легко, освобождая душу от тяжелого камня, которым в последние месяцы мой жизни лежала на ней Вета. Наконец вздохнула полной грудью, мне действительно стало легче дышать, и я с чистым сердцем вышла из палаты, искренне надеясь больше никогда не видеть эту девушку.