Развод. P.S. Я все еще тебя…

Глава 2

— Да что у вас случилось, дочка? — уже в который раз за утро спросила мама.

Они с отчимом сидели у меня на кухне. Я только что сделала им кофе: ему крепкий черный без сахара, а ей сладкий капучино. Сама же пила ромашковый чай, хотя хотелось добавить в него чего-то покрепче, но я еще не настолько опустилась, чтобы начинать день таким образом. Родители приехали без предупреждения, потому что по телефону я старалась казаться веселой. Наверное, если бы отчим не был партнером Паши, мне еще долго удалось бы скрывать наш развод, но слухи расходятся очень быстро.

И вот родители сидели передо мной и смотрели одинаково встревоженными глазами. Это было очень мило, у меня сжалось сердце от их заботы. Взяла обоих за руки.

— Мам, пап, я вас очень люблю, но, правда, мы с Пашей разберемся сами.

— Он поднял на тебя руку? — нахмурился отчим. Мне показалось, что, ответь я утвердительно, он полетел бы к Паше в тот же миг, и тогда я не позавидовала бы своему почти бывшему мужу. Отчим любил меня как родную дочь, да и я считала его вторым отцом. У них с мамой не родилось общих детей, я была их единственным ребенком, и Федор Станиславович с самого начала относился ко мне невероятно тепло. Я была подростком, когда они с мамой сошлись после смерти папы, это был переходный момент во многих смыслах, и отчим сумел доказать мне верность и преданность, а я платила ему тем же.

— Па-а-п, — протянула я. — Нет! Нет, конечно, нет.

— Тогда что? — не унималась мама. — Что могло заставить молодую влюбленную пару расстаться через три месяца после свадьбы?

Да, они хотели докопаться до истины, но этим делали только больнее. Почувствовала, как подкатывают слезы, резко встала и отвернулась от дорогих людей, чтобы не расстраивать их.

— Солнышко, ну ты чего? — мама подошла ко мне и положила руки на плечи.

Я могла только качать головой, если бы произнесла хоть звук, позорно разревелась бы.

— Маша, — раздался голос отчима. — Поехали, когда она будет готова, сама расскажет.

— Федь, она наша дочь! — попыталась возразить мама.

— Именно поэтому оставь ее в покое, — вздохнул он и поднялся, со скрежетом проехавшись стулом по полу.

Иногда он понимал меня гораздо лучше мамы, и я была ему очень благодарна.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — сказала мама и пошла одеваться в прихожую.

Отчим подошел ко мне и, приобняв, прошептал:

— Только позови, я всегда рядом, если понадоблюсь.

— Спасибо, — еле выдавила из себя, чувствуя, что слезы все же прорвались, как бы я ни старалась их сдерживать.

К счастью, родители ушли, и я осталась одна. Одной переживать горе легче. Не люблю, когда кто-то видит мои слезы, особенно родные люди. В их присутствии я всегда стараюсь быть позитивной, этаким лучиком солнца, но иногда на это просто не хватает внутреннего огня…

Постояла еще немного, глядя в окно, потом допила чай, тщательно вымыла чашки и пошла в душ. Нужно было привести себя в порядок.

На каждом действии приходилось сосредотачиваться, потому что мысли так и норовили улететь далеко-далеко. Они постоянно возвращались к Паше, и я ничего не могла с собой поделать. В ванной снова рыдала во весь голос. Здесь, за закрытой дверью и с включенной водой, я чувствовала себя полностью защищенной, здесь никто точно не увидел бы меня.

Наревевшись, я посмотрела на часы и поняла, что уже опаздываю в университет. Говорят, что взрослая жизнь — это когда тебе приходится планировать нервные срывы. Даже улыбнулась этой мысли. А ведь и правда. То, что мой внутренний мир рухнул, еще не значит, что внешний перестал существовать, жить, крутиться…

Я готовилась к защите дипломной работы, оставалось совсем немного: считанные месяцы — и я стану экономистом. Специальность при поступлении выбирала я сама, но все же отчим сыграл в этом ключевую роль. Он всегда готовил, что рано или поздно я займу его место в компании. И мне действительно было это интересно, он часто брал меня в офис, когда я была подростком, а поступив в университет, все практики проходила именно в компании отчима. Я старалась вникнуть во все дела, понять механизмы, изучить работу фирмы. Порой верила, что мне это удается, а иногда чувствовала себя совершенно запутанной. Итак, несмотря на то что сердце было уничтожено, оставались неотложные задачи, которые держали меня на плаву.

Я вытерлась после душа, нанесла на лицо увлажняющий крем, высушила волосы и подняла их в высокий конский хвост. Больше ничего со своей внешностью делать не стала. Я не особо любила краситься и в повседневной жизни ограничивалась лишь уходовой косметикой. Природа наградила меня ярко-рыжими волосами и россыпью веснушек на носу. Иногда мне казалось, что я сама по себе слишком яркая, на солнце так вообще ослепнуть от цвета волос можно. Куда еще косметику?

Влезла в джинсы и толстовку, надела кроссовки и легкую весеннюю куртку и пошла жить эту жизнь, еще не зная, что она готовит очередной удар…

***

Не успела я доехать до университета, как мне позвонила мама. Она, конечно, иногда чересчур меня опекает, но даже для нее звонок через час после расставания — это слишком. Еще не выйдя из машины, подняла трубку.

На том конце раздались всхлипы.

— Мам? — еле дыша спросила я, а у самой сердце замерло. — Что случилось?

— Федя! — Она снова всхлипнула.

Физически ощутила, как от лица отлила вся кровь, а голова стремительно закружилась.

— Что с папой?.. — Я впилась в руль левой рукой так, что отчетливо видела, как побелели костяшки пальцев.

— Не знаю! — воскликнула мама и зарыдала. — Мы в больнице, его увезли, мне ничего не говорят!

— В какой вы больнице? Я уже еду! — Завела мотор, и как только мама назвала адрес, я двинулась в нужном направлении, пытаясь успокоить ее. — Я скоро буду, слышишь меня?

Она только что-то невнятно замычала. Мама порой воспринимала все слишком близко к сердцу и была немного ипохондриком, но все же с отчимом, по всей видимости, случилось что-то очень серьезное.

Я была так встревожена, что в какой-то момент хотела припарковаться и вызвать такси, потому что едва ли могла трезво оценивать ситуацию на дороге, но мысли о плачущей маме не позволили этого сделать. Я должна была как можно быстрее добраться до нее! Узнать, что произошло, как-то помочь отчиму, поддержать их…

Не найдя места на парковке для посетителей, просто бросила машину посередине с включенными аварийными огнями и побежала в приемный покой, где ждала мама. Вокруг было много людей: кто-то сидел, кто-то стоял, сновали медики в форме, некоторые из них везли пациентов на колясках.

Мама тут же поднялась со скамейки, завидев меня.

— Слава богу! — воскликнула она, кинувшись ко мне на шею.

Я крепко обняла ее.

— Где он?

— Увезли в реанимацию, еще никто ничего не говорил. — Мама шмыгнула носом, но больше не плакала.

— Что случилось? — не отставала я.

Она пожала плечами, растерянно оглянувшись, как будто окружающая обстановка как-то могла помочь ей подобрать слова.

— Мы ехали домой… Федя… папа плохо себя почувствовал и резко остановил машину, нам сигналили отовсюду. — Она зажмурилась и быстро-быстро затрясла головой. — Это было ужасно, я кричала, спрашивала, что с ним не так, а он ничего сказать не мог…

Вздохнула и положила ей на плечи ладони, чуть сжав их.

— А потом?

— Я стала звонить в скорую, к нам подошли другие водители, узнавали чем помочь, предлагали воду, помогли вытащить папу на воздух, кто-то отогнал машину к обочине, не знаю, все так быстро произошло… Потом скорая… нас привезли сюда…

— Тебе что-то сказали? — Я пыталась понять, что с отчимом.

Мой родной отец умер от сердечного приступа в тридцать четыре года. Никто не знал о том, что у него был порок сердца. Отчим был гораздо старше, в прошлом году ему исполнилось пятьдесят пять. Но разве это возраст для мужчины, который ничем не болеет, всегда отлично выглядит и ведет здоровый образ жизни? И все же больше всего я боялась услышать, что у него что-то с сердцем.

— Подозрение на инсульт. — Мама без сил опустилась на сидение. — У него не двигалась правая рука… Врач просил его улыбнуться, а он…

Еще со школьных лет я знала один из признаков инсульта: несимметричная улыбка. Это повергло меня в шок. Наверное, эгоистично так считать, но я всегда думала, что кто-то сверху, там, на небе, послал нам с мамой защитника вместо папы. Отчим не может вот так умереть! Не сейчас!

Почувствовала, как меня захлестывает паника, я опустилась рядом с мамой на лавку, иначе упала бы. Развод с мужем по сравнению с этим казался бессмысленной мелочью.

Раздался звонок стационарного телефона, медсестра в приемном покое подняла трубку и что-то несколько секунд слушала, а потом положила ее и громко обратилась к ожидающим людям:

— Родственники Федора Романовича здесь?

В тот момент я буквально окаменела. По лицу медсестры ничего нельзя было понять: жив ли он, в каком состоянии, какие у нее для нас новости. Конечно, для нее он был всего лишь именем, очередным пациентом, которые проходят через ее стойку оформления десятками, если не сотнями за смену. Я не смогла издать ни звука, так и осталась сидеть, не чувствуя рук и ног. Мама сориентировалась первая и бросилась к медсестре.

— Я! Жена! — отрывисто сообщила она, тяжело дыша. — Что с ним?

— Он в отделении интенсивной терапии, можете подняться на седьмой этаж и поговорить с его врачом о дальнейшем лечении, — спокойно сообщила медсестра. — Только маски, пожалуйста, наденьте. И бахилы. — Она кивнула на автомат со средствами защиты.

Из всего, что она сказала, я поняла лишь одно: отчим жив! Жив! Остальное было не так важно. Трясущимися руками я выгребла из кошелька мелочь и купила бахилы и маски.

— Бесплатная медицина, чтоб ее! — вполголоса пыхтела мама, трясущимися руками натягивая на ботинки пластик. — Как только его стабилизируют, мы переведем его в место получше.

— Мам, давай не будем загадывать, — попросила я, пока ждала ее, потому что быстрее справилась с задачей.

Как только мы экипировались, тут же поспешили к лифтам. Потом был недолгий разговор с врачом, который сообщил, что состояние пациента стабильно тяжелое, он перенес инсульт и пока без сознания.

— Доктор, он поправится? Придет в себя? — Мать, словно собачонка, заглядывала в глаза молодому врачу.

— Мы возобновили кровоснабжение в головном мозге, с осторожностью могу сказать, что прогноз положительный. Но пока он не придет в себя, мы не можем ничего сказать наверняка.

Мама крепко держала меня за руку, а при этих словах стиснула ее так, что я ахнула.

— Значит, остается только ждать? — уточнила я.

— Хотел бы сказать, что есть другие варианты, но пока да.

— Его можно перевести в платную палату?

— Да, в платном крыле вы сможете остаться с ним даже на ночь.

— Спасибо, доктор! — с облегчением вздохнула мама. — Тогда давайте сделаем это прямо сейчас.

Пока она улаживала формальности, я смотрела, как несколько медсестер перевозят отчима в другое крыло на этом же этаже. Тихой тенью пошла за ними.

— Подождите немного в коридоре, — улыбнулась мне одна из сотрудниц. Совсем юная, наверное, моего возраста или даже младше. — Мы позовем вас, когда устроим его.

Я ходила туда-сюда по коридору: от поста медсестры к лестнице и обратно, пока нос к носу не столкнулась с Пашей, который вышел из лифта. В первую секунду мы оба замерли, как будто никто из нас не ожидал, что увидит здесь другого. Я так точно не ждала этой встречи, по крайней мере, не при таких обстоятельствах…

— Как Федор Станиславович? — спросил он, сориентировавшись на несколько секунд раньше, чем я.

Паша смотрел на меня встревоженно и серьезно, как будто по выражению моего лица пытался определить состояние здоровья своего делового партнера. Я же не могла отвести взгляд, так больно было видеть любимые глаза и знать, что между нами все кончено. Но еще хуже становилось от неизвестности. Я не знала, выживет ли отчим, и каким будет его состояние, если он очнется. Волнение тугим узлом скрутило все внутренности — ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Нижняя губа начала дрожать, и я с силой закусила ее, чувствуя, как подкатывают рыдания. Паша оказался рядом со мной раньше, чем я сообразила, что происходит. Он крепко обнял меня, сжал в объятиях. Лишь на минуту позволила себе слабость быть в коконе его рук, укрыться от бесконтрольного волнения, разъедавшего изнутри. Лишь на минуту снова позволила себе ощущать его запах. Рядом с ним я всегда чувствовала себя под защитой, как будто ничего плохого, когда мы вместе, случиться просто не может.

Несколько раз всхлипнула, успокаиваясь. Паша порывисто гладил меня по спине.

— Все будет хорошо, — шептал он мне на ухо. — Все будет хорошо…

Только я не верила ему. Уже нет. Я научусь жить без него. Нужно немного времени, но у меня получится. Прочистила горло и все же нашла в себе силы отстраниться. Не могла поднять голову и посмотреть на него: стыд за слабость лег на затылок тяжестью.

— Ему сделали операцию, был инсульт, — хрипло сказала, указывая взглядом в то крыло, куда увезли отчима медсестры.

— Что говорит врач?

Я покачала головой и пожала плечами.

— Рано делать выводы. Нужно ждать, пока он очнется.

— Будем надеяться на лучшее, — тихо отозвался почти бывший муж.

— Да. — Я все еще не смотрела на него. — А как ты узнал? — Нужно было заполнить неловкое молчание.

— Мне позвонил Сергей, секретарь Федора Станиславовича, а ему сообщила твоя мама.

— Понятно. — Я кивнула. — Они переводят его в платную палату.

— Конечно, там ему будет комфортнее, — откликнулся Паша.

Мы говорили, слова слетали с губ, но в них как будто не хватало чего-то. Жизни, искры, чего-то, чем был наполнен любой наш разговор раньше. Я прекрасно осознавала, что не смогу прервать с этим человеком все общение, потому что слишком тесно связаны наши семьи. И все же увидеть его здесь стало для меня шоком.

— Он пока без сознания и может очнуться еще не скоро, — я снова прочистила горло и наконец посмотрела на Пашу. — Так что тебе лучше вернуться на работу. Моя мама будет держать тебя в курсе. Через секретаря.

— Я приехал узнать, может, что-то нужно?

— Если что-то понадобится, мы сообщим… — Я замерла, не завершив фразу.

— …через секретаря, — добавил за меня Паша то, что хотела сказать. Раньше мы часто так заканчивали предложения, смеясь, что понимаем друг друга с полуслова. Но сейчас это только бесило и расстраивало.

— Да.

— Ладно. — Теперь настал черед мужа опускать взгляд. — В таком случае я пойду, — сказал он, но не сдвинулся с места.

— Да, иди. — Я кивнула, но тоже не сделала ни шагу.

Мы оба медлили, а я даже не знала зачем. И снова это ужасное молчание, которое тяжелым покрывалом легло на душу, мешая дышать.

— Юль. — Паша вдруг вскинул на меня глаза того удивительного оттенка, которому я не решилась бы дать название. У него был самый необычный цвет радужек, который я когда-либо встречала у людей: скорее темный, чем светлый, серо-синий, но с оттенком морской зелени. Они как будто сочетали в себе сразу все оттенки, но при этом образовывали совершенно новый, ни на что не похожий. Сколько раз я любовалась, отмечала каждую точечку на радужке, впитывая в себя любовь, которую излучал его взгляд. А сейчас там читалась… растерянность.

— Что?.. — У меня перехватило дыхание от того, что он назвал меня по имени.

— Держи. — Муж вытащил из кармана пиджака связку ключей и протянул мне ее. — Я перепарковал машину, ты забыла вытащить из замка зажигания.

— А… спасибо, — тихо откликнулась и забрала ключи.

— И вот еще… — Паша вытащил свою связку и снял с нее ключ от квартиры и тоже отдал мне.

Я кивнула и уже начала разворачиваться в сторону палаты отчима, когда сердце вновь екнуло от голоса Паши.

— Юля, я…

Почувствовала, что он хочет завести разговор о нашей ситуации, и, не оборачиваясь, покачала головой:

— Не надо, Паш. Никакие слова уже ничего не исправят.

Ощущая, как глаза медленно заполняет пелена слез, я двинулась к платному крылу, с такой силой сжимая связку ключей в кулаке, что чувствовала, как холодный металл глубоко впивается в кожу.

Наверное, я должна была злиться на мужа, ненавидеть, но в реальности была просто истощена. Как будто кто-то взял трубочку и выпил через нее все жизненные силы. Разочарование в Паше оказалось столь глубоким, а страх за отчима — столь острым, что ни на какие эмоции меня больше не осталось. Я была разрушена изнутри, и хотелось только одного: отмотать назад несколько дней, чтобы держать любимого за руку и видеть здорового отчима. Чувствовать поддержку семьи и спокойно готовиться к сессии, а не это все…

***

Стоит ли говорить, что ночь мы с мамой провели в больнице? Нам разрешили остаться с отчимом, поэтому мы никуда не уехали. В палате стоял большой диван, где мы обе поместились по разные стороны. Добрые медсестры принесли нам пару дополнительных одеял и подушек.

Я смогла уговорить маму лишь ненадолго выйти в кафетерий внизу, чтобы она выпила чаю. Мы обе сильно переживали и не смыкали глаз почти всю ночь: то разговаривали, то молчали. Иногда то мама, то я начинали украдкой плакать, но быстро вытирали слезы, чтобы не расстраивать друг друга еще больше.

Ночью к отчиму несколько раз заходила медсестра, проверяла капельницы, а один раз — врач. На медицинское обслуживание нареканий не было, но человек, заменивший мне отца, продолжал лежать, подключенный к аппаратам. Кардиомонитор издавал тихие монотонные звуки. Сначала они нервировали, но потом я так привыкла к ним, что уже и не воспринимала как лишний шум. Под утро мама наконец заснула, меня тоже начало клонить в сон. Казалось, я только на минуту закрыла глаза, когда услышала тихий стон. Тут же подхватилась и не сразу поняла, где нахожусь. Пришлось хорошенько протереть глаза — было такое ощущение, что в них насыпали песка.

— М-маш, — тихо позвал отчим. — Маш-ш-ша…

— Папа! — Я окончательно пришла в себя и кинулась к нему. — Пап, мы с мамой здесь! — Взяла его за руку. Он повернул голову ко мне и слабо улыбнулся.

Мама тоже проснулась и, сонно моргая, подошла к мужу, взяв его за другую руку.

— Феденька, я тут.

Он медленно повернул голову к ней и тоже улыбнулся.

— Надо позвать врача, — решила я. Мама кивнула.

— Как ты, мой милый? — она вглядывалась в лицо мужа.

Я не стала ждать его ответа, а побежала за врачом. Через несколько минут мы снова были рядом.

— Доктор, он не говорит! — в отчаянии воскликнула мама. — Только мое имя смог произнести! — Она чуть не плакала, но все же держалась.

— К сожалению, это последствия инсульта, — заключил врач, когда провел осмотр. — Но, хочу вас обнадежить, что такие пациенты восстанавливаются. На это уйдет какое-то время, но пока то, что я вижу по его состоянию, вселяет оптимизм.

— Значит, он поправится? — Я посмотрела на врача.

Он выглядел совсем молодо, дала бы ему не больше тридцати, но веяло от него спокойной уверенностью, профессионализмом. Ему хотелось верить, и я верила.

— Да, я так думаю, — обрадовал нас врач. Мы с мамой обе шумно выдохнули и засмеялись, глядя друг на друга.

— Ты нас так напугал, Феденька! — Мама снова взяла его за руку.

— Однако сразу хочу предупредить, что восстановление — дело небыстрое. Не ожидайте от него, что он уже через неделю станет таким, как раньше.

— А на какой срок нам рассчитывать? — спросила я.

Врач пожал плечами и покачал головой.

— Все индивидуально. От нескольких месяцев…

— Месяцев? — перебила мама, поглаживая отчима по руке.

— …до нескольких лет, — немилосердно завершил фразу доктор.

Отчим заволновался и протестующе замычал, пытался что-то сказать, но у него не получалось. Из-за этого он разозлился и стукнул рукой по одеялу.

— Не волнуйтесь. — Врач серьезно посмотрел на него. — У нас самые лучшие реабилитологи и физиотерапевты. Если не будете лениться, скоро поставим вас на ноги.

В конце фразы он улыбнулся, но все поняли, включая и моего отчима, что доктор сказал это лишь для успокоения. Работы предстояло много.

До обеда я сидела с нашим больным: отпустила на несколько часов маму домой, чтобы она помылась и переоделась. Потом она приехала, и мы поменялись. Теперь, когда ему уже не грозила опасность, я все же должна была наведаться в университет. Личные проблемы настолько захватили меня, что я пропустила несколько важных зачетов. Это нужно было срочно исправлять, как-никак пятый курс, совсем скоро дипломную работу защищать.

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Я наверстывала упущенное на занятиях, а потом ехала в больницу. Мама никак не желала оставлять его одного даже на несколько часов, поэтому я отпускала ее домой ненадолго, а потом, когда она возвращалась, уже ехала к себе.

Нашего пациента перевели в обычную палату из отделения интенсивной терапии. Теперь он не был подключен к огромному количеству датчиков, что, несомненно, радовало. Ему становилось лучше, но одна сторона тела почти не слушалась, и он все еще не мог говорить, только произносил отдельные слова.

Самое главное, что его сознание оставалось ясным, он все прекрасно понимал и даже порывался пообщаться со своим секретарем, только мы с мамой отбирали телефон. Отчим был не слишком доволен, но позволял о себе заботиться, хотя и с трудом. Я прекрасно его понимала, он не привык чувствовать себя беспомощным. Наверняка ему было очень трудно переносить это состояние морально.

— Федь. — Мама в очередной раз заметила, что он тянется к телефону. — Ну что опять? Отдохни, доктор сказал, что тебе нужно восстанавливаться.

Он скривился и требовательно махнул рукой, но мама вздернула подбородок и, забрав телефон, демонстративно пошла вон из палаты.

— Выпью кофе и вернусь. Не давай ему свой телефон! — бросила она.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Пап, она как лучше хочет.

Судя по выражению лица, он был совсем не рад такой гиперопеке, но сделать все равно пока ничего не мог.

В дверь постучали, и в образовавшейся щели в двери возникла рыжая голова Сергея.

— Федор Станиславович, — он улыбнулся. — Можно к вам?

Тот с улыбкой кивнул. Кажется, этот визит привел его в восторг.

— Здравствуйте, Сергей, проходите, — сказала я секретарю. — Папа рад вас видеть.

Молодой мужчина в сером деловом костюме с папкой в одной руке и бумажным крафтовым пакетом в другой вошел к нам. Сергей обладал почти такой же яркой шевелюрой, как и я. Он был правой рукой моего отчима, и мы довольно часто виделись. Без помощника не обходилось ни одно дело, которое касалось компании. Он казался мне настоящим профессионалом своего дела: всегда незаметный, но незаменимый. Один раз я стала свидетельницей, какой завал у отчима случился на работе, когда Сергей на несколько дней отпросился по личным делам.

— Юлия Александровна, — улыбнулся мне секретарь. — Я тут кое-что купил Федору Станиславовичу, фрукты там, сок…

— Спасибо, Сереж, положите на столик, пожалуйста. — Кивнула в нужную сторону. — А это что? — Посмотрела на папку.

Секретарь замялся и опустил свето-голубые глаза.

— А это… Федор Станиславович попросил привезти.

— Пап? — Я вопросительно на него посмотрела. — Когда ты успел?

Тот лишь нетерпеливо поманил к себе помощника.

— Если мама узнает, что ты работаешь в таком состоянии, нам троим мало не покажется, — заметила я, неодобрительно прищурившись.

Сергей поспешно подошел к койке, на ходу раскрывая папку и вытаскивая оттуда несколько бумаг. Достал из внутреннего кармана пиджака металлическую ручку и вложил ее своему боссу в правую руку, которая хорошо двигалась, придержав листы, пока пациент, борясь с сильным тремором, совладал с телом и поставил несколько подписей на документах.

Все это происходило в безмолвии. Я с интересом наблюдала за тем, что происходит. Сергей сложил документы, спрятал ручку и кивнул.

— Вы не волнуйтесь, Федор Станиславович, все срочные дела взял на себя Павел Юрьевич, а я помогу Юлии Александровне войти в курс дела.

Отчим выдохнул, как мне показалось, с облегчением. А вот я все еще не могла понять, что здесь происходит.

— Пап? — Подошла к нему и села на кровать, взяв за здоровую руку. — Я не совсем понимаю…

— Я пойду, Федор Станиславович? — Помощник вопросительно посмотрел на него. Отчим кивнул и опустил голову на подушку.

— Выздоравливайте скорее! — пожелал Сергей, очень искренне улыбнувшись, и вышел.

— Пап, что это сейчас было? — снова обратилась к нему.

Он попытался что-то произнести, но ничего не получилось, тогда он сжал мою руку.

— Ничего, не волнуйся. Хочешь, дам тебе ручку с бумагой, ты напишешь?

Он перевел дыхание, но отрицательно покачал головой и попытался произнести снова. Я видела, как это трудно, у него даже на лбу выступила испарина. Родитель вцепился в мою руку, но я твердо выдерживала его прикосновение.

— К-компа… — наконец смог выговорить он.

— Компания? — догадалась я.

Он кивнул и произнес с первого раза:

— Твоя.

— Пап, ну ты чего? — Я опешила. — Ты скоро восстановишься и сам вернешься к управлению.

Он только покачал головой и, поджав губы, снова сжал мою ладонь.

— Твоя.

И столько уверенности было в его тоне, что я не посмела прекословить. Давным-давно он уже заводил разговор о том, что когда-то оставит мне свою часть фирмы, но я всегда думала, что этот момент произойдет еще очень не скоро. Рассчитывала работать в ней, когда окончу университет, но не думала, что мне придется сразу управлять! С места в карьер. Черт!