Речная нимфа

Глава 5

В самом деле, это был безумный день. То, что началось как попытка выставить дураком ничего не подозревающего заезжего шулера, обернулось для Жоржетты первым в ее жизни свиданием, причем с самым привлекательным джентльменом, о каком только можно мечтать. Каждый миг этого свидания был упоителен!

Празднество в честь Дня независимости еще продолжалось, когда они с Кингстоном ускользнули от фланирующих толп и укрылись в лесу. Они весело болтали и много смеялись, и мало-помалу Жоржетта привыкла к его рокочущему смеху. Ей нравилось радостное оживление в голосе ее спутника, когда он вспоминал о забеге, и восхищение, когда он описывал, как дивно она смотрелась на его лошади.

Здравый смысл пытался нашептывать, что ее так сильно влечет к Кингстону благодаря выпитому шампанскому, но сердце не соглашалось, а взгляд так и притягивало к красивому мужчине, небрежно возлежавшему на краю клетчатой скатерти, опершись на локоть. Он был теперь без жилета, и солнечный свет пятнал его крахмальную рубашку веселыми зайчиками, пробиваясь сквозь завесу листвы.

Кухарка перестаралась, уложив для них столько снеди, что хватило бы человек на пять. Все было вкусно, от шампанского приятно шумело в голове, и казалось нелепым, что этого человека еще совсем недавно она считала своим врагом. Пирс Кингстон… нет, просто Пирс! Он великодушен, добр, благороден и щедр. И вообще, если уж на то пошло, он самый лучший человек на свете! За свои восемнадцать, или почти восемнадцать, лет Жоржетта не встречала никого, хоть отдаленно на него похожего. Он настоящий джентльмен… а она, увы, поддельная леди.

— Что-то вы совсем ничего не едите, — заметил Пирс, сдвигая на затылок соломенную шляпу, с которой упорно не желал расставаться. — Не нравится окорок или, может быть, картофель? Я поищу в этой необъятной корзине что-нибудь еще.

— Нет-нет, все тает во рту! Просто… просто мне немного неудобно, — ответила Жоржетта, стараясь переменить позу.

— Что, слишком крепки объятия корсета?

Она сочла этот вопрос слишком фамильярным, но чего еще ожидать после ее сегодняшнего поведения?

— Пожалуй, — призналась она.

— Ну это легко исправить! Достаточно немного ослабить шнуровку.

— Поверьте, я только об этом и думаю весь день, но если решусь на такое, то потом не сумею застегнуть платье. Оно ведь скроено на определенный размер талии.

— На какой, если не секрет?

— Двадцать дюймов.

— Как, не на восемнадцать?! — с театральным испугом воскликнул Пирс. — Ведь именно эта цифра царствует и правит в модных салонах.

— А я подкупила модистку, — сказала Жоржетта, подхватывая шутку. — Она шьет на двадцать, но держит это в строжайшем секрете.

Пирс засмеялся, и она присоединилась к его веселью, на миг забыв о своих измученных ребрах. Но потом он придвинулся ближе по краю скатерти, и смех замер на губах Жоржетты. Что-то они оказались уж слишком близко друг к другу и теперь почти соприкасались плечами!

— Послушайте, — сказал он вкрадчиво, — мы здесь одни, так что никто не заметит нескольких расстегнутых пуговок на вашей талии. Я с радостью облегчу ваши страдания, ослабив шнуровку. Сказать по правде, когда я думаю о ваших мучениях, мне кусок в горло не идет, а что же тогда говорить о вас?

Жоржетта испытала сильнейшее искушение ответить согласием. О, как было бы чудесно отдохнуть от убийственных объятий корсета! Но инстинкт подсказывал, что ее спутник втайне мечтает освободить ее не только от корсета.

— Не хотите ли еще бокал шампанского? — спросила она поспешно.

На этот раз Пирс расхохотался от души. Отсмеявшись, он посмотрел на Жоржетту и покачал головой:

— Дорогая Ласточка, вы ведь прекрасно знаете, что это моя и только моя реплика, просто по законам жанра!

— Я имела в виду, что вам нужно чем-нибудь занять себя и… словом, остудить свой пыл.

— И вы полагаете, что шампанское поможет? Насколько мне известно, оно скорее горячит кровь.

И в самом деле, Жоржетта горела как в огне. Она посмотрела на почти пустую бутылку, сдвинув брови, но втайне знала, что снедавший ее жар вызван не шампанским. Она с детства знала вкус терпкого красного вина, выросла на нем, и потому пить бледный пенистый напиток было все равно что пить воду. А вот находиться наедине с мужчиной, к которому влекло, оказалось не так просто, как она предполагала, и мало-помалу, как она ни старалась, все выходило из-под контроля. Может быть, потому, что с ней был Пирс Кингстон, самый-самый…

Жоржетта сообразила, что ничего не знает об этом человеке. А между тем для нее все зашло так далеко, что она готова была отдать ему свое сердце и бог знает что еще — быть может, все, чего ему захочется.

Она потянулась за ломтиком ветчины, просто чтобы отодвинуться.

— Я не припомню, чтобы вы говорили, откуда вы родом.

— Моя мать с Ямайки, — ответил Пирс после недолгого колебания, которое не ускользнуло от внимания Жоржетты.

— Правда? Но вы говорите без акцента!

— Это потому, что она покинула остров еще до моего рождения и обосновалась на юге континента. — Он закончил фразу с безошибочным акцентом южанина и без перехода заметил: — Кстати, об акценте. Ваш куда-то исчез.

Жоржетта давно перестала следить за своей речью и только теперь осознала, что выдала себя.

— Ах это! Видите ли, мой акцент — просто деталь наряда, как, например веер, который можно открыть или закрыть по желанию.

Пирс никак не прокомментировал это откровение, ограничившись добродушным смешком. Он как будто не возражал, что его водят за нос.

— А все потому, — продолжала Жоржетта, — что мне достались довольно необычные родители: мать-янки и отец-южанин. Пришлось усвоить сразу несколько акцентов, но ни один так и не стал моим. А вот у вас не южный, а восточный акцент!

— Я уже упоминал, что учился в колледже поблизости от Филадельфии. Учителя поставили целью выбить из меня южанина и с первого же дня так рьяно взялись за дело, что преуспели. — Он беспечно отмахнулся, и глаза его весело блеснули. — Вернее сказать, я доставил им это удовольствие, научившись пользоваться своим акцентом по желанию, в точности как вы. Когда я занят делом, он бывает кстати.

«Что это значит — занят делом?» — спросила себя Жоржетта. Каким делом бывает занят этот человек, проявивший сегодня неслыханную щедрость? Не потому ли это вышло так легко, что деньги были не его, что достались ему без труда? Значит, все-таки шулер? Значит, она доверчиво поддалась его шарму и чуть не попала в ловушку?

— А каким делом вы обычно бываете заняты? — настороженно спросила она.

С первого момента встречи Пирс считал Ласточку опытной кокеткой. Ее манера держаться порой сердила его, но и интриговала. Он затеял пикник, потому что по опыту знал: несколько бокалов шампанского заставляют таких, как она, терять голову и в конце концов отбрасывать всякую осторожность. Однако с Ласточкой все вышло наоборот. Он должен был разочароваться в ней, но вышло так, что лишь увлекся сильнее, потому что за время их неторопливого пиршества на лоне природы вместо флиртующей красотки ему явилась неискушенная, милая, но удивительно живая юная девушка — именно такая, какую он увидел в момент поцелуя.

День клонился к вечеру, но темы для легкой болтовни казались неисчерпаемыми, и смех то и дело звенел на затененной лесной опушке.

Когда-то Пирсу случалось бывать в обществе благовоспитанных леди, и у него сложилось впечатление, что им просто нечего сказать, если речь не идет о нарядах. Ласточка же избегала чисто «женских» тем, словно они ее ничуть не занимали. Зато она с восторгом вспоминала их незатейливые утренние развлечения, отчего они казались куда забавнее. Образ красавицы, способной только делить с ним ложе и появляться в его обществе на людях, вызывая всеобщую зависть, постепенно потерял свою привлекательность. Пирс угадывал, что эта девушка может стать не просто украшением его жизни, а настоящей подругой, что он сможет делить с ней радость и горе, сможет доверить ей сокровенные мысли и воспоминания. Кроме, разве что, самого страшного.

— Так каким делом вы обычно бываете заняты? — повторила она вопрос.

— Выступаю посредником в торговле хлопком. Но мне случается иметь дело и с сахарным тростником и ромом.

— Я что-то не припомню, чтобы папа перевозил грузы для Кингстонов. А где находится ваша плантация?

Пирс хорошо понимал, что вопросы посыплются как из рога изобилия, стоит только упомянуть «Ланжтри», поэтому ответил уклончиво:

— Когда мне было шестнадцать, отец умер, и я остался, можно сказать, ни с чем. Так часто бывает, не правда ли? Как и многие другие люди, которых вам, без сомнения, приходилось встречать на пароходе, я зарабатывал на жизнь за карточным столом.

— Вот как…

Медно-карие глаза внезапно сузились, и ему пришло в голову, что Ласточка не находит это занятие интригующим и полным романтики. Он поспешно продолжал:

— Однако я всегда мечтал крепко встать на ноги и не зависеть от слепого случая. Как только я скопил пятьсот долларов, сразу вложил их в дело с помощью одного знакомого маклера. Дела мои пошли неплохо, но хотелось чего-то большего. Я много слышал о возможностях и богатствах этого края — и вот я здесь. Все обернулось так, как я мечтал: у меня есть чистокровная лошадь, которая может дать начало породе, и деньги, чтобы основать конеферму. Идея осесть в Орегоне давно казалась мне привлекательной, а после встречи с вами я лишь укрепился в этом желании.

Пирс вынул бокал из руки девушки и сделал глоток. Ему хотелось сгладить невыгодное впечатление, сложившееся у нее после упоминания о карточной игре, и это ему как будто удалось. Отпив из бокала Ласточки, он как бы заново связал распавшуюся было нить. Взгляд ее и выражение лица смягчились, тень улыбки скользнула по губам.

— Нет ли тут поблизости доброго куска земли на продажу? — полюбопытствовал он, просто чтобы продолжить беседу.

— Что? Да весь Орегон — это чудесная плодородная земля, ждущая хозяина! Если вы и в самом деле задумали осесть в этих местах…

Жоржетта лениво потянулась за бокалом, предоставив его взгляду странствовать по округлостям ее грудей. Пирс очень надеялся, что она сделала это намеренно. В следующий момент его самообладание было подвергнуто новому испытанию, так как она не просто коснулась губами бокала, а приоткрыла их и как бы потянулась к тому краю, где только что были его губы. Пирса бросило в жар. Потом она чуть наклонила бокал, позволяя шампанскому скользнуть между приоткрытыми губами, и сделала глоток.

— …если это серьезное намерение, — продолжала девушка, — вам стоит уговорить Дэви остаться в Орегоне и поступить к вам на службу. Судя по сегодняшнему забегу, он — настоящий мастер своего дела.

— Да, Дэви — молодчина. Но я не могу просить его отказаться от своей мечты ради меня.

— Значит, вы всерьез намерены обосноваться здесь и разводить лошадей?

— И чем дальше, тем серьезнее становятся мои намерения!

Пирс ненадолго оторвался от созерцания лица Ласточки, такого совершенного и выразительного, и обвел взглядом живописную полянку, на которой они расположились. Солнце еще золотило густую поросль папоротника под соседним деревом, попадая в просвет между старыми елями, нижние ветви которых касались земли. Здесь были все оттенки зелени — настоящий рай земной. Прохладный рай, если сравнить его со знойными болотистыми равнинами Луизианы.

— Здесь чудесно, просто чудесно! — вырвалось у Пирса. — Я уверен, маме все это понравится, если только я сумею убедить ее переехать.

— Переехать к вам?

— Да. Мне не нравится, как она живет после смерти отца… — Пирс пожал плечами, не закончив фразу.

— Но я думала… вы сказали, что дела у вас пошли на лад.

— Да, но моя мать — женщина неуступчивая. Она не желает принимать мою помощь. Если она согласится переехать в Орегон, в мой дом, все будет иначе. Жизнь для нее все равно что начнется заново.

— Я вас так понимаю! Когда мы переехали, для папы это тоже было начало, и кто знает… — Ласточка тоже не договорила, пожав плечами, и Пирс нашел это совпадение занятным. — Что, если мой отец и ваша мать понравятся друг другу? Она наверняка хороша собой.

— Более чем хороша. Она из тех, кого годы не меняют. Я бы сказал, в ней есть врожденная элегантность… как и в вас.

Бесенята в глазах Ласточки вдруг исчезли, она отвела взгляд и закусила губу. Что так огорчило ее? Не комплимент же? Пирс лег на спину и закинул руки за голову, чтобы изучить милое лицо девушки в новом ракурсе. Она сняла шляпку, и луч закатного солнца, ненадолго нашедший дорогу на поляну, заставил ее рыжие волосы вспыхнуть огнем.

— Поначалу у меня были совсем иные планы. Я собирался в Калифорнию, на золотой прииск, даже испытал что-то вроде «золотой лихорадки», которая заставляет людей бросать все и стремиться за удачей. Но с тех пор как попал в этот край, я не могу его покинуть.

— И будете заниматься лошадьми?

— И детьми, если повезет.

— Мне известно, что значит большая семья, поскольку сама выросла в такой, — призналась Ласточка. — У меня три брата, двое из них по-прежнему плавают по Миссисипи, Кэди водит по рекам свой пароход «Мечта Элен», а мы с папой перебрались сюда и, если можно так сказать, отвечаем за «Вильяметту».

— Вы вдвоем? — Пирс покачал головой и усмехнулся. — Трудно представить, что такое хрупкое создание занимается мужским делом. Не станете же вы утверждать, что запускаете двигатель или отдаете швартовы? Ни за что не поверю!

— Внешность обманчива, — лукаво заметила Жоржетта.

— Тут я с вами вполне согласен. — Пирс встретил ее взгляд и не отводил глаза до тех пор, пока девушка не посмотрел вниз. Он решил, что лучше немного сбавить темп осады. — А ваша мать? Чем занимается она?

— Моя мама умерла, — тихо произнесла Ласточка.

Пирс уселся, глядя на нее с сочувствием. Он не мог представить, что было бы с ним, случись ему потерять мать, единственного человека, кто всем сердцем любил его.

— Мне очень жаль.

— Вы ведь меня понимаете, правда? — спросила Жоржетта, касаясь его руки. — Когда вы потеряли отца, то, конечно, долго горевали.

Пирс думал ровно одну минуту.

— Мы не были особенно близки, — сказал он наконец.

— В таком случае я просто должна познакомить вас со своим папой. Вы понравитесь друг другу… по крайней мере мне так кажется.

Она улыбнулась, на этот раз не ослепительно, а ласково и чуточку грустно, и Пирс ощутил, как его тянет к ней, как он погружается во что-то доселе не изведанное.

— Музыка! — вдруг воскликнула девушка, оживляясь.

Брови ее приподнялись, губы приоткрылись — чарующее зрелище!

— Моя прекрасная леди желает танцевать?

— Это было бы чудесно!

Пирс знал, что есть куда более интересные занятия, но в данный момент был не против танцев. Он поднялся и предложил Ласточке руку. Когда они оказались лицом к лицу, у него появилось искушение схватить ее в объятия и целовать до тех пор, пока не насытится. Усилием воли он заставил себя выпустить ее руку и принялся собирать остатки снеди в корзину.

Потом они пошли на звук музыки и вскоре оказались у опушки леса, там, где он полукругом охватывал большую поляну. К тому времени на этой ровной, лишь местами покрытой кустарником площадке собрались все, кто еще не разошелся по домам. Там и тут на шестах были подняты светильники, и танцующие образовали между ними круг. Левее виднелся наспех сколоченный помост, на котором трудились изрядно подвыпившие музыканты.

Живой мотив так и манил присоединиться к веселью. За ним последовал вальс. Пирс заколебался: перспектива уступить свое сокровище кому-то другому даже на время одного танца не радовала его, и он предпочел бы вернуться в уединенное место. Осененный внезапной идеей, он поставил корзину, повернулся к Ласточке и слегка поклонился:

— Позвольте пригласить?

После короткого колебания девушка кивнула, изящным движением подобрала юбки и сделала шаг вперед. Отблеск ближайшего светильника отразился в ее медно-карих глазах, и они вспыхнули на миг странным, чуть тревожным и зовущим светом.

Пока вальс парил над поляной, они танцевали у самой кромки леса, среди деревьев и кустов, топча сочный ковер травы. Словно эльфы, сошедшие со страниц книги, они плыли на волнах музыки из тени в тень. Во всем этом было что-то нереальное, сказочное, прелесть новизны заставляла Пирса разрываться между трепетной сдержанностью и желанием крепче прижать к груди этот подарок судьбы. Больше всего он желал, чтобы Ласточка и в самом деле существовала, чтобы она и в самом деле была дочерью некоего капитана Пакуина, а не частью прекрасного сна, который он по какой-то причине вдруг увидел наяву.

Что, если поутру он откроет глаза и обнаружит, что ничего не было, что на самом деле он все еще в Луизиане? Впрочем, были и другие неприятные возможности. Например, капитан Пакуин мог знать о нем все…

Проклятие, пора оттеснить подальше воспоминания о прошлом! Не хватало только, чтобы они бросили мрачную тень на этот упоительный миг или даже на всю его новую жизнь!

К великому сожалению Пирса, вальс не длился вечно и сменился другим мотивом. Не в силах выпустить Ласточку из объятий, Пирс очертя голову нырнул в какую-то сумасшедшую версию вальса собственного изобретения. Первый же нелепый пируэт заставил его партнершу засмеяться от неожиданности, и смех этот, перекликаясь с мотивом, добавил ему мелодичности. Нимало не смущаясь коленцами, которые выкидывал Пирс, она охотно присоединилась к его игре. Этим она понравилась ему и того больше… впрочем, понравиться больше было просто невозможно. Он и так любил в этой девушке все: каждый медно-рыжий локон, каждую черту выразительного лица, каждый звук, что срывался с ее губ. Снова и снова он представлял себе жизнь с этим восхитительным созданием. Он нашел бы тысячу способов заставить ее смеяться!

Наконец они совершенно выбились из сил и остановились, тяжело дыша.

— Это было так забавно! — воскликнула Ласточка.

Округлости ее грудей высоко вздымались над корсажем, когда она хватала ртом воздух. Не замечая впечатления, производимого этим волнующим зрелищем, она рассеянно поправила заколки в растрепавшейся прическе.

— Почему бы вам не распустить волосы? — предложил Пирс, стараясь отдышаться. — Впереди еще не один танец, и вашей прическе все равно не уцелеть.

Он жаждал видеть ее со свободно рассыпающимися по плечам волосами.

Его предложение произвело странный эффект. Ласточка перестала улыбаться и как-то притихла, большие удлиненные глаза затуманились, веки слегка, словно в томлении, опустились.

— Да… так будет лучше… — произнесла она тихо и медленно подняла руки к волосам.

Мир словно подернулся для Пирса дымкой тумана, звуки отдалились и смешались.

— Позвольте мне! — вырвалось у него.

Девушка промолчала, уронив руки. Она не сводила взгляда с лица Пирса, когда тот потянулся к ее прическе. Он чувствовал себя так, словно никогда прежде не был с женщиной. Он был напряжен, как натянутая струна, руки отказывались повиноваться, и ему стоило больших трудов заставить пальцы вынуть одну за другой многочисленные заколки. Его совершенно заворожило зрелище медно-рыжих волос, каскадом спадавших на ее плечи. Время, казалось, остановилось.

Пирс слышал, что где-то в отдалении звучит неторопливый вальс, слышал участившееся дыхание Ласточки. Губы ее были слегка приоткрыты, словно безмолвно манили к себе. Сунув заколки в карман, Пирс погрузил руки в густую массу ее волос… Веки девушки медленно, дремотно опустились, и с чувством бурной радости он прильнул к ее губам, ощутив их податливость и сладостное тепло.

Он не задумывался над тем, какова будет реакция на его дерзость, но никак не ожидал, что Ласточка со стоном прильнет к нему, обвивая его шею руками. Сердце Пирса колотилось как сумасшедшее, когда он провел кончиком языка по ее полусомкнутым губам. По всему телу Жоржетты прошла волна дрожи, которую он ощутил сквозь разделяющую их одежду. Он слышал, как часто, в унисон с его собственным, стучит ее сердце. Тела их были близко, о, как близко!

Пирс потерял голову. Одной рукой продолжая гладить роскошные волосы Ласточки, другой он с силой прижал ее бедра к себе. Язык раздвинул покорные губы и нырнул глубоко в сладкое тепло ее рта.

И вдруг что-то изменилось. Тело девушки обмякло, словно у тряпичной куклы, и сползло бы к его ногам, если бы не объятия. Пирс рывком отстранился, не зная, что и думать. Почему она лишилась чувств?

Ну конечно! Проклятый корсет, это дьявольское орудие пыток в угоду моде! Чтоб тому, кто его изобрел, гореть в аду!

Он поднял Ласточку на руки, лихорадочно решая, как поступить. Выбора не было, оставалось лишь отнести ее на пароход, по возможности не привлекая внимания ни к себе, ни к своей драгоценной ноше.

— Надеюсь, этот предмет туалета когда-нибудь будет объявлен вне закона, — процедил Пирс сквозь зубы, скрываясь под деревьями.