Ректор академии и противная адептка

Глава 26. Опасное притяжение: Ректор и студентка.

Лира вышла из кабинета Ректора с таким чувством, будто земля уходит из-под ног. Его слова — «Игры окончены. Начинается нечто настоящее» — звенели в её ушах, смешивая страх с пьянящим предвкушение. Что именно он имел в виду? Что это за «нечто настоящее», более опасное, чем все их предыдущие манипуляции?

Она почти бежала по коридору, не видя ничего вокруг, и столкнулась с кем-то твердым и знакомым.

— Осторожнее, — раздался спокойный голос. Это был Рейман. Он крепко держал её за плечи, чтобы она не упала. Его проницательный взгляд изучал её взволнованное лицо. — Выглядишь так, будто видела призрака. Или только что разговаривала с нашим дорогим Ректором.

Лира попыталась отступить, но его захват был уверенным.

— Всё в порядке, профессор. Просто... задумалась.

— Задуматься — это полезно, — заметил он, наконец отпуская её, но не отводя взгляда. — Но в этой академии мысли имеют свойство становиться опасными. Особенно когда они крутятся вокруг определённых... личностей.

Он говорил загадками, но Лира почувствовала, что он знает больше, чем показывает. Рейман был другом Теора, но также и опытным стратегом. Он видел их игру и, похоже, решил в неё вмешаться.

— Я не знаю, о чём вы, — попыталась солгать Лира, но её голос дрогнул.

Рейман мягко улыбнулся, но в его глазах не было тепло.

— О, я думаю, знаешь. И я дам тебе совет, Лира, просто как... наблюдатель со стороны. Тот, кого ты пытаешься использовать в своей игре. Будь осторожна с тем, что ты ищешь. Правда о чувствах Теора — это не книга, которую можно просто прочитать и отложить. Это скорее... древнее заклинание. Произнесешь его — и последствия уже не обратить вспять. Для него. Для тебя. Для всех нас.

Его слова были тревожным эхом слов самого Ректора. Лира почувствовала холодок по спине.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что я вижу в тебе искру, которую не видел давно, — ответил он серьёзно. — Искру, которая может либо разжечь пламя, либо спалить всё дотла. И мне интересно, к чему это приведёт. Но помни: если ты продолжишь толкать его к краю, он может упасть. И утянуть тебя за собой.

Он кивнул ей и удалился, оставив её ещё более растерянной, чем прежде.

Теперь у Лиры не было сомнений: её маленький личный эксперимент вышел из-под контроля. Он привлёк внимание не только Эльзы, но и такого проницательного игрока, как Рейман. А сам Теор... Он больше не хотел играть. Он хотел чего-то настоящего. И опасного.

Вернувшись в свою комнату, она нашла на столе маленькую, аккуратно сложенную записку. Почерк был твёрдым и узнаваемым — Ректора.

«Завтра. Поле за оранжереями. Закат. Приходи. Без масок. Без игр. Только правда. Если осмелишься.»

Лира сжала записку в руке. Сердце бешено колотилось. Это был ответ. Вызов. Конец игры и начало чего-то неизвестного.

Она подошла к окну и посмотрела на темнеющие башни академии. Завтра всё изменится. Она больше не будет просто студенткой, играющей с чувствами могущественного человека. Она будет... чем-то другим.

И она боялась. Но сквозь страх пробивалось что-то ещё — решимость. Она зашла слишком далеко, чтобы отступать. Она хотела правды. Какой бы она ни была.

«Хорошо, Теор, — прошептала она в стекло. — Завтра. Без масок.»

Она погасила свет и осталась в темноте, глядя на звёзды, чувствуя, как стены её маленькой комнаты смыкаются вокруг неё, предвещая бурю, которая должна была вот-вот разразиться. Игра действительно закончилась. Теперь начиналась реальность.

Следующий день тянулся мучительно медленно. Каждая лекция, каждое слово профессоров пролетали мимо сознания Лиры. Она ловила на себе взгляды: любопытные — студентов, оценивающие — преподавателей, колкие — Эльзы. Та, казалось, чувствовала приближение чего-то и злилась, что осталась в неведении.

Перед самым закатом, сделав вид, что направляется в библиотеку, Лира свернула в сторону оранжерей. Воздух был прохладным и свежим, пахло влажной землёй и ночными цветами. Сердце отчаянно стучало, словно пытаясь вырваться из груди.

Он уже ждал её.

Теор стоял спиной, глядя на багровую полосу заката над тёмным силуэтом леса. Без своего мантийного одеяния, в простом тёмном камзоле, он казался менее недосягаемым ректором и более... человеком. Опасным, непредсказуемым, но человеком.

Услышав её шаги, он обернулся. Его лицо было лишено обычной маски холодной учтивости или насмешки. Оно было серьёзным и открытым. Таким она его ещё не видела.

— Ты пришла, — произнёс он. Это не было вопросом. Констатация факта.

— Ты звал, — ответила Лира, останавливаясь в паре шагов от него. Дистанция между ними ощущалась как живая, трепещущая субстанция.

— Я звал. И ты пришла. Значит, готова услышать то, во что, возможно, не захочешь верить.

Он помолчал, его взгляд блуждал по её лицу, будто заново узнавая черты.

— Ты права. Это не игра. По крайней мере, для меня она перестала быть игрой с того момента, как ты бросила мне первый вызов своим упрямством. Ты думаешь, я не видел, как ты манипулируешь Эльзой и Рейманом? Видел. И позволил этому продолжаться. Потому что это... развлекало. Потому что это доказывало, что ты не боишься. Что ты борешься.

Он сделал шаг вперёд. Лира не отступила.

— Но это не просто борьба, Лира. И не просто вызов. Это... раздражение, которое не даёт покоя. Мысль, от которой не избавиться. Ты стала навязчивой идеей. Неудобной, опасной и совершенно невыносимой.

Лира почувствовала, как у неё перехватывает дыхание. Его слова обжигали своей прямотой.

— Что... что ты хочешь от меня? — выдохнула она.

— Я не знаю, — признался он, и в его голосе впервые прозвучала искренняя неуверенность. — Я знаю, чего я *не* хочу. Я не хочу, чтобы ты продолжала эти дурацкие флирты с кем бы то ни было. Я не хочу, чтобы ты смотрела ни на кого, кроме меня. Я не хочу, чтобы ты исчезла из моего поля зрения.

Он снова замолчал, будто борясь с самим собой.

— Это эгоистично. Глупо. И абсолютно неприемлемо для человека на моём посту. Но это правда. Ты добивалась правды — вот она.

Лира стояла, не в силах пошевелиться. Его признание было не признанием в любви, а одержимостью. Это было страшнее, сложнее и... честнее любой романтичной сказки.

— И что теперь? — прошептала она. — Что мы будем делать с этой... правдой?

На его губах появилась кривая, почти безрадостная улыбка.

— Теперь, Лира Эванс, — он произнёс её полное имя, и от этого по её коже побежали мурашки, — теперь ты становишься моей слабостью. А слабости в нашем мире либо уничтожают, либо защищают ценой всего. Я ещё не решил, что буду делать с тобой. Но одно я знаю точно.

Он закрыл оставшееся между ними расстояние. Он не прикасался к ней, но она чувствовала исходящее от него тепло и силу.

— Отступать уже поздно. Для нас обоих.

Тишина повисла между ними, густая и звенящая, нарушаемая лишь далёким криком ночной птицы. Лира смотрела на него, пытаясь осмыслить тяжесть его слов. *Слабость. Уничтожить или защитить.* Это было не то, чего она ожидала, не то, о чём мечтала в своих тайных фантазиях.

— Ты говоришь, как будто у меня нет выбора, — наконец выдохнула она, и её собственный голос прозвучал чужо́. — Как будто я всего лишь пешка в твоей большой игре, которую ты либо сохранишь, либо выбросишь с доски.

Его глаза вспыхнули в сумерках — тёмные, почти чёрные, и бесконечно глубокие.

— Выбор? — он тихо рассмеялся, и в этом звуке не было веселья. — Ты сделала свой выбор, Лира, когда решила играть с огнём. Ты думала, это будет милая, безопасная интрижка? Ты думала, сможешь вызвать ревность у самого могущественного человека в этой академии и остаться невредимой? Твой выбор привёл тебя сюда. Ко мне. К этому.

Он сделал ещё один шаг, и теперь они стояли так близко, что она чувствовала тепло его тела сквозь тонкую ткань своего платья.

— Но... — он медленно поднял руку, и его пальцы едва не коснулись её щеки, заставив её вздрогнуть от почти прикосновения. — Но я не тиран, каким пытаюсь казаться. У тебя всегда есть выбор. Самый простой. Развернись. Уйди. Забудь всё, что слышала сегодня. И я отпущу тебя. Мы вернёмся к прежним отношениям — ректора и студентки. И ничего из этого не случилось.

Его голос был низким, почти гипнотическим. Искушение было огромным. Отступить. Вернуться к безопасности, к простоте. Избежать этой пугающей неизвестности, которую он предлагал.

Но Лира посмотрела в его глаза и увидела в них вызов. Он проверял её. Снова. И на этот раз ставки были выше, чем когда-либо.

— Это ложь, — тихо сказала она. — Ты не отпустишь. Ты сказал сам — я стала навязчивой идеей. Ты не сможешь забыть. И я... я тоже не смогу.

Его губы тронула едва заметная улыбка — на этот раз в ней была тень одобрения.

— Значит, ты выбираешь другой путь? — прошептал он. — Путь, где ты — моя слабость, а я — твоя опасность? Путь, на котором нас ждут только проблемы и боль?

Лира глубоко вдохнула, чувствуя, как лёгкие наполняются холодным вечерним воздухом. Страх никуда не делся. Он сжимал её горло ледяными пальцами. Но под ним клокотало что-то ещё — азарт, решимость, жажда этой пугающей правды.

— Я выбираю... правду, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Какой бы она ни была.

В его взгляде что-то дрогнуло. Маска окончательно рухнула, обнажив raw, ничем не прикрытую интенсивность. Голод. Одобрение. Что-то, что было опасно близко к... восхищению.

— Тогда помни, ты предупреждена, — его голос прозвучал как обет. Как клятва. — С этого момента ты под моей защитой. И под моей угрозой. Я буду оберегать тебя ото всех... включая тебя саму. Но требуй от меня слишком многого, попытайся использовать эту... связь... против меня — и ты узнаешь, почему со мной лучше не враждовать.

Он, наконец, коснулся её — его пальцы легли на её подбородок, мягко, но неоспоримо, заставляя её держать голову высоко.

— Это твой последний шанс отказаться, Лира. Скажи «нет» сейчас — и я исполню своё слово и отпущу тебя.

Его прикосновение жгло кожу. Лира закрыла глаза на секунду, слушая бешеный стук собственного сердца. Это было безумием. Самоубийством.

Она открыла глаза.

— Да.

Слово «да» повисло в воздухе между ними, хрупкое и в то же время невероятно прочное, словно выкованное из стали. Оно изменило всё. Ландшафт. Правила. Их самих.

Пальцы Теора на её подбородке дрогнули, а затем двинулись дальше, скользнули по линии её щеки, убирая прядь волос, которую ночной ветер бросил ей на лицо. Это прикосновение было уже другим — не проверкой, не демонстрацией власти, а... чем-то почти нежным. От этого по телу Лиры пробежала новая волна дрожи, на этот раз — не только от страха.

— Тогда с этого момента, — прошептал он, и его голос потерял былую резкость, в нём появилась какая-то новая, пугающая тишина, — ты моя.

Он не сказал это как владелец, заявляющий права на вещь. Это прозвучало как констатация неотвратимого факта, как приговор, который они только что вынесли сами себе.

Он отступил на шаг, разрывая гипнотическую связь, и холодный вечерний воздух снова хлынул между ними, заставив Лиру вздрогнуть.

— Возвращайся в замок, — сказал он уже более твёрдым, привычным тоном ректора, но в нём теперь чувствовался скрытый подтекст. — Ничего не меняй в своём поведении. Никому ни слова. Для всех мы по-прежнему ректор и студентка. Любой наш шаг на публике будет под прицелом. Эльза не успокоится. Рейман будет наблюдать. Любая оплошность станет оружием против нас обоих.

Лира лишь кивнула, слова застряли у неё в горле. Её разум лихорадочно пытался осмыслить произошедшее, но всё расплывалось в тумане адреналина и шока.

— Иди, — приказал он мягко. — Сейчас.

Она заставила свои ноги двигаться, сделала первый неуверенный шаг назад, к силуэту академии, затем второй. Она ждала, что он окликнет её, что это была очередная игра, но он лишь стоял и смотрел ей вслед, растворяющийся в сгущающихся сумерках, тёмная и одинокая фигура.

Путь обратно казался сном. Звуки — приглушёнными, огни в окнах — размытыми. Она прошла через боковой вход, поднялась по лестнице, не встречая ни души. Только когда дверь её комнаты захлопнулась за спиной, опора вернулась под ноги.

Она прислонилась к дереву двери, пытаясь отдышаться. Её щека всё ещё горела от его прикосновения. Его слова — «ты моя», «моя слабость» — звенели в ушах, смешиваясь с предупреждениями.

Она была его. А он — её опасностью. Её защитой и её тюремщиком.

Лира медленно соскользнула на пол, обхватив колени руками. По её щекам текли слёзы — не от горя и не от радости, а от оглушающей, всепоглощающей перестройки всего её мира. Она получила то, чего хотела. Правду. И теперь эта правда грозилась раздавить её.

Внезапно в тишине раздался резкий стук в дверь.

Лира резко вытерла слёзы и встала, стараясь взять себя в руки. Первое испытание. Уже сейчас.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь придать своему лицу привычное безразличное выражение, и открыла дверь.

Эльза стояла на пороге, её глаза горели.

— Гуляла, — ответила Лира, и её голос прозвучал удивительно спокойно. — Воздухом подышала. Устала от зубрёжки. Это не запрещено?

Эльза прищурилась.

— Выгляжу как человек, которого только что оторвали от отдыха ради глупых допросов, — парировала Лира, чувствуя, как нарастает раздражение. Оно было кстати — оно придавало ей сил. — У тебя есть ко мне дело, Эльза, или ты просто решила потренироваться в роли надзирателя?

Эльза на секунду опешила от её нападения, но быстро оправилась.

Слишком поздно, — пронеслось в голове у Лиры. Я уже обожглась. И это был не тот человек.

— Твои предупреждения выслушаны, — холодно сказала она. — Теперь, если не возражаешь, я хочу отдохнуть.

Она захлопнула дверь прямо перед носом у ошеломлённой Эльзы, не дав ей шансы ответить. Прислонившись спиной к двери, она слышала, как та несколько секунд постояла снаружи, а затем её быстрые, сердитые шаги затихли в коридоре.

Первая битва была выиграна. Но война только начиналась. Лира медленно выдохнула. Она чувствовала себя одновременно опустошённой и заряженной новой, странной силой.

Она подошла к столу, где всё ещё лежала та самая записка от Теора. Она взяла её в руки. Простые слова. Призыв. Приговор.

Она не спрятала её и не разорвала. Она аккуратно сложила и убрала в потайной карман своего дневника.

Напоминание. О выборе. О правде. О том, что отступать действительно было уже поздно.