В основе всего гнев,
всех обид и всех недовольств,
вы всегда найдете страх, который
надеется остаться неизвестным.
Дональд Л. Хикс
КАРИНА ГАЛЛО
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
Мне нужно было противостоять отцу, но гравитация скрывала черты лица Броуди. К тому же он ждал меня у входной двери неизвестно сколько времени, поэтому я кивнула ему, чтобы он продолжал, повернула замок на двери и вошла в свою однокомнатную квартиру.
Он прочистил горло, следуя за мной.
— Я видел, как Ренье разговаривал с твоим отцом совсем недавно.
Я уже снимала туфли на каблуках, но при его словах замерла.
— Когда?
— До того, как ты сказала мне, что видела его снова.
Я скинула туфли, повернулась лицом к Броуди и положила сжатые кулаки на бедра.
— И почему ты мне не сказал?
— Парень поимел тебя, и тебе потребовалась целая вечность, чтобы вылечиться. — Он нахмурился. — Зачем мне говорить о нем?
Я все еще не исцелилась. Ренье был шрамом, оставленным на моей коже за двадцать с лишним лет, что я его знала, и с каждой секундой, что проходила, шрам становился все глубже. Он мог быть невидимым, но я его чувствовала.
Он вырос и обрел форму, как дюжина поцелуев, которые мы разделили в средней школе; дружба, которую он подарил мне только для того, чтобы вырвать любовь из моих пальцев; и ложь, которая продолжала громоздиться между нами, как возвышающаяся стопка отвергнутой одежды после весенней уборки, пока я больше не могла видеть мальчика, которого когда-то знала.
— Вполне справедливо. — Я оставила свой дерьмовый чемодан у двери и плюхнулась на кровать, ровно в двух-трех шагах от коврика.
Броуди лег рядом со мной, как он всегда делал в прошлом, поскольку в моей однокомнатной квартире не было места для дивана, на котором поместилась бы больше, чем моя левая щека.
— Прости.
— Не твоя вина, что у меня ужасный вкус на парней. — Я прислонилась головой к его плечу. — Но не в друзьях. — Я подняла на него глаза. — Серьезно, я не представляю, что бы я делала без тебя.
Он повернулся на бок, так что оказался слегка нависающим надо мной. Когда он наклонился вперед, и его глаза закрылись, я отпрянула назад. Я была в замешательстве, не зная, что сказать.
Его глаза распахнулись, и на моем лице отразился ужас. Он соскочил с кровати.
— Мне очень жаль.
Я сделала шаг назад.
— Что это было?
Он сделал шаг ко мне.
— Я….
Я подняла руку.
— Ты только что пытался меня поцеловать.
— Мне жаль…
Я не могла дать ему договорить. Я боялась того, что он скажет.
— Ты можешь уйти? Пожалуйста? Я поговорю с тобой завтра.
— Карина, я…
— Пожалуйста.
— Но Карина, я…
— Сейчас же, Броуди! Я не могу…
— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
У меня отпала челюсть. Неужели все в моей жизни что-то скрывают от меня?
Он сделал шаг ближе.
— Скажи что-нибудь.
Я не хотела причинять ему боль, но и не хотела вести его за собой. Очевидно, последние одиннадцать лет я делала что-то не так.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала?
— Что ты тоже меня любишь.
Я смягчила голос.
— Но я не люблю. — Я сглотнула. С трудом. — Как давно ты меня любишь?
Его взгляд переместился на стену над моей головой, где висела какая-то ужасная картина из ИКЕА в моей неудачной попытке украсить эту помойку.
— Практически с тех пор, как я тебя встретил.
Мне захотелось насмехаться, но я сдержалась. Едва ли.
— Любовь с первого взгляда?
— Ты была такой одинокой, уязвимой и душераздирающей в том кафетерии.
Мои брови взлетели вверх.
— Ты влюбился в меня, потому что я сломлена?
— Я влюбился в тебя после этого. — Он втянул воздух. — Нет, ты не была сломлена. Ты была грустной, и я подошел к тебе, потому что хотел быть тем, кто сделает красивую, одинокую девушку счастливой.
Может быть, дело в выражении моего лица, но когда я снова попросила его уйти, он послушался. Его слова были… милыми? Жутковатыми? Я не знала, но и не хотела разбираться с этим. Потому что все возвращалось к Ренье.
Броуди был прав в первый раз.
Я была сломлена, и именно Ренье сломал меня.
Я четыре часа просидела на папиной кухне, пока он не пришел с работы. У него, как и у меня, была студия. Это была не та двухкомнатная, в которой я выросла, но это было то же самое здание. Как только я съехала, владелец предоставил нам однокомнатные квартиры по льготной цене.
Маленькие милости.
Отец бросил ключи на крючок.
— Что ты здесь делаешь?
Я кивнула на миску со спагетти, стоящую на коврике напротив меня. Она уже давно остыла, но у меня не было настроения разогревать ее для него.
— Ешь.
Он взял вилку и сел.
— Спагетти?
— Сегодня воскресенье. — Я наблюдала, как он накручивает лапшу на вилку и запихивает спагетти в рот.
Он заговорил с полным ртом еды.
— Холодное.
— Ты опоздал.
— Не знал, что ты меня ждешь.
Я наклонила голову в сторону, внимательно посмотрела на него и сказала, когда он сглотнул:
— Я была с Ренье. Мы провели вместе выходные в Саут-Бич.
Он поперхнулся спагетти. Я подождала несколько секунд, потом встала и принесла ему стакан воды.
Он сделал глоток.
— Спасибо.
— Почему ты мне солгал? — Я решила, что если не скажу, о чем, то он сам заполнит пробелы.
Его лицо побледнело, и он выронил вилку, которую держал в руках.
— Он сказал тебе?
— Да, — солгала я. — Но я хочу знать, почему я должна была услышать это от него, а не от тебя.
Он отодвинул стул и резко встал, отчего тот с грохотом рухнул на пол.
— Я не могу говорить об этом с тобой.
Я скрестила руки на груди, и мой тяжелый взгляд не дрогнул.
— Если ты хочешь, чтобы я была в твоей жизни, другого выхода нет. — Готова ли я была выполнить свою угрозу? Проклятье, если бы я знала. Но тайны разрушили мое прошлое, и я не позволю им разрушить мое будущее.
— Дорогая, нет…
— Почему, папа?! — За двадцать пять лет жизни я никогда не повышала голос на отца, но мой голос громко прозвучал в маленькой квартире, заставив нас обоих вздрогнуть.
Он спокойно поправил стул и сел. Сутулость его плеч резанула меня по сердцу.
— Я не мог сказать своей дочери, что у ее мамы был роман с отцом ее лучшего друга.
Настала моя очередь бледнеть.
Он вгляделся в мое лицо.
— Ты не знала.
— Папа, мне нужно, чтобы ты перестал лгать. — Мои руки сжались в кулаки, но я спрятала их под обеденным столом. — Я не знаю, кого ты сейчас защищаешь, но это точно не я.
— Дорогая, я не могу…
— Ты расскажешь, или я уйду. — Пора было начать ставить себя на первое место. Люди относятся к тебе в зависимости от того, что ты от них ожидаешь, и меня не переубедить в том, что я ожидаю меньшего.
Он проглотил свои слова, и на нас опустилась тишина.
— Твоя мама познакомилась с Кристиано Андретти, когда забирала тебя от Ренье. После этого она стала… встречаться с ним каждый раз, когда приезжала за тобой.
Я опустила глаза. Я вспомнила, как она наряжалась, когда приезжала за мной. Однажды я даже сказала ей, как красиво она выглядит, когда появляется в своем струящемся платье, с завитыми волосами и красной помадой.
Она исчезала "в туалет" на час, и я не придавала этому значения, потому что была слишком занята игрой с Ренье, и я была слишком мала, чтобы понимать, что все это значит.
Когда стало ясно, что папа не намерен продолжать, я насмешливо сказала.
— Я была рядом с тобой каждый день на протяжении последних двадцати пяти лет, а ты все еще хранишь мамины секреты. Ты все еще предан ей.
Папа оттолкнул от себя миску. Вилка вывалилась сбоку и упала на пол.
— Это не секрет твоей мамы. Это мой! — Он понизил голос и больше не кричал на меня, но его слова только резали глубже. — Меня было недостаточно.
— Это смешно.
— Правда? Посмотри на это место. Ты сама это говорила, снова и снова. — Он широким жестом обвел квартиру. — Твоя мама хотела большего. Она заслуживала большего! Поэтому, когда Кристиано попросил твою маму уйти от нас, она так и сделала.
— Хватит оправдывать ее! Мне было десять! Десять! Она не имела права уходить.
— Он дал ей гламурную жизнь, о которой она всегда мечтала. Жизнь, которую она заслуживала.
— А ты подарил ей семью.
Неадекватность подтачивала края моего сердца, но я отталкивала ее. Если я что-то и знала наверняка, так это то, что меня хотят. Ренье провел последние два дня, подтверждая то, что я и так должна была знать. Теперь настала очередь отца разобраться в этом, и я надеялась, что ради нас обоих он это сделает.
Папа отвел глаза. Чувство вины — такое сильное чувство вины — поглотило их.
— Он поселил ее в пентхаусе на противоположном конце Майами-Бич, но прошло несколько лет, и ей стало одиноко, и она захотела вернуться домой.
Он сглотнул.
— Мы все уладили. Кристиано не хотел, чтобы она уезжала, и пытался показать ей, как, — его горло перехватило, — меня для нее недостаточно. Недостаточно внешности. Недостаточно вспышки. Недостаточно денег. Когда ты училась в восьмом классе, милая, Кристиано прислал своих головорезов. Деньги за защиту, так они это называли. И я заплатил. Это были огромные деньги, и я их заплатил. Я просто хотел, чтобы ты была в безопасности.
— Но ты не мог продолжать платить, — прошептала я.
Он покачал головой.
— Нет.
— Где сейчас мама?
Кристиано ушел. Не было никаких причин, чтобы она не вернулась домой.
Отец пожал плечами, в его глазах плескалось нечто, слишком похожее на боль.
— Я не знаю. Я всегда считал, что ей было слишком стыдно за то, что она сделала.
Я зашевелилась в своем кресле.
— Почему ты тоскуешь по ней? Почему бы тебе не продать магазин и не уехать из этого дерьмового города? Ты просаживаешь деньги направо и налево, — я жестом указала на квартиру, — и посмотри, где мы живем! Ты мог бы купить хорошее ранчо в дешевом штате и выйти на пенсию на деньги от продажи магазина. Может, найдешь кого-нибудь, кого снова полюбишь, папа.
— Но я люблю ее.
Я не могла рассуждать об этом.
Я не понаслышке знала, что такое нелогичная любовь.
Я перевела разговор в другое русло.
— Какое отношение все это имеет к нам с Ренье?
— Кристиано поставил нам ультиматум. Если Ренье перестанет проводить с тобой время, он откажется от платы за защиту.
— И ты согласился?
— Я думал, мы снова сможем стать семьей!
— Это разбило мне сердце! — Я хлопнула кулаками по столу. — Это сломало меня!
— И мне очень жаль! Я совершил ошибку.
Я покачала головой.
— Я не понимаю. Почему Ренье согласился на это?
— Потому что он любил тебя, и я умолял его об этом.
— Броуди сказал, что недавно видел вас с Ренье вместе.
— Он хотел тебе все рассказать, а я попросил его не делать этого.
— Почему?
— Мне было стыдно! — Он оторвал от меня глаза, не в силах встретить мой взгляд, а когда его громкость не уменьшилась, он как будто кричал на самого себя. — Столько времени прошло! Я боялся, что ты уже не будешь смотреть на меня так же! Я боялся потерять тебя!
Я встала и обогнула стол, чтобы встретиться с ним взглядом, потому что тот факт, что мой отец не мог смотреть мне в глаза, поразил меня, как неожиданный апперкот бойца ММА.
— Ты был прав и не прав. Я не буду смотреть на тебя так же, но и ты не потеряешь меня. — В конце концов, он все еще был моим отцом. — Мне нужно идти.
Мы поговорим об этом позже, и я прощу его, потому что он пытался защитить меня. И хотя его намерения стали менее чистыми, он все еще был моим отцом, и я знала, каково это — быть безрассудно влюбленным.
— Куда ты идешь? — спросил папа, когда мои пальцы коснулись дверной ручки.
— Мне нужно найти Ренье.
Я заглянула в "Down & Dirty", но, не найдя Ренье, отправилась в квартиру Броуди. Ладно, я нервничала, и мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Рим не за один день строился.
Я вытащила запасной ключ Броуди из фальшивого камня перед его домом и вставила его в дверь. Его не было дома, но я и не спешила с ним встречаться. Его квартира была небольшой, но чистой, со вкусом обставленной мебелью.
Он работал электриком, так что зарабатывал прилично, но в ближайшее время не собирался играть на восемнадцати лунках в загородном клубе с остальными миллионерами и миллиардерами Майами-Бич.
Под плоским экраном в гостиной стоял камин. На каминной полке стояли фоторамки с нашими с Броуди фотографиями, а также несколько безделушек, которые символизировали нашу дружбу на протяжении последних одиннадцати лет.
Было время, когда я думала, что могу понравиться Броуди больше, чем просто как друг. Это было на втором курсе средней школы, но быстро после того, как я об этом подумала, он нашел себе девушку.
А потом еще одну.
И еще одну.
С тех пор у него была постоянная череда подружек, больше, чем я могла сосчитать, и он был одним из самых привлекательных холостяков Норт-Бич. Именно поэтому он застал меня врасплох сегодня утром.
Но сейчас, глядя на его квартиру, мое присутствие в этом месте было жутким. Я была почти на каждой фотографии. Я присутствовала почти при каждой покупке мебели и сколах на деревянном полу. Я думала, что это типичная ситуация лучшего друга, но в моей жизни был только один лучший друг, с которым можно было сравнить это — Ренье.
И я влюбилась в него.
Дважды.
Я провела пальцами по маленькой деревянной шкатулке, которую купила Броуди на Рождество во втором курсе. Мы пошли на встречу по обмену, договорились о бюджете и разошлись в поисках подарков друг для друга.
Я подняла крышку, достала сложенный лист бумаги, разгладила края и замерла, узнав знакомый почерк.
Мой.
Вот только это письмо было не для него.