Реньери Андретти

5

Чувство вины — это гнев, направленный на себя,

на то, что мы сделали или не сделали.

Обида — это гнев, направленный на других — на то,

что они сделали или не сделали.

Питер МакВильямс

РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ

Настоящее

— Что, черт возьми, с тобой? — Галло ворвалась в мой кабинет без приглашения и без предупреждения. Обтягивающий кружевной лифчик и трусики, приклеенные к ее коже, мгновенно заставили меня напрячься.

Я задвинул стул под стол, а вместе с ним и себя, приспосабливая свою деревяшку под… ну, деревяшку.

— Знаешь, для человека, который так настойчиво игнорирует меня, ты делаешь это очень плохо.

— Я бы с удовольствием блядь, игнорировала тебя, Реньери. Я бы очень, очень хотела. Но когда ты вытворяешь такое дерьмо, — она дико размахивает в воздухе листом бумаги, — это чертовски трудно.

Это было одно, два, три ругательных слова с тех пор, как она вошла. Это было мило. Я ухмыльнулся, выхватил лист бумаги из ее рук и бегло просмотрел его. Она распечатала письмо, которое я отправил ей вчера вечером. Конечно, распечатала. У нее был телефон-раскладушка времен Backstreet-Boys. Скорее всего, в нем даже не было интернета, не говоря уже об электронной почте.

Я передал бумагу обратно и перевел взгляд на экран рабочего стола, чтобы не смотреть на соблазнительное нижнее белье.

— В чем проблема?

Она вырвала бумагу из моих пальцев.

— Проблема в тебе. Кем ты себя возомнил, говоря мне, что я больше не официантка?

— Я твой босс. И тебя повысили до менеджера зала. — Я перевел взгляд на нее, и, черт возьми, она была прекрасна. — Я же не уволил тебя.

— Я не заслужила это повышение. — Она скрестила руки, и ее грудь подпрыгнула от этого движения.

Мой взгляд задержался на секунду, прежде чем я поднял глаза на нее.

— Я думаю, ты его заслужила.

— Никто больше так не думает. Люди уже говорят.

— К черту людей. Мы с тобой оба знаем, что никто из них не имеет значения. — В моих глазах сверкнуло озорство, и я не смог бы его сдержать, даже если бы захотел. А я не хотел. — Что они говорят?

— Уггх! — Это было восхитительно, как она была взволнована. Правда.

Я улыбался так, как никогда не улыбался с тех пор, как… Ну, с тех пор, как мы стали друзьями.

— Они говорят, что мы трахаемся, да?

— Это не смешно, Раньери Лука Андретти. — Она вспомнила мое второе имя.

Я покраснел.

— Это немного смешно. — В ее глазах вспыхнуло раздражение, но оно было таким милым, что я с трудом заставил себя подавить его. — Хочешь, чтобы я все прояснил?

— Как?

Я указал на дверь.

— Я могу выйти прямо сейчас и объявить, что мы не трахаемся, но мне бы хотелось, чтобы это было так.

Она нахмурилась.

— Ты можешь поставить точку, вернув мне мою старую работу.

— Этого не случится, Галло.

— Для тебя я Карина. Перестань вести себя так, будто мы все еще друзья, Реньери.

— Было бы так плохо, если бы мы ими были?

— Да. — Она сделала шаг назад, отдаляясь от меня настолько, насколько позволяла комната. — Потому что в одну секунду мы были бы абсолютно счастливы, а в следующую секунду у меня выдернут ковер из-под ног, и я останусь чинить разбитое сердце.

— Правда, Галло?

— Карина, — поправила она.

— Отвечай на вопрос.

Она скрестила руки, защитная поза подавила мое веселье.

— Что ты сделал?

— Я разбил твое сердце?

Она смотрела мне прямо в глаза, ее гордость была столь же непоколебима, как и ее решимость ненавидеть меня вечно.

— Ты его разбил.

Моя челюсть сжалась.

— Мне жаль. Я серьезно.

— Может, и так. Но это ничего не меняет.

— Ты когда-нибудь дашь мне еще один шанс?

— Просто верни мне мою старую работу.

— Нет. — Я осмотрел ее ансамбль. — Будь моим менеджером.

Хотел ли я, чтобы она не надевала эти обтягивающие задницу наряды? На публике — да.

Хотел ли я, чтобы она была здесь, рядом со мной? Конечно.

И она получала бы более высокую зарплату и лучшие условия работы. Я мог бы разобраться со слухами, проследить, чтобы все заткнули свои идиотские рты. Почему это вообще стало предметом спора?

Она вздернула подбородок.

— Нет. На улице с подносом гораздо больше достоинства, чем здесь с тобой. — Она повернулась и вышла.

Ладно, она злилась. Она имела на это полное право. Но я бы ее переубедил. Я знал, чего хочу. Всегда знал.

И наконец-то у меня появилась возможность преследовать ее.

КАРИНА ГАЛЛО

— Подожди, что? — Броуди покачал головой, неверие сквозило в каждом его вздохе. — Я думал, мы покончили с этим парнем, когда закончили школу.

Я застонала.

— И ты, и я, Броуди.

Я только что ввела его в курс дела относительно покупки клуба Ренье и моего незаслуженного повышения. Я не хотела, чтобы он волновался — он всегда волновался, — но плюсы наличия лучшего друга заключаются в том, что есть кто-то, кто помогает тебе справиться с жизненным дерьмом.

Я не упомянула о том, что мое сердце до сих пор помнит Ренье, словно он отпечатался на моем теле. Как я ловила себя на том, что пытаюсь мельком взглянуть на него, когда заканчивала свою последнюю смену в качестве официантки.

Была ли я рада закончить шествие по «The Down & Dirty» в нижнем белье на глазах у посторонних глаз? Конечно. Но я не понимала мотивов Ренье. Он мог бы заполучить меня, когда мы были подростками. Все, что ему нужно было сделать, — это попросить.

Вместо этого он игнорировал меня всю среднюю школу, а я, в свою очередь, изо дня в день подвергалась издевательствам. А теперь он вернулся и ждет, что я вдруг стану нормальной? Может, мое сердце и скучало по нему, но мой мозг — нет.

Броуди бросил мне футболку.

Я поймала ее. Она была старая, помятая и с дырками в тех местах, где дырок быть не должно.

— Ты серьезно?

Я изучала Броуди. Пару недель назад он подстриг свои светлые волосы, и теперь они были уложены в джентльменскую стрижку, похожую на версию прически Ренье из "Фантастического Сэма". Броуди вырос в высоту и мог подрабатывать моделью.

На протяжении многих лет люди спрашивали меня, почему я не выбрала Броуди. Возможно, мне стоило подумать об этом. Я любила Броуди. По-настоящему любила. Но я не любила его таким. Когда я смотрела в зеленые глаза Броуди, я видела, что они не такие яркие, как зеленые глаза Ренье.

Но в такие моменты я подозревала, что нравлюсь Броуди.

Я бросила рубашку обратно Броуди.

— Ты можешь найти мне такую рубашку, в которой я не буду выглядеть как бездомный отказник из группы восьмидесятых?

Весь вечер он посылал мне самые худшие вещи из моего шкафа. Он явно не хотел, чтобы я отправлялась в эту ночную командировку с Ренье, но у меня не было выбора. Ренье не сдавался, и, если не считать увольнения, что было неприемлемо, это делало меня его менеджером.

Судя по всему, он собирался расширить "Down & Dirty" на Южный пляж и хотел, чтобы я вместе с ним разведала место.

— Зачем ты вообще едешь, Карина?

— Я уже говорила тебе. Всего год на такой зарплате, и я смогу вернуть папин магазин в нормальное русло и, возможно, переехать из этого засасывающего душу города. — Я получала шестизначную зарплату, больше, чем получила бы за пять лет работы официанткой в "Down & Dirty"

— Эй, я живу в этом засасывающем душу городе.

— Конечно, я бы навещала. — Я послала ему улыбку. — Или ты всегда рад пойти со мной.

Он вскинул бровь.

— Всего на один год?

— Один год, — пообещала я.

Насколько это может быть сложно?

РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ

Десять лет назад

Я закончил звонок с Николайо.

Он заговорил на полуслове, но у меня не было настроения слушать его бредни. Это был старый добрый разговор о том, чтобы держаться подальше от Галло, который выводил меня из себя последние пару лет. В детстве я достаточно наслушался этого от отца. Не хватало еще и от Ника.

Случайный старшеклассник пошел мне навстречу.

— Куда мы идем сегодня вечером? — Неужели он не понимал, насколько жалок, что боготворит пятнадцатилетнего подростка?

Едва я ступил на землю школы Диаволо, а мой статус короля уже был закреплен на новый год. Типично. Это должен был быть трон Николайо, но каким-то образом, игнорируя всех и не обращая внимания, я стал неуловимым, таинственным плохим мальчиком из одной из историй Галло на Wattpad и украл корону Ника.

Я не хотел этого, но и он не хотел этого. И что же оставалось мне? Меня преследовали мои личные поклонницы, как Джастина Бибера во время гастролей. Он был еще одним из виновных удовольствий Галло, и, как будто мне нужно было напоминание о ней, она прогуливалась по коридору, выглядя сексуальнее, чем любая девушка в чертовом комбинезоне имеет право быть.

Я помнил их. Они принадлежали мне со школьного спектакля, который мы ставили в шестом классе. Одно из плеч было намеренно оставлено незастегнутым, обнажая кружевную майку с бретельками, которую она не имела права носить. Она подтянула талию и обрезала их до коротких шорт, и ее длинные ноги выглядывали из-под джинсовой ткани.

Трахните меня.

Броуди подошел к ней сзади и прикрыл ей глаза, словно он был Чадом Майклом Мюрреем, проходящим прослушивание для ромкома класса "Б". Улыбка расплылась по ее лицу, и она рассмеялась над его словами. Ее маленькая грудь вздымалась при каждом смехе, и я поймал его взгляд под кружевом ее рубашки.

Ублюдок.

Ухмылка коснулась моих губ. Интересно, что бы он почувствовал, узнав, что спустя столько времени моя девочка все еще носит мою одежду. Она отмахнулась от его рук — хорошая девочка — и, когда открыла глаза, они упали на мои. Нас разделяла пара футов и океан страданий, и все же она поймала мой взгляд.

Черт.

Она выдержала мой взгляд.

Отвернись. Отвернись. Отвернись.

Я не знал, кого я умоляю — себя или ее?

— Так… куда мы идем? — снова спросил старшеклассник. Сохранение лица явно не было его сильной стороной.

Поблагодарив за прерванный разговор, я повернулся к нему лицом и посмотрел на толпу, которая собралась вокруг меня, как голодная рыба, питающаяся рассолом креветок, которые мы с Галло обычно бросали в пруды.

— На вечеринку.

Лейси, всегда готовая к любым обстоятельствам, наклонилась ко мне и добавила:

— Моя подружка устраивает вечеринку. — Она подтолкнула какую-то цыпочку. — Правда?

Бедная девочка пискнула и кивнула головой, как бездумные куклы, которых мы с восьмилетней Галло воровали из магазина ее отца.

— Неважно.

Мне было все равно, кто устраивает вечеринку, лишь бы Галло там не было.

Потому что если я снова увижу на ней что-то из моих вещей, даже ураган не сможет оторвать от нее мои руки.

КАРИНА ГАЛЛО

Настоящее

Он заехал за мной в парк, где мы впервые поцеловались. Возможно, это была не самая лучшая идея, но папа заглянул ко мне в квартиру, и, хотя мы жили по соседству, я не могла его выгнать. И между тем, как папа застанет меня с Ренье, и встречей в парке я выбрала последнее.

Ренье стоял перед спортивным залом и смотрел на то место, где я подарила ему свой первый поцелуй много лет назад. Я подошла к нему сзади так тихо, как только могла, но мой старый чемодан-переноска, волочащийся за мной, нарушил мирную ночь.

И все равно он смотрел на это место, даже когда я стояла рядом с ним. Тот поцелуй преследовал меня последние десять лет, и мне не нужно было стоять перед спортивным залом рядом с объектом моих желаний, чтобы вспомнить его в высоком разрешении.

Поэтому я перевела взгляд на Ренье. Фонарный столб освещал его лицо, а поверх сшитого на заказ костюма он надел длинное черное дизайнерское пальто, несмотря на влажную и теплую апрельскую ночь, как будто даже флоридская жара не могла его коснуться. Тени подчеркивали его высокие скулы, и хотя я не забыла, как он был потрясающе красив, он все равно лишил меня дыхания.

Я была готова к гневу и противостоянию, но по мере того как я изучала его лицо и эмоции в его глазах, борьба во мне утихала.

— Что случилось?

Тем не менее, он не сводил своих криптонитово-зеленых глаз с этого места.

— Мои источники нашли Николайо сегодня утром. Он где-то в Нью-Йорке.

Я слышала о том, как Николайо убил их дядю и скрылся. Кристиано Андретти прочесал весь город в поисках своего сына. Шесть месяцев после этого я повсюду видела солдат Андретти. Спустя семь лет я догадалась, что Николайо все еще на свободе.

— Что ты собираешься делать?

— Я объявил его в розыск. Пять миллионов долларов.

Я сглотнула.

— Но он же твой брат.

— Кровь ничего не значит. Семья ничего не значит. Это не меняет того факта, что люди разочаровывают тебя. — Он повернулся ко мне лицом. — Ты, как никто другой, должна это знать.

Я втянула воздух.

— Это было неуместно. Не говори о моей маме.

— Я не говорил о твоей маме.

Оставался мой отец. Что не имело никакого смысла. Если не считать хандры по поводу мамы, папа никогда не разочаровывал меня.

— Мы можем идти? — У меня не было времени на его загадки. Я хотела поскорее покончить с этим.

Он кивнул и направился к "Рендж Роверу". Когда я отстала, и колеса моего некачественного багажа застучали по каждой трещине на асфальте, он закатил глаза, подхватил мою сумку и ускорил шаг. Я была высокой, но он был еще выше, и я бежала трусцой, чтобы догнать его длинные шаги.

Он открыл для меня пассажирскую дверь, подождал, пока я устроюсь на сиденье, и закрыл ее. Бросив мой чемодан в багажник, он плавно скользнул на водительское сиденье и завел двигатель.

— По поводу того, что я сказал раньше… — Он сделал паузу и не спеша продолжил. — Ты можешь забыть все, что я сказал?

Я прикусила губу.

— Я бы не выдала ни одного из твоих секретов. — Годами я знала обо всех гнусных делишках его семьи и никому не рассказывала. Даже Броуди или папе.

— Я знаю.

Он встретил мои глаза, и мы обменялись взглядом.

Понимание. Признательность. Уважение.

Они заполнили машину, и каждая секунда истории была больнее предыдущей. Мне нужно было, чтобы эти выходные — этот год — прошли побыстрее, потому что становилось ясно, насколько неумолимы чувства, которые мы когда-то разделяли.