Репей в хвосте (СИ)

Глава 11

Отвратительное касание губ и языка Кощея прервалось только после появления в дверях Ахмеда, который под мышкой нес брыкающегося и визжащего Васю. Надо признать, нес он его бережно и аккуратно, стоически перенося удары его ботинок по своим ногам и кулаков по животу.

— Не отец он мне, не отец! Никогда… Ни за что! Не буду любить, не буду!

Васька кричал просто-таки оглушительно, как умел, по-моему, только он (хотя быть может это чисто материнский взгляд, ведь для каждой матери ее отпрыск всегда самый-самый. Даже по части громкости крика), но последние слова Кощея я расслышала очень хорошо.

— А еще, Мария Александровна, вам следует научить вашего сына вести себя вежливо и терпеливо со своим отцом. Иначе эту науку ему буду вынужден преподать я.

Слова запомнились оч-чень хорошо, и весь следующий день я посвятила тому, чтобы втолковать сыну кое-какие грустные реалии текущего момента. Светлую часть суток Аслан, по всей видимости, проводил вне своего убежища, занимаясь какими-то делами. Когда же наступил вечер, он снова позвал к себе Василька, и на этот раз мой мудрый мальчик вернулся своими ногами и полностью владея собой. Если бы я только знала, к чему все это приведет!

Уже прошла почти неделя с того момента, как нас привезли сюда, а Аслана я так больше и не видела. Он регулярно общался с сыном, но полностью игнорировал меня. И вряд ли бы это меня хоть сколько-нибудь расстраивало, не являйся ко мне каждый раз, как Вася уходил к отцу, Кощеюшка. Обычно он большую часть времени стоял, прислонившись плечом к стене, и молчал, но чего стоил один его взгляд! Я была абсолютно убеждена, что именно с этим выражением удав смотрит на свою жертву.

Все повторилось и сегодня, но в этот раз он был не такой как всегда. Если Кощея Бессмертного можно представить себе счастливым, то именно так он и выглядел. И почему-то оттого, что этот монстр был доволен, мне стало совсем жутковатенько.

— Сегодня важный день, Мария Александровна. Очень важный. Вы знаете, что при правильном поведении вы имеете шанс стать богатейшей женщиной? Я бы сказал, просто фантастически богатой женщиной.

— Каким же это образом?

— Аслан Шамилевич сегодня нотариально заверил свое завещание. Я постарался убедить его в необходимости такого шага — времена-то нынче какие.

— Уж не хотите ли вы сказать, что наследницей он назвал меня?

— Нет, конечно, — вежливый смешок. — Наследник — Вася, но он еще такой маленький, да и вообще…

— Что — «да и вообще»?

— Так… Мысли вслух.

А ночью нас разбудил грохот выстрелов и крики. Затаив дыхание, мы с Васькой ждали. Неужели это федералы? А может ФСБ? За нами? Свобода? Тяжелый топот по коридору. Скрежет ключа в замке. Опять выстрелы. Так близко, что Васька вскрикнув прижался к моей груди. Дверь с грохотом отлетела в сторону, стукнувшись о стену и пропустив в наш каземат Ахмеда, а после снова захлопнулась.

— Скорее, помогите!

— А мне есть смысл? Кто стреляет?

— Эта тощая гнида, чтоб он подох, гад ползучий! — а потом почти со слезами. — Аслан Шамилевич убит…

— Ка-ак? — я совершенно растерялась и, похоже, уже ничего не могла уразуметь.

— Да скорее же! — он бросился к кровати, на которой мы с Васькой все еще сидели, и прямо вместе с нами одним рывком придвинул ее к дверям.

Только сейчас я обратила внимание, что Ахмед весь в крови. Она сочилась из обожженной дыры на боку и обильно смачивала брюки чуть ниже левого колена. Но гнев, ярость, душевная боль, видно, уводили на второй план страдания физические.

— Скорее! — опять повторил он и бросился к плоскому окошку, которое, как я уже знала, выводило в противоположную сторону от входа, к горам — здание было крайним в деревне.

Прямо голым кулаком, ничуть не заботясь о порезах, он высадил стекло и принялся вытаскивать из рамы острые осколки. Зачем? Кто сможет пролезть в эту щель?

— Скорее!

Рванувшись ко мне, бородач буквально выдрал у меня из рук Василька и принялся пропихивать его в только что расчищенный проход.

— Давай! Ты должен это сделать, малыш!

Иисусе! И он смог!

— Беги! Беги, скорее! Спасайся! Иди прямо на тот снежный пик. Видишь, белеет в темноте? Если никуда не будешь сворачивать, скоро дойдешь до деревни. Спроси Лечу Рахимова. Запомнил? Расскажешь ему все, он поможет. Беги! Беги же! О твоей маме я позабочусь. Вот увидишь, все будет хорошо.

Быстрый топот ног потонул в грохоте выламываемой двери, а я все еще, сидела посреди сотрясающейся кровати оцепеневшая и полубезумная.

— Скорее!

Ну что еще-то скорее? Я через это окошко точно не выберусь, хоть и стала тощей как дворовая кошка — голова пролезла, значит и все остальное пройдет.

— В угол, к стене. Скорее!

Ахмед стянул меня на пол, прижал и через мгновение набросал сверху матрас и все остальное с моего импровизированного ложа и Васькиной кровати. Я не понимала зачем до тех пор, пока в щель, образовавшуюся между косяком и все еще прижатой кроватью дверью не полетели пули.

— Прекратить! — это Кощей. Только он умеет орать, не повышая при этом голоса. — Если зацепите мальчишку, придушу собственными руками!

— А мальчишки-то и след простыл. Ищи свищи, — проворчал у моего уха Ахмедов бас, и он зашевелился, высвобождаясь из-под груды постельных принадлежностей.

Но торжество его было недолгим — буквально через минуту кровать подалась, а выломанная дверь косо повисла на одной петле. Кощей, вошедший следом за двумя молодчиками, одного из которых я помнила еще по дороге сюда — он вел машину, оценил ситуацию моментально. Взгляд его быстро ощупал груду разворошенного постельного белья, метнулся к выбитому окну, а потом уперся в Ахмеда, которого уже обыскивал один из его приспешников, в то время как другой не снимал пальца со спускового крючка своего автомата.

— Вы двое, живо! Мальчишка не мог удрать далеко. Найдите и притащите его сюда. А я тут уж сам как-нибудь разберусь…

Я видела в кино жестокие сцены избиений, пыток. Люди, так любовно, с наслаждением писавшие и снимавшие их, никогда даже не соприкасались с подобным в жизни, иначе бы они никогда не смогли… Господи! Ахмед был крупнее и несомненно сильнее, но, во-первых, он был ранен, а во-вторых, и это определило все, Кощей возвел свое умение причинять людям боль в ранг высокого искусства. Он почти танцевал, то нанося удары, то мягко отстраняясь, чтобы избежать ответного выпада, а под конец просто столкновения с падающим телом бородача, или летящих брызг крови.

Опять-таки, сидя перед экраном телевизора, я всегда негодовала, почему же это героини, в присутствии которых злодей зверски избивает какого-то положительного персонажа, а то и вовсе ее любимого человека, только визжат в сторонке, вместо того, чтобы треснуть негодяя чем-нибудь потяжелее, но сейчас у меня и мысли не возникало о вмешательстве. Во-первых, потому что ничего подходящего для того, чтобы стукнуть им просто не было, а во-вторых, состояние оцепенения, в которое я впала, так и не оставило меня, наоборот став лишь острее.

Кощей избивал Ахмеда просто так. Не для того, чтобы получить какие-то сведения, не для того, чтобы подавить сопротивление, которого уже давно не было. Лишь когда бородач потерял сознание, и тело его перестало реагировать на боль, превратившись в некое подобие старой тряпичной куклы, которую мальчишка-хулиган перепачкал в кетчупе, маньяк оставил его в покое. Отойдя в сторону, Кощей привычно одернул пиджак, поправил узел галстука, зачем-то внимательно осмотрел свои руки, и лишь потом взглянул на меня…

Наверно это трусость и эгоизм, но теперь-то ступор, в котором я все это время пребывала, слетел с меня в одну секунду. Я вскрикнула и пулей вылетела в коридор. Впрочем, далеко мне уйти Кощей, конечно же, не дал, да и было бы смешно рассчитывать на что-то другое. Я только успела распахнуть дверь, которая вела в первую, самую большую комнату этого полуподвального жилища, как негодяй нагнал меня и ударом в спину буквально вшиб внутрь. Я покатилась в одну сторону, а мои очки, до сих пор несшие свою службу с потрясающим упорством, в другую, где с очень нехорошим звуком шмякнулись об стену. Любой сильно близорукий человек хорошо поймет мои чувства, когда я с целеустремленностью Маресьева поползла к ним, все еще на что-то надеясь. Дурочка! Кощей неторопливыми шагами проследил мой путь, а когда я уже протянула руку к треснувшим, но все еще годным диоптриям, демонстративно наступил на них, едва не отдавив мне пальцы.

— Теперь с вами будет поспокойнее, Мария Александровна. Да не расстраивайтесь так! Они вам все равно не шли.

И он легко, как котенка за шкирку, поднял меня на ноги.

— Чего вы добиваетесь? Что вам от нас надо, наконец?!

— Денег, Мария Александровна, денег. Пошло? Но, согласитесь, так понятно.

— Вам же заплатили… — должно быть, страх притупил мои умственные способности. Я никак не могла понять, о чем он толкует.

— Ах, боже мой, Мария Александровна! — его костлявое, криво ухмыляющееся лицо-череп приблизилось вплотную, и я нервно сглотнула. — Я же говорил вам, что вашему сыну посчастливилось быть единственным наследником господина Уциева.

Он перехватил меня ловчее и поволок куда-то в сторону, а потом сильно толкнул вперед, так что я упала на четвереньки.

— Теперь мальчик оч-чень богат.

Не заорала я только потому, что горло просто-таки склеилось от ужаса — передо мной на полу лежало человеческое тело. Труп. Даже без очков мне не составило труда узнать Аслана… Внезапно я осознала, что руки мои, когда я упала, попали во что-то мокрое. Действуя как сомнамбула, медленно поднесла их к лицу. Красные… Кровь! Все так же молча я подхватилась и бросилась бежать. Куда? Похоже, этого я не знала и сама, да и выяснить не удалось.

Кощей перехватил меня, развернул к себе, и кулак его, практически не встретив сопротивления, глубоко погрузился в мой бедный живот. Сволочь даже не дала мне скрючиться, чтобы убаюкать боль. Я повисла на его руках, хватая ртом воздух и все равно задыхаясь.

На поверхность всплыла одинокая мысль: «Кто бы подумал, что я окажусь такой живучей?» Потом перевернулась кверху брюхом и закачалась дохлой рыбиной.

— Так на чем мы остановились? Да… Мальчик теперь очень богат…

— Зато тебе-то это ничего не дает, сволочь, и дать не может.

На общем фоне пощечина прошла практически незамеченной.

— Ошибаетесь, Мария Александровна. Мальчик несовершеннолетний. Значит, пока что его деньгами будет распоряжаться опекун. То есть вы. Так неужели же такой незаурядный человек, как я, не найдет способа убедить незамужнюю и очень симпатичную ему женщину изменить свое семейное положение? М-да.

— О чем вы, господи?!

— Вы выйдете за меня замуж, Мария Александровна. Я усыновлю мальчика и… Вот, собственно и все. Как известно, все гениальное — просто.

— Никогда! Васька убежал, а меня вам никогда не заставить…

— Опрометчиво, Мария Александровна. Ребенка скоро поймают и вернут. Что же касается остального… Давайте попробуем?

И он попробовал. Сначала в ход пошли кулаки, а когда я скуля и хлюпая кровью скорчилась на полу… Нет! Боже милостивый! Только не это! Схватив за грудки, он швырнул меня на облезлый диван и, ухмыляясь, присел рядом.

— Говорят, людей сближают общие интересы и занятия. М-да.

Его рука легла мне на грудь, и я с отвращением оттолкнула ее, за что естественно была наказана — Кощей с ленцой отхлестал меня по щекам, так что искры посыпались из глаз вместе со слезами, а потом, удовлетворенный достигнутым, рванул в стороны полы моей рубашки. Пуговицы с треском полетели в стороны, я попыталась прикрыться руками, он снова ударил…

Через какое-то время в общем-то уже действительно согласная на все лишь бы он перестал меня бить, я как-то отстраненно осознала, что с меня стаскивают джинсы. Потом тяжесть его тела на мне и острая, режущая боль… Я честно хотела не кричать лишь бы не доставить ему большего удовольствия, но после каждого его толчка хриплые вскрики сами собой вырывались из уже совершенно сорванного горла вместе с дыханием. Больно! Больно! Господи, да слышишь ты или нет?! Мне же больно!!! Его дыхание сделалось бурным, еще несколько движений…

— Это было чертовски приятно, Мария Александровна. Вы доставили мне удовольствие. М-да. Скоро вернутся ребята с мальчишкой, и все станет вообще великолепно.

Он поднялся и застегнул брюки, а потом одним движением натянул джинсы и на меня.

— Наверно я старомоден, дорогая, но не хочу, чтобы прелестями моей будущей жены любовались все кому не лень. Приведите-ка себя в порядок… Ага…

Он вдруг насторожился, не отрывая глаз от входной двери, поднял меня на ноги и, обхватив локтем за горло, поставил тем самым перед собой.

Дверь распахнулся и через порог шагнул один из подручных Кощея. Тот было стал расслабляться, но потом… Нет, профи есть профи — интуиция не обманула его. Следом за первым мужчиной в комнату, нагнув голову, шагнул другой. Незнакомый. Короткий ежик волос, черная такая же короткая борода, смуглое лицо, размытое моей близорукостью и полумраком подвала. Но мне и не надо было видеть его. Волны ненависти и злобы, исходившие от вновь прибывшего, характеризовали его лучше, чем что бы то ни было. Еще один бешеный волк в человеческом облике.

— Это действительно то место, что мне было нужно. Спасибо, — я вскрикнула, когда после этих подчеркнуто спокойных слов прозвучал выстрел, и подручный Кощея, видно ставший заложником и достаточно напуганный, чтобы начать помогать врагу, даже не вскрикнув упал на пол.

— Что же вам нужно здесь, любезнейший? — голос Кощея казался не менее спокойным, даже ласковым, но я чувствовала, как сердце его ускоряет свой ритм.

Незнакомец пожал плечами и по-кошачьи бесшумно двинулся вдоль стены.

— Глупый вопрос. Завещание естественно, потому что мальчишка уже у меня, — голос странный, какой-то придушенный. Словно ненависть, просто-таки окутывавшая его, давила на горло, мешая дышать…

— Забавно. Выходит у каждого из нас есть часть того, что нужно обоим.

— Бесспорное утверждение. Только доли неравные. У меня ребенок и преимущество в силе, у тебя же только бумажонка.

— Ты забываешь о его матери, — Кощей, от злости тоже перешедший на «ты», встряхнул меня как сломанную куклу.

— А что с его матерью?

— Только женившись на ней…

Издевательский смех перебил его.

— Мне говорили, что ты ушлый парень, но слегка узколобый. Выбираешь один путь и не видишь альтернативы. Подумай, что будет, если она выйдет из игры? — и черное дуло пистолета качнулось в мою сторону. — Не знаешь? А ведь это так просто. У мальчика есть бабушка, вполне еще аппетитная, тетя, двоюродная сестра…

— Они все замужем.

— Пф-ф! Согласись, это дело техники. А потом ты мне не дал закончить. Ведь имеется еще и родная сестричка. Вполне совершеннолетняя, абсолютно свободная и такая, что пальчики оближешь. Так что перестань цепляться за это чучело, и давай поговорим спокойно и взвешенно. Предлагаю тебе десять процентов, — при этих словах незнакомец демонстративно положил пистолет на стол и отступил в сторону.

Реакция Кощея была мгновенной. Отшвырнув меня, как ненужную рухлядь, он выхватил невесть откуда взявшийся нож и метнул его. Оглушенная падением, я медленно перевела глаза на его противника. Уже зная, как эта чертова скелетина умеет обращаться с ножами, я ожидала увидеть лишь труп, но не тут-то было. Прищурилась, пытаясь навести резкость. Точно! Тот тип ухмылялся! Причем так широко, что бороденка топорщилась.

— Хорошая попытка. Только неудачная. Пистолета у тебя нет. Теперь нет и ножа. Самое время побеседовать по-мужски, — ухмылка его превратилась в волчий оскал, и незнакомец стал пружинисто пританцовывая обходить Кощея, потихоньку приближаясь к нему.

Сознание уплывало от меня. Невнятно ругнувшись, я ухватила его за самый кончик хвоста и поволокла назад. Только не сейчас! Пусть сумасшедшие перегрызают друг другу глотки, разумный человек сумеет воспользоваться этим! О да, сумеет! Или, по крайней мере, будет очень стараться. Я перекатилась на живот, потом подтянула под себя коленки и локти. Уже стоя на четвереньках, постаралась унять головокружение. Когда же оно униматься отказалось, я с сожалением поняла, что вертикального способа передвижения, характерного для человека разумного мне от своего организма не добиться. Хотя, может оно и к лучшему? Поползла к двери, слыша за спиной ругань, сухие звуки ударов, грохот мебели и всякий раз втягивая голову в плечи. Но, похоже, никому я уже действительно не была нужна. В коридоре, который вел к наружным дверям, было темно, хоть глаз коли. Неуверенно двинулась вперед, но уже через мгновение кто-то сграбастал меня, подхватил, зажимая рот, и прижал к неровной стене. Короткая слепящая вспышка фонарика. Вздох — то ли облегченный, то ли разочарованный… Последнее, что я услышала, от неожиданности все-таки упустив хвост упорно не желавшего оставаться на своем месте разума, был топот, лязганье оружия и яростный рев:

— Не стрелять! Он мой!

— Порвал как Тузик грелку, — просипела я и вдруг поняла, что, выдав подобный перл, очнулась.

Откуда это взялось у меня в голове? Кто порвал и что? Или кого? Попыталась открыть глаза. Послушался сначала только один, левый. Правый было заленился, но потом тоже встал в строй. Я была в больничной палате. Причем показалась она мне подозрительно знакомой. Настолько, что когда в открывшуюся дверь сопя и переваливаясь вкатился Витаминыч, я почти не удивилась. Если бы не боль во всем теле, я бы наверно даже решила, что и не покидала Склиф, а последние полторы недели, были лишь сном. Кошмаром. Простым ночным кошмаром. Совершенно обычным. Даже рядовым… Похоже, я заплакала, потому что Витаминыч заспешил и, присев рядом, засопел еще громче.

— Чего ревешь без толку? Не гневи Господа — все же по большому счету обошлось.

— Больно.

— А вот мы сейчас укольчик, голуба душа, и сразу получше станет.

— Юрий Вениаминович, а Вася где?

— Дома. Мальчику, конечно же, потребуется серьезный реабилитационный курс. Помощь психолога. Но в целом все в порядке. Он у вас молодец.

— А остальные — Наташа, отец с матерью? Мне сказали…

— Все хорошо, Мария Александровна. Вот только спасу от них нет. Целыми днями порог обивают. Но уж не обессудьте, к вам никого не пущу.

— Я?..

— Ничего непоправимого. Пара переломов, серьезные ушибы и… и ребеночка…

— Какого ребеночка? — я просто обмерла.

— Э… я хотел сказать, что если захотите заводить ребеночка, то нужно будет повременить, пока все подживет.

— А… Я уж было подумала… Юрий Вениаминович, я ведь не была беременна?

— Нет. Нет, что вы. Стал бы я врать? — возмущенно пожал плечами и поднялся. — Отдыхайте. Сейчас пришлю сестру с обезболивающим.

Ушел, а я осталась с отвратительным чувством, что говорил он все-таки неправду. Начал было, потом спохватился, поняв, что я ничего о своем положении не знаю, и, быстро сориентировавшись, выдал гладкую и вполне логичную полуложь. И самое скверное, что теперь я всегда буду сомневаться, метаться между тем, что он сказал, и тем, что я подумала. Ребенок от Ивана… Последний подарок, маленький комочек его плоти, последнее дыхание жизни…

Приход медсестры прервал мои причитания над самой собой и собственной жизнью, вернув к реальности. А, оглядевшись, я вдруг поняла, что не узнала у Витаминыча еще одну более чем любопытную деталь.

«Господи! Как я здесь отказалась-то?!»

— Девушка, — робко позвала я сестричку.

Она обернулась. Взгляд сочувственный. Даже странно. Обычно у медиков уже что-то вроде брони — за всех, кто проходит перед ними, переживать сердца не хватит.

— Вы не знаете, как я сюда попала?

— Мужчина привез. И вас и мальчика. В приемном было заругались, но он сынка вашего так от себя отпустить и не согласился. Во-от. Позвонили Юрию Вениаминовичу — мужчина, значит, об этом попросил. Сначала вас на обследование отвезли, а потом сюда определили.

— А тот мужчина, он назвался? Как он хоть выглядел?

— Не знаю. Я-то не в приемном. Мне уж, честно сказать, просто любопытно о вас узнать стало. Вот я подружку и расспросила.

— Ну и что она говорит?

— Сказала — красивый, — сестра улыбнулась. — Только у нее все, кто в штанах — писанные красавцы. А так… Здоровенный, темноволосый, чернобородый. Ну в общем и все, что я из ее трескотни запомнила.

— Спасибо… — пролепетала я и прикрыла глаза.

Здоровенный, темноволосый и чернобородый… «Порвал как Тузик грелку». По всему выходит, что грелкой был Кощей. Ведь это рев его неизвестно откуда взявшегося противника я слышала: «Не стрелять! Он мой!» А еще я очень хорошо помнила все, что он говорил перед этим… Теперь Вася с ним. Более того, он наверняка втерся в доверие всем моим домашним, как спаситель невинных и победитель дракона. Господи! Что же делать?

Позвонить! Мне нужно срочно позвонить! На этаже должен быть телефон! Я аккуратно спустила ноги на пол. Села. Плохо дело! Ну ничего, нужно постараться. Привычным маршрутом — вдоль спинки кровати, потом по стене до двери. Вот и коридор. Теперь осторожнее. Я уже вышла на лестничную клетку, где, как мне казалось, я раньше видела телефон-автомат, когда услышала быстрые шаги вверх по лестнице, потом из-за поворота появился человек. Сначала голова — коротко стриженная, темноволосая; черная, такая же короткая борода на смуглом лице и манера двигаться хищного зверя, вышедшего на охоту… Я бросилась бежать, но споткнулась и грохнулась на покрытый затертым линолеумом пол больничного коридора. Стремительное движение за спиной и… мое сознание в очередной раз трусливо покинуло поле сражения.

Когда я опамятовалась, рядом ругались. Чей-то смутно знакомый голос, то удалявшийся, то приближавшийся — видно человек ходил взад-вперед по комнате, приглушенно рычал:

— Она испугалась меня! Почему она меня испугалась, черт побери? Я что похож на привидение?

А вот и Витамины:

— Я же говорил вам — что после всего, что с ней случилось, нервы у нее ни к черту! Говорил, что надо повременить со встречами! Так вы же все умные! Все лучше всех знаете!

— Ну говорили… Простите…

— А что мне ваше «простите»? На стенку в сортире прибить?

Смирения Витаминычева собеседника хватило не на долго, и он снова вспылил:

— Если тут у вас для нее рай земной, то куда ее черт понес? Почему я обнаружил ее на лестничной площадке?

Витаминычу явно было нечем крыть. Он смолчал, зато тот, другой, продолжил.

— Все ваша охранительная политика! Тащить и не пущать.

— Ну знаете, голубчик!

— Ладно, ладно, простите еще раз. Погорячился… — и вдруг в совершенно иной тональности. — Но позвольте мне побыть здесь хотя бы немного.

— Ладно, раз уж вы все равно уже здесь, — Витаминыч вздохнул и начал разводить пары, что было верным признаком того, что он собирается уходить.

Уйти и оставить меня… С кем? С замиранием сердца я приоткрыла один глаз. Он стоял у окна. Спиной ко мне. Темный силуэт на фоне неба. Витаминыч, уже приоткрыв дверь, напомнил:

— Не больше пятнадцати минут, Иван.

Дверь захлопнулась, а я вскочила на кровати как ужаленная. Он сказал «Иван»? Еще один? Но голос…

— Почему ты так смотришь?

Он? Неужели это он? Но как?

— Я ничего не вижу без очков… Это действительно ты?

В два шага он оказался рядом и присел на край постели. Такой незнакомый и странный с короткой стрижкой и бородой на обветренном, дочерна загорелом лице.

— Теперь ты глядишь еще страннее. Почему, Машуня? Что не так?

— Ты умер.

— Нет, — удивленно улыбнулся, склонив голову на бок. — На, ущипни.

Я поглядела на его руку, которую он протянул мне, и затрясла головой.

— Я видела, как тебя убили! Мне показали запись.

— Черт, Машка, ты не должна была ее видеть!

— Так это была?..

— Краска, милая моя, только красная краска.

— Но зачем?

Иван мотнул головой, и сначала я подумала, что это будет все, что я услышу в ответ, но потом он все-таки заговорил:

— Думали, что так обезопасим тебя. Думали, если будут считать меня мертвым, тебя оставят в покое, а тем временем удастся обезвредить…

Замолчал, пожевал губами и поник. Понятно.

— Я не узнала тебя там, у Аслана, — мне пришлось откашляться, чтобы продолжить. — Очки…

Он перебил.

— Я сам себя не узнавал тогда. Особенно после того, как увидел, что это сволочь сделала с тобой.

Он внезапно качнулся вперед и уткнулся лицом мне в руки, сцепленные на коленях.

— Машка, ведь мы все это время были рядом, но выжидали, чтобы действовать наверняка. Я был совершенно уверен, что физически ни тебе, ни тем более Васе ничего не грозит. Только когда началась стрельба, а потом постовой заметил Василька…

Он говорил, и его колючая короткая бородка щекотала мне пальцы. Я невольно отдернула руки, и он тоже отстранился, взглянув на меня, как побитая собака. В душе было шевельнулась жалость, но я задавила ее — сколько мучилась я, считая его мертвым, в то время как он играл в свои дурацкие шпионские игры!

— Как получилось, что нас нашли так быстро?

— Это убежище Аслана Уциева было известно и раньше, а после того как были похищены вы, за ним и за другими «лежками» следили.

— Понятно. Но ты… — какой смысл спрашивать, как он оказался «на передовой»? Все равно не ответит толком. Это было совершенно ясно. — Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся. — Ну почему ты опять так смотришь?

— Я не узнаю и наверно боюсь тебя. Ты другой, Иван. Или уже не Иван? Ты ведь вспомнил, как тебя зовут на самом деле?

Сказала и затаила дыхание, как последняя дурочка надеясь, хотя и не совсем понимая на что. Он же усмехнулся своей чудесной чуть кривоватой улыбкой и покачал головой.

— Нет, Машуня. Не стану скрывать, кое-что возвращается, но чаще совсем не то, что хотелось бы.

— Например, умение убивать, — почти шепотом откликнулась я, и он отвел глаза. — Ты был ужасен там, в подвале. Ты был такой же, как тот, что избивал и мучил меня. Его ведь тоже звали Иван… Или зовут? Нет, вижу, все-таки звали… Ты убил его?

Он побледнел.

— Да я убил его. И в этом мы действительно похожи. Потому что, если бы у него появилась такая возможность, он поступил бы со мной точно так же. Но есть и разница. Я никогда не подниму на тебя руку, Маша.

Внезапно он обнял меня и прижал к себе так, что я болезненно охнула. Он начал отстраняться, но тут уже я сама вцепилась в него мертвой хваткой. А потом разревелась. Глупо, нелогично, чисто по-бабски разревелась, внезапно поняв, что не хватало мне именно этого — тепла и надежности его рук. Говорят, слезы умывают душу, и наверно это так, потому что когда я, наконец, выплакалась, с сердца ушла вся чернота, смылась вся тяжесть последних недель, вся боль и горечь воспоминаний. Я почувствовала, что теперь снова смогу смеяться.

Мы поженились через месяц с небольшим. В один день с Наташей, которая выходила замуж за Васю Перфильева. Все оказалось так просто, а я-то ломала голову, с чего он тогда бросился на Ивана с кулаками! В конце концов, закончилась эта «история с лебедями» совсем не так плохо, как могла бы. Я вернула себе отца с матерью, а детям деда с бабушкой, выдала замуж дочь, стала невестой сама. В сорок лет впервые по-настоящему. После похищения карьера моя сделала неожиданный рывок, в момент вознеся меня на пик популярности — на людях даже приходилось на снимая носить большие темные очки — стали узнавать. Хотя работать теперь, по сути, было не нужно. Мне не хватило идейности отказаться от денег Аслана. Если бы речь шла о паре десятков тысяч долларов, а тут… В конце концов это были деньги Васи, и я собиралась сделать так, чтобы он смог получить с их помощью все.

Иван поступил на вечерний факультет юрфака. Учился легко, по его словам скорее вспоминая хорошо забытое, чем познавая новое. Днем же по-прежнему занимался Васей и домом. Мы были счастливы, хотя многое в нем переменилось. Любимый мой стал более жестким, уверенным в себе, но и более замкнутым, хотя это качество присутствовало в нем в большой степени и раньше. Иногда, сидя на кухне и не столько наблюдая за тем, как он стряпает, сколько глядя на его лицо человека, целиком погруженного в свои мысли, я в который раз начинала думать о том, насколько Иван искренен со мной, утверждая, что так ничего и не вспомнил. И насколько он искренен со своими прежними работодателями… Или с нынешними? Что ж… Время покажет.