Рождественское одеяло

Глава 10 Почему и почему нет

— Это неправда! — сказала я икнув, и хихикая от этого звука. — Это ты спровоцировал меня сесть на те старые веревочные качели.

— О, как будто ты не сделала бы этого без меня, — возразил Ривер. — Вот почему ты хотела поиграть за тем старым домом. Поэтому ты притащила нас всех туда в тот день. Ты хотела забраться на эти веревочные качели, и ты это знаешь. — Затем он пожал плечами, делая глоток своего гоголь-моголя, в котором определенно было больше рома, чем чего-либо еще. — Не моя вина, что ты не поняла, что веревка сгнила.

— У меня несколько недель болело из-за ушиба копчика, — напомнила я ему. — А ты, ты просто смеялся надо мной. Придурок.

— Это было забавно!

— Я поранилась!

— Ты выжила. И поверь мне, если бы ты могла видеть, как замахали твои руки, когда оборвалась веревка, отправляя тебя в воду прямо там, у берега, и как ты плюхнулась на мелководье, как рыба… — Он снова начал смеяться при воспоминании об этом, так сильно, что долгое время не мог говорить, а я вынула палочку корицы из своего гоголь-моголя и бросила ему в голову.

Это заставило его смеяться еще громче.

— И звук, который ты издала, — сказал он, когда, наконец, отдышался. — Похоже на кошку в течке.

Тогда я присоединился к его смеху, потому что, хотя в тот день действительно поранилась, я потащила нас и группу наших друзей на озеро, чтобы повеселиться, потом это было довольно забавно.

— Разве не в тот же день Дженни пыталась заставить тебя поцеловать Табату? — спросила я, щурясь сквозь туман рома, плывущий в моей голове, когда попыталась вспомнить.

— О, черт, — сказал Ривер со смешком, а затем тихо присвистнул. — В тот. И тебе это не понравилось.

— Черт возьми, конечно. Эта маленькая шлюшка точно знала, что делает. Табата была влюблена в тебя всю старшую школу, и ей было плевать, что мы были вместе. — Я покачала головой. — Просто ждала своего шанса.

— Ну, ты не позволила ей воспользоваться этим шансом, если я правильно помню, — сказал Ривер с дерьмовой ухмылкой. — Потому что я почти уверен, что ты сказала что-то вроде: «В твоих снах, сучка», а затем оседлала меня и целовала прямо там, перед всеми.

Я гордо улыбнулся.

— Пришлось напомнить, кому принадлежало твое сердце.

Глаза Ривера еще больше прищурились от усмешки, и, может быть, немного от рома тоже. Я уже сбилась со счета, сколько у нас было коктейлей. Все, что знала, это то, что гоголь-моголь перешел от приятной, гладкой, правильной смеси к чему-то более близкому к рому с минимальной добавкой чего-то.

Я сделала глоток из своего стакана, все еще улыбаясь воспоминаниям. Затем меня осенила идея.

— Мы должны поиграть.

Ривер приподнял бровь.

— Во что?

— «Правда или действие».

Его улыбка превратилась в хмурое выражение, и парень посмотрел на то, что осталось в его стакане, допивая, прежде чем встать. Ривер уже направлялся на кухню, чтобы налить себе еще, когда сказал:

— Не староваты ли мы для игр?

— Возраст — это просто число, — возразила я, вскакивая с того места, где сидела скрестив ноги крест-накрест на полу. Я осушила то, что осталось от моего коктейля, ради пополнения в то же время, что и Ривер, хотя у него остался глоток, а у меня было полстакана.

Он ухмыльнулся мне, когда я поставила свой стакан рядом с его, как раз когда он наливал ром.

— Давай, — настаивала я. — Это будет весело. И вот что я тебе скажу — я даже дам тебе пропуск. Если спрошу тебя о чем-то, на что ты не хочешь отвечать, или скажу сделать что-то, чего ты не хочешь делать, ты можешь его использовать.

Тяжелое дыхание вырвалось из его горла.

— Пожалуйста, — добавила я, хлопая ресницами.

Ривер взглянул на меня с усмешкой, а затем покачал головой.

— Хорошо. Но я хочу два пропуска.

— Слабак.

— Эй, я просто знаю, как грязно ты можешь играть в эту игру, и я не собираюсь бегать нагишом в метель.

— О, черт возьми, ты украл мою первую идею! — Я подмигнула в ответ на шутку, доставая гоголь-моголь из холодильника, чтобы наполнить наши бокалы.

Как только пополнили наши запасы, мы снова сели перед камином на подушки, и Лось снова свернулся рядом со мной, мягко виляя хвостом, когда я погладила шерсть на его шее.

— Хорошо, правда или действие? — спросила я, когда мы устроились.

Ривер рассмеялся.

— Ты так взволнована. Выглядишь как ребенок, которого выпустили на свободу в Диснейленде.

— Отвечай на вопрос.

Еще один смешок.

— Правда.

— Отстойно, — поддразнила я, но затем постучала себя по подбородку, глядя в потолок и обдумывая вопрос. — Ой! Знаю. — Я ткнула пальцем ему в грудь. — В тот день, когда я зашла в нашу спальню, и ты был запыхавшийся и голый, ты действительно только что закончил тренировку и принимал душ, или все-таки мастурбировал?

Его глаза расширились, как блюдца, и он разразился лающим смехом.

— Не могу поверить, что ты это помнишь.

— Отвечай на вопрос, мистер.

— И то, и другое.

Я выгнула бровь.

— И то, и другое?

— Я тренировался и как раз собирался в душ, — сказал он, ухмыляясь. — Но также мог провести немного времени один на один между этими двумя вещами.

— Так и знала! — Я хихикнула. — Ты был таким нервным, когда я вошла. А вообще, нечестно, что ты не пригласил меня на вечеринку. — Выпятила нижнюю губу, надув губы.

Ривер просто посмеялся надо мной, сделав большой глоток своего напитка.

— Твоя очередь. Правда или действие?

— Действие.

Он покачал головой, как будто уже знал это. Затем, после долгой паузы, он сказал:

— Выпей шот.

— Легко.

— Джина.

Услышав это, я поморщилась.

— Риииверрр… нееет.

— Означает ли это, что ты используешь свой пропуск?

Я прищурила глаза, решительно вставая.

— Черт возьми, нет. Наливай, большой мальчик.

Он так и сделал, и я выпила, и мне сразу же пришлось прикрыть рот и зажмурить глаза, чтобы избежать рвоты. Как только ужасная жидкость осела у меня в животе, я запила ее большим количеством воды и небольшим количеством гоголь-моголя, прежде чем снова настала очередь Ривера.

На этот раз он выбрал действие.

— Приклей свою голую задницу к этому окну и подержи ее там в течение шестидесяти секунд, — сказала я, указывая на окно с другой стороны рождественской елки. Конечно, было темно. И конечно, никто не жил достаточно близко по обе стороны хижины Ривера, чтобы увидеть это зрелище.

Но я знала, что окно было очень холодное.

Ривер застонал, глядя в потолок.

— Можешь пропустить, — поддразнила я. — Если струсил.

— Как пожелаешь, — сказал он, а затем вскочил с пола и, не колеблясь ни секунды, одним сильным рывком стянул с себя спортивные штаны и боксеры.

— Ривер! — сказала я, смеясь и прикрывая глаза рукой.

— Просто выполняю твой вызов.

Я снова засмеялась, качая головой, и, клянусь, что лишь слегка подсмотрела сквозь щелочки пальцев, когда он уходил от меня, наблюдая, как каждая великолепная мышца его подтянутой задницы двигается вместе с ним.

Когда он подошел к окну, то повернулся ко мне лицом, прикрывая руками свой член.

— Ладно, можешь смотреть, скромница. — Он усмехнулся. — Можно подумать, что ты что-то здесь не видела раньше.

Я закатила глаза, как только убрала руку, а затем, глубоко вздохнув, Ривер откинулся назад, прижимая задницу к окну.

Он втянул в себя воздух, широко раскрыв глаза.

— Твою мать, холодно!

Я хихикнула, и этот смех оставался со мной в течение целых шестидесяти секунд, когда он немного подпрыгивал, зажмурив глаза, ругаясь снова и снова, все время держа свое барахло и прижимая задницу к окну.

Возможно, я считала медленнее, чем нужно, но как только досчитала до шестидесяти, Ривер быстро натянул штаны, в то время как я отвернулась, не отрывая глаз от своего гоголь-моголя.

— Это было жестоко, — сказал он, когда снова оделся и встал задницей к огню. — Смейся, пока можешь, потому что я собираюсь отомстить. Правда или действие?

— Правда.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ну и кто теперь струсил?

Я высунула язык, потягивая свой гоголь-моголь, пока ждала, когда он задаст свой вопрос.

— Хорошо, — сказал Ривер, снова плюхаясь передо мной на пол. — Сколько у тебя было мужчин?

У меня отвисла челюсть. Я ждала, что он сделает замечание или рассмеется, но он просто смотрел на меня, не дрогнув, и ждал.

Я могла бы воспользоваться своим пропуском. Часть меня хотела его использовать. Но я понятия не имела, что будет дальше в этой игре, и у меня было чувство, что дальше будет хуже.

Я сглотнула.

— Один.

Взгляд Ривера не изменился. Его зеленые глаза не отрывались от моих, пока я больше не могла выносить его взгляд, то, как он смотрел сквозь мой ответ, как будто за этим стояло что-то большее.

Нет, я ни с кем больше не спала.

Нет, это ничего не значит.

Кроме того, что я была слишком занята, узнавая мир, чтобы заботиться о том, чтобы с кем-то переспать.

Я прочистила горло.

— Правда или действие?

— Действие, — прохрипел он. — И на всякий случай, если тебе интересно, у меня аналогично.

Мое сердце сильно забилось в груди от его признания, от правды, которую я так отчаянно хотела знать, но боялась спросить.

Все это время… он тоже ни с кем больше не спал.

Что это значит?

Я поднесла свой гоголь-моголь к губам, строго говоря себе, что это ничего не значит. Во всяком случае, ничего такого, в чем мне нужно было бы разобраться.

Я оторвала взгляд от Ривера и вместо этого посмотрела на огонь.

Так и пошла игра.

Я бросила ему вызов сделать глоток виски, он бросил мне вызов лизнуть одну из игрушек Лося. Я спросила его, где было самое странное место, где он когда-либо мочился, и он попросил меня рассказать ему правду о дорогом браслете, с которым я пришла домой, когда нам было девятнадцать, и который, как он знал, я не могла себе позволить.

Чем дольше продолжалась игра, тем больше мы пили, смеялись и дразнили друг друга. Казалось, суровая обстановка, в которой мы жили большую часть дня, наконец-то исчезла, и я гораздо больше предпочитала ту, в которой мы находились сейчас.

Было уже около полуночи, когда Ривер выбрал действие, а у меня заканчивались идеи. Но один взгляд через комнату — и все изменилось.

— Помнишь то домашнее видео, которое твой папа показал мне, где в детстве ты был завернут в большое одеяло, и скакал вокруг, повторяя: «Смотри, пап! Я королева!»

— Мужчины не могут быть королевами, сынок. Мужчины — короли, — передразнил голос своего отца Ривер.

— Но… мальчики же могут быть королевами, верно? Я хочу быть королевой! — передразнила я, и мы оба рассмеялись.

Когда звук затих, в глазах Ривера появилось отстраненное выражение, он провел большим пальцем по краю бокала.

— Хорошо. Это твой вызов, — сказала я, щелкнув пальцами, прежде чем момент стал слишком тяжелым. — Я хочу повтор.

Вскочив с места, я схватила рождественское одеяло и швырнула в него. Ривер поймал его с драматическим вздохом, с усмешкой складывая ткань в руках.

— Начинай, — сказала я и села на диван, как будто была в зале, а пространство перед камином было его сценой. — Давай посмотрим.

Ривер тяжело вздохнул, но когда поднялся на ноги, то сразу вошел в роль. Он высоко поднял голову, накинул одеяло на плечи и позволил ему волочиться за собой, пока вальсировал вокруг, говоря: «Я королева! Я королева!»

Я смеялась и смеялась, катаясь по дивану, пока у меня не заболели бока. Когда Ривер, наконец, остановился, то встал перед камином, все еще с одеялом на плечах, наблюдая за мной.

Огонь освещал его сзади, оставляя видимым силуэт. Я пожалела, что нет электричества, потому что очень хотелось бы увидеть его в мерцании огней гирлянды, обвивающей рождественскую елку.

Тем не менее, гирлянда и украшения отражали пламя огня, и все свечи, которые окружали нас, отбрасывали на парня теплое сияние. Я наблюдала за миллионом различных эмоций, промелькнувших на его затененном лице, прежде чем Ривер раскрыл объятия, одеяло растянулось, как накидка.

— Иди сюда.

Я нахмурилась и не сдвинулась ни на дюйм, пока Ривер не ухмыльнулся и не кивнул головой, жестом приглашая меня присоединиться к нему.

— Давай, Элиза. Иди сюда.

Моя грудь и горло сжались, когда он произнес мое имя, и я попыталась, но не смогла сглотнуть, когда подошла к Риверу. Когда оказалась в нескольких футах от него, он улыбнулся шире, обнял меня и притянул к себе вплотную.

Рождественское одеяло теперь покрывало нас обоих, окутывая теплом. На мгновение я не знала, что делать со своими руками. Руки были неловко прижаты к бокам, пока Ривер не усмехнулся и не поднял их к своим плечам.

Затем он снова обнял меня, и мы начали раскачиваться.

Музыка по радио раньше была такой тихой, а мы такими громкими, что я даже не помнила, чтобы она вообще играла. Но теперь, когда мы замолчали, это было все, что я слышала, плавная мелодия и сладкий голос Бинга Кросби, поющего «Я буду дома на Рождество» (прим. Bing Crosby «White Christmas»).

Мы мягко покачивались перед огнем, мои глаза были прикованы к груди Ривера, но я знала, что он смотрит на меня. Я не знала, почему так сильно нервничала, но когда, наконец, подняла взгляд и посмотрела ему в глаза, то почувствовала это в десять раз сильнее.

— Правда или действие?

Вопрос прозвучал чуть громче шепота, и я прошептала свой ответ.

— Правда.

— Ты ненавидишь меня?

Я нахмурилась, опустила голову ему на грудь и долго впитывала ощущение его рук, обнимающих меня. Уже забыла, каково это, когда тебя вот так обнимают. Забыла, как идеально моя голова прилегала к его подбородку, как пахла его фланелевая рубашка, и что я всегда могла слышать его сердцебиение, когда клала голову ему на грудь, как сейчас.

— Нет, — наконец сказала я. Снова подняла голову, чтобы посмотреть на него. — Но иногда я жалею об этом.

Его челюсть напряглась, но парень не перестал обнимать меня и раскачиваться.

Боже, эти глаза. Они преследовали меня с тех пор, как я видела их в последний раз в зеркале заднего вида. Они смотрели на меня так же и сейчас — как будто я была всем, что Ривер когда-либо знал, всем, в чем он когда-либо нуждался, а также единственной вещью, которая когда-либо могла сломить его.

Руки Ривера были теплыми на моей пояснице, бедрах, и он притянул меня еще ближе, глядя на меня сверху вниз.

Его глаза метнулись к моим губам, и я знала, что вздох, который вырвался из его груди, навсегда останется в моей памяти.

В нем слышалось желание.

Боль.

Сожаление.

— Правда или действие? — спросила я дрожащим голосом.

— Правда.

— Ты когда-нибудь скучал по мне после того, как я ушла?

Он покачал головой, мышцы на челюсти дернулись, ноздри раздувались, руки все еще притягивали меня ближе.

— Каждый день, Элиза, — прошептал Ривер, сдвинув брови. — Каждый час. Каждую минуту. Каждую секунду, что тебя не было.

Эмоции захлестнули меня, но у меня не было шанса сломаться, прежде чем одеяло упало с нас, и Ривер заключил меня в свои объятия.

А потом его рот оказался на моем, жесткий и наказывающий, поцелуй и выстрел одновременно.

Я вскрикнула от этой связи — возможно, это был вздох, или стон, или всхлип. Может быть, все это было связано воедино, мое тело и мозг были настолько сбиты с толку, что не могли решить, как реагировать.

Но я прильнула к нему, к этому поцелую и призраку, которым был Ривер Дженсен.

Он крепко удерживал меня в руках, и когда наши губы слились вместе, казалось, что в мире не было другого места, где мы могли бы быть. Это был поцелуй, которым мы делились сотни раз до этого. И которого никогда не испытывала, даже не мечтала о нем, пока его губы не оказались на моих. В нем были годы любви и страсти. Годы душевной боли и страданий. Было все, что я ненавидела, все, чего желала, все, что я забыла, и все, что всегда буду помнить.

«Это мой муж, — кричало мое сердце. — Это любовь всей моей жизни».

«Это незнакомец, — парировал мой мозг. — Это тот человек, который тебя отпустил».

Ривер провел своим языком по моему, посылая электрический разряд, пронзающий меня насквозь, проникая прямо в мою сердцевину. И в следующий миг я уперлась руками ему в грудь, отталкивая его.

Я уже повернулась спиной, прикрывая рот обеими руками, когда Ривер застонал от потери. Я покачала головой, глаза наполнились слезами, эмоции смешались с алкоголем в моей крови, создавая опасное течение, которое могло унести меня.

— Почему? — спросила я тихо, почти так тихо, что мне стало интересно, расслышал ли он меня вообще. Я снова повернулась к нему лицом, медленно, робко, его лицо расплывалось сквозь мои слезы. — Зачем ты это сделал? Обнимаешь меня, целуешь вот так… — Я шмыгнула носом. — Ты сам отпустил меня. Когда я вот так стояла перед тобой и спрашивала, чего ты хочешь, что тебе нужно. Когда я попросила тебя пойти со мной, ты не захотел. — Я покачала головой в отчаянье. — Почему, Ривер?

— Элиза…

— Просто скажи мне, почему.

Ривер сглотнул, его кадык тяжело дернулся в горле, когда он посмотрел на огонь. Слезы заблестели в его глазах, и когда мужчина снова встретился со мной взглядом, я могла бы поклясться, что то, как он смотрел на меня, сломало ту часть меня, которая все еще держалась.

— Я знал, что папа умирает, — сказал Ривер хрипло. — Он сказал мне.

Моя нижняя губа задрожала.

— Что? Почему ты мне не сказал?

— Я собирался, — сказал он. — Правда, собирался это сделать. Ты была моей лучшей подругой, Элиза. Но когда я пришел домой, ты сидела за нашим обеденным столом со всеми этими планами.

Он покачал головой, и осознание нахлынуло на меня, как ледяной поток.

Это было в ту ночь, когда я сказала ему, что хочу уехать.

Или, скорее, я хотела, чтобы мы уехали.

Я провела свой выходной, вырезая фотографии из журналов о путешествиях, делая доску визуализации, планируя маршруты и исследуя, что мы могли бы сделать, чтобы заработать деньги в каждом месте, которое хотела посетить по всему миру. У меня был план, способ заставить это работать, способ для нас увидеть мир и заработать достаточно, чтобы жить дальше.

И когда он вошел в дверь той ночью, я едва могла подождать, пока он снимет пальто, чтобы рассказать ему все это.

— Когда я все это увидел и послушал, как ты говорила о том, чтобы сбежать, о том, как этот город душил тебя, как ты чувствовала себя здесь застрявшей… — Он поморщился. — Я просто не смог тебе сказать, Элиза.

— Но ты должен был, — возразила я. — Я… я могла бы остаться. Я бы осталась.

— В этом-то и проблема! — Ривер протянул ко мне руки, прежде чем позволить им упасть. — Разве ты не понимаешь? Мой отец уже умирал. И если бы ты осталась, то тоже бы умерла. Этот город убивал тебя. Я убивал тебя — твой дух, твои мечты, твою любовь и жизнерадостность. Я удерживал тебя от того места, где ты хотела быть… от того, кем ты хотела быть.

Я снова и снова качала головой, слезы лились все сильнее.

— Ты должен был сказать мне. Должен был дать мне выбор. Ты… ты не боролся за меня, — сказала я сквозь слезы. — Ты просто отпустил меня.

— И я сожалею об этом, — твердо сказал он, его ноги несли его ко мне. Я хотела двигаться. Боже, как мне хотелось отступить, но я словно приросла к месту. — Каждую минуту с того момента, как потерял тебя. Но я любил тебя, Элиза, — прохрипел Ривер, когда был всего в нескольких дюймах от меня. — Я любил тебя. Поэтому отпустил. — Он взял в руки мое лицо, его глаза искали мои, и покачал головой, как будто каждое слово было самой ужасной правдой. — И будь я проклят, если всё ещё не люблю тебя.

Следующий всхлип, вырвавшийся из моей груди, оборвался, когда его губы снова встретились с моими, на этот раз нежные и успокаивающие, но уверенные. Его руки держали мое лицо, пальцы запутались в моих волосах, большие пальцы гладили мои виски. Я прильнула к этому прикосновению, к этому поцелую, к этому мужчине всей душой и телом.

И в этот момент я была дома.

Быстрые шаги привели нас к кровати, спрятанной в тени в углу. Свет свечей здесь был более тусклым, весь мир, казалось, приглушил свой свет, чтобы дать нам уединение и покой.

Ривер прервал наш поцелуй только для того, чтобы снять мой свитер над головой и мои волосы водопадом рассыпались по спине. Озноб пробежал от прохладного воздуха, от ощущения его рук на мне, нежно обхватывающих мою грудную клетку, прежде чем парень потянулся к моему спортивному лифчику. Он стянул его через голову, отбрасывая на пол.

Затем последовала его рубашка, трусы и спортивные штаны, пока Ривер не оказался полностью обнаженным.

Моя спина ударилась об одеяло, ткань холодила мою разгоряченную кожу, но это ощущение было тусклым по сравнению с тем, как забилось мое сердце при виде Ривера, стоящего надо мной. Он возвышался, как бог, снимая мои спортивные штаны с бедер, с одной ноги, а затем с другой. Его глаза не отрывались от моих, когда он проделал то же самое с моими стрингами, и только когда я была обнажена, он позволил своему взгляду скользнуть по мне.

Я чувствовала, как этот взгляд, похожий на большие мозолистые руки, пробираются по моей груди, животу, бедрам и маленькой щели между ними, где я уже была влажной и пульсировала для него. Горло Ривера так сжалось, что я услышала, как он сглотнул, и легкое покачивание его головы было всем, что получила, прежде чем он забрался на меня, поднимая вверх, пока моя голова не оказалась на подушке, а он не оказался между моих ног.

Мы оба вздрогнули от прилива тепла от соприкосновения наших тел, и Ривер убрал волосы с моего лица, целуя мою челюсть, шею, ключицу и обратно, пока его рот не завладел моим.

Не было времени думать, сомневаться или позволять логике прокрасться внутрь, прежде чем Ривер балансировал всем своим весом на одном локте, а другая его рука потянулась вниз, чтобы закинуть мою ногу себе на бедро. Кончик его члена скользнул по моему влажному, теплому входу и этот контакт заставил нас обоих зашипеть от желания.

Я знала, каково это — чувствовать его, даже после всех этих лет. Знала форму головки его члена, изгиб ствола, рельеф вены, которая поднималась от его основания. Я знала, как он наполнит меня еще до того, как Ривер это сделал, но когда толчок его бедер свел нас вместе, когда его член скользнул в меня впервые за четыре года, я ахнула, задержав этот вдох, как будто он был моим последним.

То, как он растягивал меня, было похоже на обжигающий огонь, и все же это наполнило меня потоком удовольствия. Я захныкала ему в рот, и Ривер поймал этот крик рычанием, требовательным поцелуем, легким отстранением, прежде чем снова глубже погрузиться в меня.

Я лодыжками зацепилась за него, приподнимая бедра, чтобы дать ему лучший доступ. Мне показалось, что я почувствовала, как его губы изогнулись в улыбке напротив моих, прежде чем он снова скользнул в меня, на этот раз сильнее, еще глубже, и он ускорил темп, находя ритм.

Наши тела были скользкими там, где соприкасались, мои груди скользили по его груди, когда мужчина обхватил меня руками за спину, положив ладони мне на плечи. Я чувствовала, как мышцы его задницы сжимаются с каждым новым толчком.

Не прошло и минуты, как мы соединились, а я уже была готова развалиться на части.

Но Ривер быстро перевернул нас, прижимая меня к себе, чтобы сохранить связь. Я расцепила лодыжки как раз вовремя, чтобы приземлиться на него верхом, и он сел, прислонившись спиной к спинке кровати, а я оказалась у него на коленях.

Его руки прошлись по моим плечам, рукам, бедрам, пока он не схватил меня за задницу и не помог мне оседлать его. Не имело значения, сколько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз прикасались, он все еще знал все способы доставить мне удовольствие.

Ривер знал, что если вот так схватить меня за задницу и наклонить бедра — это как раз то, что нужно для моего клитора, чтобы уловить столь желанное трение. Мужчина знал, что когда сильно дернул меня, и мои руки полетели вперед, нащупывая изголовье кровати по обе стороны от него, это был идеальный угол, чтобы позволить изгибу его члена достичь всех нужных мест. И знал, когда наклонился вперед ровно настолько, чтобы захватить мой левый сосок в рот, перекатывая его зубами, что это было все, что мне нужно, чтобы воспламениться.

В тот момент я была дикой, мои бедра бесконтрольно дергались, едва двигая меня вверх и вниз. Теперь я раскачивалась взад и вперед, чувствуя его глубоко, потирающего клитор, пока мой оргазм не вспыхнул, как умирающая звезда. Это разорвало меня на части изнутри, разрывая дюйм за дюймом в самой наполненной экстазом кончине.

Я оседлала каждую волну этой смерти, пока не выдохлась, обмякла в его объятиях, тяжело дыша с каждым новым вдохом, как будто мне требовалось все, что у меня оставалось, только для того, чтобы дать моему телу кислород.

Ривер замедлил темп, жестко, до синяков целуя мои губы, затем провел этими губами по моей шее, покусывая зубами и снова проводя языком по коже. Я была такой вялой в его объятиях, что ему не потребовалось много усилий, чтобы снова перевернуть меня на живот, с задницей в воздухе, как я знала, ему это нравилось.

Он шлепнул меня по заднице в награду, и я сжала руки в кулак на простынях, когда расположил кончик члена у моего входа, слишком хорошо помня, как глубоко он чувствовался в этой позе. Ривер рукой скользнул между моих складочек, и одним толчком снова заполнил меня.

— Черт, Элиза, — прохрипел он, выскальзывая, чтобы снова скользнуть внутрь. — Такой мокрая. Такая чертовски тугая.

Он толкался снова и снова, набирая скорость, и стонал все сильнее с каждым новым толчком. Его рука легла мне на спину, еще сильнее вдавливая меня в простыни, врезаясь в меня все сильнее. Я закричала от боли, но она была встречена жгучим удовольствием, которое сбивало меня с толку.

Я хотела умолять его остановиться.

Хотела умолять никогда не останавливаться.

У меня не было возможности принять решение до того, как Ривер вырвался из меня, потеря была такой ощутимой, что я вздрогнула, а затем почувствовала, как его теплое освобождение окрасило мою задницу, спину, плечи и бедра одновременно.

Я оглянулась через плечо, наблюдая, как парень гладит свой длинный, толстый член, пульсирующий от освобождения. Это была самая горячая гребаная вещь, которую я когда-либо видела, и знала еще до того, как мы убрали за собой беспорядок, что это будет не последний раз, когда заставлю этого мужчину кончить сегодня вечером.

Если бы это зависело от меня, эта ночь длилась бы вечно.

И утро никогда бы не наступило.

Но это зависело не от меня.

И когда солнце, наконец, пробьется сквозь окна этой хижины, яркое и ослепляющее от снега, покрывающего землю снаружи, это будет сигнал к пробуждению, которого я не хотела.