Рождественское одеяло

Глава 7 Любимая шутка Бога

Лось, облизывающий мое лицо, вернул меня в настоящее, и, как будто он разделил со мной это воспоминание, пес уткнулся носом в одеяло, издавая маленькие игривые фырканья.

Я засмеялась, похлопывая его по животу и разглядывая маленькие сцены на каждом квадрате, точно так же, как это было много лет назад.

— Не могу поверить, что ты его сохранил, — сказала я, взглянув на Ривера. Его глаза тоже были прикованы к одеялу, хотя он так же свирепо нахмурил брови, как и раньше.

Он ничего не сказал.

— Я до сих пор помню, как ты его мне подарил, — сказала я с улыбкой, проводя руками по ткани. — Боже, не думаю, что пережила бы то холодное Рождество без него, — усмехнулась я. — И после этого мы использовали его каждый год. Помнишь? — Я покачала головой. — Раньше мне нравилось вытаскивать его каждый год, класть на диван, чтобы мы могли под ним обниматься. — Мое сердце сжалось. — Думаю, что это мой самый любимый подарок, который я когда-либо получала.

Когда мои глаза встретились с глазами Ривера, он смотрел на меня остекленевшим взглядом. Его адамово яблоко тяжело дернулось в горле.

Затем мужчина резко встал.

— Я иду спать.

Я моргнула, открыв рот, и тоже вскочила на ноги.

— Подожди, — начала я, но когда он повернулся и посмотрел на меня, обнаружила, что не знаю, что еще сказать. Не могла утверждать, что было рано, так как было уже далеко за десять, и если я что-то и знала о Ривере, так это то, что он рано вставал. И я не могла попросить его остаться и помочь мне украшать елку, зная, что это было последнее, что он хотел сделать.

Но я хотела, чтобы он остался.

Просто не могла понять, почему.

— Ты можешь занять кровать, — сказал он, когда я промолчала. — Я лягу на диване.

— Ты не обязан этого делать.

— Я не позволю тебе спать на диване, Элиза.

Я сглотнула, кивая.

— Ладно. Спасибо. — Затем закусила губу, оглядываясь на открытые коробки, Рождественское одеяло наполовину вывалилось из большей. — Я не помешаю тебе, если задержусь еще немного? — спросила я, снова повернувшись лицом к Риверу. — Я действительно хотела бы украсить, если ты не против.

Глаза Ривера метнулись мне за спину, его челюсть снова напряглась.

— Ты же знаешь, я могу проспать даже ураган.

— Или, в данном случае, метель? — пошутила я.

Он не засмеялся.

— Давай, Лось, — сказал он, похлопывая себя по бедру. Затем его глаза встретились с моими. — Сегодня слишком холодно, чтобы выводить его на улицу, и неизвестно, смогу ли я вообще открыть дверь из-за снега прямо сейчас. Я собираюсь постелить ему в ванной какую-нибудь газету. Просто дай мне знать, если он сделает свои дела, и ты увидишь это раньше меня.

— Я могу сама все убрать, — предложила я.

— Не нужно, — сказал Ривер, поворачиваясь ко мне спиной. — Это моя собака.

Правда этого утверждения жгла, как сухой лед на влажном языке. Я смотрела, как Лось последовал за ним в ванную, и когда дверь со щелчком закрылась, я вздрогнула, как будто он захлопнул ее.

Ривер тихо приготовился ко сну — так тихо, что я даже не заметила, как он лег на диван, пока я распаковывала все вещи из двух коробок. Только когда повернулась с Рождественским одеялом, накинутым на руки, и обнаружила его лежащим там, с ногами свисающими с подлокотника с одной стороны, закрыв глаза рукой, я поняла, что он больше не в ванной.

Одеяло прикрывало его только от голеней до подмышек, а подушка, подложенная под голову, была маленькой и далеко не такой пушистой, как те две, которые он оставил для меня на кровати. Но, судя по звуку его дыхания, Ривер уже спал, и я с улыбкой вспомнила, что этот человек мог спать где и когда угодно и неважно, что происходит вокруг.

Я отложила одеяло в сторону, осторожно взяв первую гирлянду огней с каменного края камина, куда положила ее раньше. Включила и улыбнулась, когда ожили голубые лампочки. Потрескивание огня и тишина, которую может принести только свежий падающий снег, были моим единственным утешением, когда я вешала эти огни, а затем белые. Потом я обернула серебряную гирлянду вокруг, а затем аккуратно разместила каждое украшение.

Пока украшала, мои мысли разбегались в разные стороны.

Это было так странно — снова оказаться в этом городе, в этой хижине, с Ривером. Было похоже на то, что последние четыре года моих приключений по всему миру были сном, а я только что проснулась в своей собственной постели, в своем собственном доме.

Только это был совсем не мой дом.

Уже нет.

Но почему мне так казалось? Почему я чувствовала такое тепло и уют в том же самом месте, где раньше чувствовала себя застрявшей?

Я поймала себя на том, что с каждым новым украшением все больше и больше задаюсь вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы все было по-другому. Держа в руках это рождественское одеяло, было трудно вспомнить плохие времена. Трудно вспомнить ссоры, недели молчания Ривера, когда он не впускал меня, а я боролась за то, чтобы он попытался ради нас.

Как мы перешли от этой чистой, невинной любви к практически незнакомцам, живущим под одной крышей?

Как он превратился из человека, клявшегося, что будет сражаться за нас, в того, кто сказал мне, что я должна продолжать жить без него?

Как я превратилась из девушки, у которой было все, в чем она когда-либо нуждалась, в своем муже и своей собаке, в женщину, которой нужно было больше, чтобы накормить свою душу, чем этот маленький городок мог когда-либо предоставить?

Моя мама всегда цитировала Вуди Аллена.

«Если хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах».

Я не понимала это, когда была маленькой девочкой. И когда стала молодой женщиной, молодой женой.

Но теперь, думая о планах, которые я строила, о том, как эти планы рухнули, о пути, по которому жизнь провела меня, о котором я никогда бы даже не подумала… Я думаю, что наконец-то по-настоящему поняла это.

Должно быть, я была любимой шуткой Бога.

Ривер громко захрапел, и я подавила смешок, наблюдая, как он несколько раз перевернулся в попытке принять более удобное положение. Лось плюхнулся в свою собственную кровать на полу рядом с диваном в знак солидарности, оказавшись на спине с раздвинутыми ногами, животом вверх.

Через мгновение дыхание Ривера снова выровнялось, тяжелое и ровное, и я наблюдала, как его грудь поднимается и опускается с каждым вдохом. Пока он ворочался, маленькое одеяло, которое в любом случае не грело, обернулось вокруг его ног, прикрывая только одно бедро и икру.

Я улыбнулась. Грудь болела самым незнакомым образом, когда развернула рождественское одеяло, покрывая массивной вещью каждый дюйм его тела от пальцев ног до плеч, и я немного подоткнула его под мужчину для пущей убедительности.

У меня перехватило горло, когда я посмотрела на него сверху вниз — незнакомца, человека, которого когда-то знала лучше, чем себя.

Как мы могли потерять любовь, которая была такой настоящей?

И кем мы были теперь, по ту сторону этой потери?

Эти вопросы не давали мне уснуть еще долго после того, как я забралась в его постель той ночью — на простыни, пахнущие Ривером, моя голова покоилась на подушках, которые, как я знала, не глядя, мы купили вместе.

В ту ночь мне снились все места, где я побывала за последние четыре года. Италия и Канада. Шотландия и Япония. Юг Франции, Виргинские острова и потрясающее побережье Австралии. Только вместо того, чтобы быть на земле, я летала над каждым местом, указывая на разные ориентиры постоянно вытянутым пальцем.

И я летела не в самолете.

Я сидела, скрестив ноги, на волшебном рождественском одеяле, паря над городами, горами и прекрасными реками.

И там, рядом со мной, держа меня за свободную руку, был Ривер.