Роковая ошибка

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Джорджи, детка, ты какая-то тихая сегодня. Если это из-за меня, то не переживай, прошy тебя. Джорджия взглянула на бледное лицо тети Mэй и заставила себя улыбнуться. Поразительное признание Митча Флетчера не шло у нее из головы и мешало сосредоточиться. Напрасно она ввела его в заблуждение – надо было, не открываясь до конца, все же дать ему понять, что она проводит эти часы со своей родственницей, а не с каким-то мифическим любовником.

Живо представив себе мальчика, маленького свидетеля родительских ссор, не по своей вине потерявшего любовь и доверие к отцу, она нахмурилась и покачала головой. Бедный ребенок… Да что же это за напасть? Она поймала себя на том, что с большой симпатией думает о человеке, который посмел предположить, что… Джорджия с досадой сжала губы, и ей вдруг пришла мысль, что, по-видимому, она сама каким-то образом дала пищу для его разыгравшейся фантазии.

Если бы Джорджию спросили, почему она отгораживается от людей, вряд ли она смогла бы внятно объяснить. Может быть, потому, что их участие только ослабило бы ее волю к борьбе с жестокой действительностью? Да нет же! Она старалась думать о чем угодно, только не о страшной болезни. Бабушка потихоньку поправляется… Буквально сегодня утром она сказала, что чувствует себя совсем неплохо, но, когда Джорджия взглянула на ее хрупкую фигурку, ледяное кольцо страха сжало сердце девушки.

Очнувшись от грустных размышлений, Джорджия увидела перед собой усталое лицо тети Мей. Рука больной, слабая и прохладная, лежала в ее руке.

– Джорджи, – тетя Мей с трудом улыбнулась, – не надо… не надо…

Она замолчала, и Джорджия, не дожидаясь продолжения, начала звонким от напряжения голосом рассказывать про сад, описывая каждый распустившийся цветок.

– Ты скоро сама их увидишь – вот поправишься и вернешься домой…

Ей послышалось, как бабушка тихо вздохнула, слабые пальцы легонько сжали ее руку.

Время посещений и на этот раз пролетело слишком быстро, нужно было уже уходить. В коридоре к девушке подошла дежурная сестра. Джорджия приветливо улыбнулась.

– По-моему, с тех пор как тетя Мей попала к вам, ей стало намного лучше. Я рассказала ей про наш сад. Она всегда мечтала иметь сад, где все будет устроено по ее вкусу. В прошлом году мы купили розы, такие душистые… Они скоро распустятся. Может быть, тетя Мей к тому времени уже будет дома…

– Джорджия, лечение вашей бабушки проходит хорошо, – перебила ее сестра, – но вы должны понимать, что… – она осеклась, завидев спешащую к ним санитарку. – Простите, мне придется вас покинуть.

Глядя вслед женщине, Джорджия вновь почувствовала приступ страха, но тут же поборола его. Когда она говорила с тетей Мей про сад, строила совместные планы на будущее, то иногда встречала в ответ ее взгляд, исполненный такого сочувствия и сострадания, словно… Как бы это точнее выразить? Словно тетя Мей знала нечто такое, о чем девушка не догадывалась. Или боялась догадаться?

Похолодев от этой мысли, она вышла из больницы.

Когда Джорджии становилось совсем худо, как сейчас, она преодолевала отчаяние старым испытанным способом – с головой погружалась в работу и трудилась до изнеможения, чтобы не сойти с ума от постоянного разлада между трезвым рассудком и непослушным сердцем.

В час ночи она наконец решила прерваться, так как едва не заснула прямо за компьютером.

Джорджия как-то призналась Луизе Мейтер, что ей крупно повезло: нашла агентство, в котором можно брать работу на дом. Это большая удача. Луиза тоже была с ней откровенна:

– Ну что ты, наоборот – повезло мне. Таких опытных и работящих специалистов, как ты, днем с огнем не сыщешь. Так что, если захочешь перейти на постоянное место работы, скажи мне, ладно?

Луиза знала, почему Джорджии пришлось срочно уехать из Лондона, и, кроме нее, в курсе событий был очень узкий круг людей: врач, персонал больницы и ближайшая соседка по участку, которая ежедневно приносила им домой свежие яйца и овощи, да еще делилась советами по уходу за садом. Тетя Мей была довольно замкнутым человеком и Джорджию воспитала в том же духе…

Девушка откинулась на стуле и, потирая усталые глаза, чтобы снять напряжение, вдруг поняла, почему не желает ни с кем говорить о бабушкиной болезни: когда произносишь страшные слова, они как будто обретают материальную силу. Но если ты отказываешься принимать зло, разве оно перестает существовать? Это же самообман. Тогда почему она не хочет, чтобы Митч Флетчер узнал всю правду?

Похоже, его отношения с окружающими тоже складываются нелегко. Это же надо было нагородить такое на пустом месте! Выстроить из разрозненных сведений полнейшую бессмыслицу! Ведь тут и дураку все было бы ясно. Как все-таки глубоки последствия детских переживаний. Вот и в ней самой с ранних лет поселился ужас перед одиночеством, а болезнь тети Мей и вовсе привела ее в неописуемое отчаяние. Отчего так безумно жаль себя?

Джорджия вздрогнула и прижала руки к груди, словно защищаясь от мрачных призраков ночи. Просто очень поздно… просто она устала… просто в одиночестве чудится всякое… Просто разговор с Митчем Флетчером разбередил старую рану…

Опять этот Митч Флетчер! Пошатываясь и зевая, она поднялась со стула. Не стоило принимать от него чек. Надо было твердо стоять на своем: мол, передумала, и все тут. И так не от хорошей жизни она решилась пустить в дом квартиранта, а уж Митч Флетчер ее не устраивал ни при каких обстоятельствах, и что самое прискорбное – он прекрасно это понял. И куда сразу подевались обаяние и доброжелательность, проявленные им во время уличного столкновения? Дома перед Джорджией предстал совсем другой человек. За беспечной внешностью и непринужденными манерами она разглядела твердую решительность и железную волю.

В спальне было холодно, и Джорджия вся покрылась мурашками. Проваливаясь в долгожданный сон, она вспомнила, что ни словом не обмолвилась бабушке о Митче Флет-чере. Надо будет сказать завтра, то есть уже сегодня. Пропади он пропадом, этот Митч Флетчер! Стоило ей лишь подумать о нем, и сон как рукой сняло.

В последнее время Джорджия забыла, что такое настоящий, долгий и глубокий сон. Она ложилась и вставала с неотвязной мыслью о тете Мей. Когда бабушка слегла и из-за сильных болей уже не могла спать, Джорджия, невзирая на протесты, просиживала ночами у ее постели, чтобы хоть как-то облегчить страдания больной. Но сейчас тетя Мей в надежных и заботливых руках, а бессонница осталась.

Джорджия вставала задолго до рассвета, завтракала, точнее, пыталась позавтракать. Вот и сегодня она почти не притронулась к овсянке. Джорджия вышла побродить по саду и, не обращая внимания на промокшие от обильной утренней росы кроссовки, добралась до посаженных прошлой осенью розовых кустов, чтобы взглянуть на бутоны. Этот редкий старинный сорт они с бабушкой выбрали не столько за красоту самих цветов, сколько за их удивительный запах. Джорджия внимательно осмотрела кусты и убедилась, что тли на них нет. Тяжело вздохнув, она едва удержалась от слез.

Забрав из кухни корзинку и садовые ножницы, девушка вернулась в сад, осторожно срезала полдюжины цветов и дрожащей рукой положила розы в корзину, подчиняясь внезапному и странному порыву. Зачем она это сделала, если тетя Мей скоро вернется и сама увидит, как они распускаются?

Еще секунда, и Джорджия распотрошила бы ни в чем не повинные бутоны и затоптала бы лепестки в землю – только бы забыть о водовороте неизъяснимого чувства, увлекшего ее и подтолкнувшего срезать злополучные розы, невольно подсказавшего, что бабушка уже никогда не увидит, как зацветают кусты. Нет, этого не может быть… Замерев на мгновенье от боли в сердце, она заметила в саду человека, направлявшегося прямо к ней.

Джорджия не сразу признала Митча Флетчера и, растерявшись, даже не спросила, а что, собственно, он здесь делает в столь ранний час, ведь их встреча назначена на вечер. На нем тоже были кроссовки и темный спортивный костюм. Объяснение непредвиденного визита оказалось довольно простым.

– Я бегаю здесь неподалеку почти каждое утро и, увидев вас в саду, решил заглянуть. Нельзя ли закинуть мои пожитки днем? Сегодня истекает срок моего пребывания в гостинице, и меня просили освободить номер до обеда.

Мысленно прикинув расстояние до ближайшего приличного отеля, Джорджия отметила про себя, что обладатель такого натренированного тела, пожалуй, может ежедневно одолевать этот длинный путь.

По тропинке, ведущей к фермам, мимо дома постоянно шли люди, и Джорджия научилась не обращать на них внимания, поэтому немудрено, что она раньше не замечала и Митча Флетчера.

Его вторжение оказалось для девушки столь внезапным и застало ее в столь неподходящем для посторонних глаз настроении, что она не сразу смогла собраться с мыслями.

Какое ей дело до его проблем? Днем, после посещения больницы, она, конечно, будет дома, но в самый разгар работы ей вовсе не хотелось бы отвлекаться на своего квартиранта. Будь на то ее воля, она предпочла бы вовсе никогда его больше не видеть. Но, увы, выбора нет.

– Старые добрые розы. В саду у моей бабушки тоже росли такие. Митч Флетчер склонился над розовым кустом. Его слова вывели Джорджию из задумчивости. Интонация его голоса показалась девушке довольно странной, и она не удержалась от вопроса:

– Вы что, редко виделись?

– Напротив. – Он бросил на Джорджию быстрый взгляд. – Ее дом и сад были местом, где я мог спрятаться от своих невзгод. Она была матерью моего отца, но так никогда и не приняла его сторону. Мне часто казалось, что она винит себя за его неразборчивость в женщинах, его вечные измены. Бабушка воспитывала сына одна – мой дед погиб на войне. Сад служил ей утешением, помогал пережить потерю мужа и ошибки сына. Мне было четырнадцать, когда она умерла…

Совершенно неожиданно этот рассказ вызвал у Джорджии сочувственный отклик.

– Вы, наверное, очень переживали ее кончину.

Митч Флетчер помолчал, словно не слыша еe слов, потом холодно ответил:

– Конечно. Так переживал, что уничтожил в саду все розовые кусты. Идиотский, бессмысленный поступок… Отец пришел в ярость, потому что собирался продать дом, а из-за моей выходки участок оценили ниже, чем ожидалось; в общем, он в очередной раз сорвал свою злость на матери. В то время отец находился в состоянии, когда его лучше было не трогать. Мы с матерью всегда внимательно следили за сменой его настроений. В начале новой интрижки он становился веселым и жизнерадостным. Если события развивались благоприятно, его охватывал охотничий азарт, и, опьяненный первым успехом, он преследовал свою добычу до тех пор, пока не настигал ее. Затем наступала полоса сплошной эйфории, как у наркоманов, и он готов был растерзать всякого, кто, пусть даже случайно, оказывался между ним и предметом его обожания. За накалом страстей неизбежно следовало охлаждение, одержимость гасла – вот тогда с ним можно было хоть как-то общаться.

Чем дольше Джорджия слушала его рассказ, тем острее чувствовала скрытую муку своего собеседника. От всей этой истории ей стало не по себе, но Митч Флетчер невольно вызвал у нее симпатию.

Он передернул плечами, словно освобождаясь от невидимой ноши, и с явным облегчением иронически добавил:

– Но в семейных неурядицах не может быть виновна только одна сторона. Надо признаться, что мать тоже оказалась не на высоте. Теперь-то я это понимаю, но в детстве думал иначе. Одно я могу сказать наверняка: мой отец так никогда по-настоящему и не узнал, что такое брак. Он был из тех, кто не может идти по жизни с одной спутницей…

Митч Флетчер приблизился к Джорджии и заглянул в корзинку.

– Розы… Неужели в подарок любовнику? – Он ядовито улыбнулся. – Что это с вами? По-моему, он должен приносить цветы вам прямо в постель, как это принято у влюбленных. Ах да, совсем забыл, он ведь не может бывать здесь по утрам. Долг велит ему встречать рассвет на супружеском ложе. Теперь ясно, почему вы дорожите этим местечком. Прекрасное укрытие для любовной парочки, тайный уединенный уголок, отгороженный от всего мира, этакий маленький рай. Но что-то мне не верится, что вы ни разу не подумали о ней – его жене – и о той части жизни, которая проходит без вас. Думали, так ведь? Да как же иначе. На что же вы надеетесь? На волю Божью? Или вы считаете, что надо довольствоваться малым, пока он не обретет свободу?

– Все совсем не так! – сердито оборвала Джорджия. – Вы не…

– Что «не»?.. – перебил он. – Не понимаю, да? Его жена тоже не понимает! Как вы, женщины, любите быть обманутыми! – Митч Флетчер отвернулся, чтобы не встречаться с девушкой взглядом. – Так я могу перевезти вещи днем? Или… или это нарушит ваши личные планы?

– Не нарушит, – гневно ответила Джорджия. – На самом деле…

– Вот и отлично. Я подъеду около трех, – бросил он и побежал к воротам, как настоящий спортсмен.

Джорджия растерянно смотрела ему вслед и удивлялась собственной заторможенности. Во-первых, она упустила возможность объясниться с ним раз и навсегда, а во-вторых, не успела объявить, что их вчерашняя договоренность уже не имеет силы. Ну что ж, поздно кусать локти, он уже скрылся.

Вдохнув запах свежесрезанных роз, Джорджия с нежностью тронула бутоны. Бедный мальчик! Смерть бабушки, похоже, сильно, потрясла его. Что толку рассказывать, почему он тогда вырвал с корнем все кусты, – он чувствовал себя растоптанным и уничтоженным. Навалилось одиночество, и жизнь потеряла смысл. Господи, как хорошо она его понимает! Однако, возвращаясь в дом, девушка поборола в себе приступ внезапной жалости – не стоит забывать, что мальчик давно превратился во взрослого мужчину, который к тому же составил о ней ошибочное и совершенно несправедливое мнение, не имея на то никаких оснований.

Приняв душ и собираясь в больницу, Джорджия вновь спросила себя, почему же она все-таки сразу не осадила Митча Флетчера и не опровергла его догадку? Обычно она не позволяла себе наводить тень на плетень, не любила, когда ее превратно понимали, и не испытывала ни малейшего торжества, выслушивая запоздалые признания собственной правоты. Что же произошло? Неужели она испугалась? Просто-напросто побоялась рассказать о болезни тети Мей? Но почему… почему ей стало тогда так страшно?

У Джорджии началось сильное сердцебиение, и снова знакомое отчаянное и яростное чувство охватило ее. Ощущение полного бессилия и беспомощности… Она запретила себе развивать эту мысль, чтобы та не завела ее слишком далеко. И так очевидно, что, следуя путем боли и душевных мук, можно оказаться на краю пропасти. Однажды, после гибели родителей, Джорджия уже подверглась этой страшной опасности, и тетя Мей помогла, спасла и удержала ее. Теперь же рядом нет никого – она должна полагаться только на себя.

И все же, как ни пыталась Джорджия прислушаться к голосу рассудка, побороть жуткий страх ей не удавалось.

Спустившись на первый этаж, она увидела корзину с цветами и чуть не выбросила их в мусорное ведро. Но, вспомнив сухой и в то же время необычайно выразительный рассказ Митча Флетчера о погубленных розах, она решила не поддаваться своему порыву.