ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Что случилось? Что-нибудь не так? – Увидев нахмуренное лицо медсестры, Джорджия взволнованно перевела взгляд на гинеколога. Обычно она с удовольствием посещала занятия для будущих мам, но сегодня ее без всяких объяснений вызвали из комнаты и проводили в кабинет врача. Не на шутку перепугавшись, Джорджия почувствовала, как бешено заколотилось сердце.

– Ничего страшного, – успокоила ее молодая женщина-врач. – Просто нам кажется, что ваш ребеночек растет медленнее, чем нужно. Иногда бывает, что плод по каким-то причинам останавливается в росте. Как правило, это явление временное, но… если такое случается, мы устанавливаем специальное наблюдение. К тому же ваш собственный вес все еще немного ниже нормы…

Как всегда, и на этот раз во всем виновата оказалась сама Джорджия. Она не переживет, если с ребенком что-нибудь случится по ее недомыслию!..

– Что я должна делать? Что нас ждет дальше? – разволновалась будущая мама.

– Пока ничего, – заверила врач. – Но я прошу вас зайти ко мне через неделю. Если изменений не будет, тогда…

Врач сдвинула брови, и Джорджии показалось, что у нее от страха сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Как же мне быть?

– Побольше спать и правильно питаться, – последовал ответ.

– А если через неделю снова обнаружится, что ребенок не растет?..

– Тогда и решим, что делать, – тихо сказала врач и после некоторого раздумья добавила: – Возможно, в этом случае вам придется лечь в больницу, чтобы и вы и ребенок были под присмотром. Но пока рано бить тревогу. Повторяю, такое случается – видимо, малыш решил немного передохнуть. Пока что у нас нет повода для серьезных волнений, так что не вздумайте паниковать, – строго заметила она.

Джорджия вышла из кабинета в почти шоковом состоянии. Она брела по тротуару, ничего не видя вокруг, и не заметила мужчину, пристально следившего за ней с противоположной стороны улицы. Ребенку угрожает опасность, и никуда от этого не денешься. Не дай Бог, если… Ее переполняли ужас и угрызения совести. Никогда в жизни ей не было так страшно и так одиноко!

Джорджия решила зайти к Луизе и пожаловаться на свалившееся несчастье, но тут вспомнила, что та готовится к приезду родителей и свекра со свекровью, которые были приглашены на Рождество. Отвлекать подругу неудобно, у нее и так сейчас дел по горло.

Джорджия поехала домой. У нее тряслись поджилки и на глаза наворачивались слезы. Еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться, девушка убеждала себя, что слезами горю не поможешь. Распускаться никак нельзя, ведь ни ей, ни малышу от этого легче не станет. Решившись оставить ребенка, она отдавала себе отчет в том, что во время беременности, да и после родов будет совсем одна, никто не разделит с ней заботы и тревоги: ни муж, ни любовник, ни даже друзья. Она это знала с самого начала, и ей казалось, что у нее хватит сил со всем справиться. Неужели она переоценила себя?

С таким выводом Джорджия не могла смириться. Просто она растерялась от неожиданности; бремя ответственности за ребенка особенно мучительно оттого, что она сама стала причиной его страданий.

Добравшись до дома, она поставила машину и устало прошла на кухню. Надо поесть, но сама мысль о приготовлении ужина и поглощении его в полном одиночестве повергла девушку в уныние. В доме было тепло, но ее по-прежнему знобило. Проезжая по городу, Джорджия видела, что у многих уже наряжены елки и на них зажжены огоньки; она завидовала счастливым семьям, чье приподнятое настроение было так не похоже на ее собственное.

От одиночества она была на грани отчаяния, и тоска по Митчу вспыхнула в ней с неистовой силой. Только он мог спасти ее от жизненных невзгод, только он мог заполнить безнадежно зияющую вокруг пустоту.

Неожиданно в дверь позвонили, но Джорджия не сразу вышла из оцепенения.

Кого там еще принесло в столь поздний час? «Наверно, какой-нибудь торговец сейчас начнет предлагать очередную ерунду», – со вздохом подумала девушка, направляясь в коридор.

Включив свет, она с опаской открыла дверь и застыла, не веря своим глазам.

– М-Митч!

– Ты одна?

Джорджия смутилась и от растерянности не могла произнести ни слова.

– Да… да, одна, – сказала она наконец, пропуская его в дом.

– Значит, несмотря ни на что, этот тип не переехал к тебе? – резко спросил Митч, не отрывая взгляда от ее округлившегося живота. – Ты ведь нарочно это устроила? Думала, вынудишь его бросить жену? – безжалостно продолжал он.

У Джорджии пересохло во рту, и она не могла вымолвить ни слова.

– Я видел тебя сегодня в городе, – услышала она. – И сначала даже не поверил. Я и представить не мог, что ты такая… такая…

– Легкомысленная, – подсказала Джорджия, оправившись от неожиданности и надевая защитную маску. Господи, она-то в первую минуту решила, что он обо всем догадался и пришел заявить свои права на нее и ребенка… пришел сказать, что любит ее, любит их обоих… и хочет быть с ними. Разве можно быть такой дурой, такой безмозглой идиоткой!

Она взглянула на Митча – он стоял с каменным лицом и плотно сжатыми губами.

– Ничего себе легкомыслие!

Его беспощадный тон больно резанул ее. Неужели он и впрямь думает, что она решила забеременеть от женатого мужчины, чтобы припереть того к стенке и заставить уйти из семьи?

Джорджии стало горько, горько и противно. Хорошенького же он мнения о ней!

Не дождавшись ответа, Митч неумолимо продолжал наседать на нее.

– Ну и где же теперь наш герой? Он предал тебя, как предавал жену. Неужели ты надеялась?.. – Митч помолчал, потом отрывисто спросил: – Так он бросил тебя? Бросил одну с ребенком?

Джорджия подняла голову и заставила себя взглянуть на него.

– Да, это называется именно так, – тихо подтвердила она, не найдя в себе сил ни возразить, ни рассказать ему всю правду.

На лице Митча появилось странное выражение: в нем были гнев, раздражение, замешательство и еще… Оно исказилось, словно от боли, хотя что она такого сказала? Впрочем, возможно, ее слова задели какую-то струну в его душе, напомнили сцену из детства – скорее всего, разрыв родителей.

– А ты, значит, не осуждаешь его? – презрительно спросил Митч, не сводя с нее глаз.

– За что? – выдавила она. – За то, что теперь у меня будет ребенок? – Она гордо вскинула подбородок. – Я сама так решила. Это было мое желание и мой выбор. Я хочу ребенка.

– Несмотря на то, что его отец оставил вас? – мрачно допытывался Митч.

– В жизни бывают вещи и пострашнее, – мягко заметила Джорджия. По выражению глаз Митча она увидела, что он отлично ее понял. – Так вот, я никогда не дам ему… усомниться в моей любви.

Джорджия повернулась к гостю спиной, недвусмысленно намекая, что разговор окончен и пора прощаться: она чувствовала, что продолжение беседы на столь волнующую тему и настойчивость Митча могут вывести ее из себя. Он и так уже окатил ее презрением, а если она обмолвится, что это его ребенок… Дальнейшее предугадать нетрудно: он будет все отрицать и откажется от нее и от малыша.

Джорджия боялась, что не справится с переживаниями, и больше ни минуты не могла оставаться с Митчем наедине. Она неуклюже шагнула в сторону и зацепилась ногой за бахрому ковра. Вечно спотыкаясь на этом ковре, она всякий раз давала себе обещание убрать его из кухни или вообще выбросить – и все как-то забывала. Но сегодня она была особенно взвинчена: сказалась тревога за ребенка и неожиданный визит Митча, – и потому, зацепившись за этот проклятый ковер, она потеряла равновесие и с криком ужаса полетела на пол.

Митч бросился к девушке, но не успел подхватить ее. И когда он, стоя на коленях у распростертого тела, пытался выяснить, все ли с ней в порядке, Джорджию мучила только одна мысль: что с ребенком?

– Не волнуйся, все будет хорошо, – услышала она и, не успев воспротивиться, позволила Митчу поднять ее и подставить плечо, чтобы ей было легче добраться до стула. – Сиди и не вставай, – сердито сказал он. – Я пойду позвоню врачу. В другой ситуации Джорджия решительно отвергла бы его заботу, но сейчас она слишком боялась еще больше повредить ребенку неосторожным действием и потому безучастно продиктовала номер терапевта и принялась мысленно молиться, чтобы малыш не пострадал.

Ей было дурно, голова кружилась, а в животе противно урчало.

«Ничего страшного, – успокаивала она себя, – ты просто напугалась». Но отчаяние не отпускало. Она все время вспоминала предупреждения медиков и мучилась от мысли: а вдруг произошло что-то непоправимое?

Пока не приехал врач, Митч ходил взад и вперед по кухне и строго следил, чтобы она не двигалась с места.

Как ни странно, его грозный вид помог Джорджии собраться с духом. Пусть ведет себя, как ему вздумается, главное, что кто-то сейчас рядом и делит с ней тревогу ожидания. А что бы с ним стало, узнай он, что это его ребенок? Она даже содрогнулась от этой мысли, и Митч, заметив неладное, тут же подошел к ней.

– Что с тобой? Ты в порядке? – нетерпеливо спросил он.

– Все нормально, – солгала она. – Я только немного замерзла.

Глядя на его нахмуренное лицо, Джорджия решила, что он почуял обман, но Митч уже выскочил из кухни. На лестнице послышались шага, и вскоре он вернулся с одеялом и принялся укутывать девушку.

Он случайно задел пальцами твердую выпуклость живота, и это прикосновение заставило Джорджию вздрогнуть. На глаза наворачивались предательские слезы. Если бы все было иначе… если бы он любил ее… или просто хотел ребенка так же, как и она…

Она почувствовала, что Митч пристально смотрит на нее тяжелым и мрачным взглядом. Но, прежде чем он заговорил, за окном послышался шум подъезжающей машины.

– Это, наверно, врач, – бесстрастно произнесла Джорджия.

– Сиди, я открою, – приказал он.

– Ну, что тут стряслось? – бодро спросил доктор, входя на кухню.

Джорджия объяснила, что произошло, и дежурная улыбка сползла с его лица. Обернувшись к Митчу, врач негромко сказал:

– Ей необходимо лечь. Вы поможете?..

Несмотря на протесты, Джорджии не было позволено самой подняться в спальню, и, сдавшись, она разрешила Митчу обнять себя и проводить наверх.

Беременность обострила у Джорджии некоторые ощущения, особенно это касалось запахов, и, оказавшись совсем рядом с Митчем, девушка чуть с ума не сошла. Ей захотелось закрыть глаза и, изнемогая от тоски и радости, припасть к нему, раствориться в нем и слиться с ним воедино на всю оставшуюся жизнь… чтобы никто и никогда больше не смог их разлучить. Она почувствовала, как веки обожгло слезами, и задержала шаг, чтобы справиться с накатившейся слабостью.

Митч тут же остановился и занервничал.

– Джорджия, как ты? Что с тобой?

Она не отвечала, думая лишь о том, как ей поскорее оказаться на безопасном расстоянии от своего спасителя. Не хватало только расплакаться при нем!

В эту минуту ребенок зашевелился, и Джорджия обхватила живот руками, словно давая понять, что слышит его. Она мысленно попросила малыша простить ее за то, что он никогда не узнает о своем отце и потому не сможет полюбить его.

Она почувствовала, что должна оградить ребенка от лишних страданий.

К счастью, они уже были наверху.

– Я вызову гинеколога, и она осмотрит вас, – сказал доктор, когда Митч спустился на кухню за одеялом. – Думаю, она согласится со мной, что вам необходим постельный режим.

В это время Митч вернулся в спальню, и, конечно, он все слышал. Но Джорджия не сразу заметила его – она была слишком взволнована заключением медика.

– Несколько недель… но я не могу…

– Боюсь, что это не подлежит обсуждению, – строго сказал врач. – Я бы направил вас в больницу, но пока у нас нет свободных мест, впрочем… – Он замолк и нахмурился.

Неужели ребенку угрожает опасность? Джорджия дрожащим голосом попыталась вытянуть из врача всю правду.

– После подобных падений иногда возникает некоторый риск, – негромко сказал доктор. – А в вашем случае ситуация осложняется тем, что ребенок остановился в росте.

Джорджии мучительно хотелось, чтобы Митч поскорее ушел. Она безмерно тяготилась его присутствием, а он стоял у постели и внимательно слушал каждое слово врача. Озабоченно нахмурив лоб, он пристально посмотрел на девушку, и под этим сверлящим взглядом она почувствовала себя прямо-таки преступницей, нарочно подвергающей опасности здоровье будущего ребенка.

Зачем он остался? Что он тут забыл? Самое страшное позади, и его миссию можно считать оконченной. Почему он еще здесь? Кроме всего прочего, в его присутствии Джорджия ощущала свою беспомощность, ей было и радостно, и горько оттого, что в столь нелегкий час ей не пришлось быть в одиночестве. Она пыталась усмирить душевный трепет и мысленно уговаривала себя не обольщаться его заботой. Нельзя поддаваться иллюзиям, ведь, каким бы участливым и добрым ни выглядел Митч, он все равно скоро уедет. Прибывшая врач-гинеколог слово в слово повторила все то, что они уже слышали от терапевта: необходимо на неделю, а лучше на две перейти на постельный режим. Джорджия пыталась объяснить, что это совершенно нереально, но врач не допускающим возражений тоном произнесла:

– Думаю, ради ребенка вы найдете выход из положения.

На прощание она пообещала Джорджии навестить ее завтра утром, а также наказала ей успокоиться и хорошенько отдохнуть.

Пока шел осмотр, Митч находился внизу, но, когда оба врача уехали, он поднялся в спальню.

Джорджия лежала в постели и, заметив его угрюмый взгляд, с новой силой ощутила свою беззащитность.

– Я еду в город, чтобы забрать из гостиницы вещи, и скоро вернусь, примерно через час. Ты продержишься?

Что все это значит? Что он хочет сказать? Джорджия была в полном недоумении.

– Не стоит возвращаться, – произнесла она дрожащим голосом, – в этом нет необходимости. Я благодарна тебе, но…

– Но если бы не я, с тобой бы ничего не случилось, – перебил он.

Девушка потеряла дар речи. Итак, Митч все знает… он уже догадался.

– Если бы не я, ты ни за что бы не зацепилась за этот ковер, – услышала она и поняла, что он корит себя вовсе не за ее беременность, а лишь за случайное падение.

– Ты ни в чем не виноват, – вяло сказала она. – Мне давно следовало выбросить этот дурацкий ковер. С твоей стороны было очень любезно остаться со мной… пока не приехал врач… но правда, тебе нет нужды возвращаться сюда.

– Нет, есть, и еще какая! – сердито возразил Митч. – Врач сказал мне, что тебя нельзя оставлять одну. Тебе необходим полный покой, а значит, противопоказано вставать с постели. Поэтому кто-то должен побыть с тобой.

Джорджия даже приподнялась в кровати.

– Только не ты!

– Надеешься отправиться в больницу, думаешь, они найдут для тебя койку?.. А тем временем твой любовник передумает и переедет сюда? Но ведь ему придется бросить семью!

Джорджия заткнула уши.

– Прекрати! Прекрати! – с надрывом произнесла она. Все, хватит, ломать комедию она больше не в состоянии. Девушка чувство вала себя совершенно измотанной, все тело ныло, и вдобавок ее мучил страх за ребенка. Она была абсолютно неспособна спорить сейчас с кем бы то ни было, а уж с Митчем особенно.

Джорджия и глазом не успела моргнуть, как он присел на край кровати и поймал ее ладони. Его прикосновение было таким нежным, таким теплым и ласковым, что заставило ее затрепетать от пронзительного желания.

– Прости, я вовсе не хотел тебя расстраивать. Но, видишь ли, врачи подчеркнуто обратились ко мне и сказали, что тебе необходим покой.

– Обратились к тебе… – упавшим голосом повторила Джорджия. – Но почему?

Его лицо застыло, Митч отпустил ее руки и резко встал.

– Наверно, они решили, что это мой ребенок, – отрывисто сказал он.

Джорджии стало дурно, и она едва не потеряла сознание. Неужели они тоже догадались? Но ведь она не дала им ни малейшего повода, не выдала свою тайну ни единым словом или жестом!

– Ты бы мог сказать, что это не так, – пробормотала она.

– Конечно, мог, но а тот момент твое здоровье и ребенок мне были важнее, и я не стал их разубеждать. Не вижу ничего страшного в том, что они ошиблись.

Его спокойствие поразило Джорджию. Отвергни Митч предположение о собственном отцовстве, ее бы это не удивило, но, похоже, заблуждение врачей даже доставило ему удовольствие, во всяком случае, оно не вызвало ни малейшего раздражения.

– Ну все, я еду, – заявил он. – И скоро вернусь.

– Не надо, прошу тебя, – снова запротестовала она, но Митч уже вышел из спальни и направился к лестнице.

Джорджия услышала, как захлопнулась входная дверь, потом завелся мотор. Ну что же, когда Митч вернется, она уж как-нибудь убедит его, что ему не надо здесь оставаться. Она с горечью подумала, что ей даже некому позвонить и попросить, чтобы с ней посидели, разве что Луизе, но обременять подругу перед Рождеством ужасно неловко.

Джорджия едва не расплакалась. Противно, что Митч думает о ней Бог весть что, а она вынуждена снова жить с ним под одной крышей и ежедневно, ежечасно мучиться оттого, что он совсем рядом, и при этом осознавать, что он ни капельки не любит ее…

Она с трудом повернулась на бок. А что, если все-таки удастся доказать ему, что не нужно с ней возиться, что она сама справится?..

Джорджия сбросила одеяло и спустила ноги на пол; сильное головокружение помешало ей встать с кровати.

Она чувствовала себя так плохо и так неуверенно, что боялась подняться с постели, дабы не упасть снова.

Вся дрожа и тем не менее понуждая себя медленно передвигаться, она все-таки встала, но безумный страх не отпускал ее.

Постепенно, шаг за шагом, девушка добралась до ванной и, почувствовав жуткую слабость, перевела дух, чтобы вернуться в спальню.

Уже в постели, когда она была в полной безопасности, Джорджия с содроганием подумала, что для нее все-таки очень важно самой справляться со своими трудностями.

Опасность, угрожающая ребенку, и неожиданное падение привели Джорджию в унылое настроение; испуганная и взвинченная, она не могла находиться в доме одна.

Имей она рядом хороших и добрых соседей, ей было бы гораздо легче. Конечно, если бы Луиза знала о случившемся, то немедленно забрала бы ее к себе. Но откуда ей знать? К тому же у подруги и так сейчас полон дом родни.

А если бы Митч не протянул сегодня руку помощи? Что было бы с ней? Скорее всего, врачи настояли бы на госпитализации.

Так что же хуже: пустить в дом Митча или отправиться на неделю в больницу? Джорджия так и не смогла выбрать меньшее из двух зол. Взвесив все «за» и «против», она решила, что предпочтет больницу, но потом вспомнила, что там и так не хватает мест, а занимать койку, предназначенную для самых экстренных случаев, ей было совестно. Нельзя же, чтобы кто-то из тяжелых больных пострадал из-за ее эгоизма только потому, что она отказалась от помощи Митча из боязни выдать свои чувства.

Единственное, чего она так и не смогла понять, – почему он вызвался остаться здесь? Ему-то какое дело? Кажется, он говорил, что чувствует себя виноватым в том, что она упала. Конечно, его неожиданное появление и их ссора не добавили ей расторопности… но утверждать, что он виноват…

Услышав шум подъезжающей машины, Джорджия оцепенела. Неужели он так быстро вернулся? Ее охватила паника. Как же все-таки себя вести, чтобы он не догадался о ее любви?.. Достанет ли ей гордости, чтобы сдержать свои чувства? «Другого выхода нет», – в отчаянии подумала она.

Услышав, как Митч поднимается по лестнице, девушка взглянула на циферблат будильника – ему удалось обернуться за час.

Он вошел в комнату с напряженным лицом, словно не ожидал застать ее в постели, но, увидев, что она выполняет предписание врачей, немного оттаял.

– Я привез тебе фрукты, – сказал Митч. – Но не знал, какие ты любишь больше…

В руках у него была огромная, доверху наполненная корзина, но не с обычной магазинной снедью, а с дорогими экзотическими фруктами – рог изобилия, да и только!

При взгляде на это чудо у Джорджии слезы подступили к глазам. Глупо, конечно, но когда в последний раз ей делали такие сюрпризы? И дело вовсе не в стоимости подарка, хотя не надо быть большим знатоком, чтобы определить, откуда взялась такая роскошь: столь красивые и спелые фрукты, которых зимой днем с огнем не сыщешь, могли быть куплены только в самом дорогом супермаркете. Правда, не обязательно, что он покупал их специально для нее и сам выбирал. Когда бабушка была жива, они изредка баловали друг друга разными вкусностями и цветами, но впервые это сделал для нее мужчина… Она судорожно сглотнула. Не просто знакомый, а любимый и желанный мужчина, тот самый… Она положила руку на живот, и взгляд Митча тут же омрачился, как будто этот жест выявил для него какой-то неприятный смысл.

– Я ненадолго спущусь вниз и приготовлю ужин, – едва ли не сурово объявил он. – Врачи сказали, что тебе надо больше есть.

– Прошу тебя, не беспокойся, – заволновалась Джорджия.

– Пустяки. Я все равно собирался поесть, а готовить для одного или для двоих, по-моему, без разницы.

– Но зачем… почему ты это делаешь? – не удержалась она от вопроса, занимавшего ее с той минуты, как Митч объявил, что возвращается сюда.

– Кто-то же должен, – коротко ответил он. – И что-то я не замечаю того энтузиаста, который, забыв обо всем, в том числе и о своей жене, спешит тебе на помощь. Или ты все еще надеешься, раз уж ты?..

– Раз уж что?.. – с дрожью в голосе спросила Джорджия, вспомнив, с чего начал Митч, когда появился в доме. – Раз уж я нарочно забеременела? Так вот, все было совсем не так!

Она еле сдерживалась и чувствовала, что слезы вот-вот подступят к глазам; в то же время заводиться было нельзя, так как это не сулило ничего хорошего ни ей, ни ребенку.

Очевидно, Митч рассуждал точно так же, потому что пошел на попятную настолько быстро, что она даже усомнилась в его искренности.

– Ну что ты… Я вовсе не имел в виду…Извини, что расстроил тебя. Я просто был потрясен, когда увидел тебя и понял… Ладно, я иду вниз готовить ужин.

И он вышел из комнаты прежде, чем Джорджия успела открыть рот. Когда он вернется, она снова попытается убедить его, что не нуждается в помощи, но, как ни храбрись, себя-то не проведешь. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он оставался с ней в доме, какие бы опасности ни таило его присутствие.

Правда, в этом случае она рисковала стать жертвой самообмана, беспочвенных грез, нашептывающих, что дело тут не в одной человечности и врожденном чувстве ответственности, а в том, что ему приятно быть вместе с ней… что он любит ее… и хочет, чтобы она и ребенок прочно вошли в его жизнь.

Недовольная собой, Джорджия заворочалась в постели; стоит чуть-чуть успокоиться, и мысли сразу устремляются к запретным темам.

Ей было слышно, как внизу на кухне суетился Митч. Предстоящий ужин, мягко выражаясь, вовсе не вдохновлял Джорджию, но истинной причиной ее раздражения было не полное отсутствие аппетита, а то, что Митч не сидел рядом и не разговаривал сейчас с ней.

Впрочем, разве можно общение с ним назвать разговором? Сплошной поток оскорблений и обвинений, к тому же абсолютно необоснованных и обидных. Она напряженно прислушалась к шагам на лестнице.

Дверь в спальню отворилась, и Джорджия почувствовала вкусный густой аромат горячих спагетти с мясным соусом. Неожиданно проснувшийся голод помимо воли заставил ее приподняться и принять протянутый поднос.

– Кофе не будет, – строго сказал Митч, подавая ей чашку с чаем из трав. – Кофеин вреден ребенку.

Джорджия была слишком увлечена спагетти, чтобы с ним спорить. Подумать только, вот так ужин! Она не удержалась и с жадностью набросилась на еду. Заметив, что Митч не сводит с нее глаз, она спросила:

– А где твоя порция?

В комнате повисло молчание. На лице Митча появилось странное выражение, словно он пытается, но никак не может решить непростую задачу.

– Осталась на кухне, – наконец вымолвил он. – Я думал, тебе будет приятнее ужинать одной.

Джорджия вспыхнула. Надо же быть такой идиоткой! Он и не собирался составить ей компанию. Ну почему она такая дурища? Вечно строит воздушные замки.

– Да-да, конечно, – с притворным спокойствием согласилась она.

Глядя Митчу вслед, она закусила губу – ей стоило больших усилий не окликнуть его и не попросить поужинать вместе с ней.

Когда шаги на лестнице затихли, Джорджия с тревогой спросила себя: если недоразумения уже начались, то что же будет дальше?

Единственный выход – как можно скорее встать на ноги. Чем быстрее Митч – покинет дом, тем меньше опасность выдать свои чувства.

Но ужас ее положения состоял в том, что она боялась остаться совсем одна… без него.

Загрузка...