Роза пустыни

Глава 2

– Qui est-ce, миледи? – спросила Колетт и тут же повторила свой вопрос по-английски: – Кто он, миледи?

Элизабет, стоявшая у фальшборта, с немалым интересом посмотрела туда, куда был обращен взгляд молодой француженки.

На причале царила суматоха: неподалеку от «Звезды Египта» только что остановился модный экипаж, и оттуда неспешно вышел какой-то джентльмен. Слуга следовал за ним в почтительном отдалении, держа в смуглых руках тяжелые кожаные чемоданы. Когда джентльмен двинулся к сходням, вокруг него полукругом собрались носильщики и малолетние попрошайки.

Элизабет помнила, как няня внушала ей: воспитанные девушки не должны глазеть на кого-то или на что-то. Но, если верить сплетням, даже светские дамы в бальных залах Лондона позволяли себе влезать с ногами на сиденья позолоченных стульев, чтобы не пропустить появления Аилли Лэнгтри, общепризнанной светской красавицы Англии. Не спуская глаз с приехавшего, Элизабет решила, что просто следует их примеру и удовлетворяет свое любопытство.

– Я не знаю, кто он, Колетт. – Она на секунду задумалась и добавила: – Может быть, это тот англичанин, о котором упоминал полковник, – тот, который поедет вместе с нами.

– Он не похож на настоящего англичанина, миледи.

Элизабет прикусила язык. Она была согласна со своей служанкой, но не собиралась говорить об этом.

Колетт пожала плечами так выразительно, как могла сделать только истинная парижанка:

– Он слишком красив. И ничуть не продутый.

– Не продутый? – переспросила Элизабет, сдвигая брови. Она не поняла, о чем говорила Колетт. Потом вдруг догадалась. – Ты хотела сказать – не надутый?

– Oui, миледи. Не надутый. – Стройная француженка заметно оживилась. – Может быть, он француз. – И она радостно затараторила на своем родном языке: – О, какой красивый мужчина! Очень красивый мужчина. Конечно же, он француз!

Элизабет не сдержала смеха: невозможно было сохранять серьезность в те минуты, когда Колетт вела себя так по-французски непосредственно, мило и говорила что-то так забавно!

Элизабет не выдержала и громко рассмеялась. Ее мать сказала бы, что настоящей леди не подобает так смеяться. К счастью, ее смех потонул в какофонии александрийского порта: крики матросов, вопли нищих, отчаянно жестикулирующие и громко спорящие арабы («наверняка самый деловитый и шумный народ мира», как она прочла в египетском дневнике Флоренс Найтингейл).

Овладев собой, она повернулась к Колетт:

– Почему-то мне не верится, что этот джентльмен – француз.

Пожалуй, он действительно не был похож на настоящего англичанина. В наблюдательности Колетт не откажешь. И дело даже не в том, что он слишком хорош собой, – хотя Элизабет никогда не видела более красивого мужчины.

Она задумчиво сдвинула брови. Внешность этого человека свидетельствовала о том, что он давно не был в Англии.

Во-первых, его одежда. Великолепный костюм сидел на нем идеально, лишь чуть натягиваясь на широких плечах, однако покрой не вполне соответствовал фасонам Бонд-стрит, где располагались ателье портных, обшивавших аристократию. Его наряд скорее подошел бы богатому жителю Франции, Германии или Италии. Похожих на него мужчин можно было увидеть на улицах Парижа или, может быть, в европеизированных отелях Александрии.

Он был высокого роста – на три-четыре дюйма выше любого мужчины из тех, что толпились вокруг него на причале, и намного выше смуглого слуги, который давал указания носильщикам относительно багажа своего господина.

Незнакомец снял шляпу. Его прекрасные черные кудри отливали синевой и блестели как шерсть ухоженных скакунов. Черты его лица были мужественными. Крупный аристократический нос, изогнутые черные брови, прекрасной формы уши, тесно прилегающие к черепу. Четкая и резкая линия гранитно-твердых челюстей и подбородка. Да, Колетт была права: действительно очень красивый мужчина.

Тут джентльмен поднял взгляд, и Элизабет показалось, что он посмотрел прямо ей в душу, так что на секунду ее сердце замерло.

Голубые глаза!

Она будто погрузилась в бездонное синее море. Она никогда не видела таких глаз. Они напоминали небо ранним летним утром. А еще цветки глицинии, которая дома, в Стенхоуп-Холле, вилась по решетке под ее окном. Глаза были ясные, умные, завораживающие…

Элизабет невольно затаила дыхание – и заметила это только тогда, когда задохнулась.

Будущие пассажиры двинулись по сходням. Примерно в десяти футах от нее англичанин вдруг остановился. Видимо, он удивился или даже был поражен, увидев ее.

Элизабет смутилась и попыталась понять, в чем дело. У нее растрепались волосы? Или платье не в порядке? У нее на кончике носа сажа?

Такое случалось с ней не раз – дома, в Йоркшире, когда она не выдерживала соблазна и работала в саду. Мать утверждала, что садоводство (она презрительно называла его «копанием в грязи, подходящим только для судомоек») – это унизительное занятие для молодой девушки с положением в обществе.

Но она уже сыта нравоучениями. И этим своим положением в обществе. Садоводство – прекрасное времяпрепровождение! Так приятно трогать руками теплую землю. Сажать нежные стебли и наблюдать за тем, как они растут. И, наконец, видеть результаты своих трудов. А садовник Траут говорил, что более талантливого садовода не встречал, – а ему уже немало лет, их садовнику.

Элизабет достала носовой платочек со своей монограммой и вытерла кончик носа – быть может, на нем действительно оказалась грязь.

При этом она подумала: «А, пустое!» – и, сунув платочек обратно в ридикюль, решительно выпрямилась. По крайней мере к ее осанке придраться нельзя.

Высокий красивый мужчина продолжал подниматься по сходням. В паре шагов от того места, где стояли они с Колетт, он на секунду остановился. Губы шевельнулись, будто он хотел ей что-то сказать.

Джентльмен не должен заговаривать с женщиной, если их никто не представил друг другу. Остановившийся рядом красавец не может этого не знать. Так подумала Элизабет.

Едва заметно кивнув головой в знак приветствия, незнакомец прошел мимо. Он приблизился к офицерам корабля, и они поздоровались со своим новым пассажиром.

Элизабет услышала, как капитан приветствовал его:

– Добро пожаловать на борт «Звезды Египта», милорд.

После чего капитан добавил что-то по-арабски, и пассажир ответил ему на том же языке.

Ее почему-то не удивило, что англичанин свободно говорит на языке чужой страны. Но было чему изумиться через несколько мгновений.

Как по мановению волшебной палочки из-за облаков выглянуло солнце и залило палубу своим ярким светом. Поднимая зонтик, чтобы защититься от ярких лучей, Элизабет заметила: у незнакомца что-то блеснуло.

Золото.

Червонное золото.

У Элизабет перехватило дыхание. На среднем пальце англичанина было золотое кольцо. Кольцо в форме анка, древнеегипетского символа жизни. Она готова была поклясться, что точно такое же видела на пальце своего таинственного спасителя.

Черный Джек разговаривал с капитаном «Звезды Египта», а в мыслях осыпал себя проклятиями. Яма, которую он себе выкопал, стала гораздо глубже.

При виде леди Элизабет, стоявшей у фальшборта, Черный Джек испытал сильное потрясение. Да ведь она еще, в сущности, девочка. Настоящий ребенок!

Он открыто воззрился на нее, как не позволял себе смотреть ни на одну прекрасную женщину. Он тут же мысленно поправился: прекрасную девочку. Сегодня, при свете дня, он увидел ее иной – с нелепой корзинкой фруктов вместо шляпки, с шелковым зонтиком, которым она прикрывала милое личико. Казалось, ей не больше пятнадцати-шестнадцати лет.

Но хуже было другое… В первое же мгновение он ощутил, что его плоть загорается желанием. Это чувство продолжало тревожить его и сейчас.

У него оставалось только одно утешение: леди Элизабет его не узнала. В этом он был совершенно уверен.

Позавчерашнее происшествие едва не закончилось катастрофой. Он совершил сразу несколько ошибок, хотя не относил себя к числу тех, кто ошибается. Как он негодовал в душе, когда случайно произнес ее имя. Очень непрофессионально. Непростительно для военного, который в былое время считался одним из лучших разведчиков.

Да вот еще и золотое кольцо, символ его клятвенной преданности принцу. Насколько хорошо она смогла его рассмотреть? Вспомнит ли она его, если снова увидит? А если эта опасность существует, то почему же ему так не хочется снять его со своего пальца?

Дьявольщина! Можно подумать, ему хочется, чтобы эта малышка его узнала…

Черный Джек не терял самообладания и спокойно разговаривал с капитаном и стюардом, которые проводили его в каюту. Пока Карим играл роль его камердинера, распаковывая вещи и раскладывая их по местам, он налил себе щедрую порцию портвейна, хотя еще не было и пяти.

– Черт возьми! – проворчал он себе под нос, выпив темного ароматного вина.

Черный Джек получил о леди Элизабет Гест самые подробные сведения и знал, что ей почти восемнадцать. Но чертов осведомитель не предупредил его о том, насколько она свежа и наивна. Ом надеялся – нет, он ожидал увидеть женщину. А встретил это юное прелестное создание.

Джек снова налил вина и начал с рюмкой в руке расхаживать по каюте.

А какого цвета у нее глаза?

Не карие. Не зеленые. И конечно, не желтые. Но – невероятное сочетание всех этих цветов. И она смотрела на него так, словно никогда раньше не видела мужчины. Было неловко. Было тревожно. И довольно лестно.

Его губы изогнулись в ироничной улыбке. Поосторожнее, Джек.

Ему не следует забывать, что именно поставлено на карту. Честь принца Рамсеса и людей, которые когда-то спасли ему жизнь. Тогда-то он и понял, что жизнь имеет какой-то смысл.

Черный Джек устремил взгляд в иллюминатор, забыв про зажатую в руке рюмку. Он вспомнил день, когда впервые встретился с принцем Рамсесом, – в тот самый день он получил свое прозвище.

Им обоим едва исполнилось шестнадцать, и они, новоиспеченные студенты Кембриджа, только-только устроились в своих комнатах. Он, Джонатан Малькольм Чарльз Уик, второй сын и, следовательно, не наследник герцога Дорана, хвастливо заявил принцу, что родственники считают его паршивой овцой, человеком с черной душой – чернее просто не бывает.

Это немалое достижение, пояснил он совершенно серьезно, со свойственной юности заносчивостью, поскольку в нортумберлендском семействе Уиков каждое поколение имело свою паршивую овцу – обязательно с голубыми глазами, чем отличались от остальных «Отчаянные Уики».

Принц Рамсес весело расхохотался, с почтением пожал ему руку и тут же окрестил его Черным Джеком.

Только спустя несколько месяцев Джек понял, каким птенцом, наверное, показался он принцу в день их знакомства. Ведь у Рами, к примеру, уже тогда была жена. Он женился на Майе в нежном возрасте – десятилетним мальчишкой. И кстати, утром, после брачной ночи, он без всякой жалости отдал приказ казнить дюжину человек, попытавшихся захватить источник, принадлежавший его племени.

Таковы были обычаи пустыни.

«А я-то тогда хотел выглядеть в его глазах самостоятельным, волевым, непреклонным», – думал Черный Джек, отпивая из рюмки портвейн.

Тем не менее прозвище, данное принцем, у него осталось. А их с Рами дружба выдержала испытание временем. Они – друзья. И даже больше, чем друзья.

Он обязан сдержать слово, которое дал своему принцу и его людям. Все очень просто. Он не испытывает никакой личной неприязни ни к лорду Стенхоупу, ни к его дочери.

Пусть леди Элизабет юна, невинна и прекрасна. Пусть он испытывает к ней такое влечение, какого не вызывала в нем еще ни одна женщина. Однако то, что должно быть сделано, исполнится.

Таковы обычаи пустыни.

– Насколько я могу судить, лорд Джонатан заработал себе в этих краях хорошую репутацию, не говоря уже о немалом состоянии, – заметил полковник Уинтерз, когда их небольшая компания разместилась в салоне корабля, чтобы выпить чаю.

– Кажется, дорогой, ты сказал, что он – второй сын герцога Дорана? – тихо спросила мужа миссис Уинтерз, стараясь, чтобы ее не услышали другие.

Кивнув, полковник принялся объяснять жене:

– Его старший брат – виконт Линд сей. Если я не ошибаюсь, их фамильные владения включают в себя Грантли-Мэнор в Нортумберленде, замок Кендалстон в Оксфордшире и особняк в Лондоне, на модной Парк-лейн.

Полковник погладил подбородок, не задумываясь, что этим жестом привлекает внимание к начинающим отвисать щекам и второму подбородку. Он был на двадцать лет старше своей хорошенькой жены, а выглядел так, что можно было решить – на все тридцать.

– Конечно, в один прекрасный день все это достанется старшему сыну, – с важным видом добавил он. – Все целиком.

Амелия Уинтерз покачала изящной головкой и заявила:

– Я не согласна с законами первородства. Они так жестоки по отношению к девочкам и младшим сыновьям, которые очень проигрывают на этом. – Тут она покосилась на свою юную спутницу. – Не обижайтесь, леди Элизабет.

Та ответила, тщательно выбирая слова:

– Хотя мне понятна необходимость сохранять титулы и поместья, не разделяя их, я сознаю: тем, кто не родился старшим сыном, трудно заключать брак так, как им хочется.

– Прекрасно сказано, леди Элизабет, – похвалил ее полковник. – Не то чтобы отсутствие герцогского титула помешало лорду Джонатану занять достойное место в обществе, скажу я вам.

– Возможно, он человек необыкновенный, – предположила Элизабет.

Если ее подозрения верны, то он намного лучше, чем могли о нем думать полковник и его жена.

– Красив он чертовски, – пробормотала миссис Уинтерз. – Интересно, женат ли он.

– Насколько я знаю – нет, – ответил ее супруг.

– Кстати, о женитьбе… – Поскольку ее собеседники подняли этот вопрос, Элизабет сочла возможным продолжить разговор на эту тему. – Почему все, с кем я сталкиваюсь, спрашивают меня, замужем ли, я, а когда я отвечаю отрицательно, то они явно бывают удивлены?

Ответ прозвучал у Элизабет за спиной и был произнесен звучным баритоном с легкой хрипотцой, от которой у нее по спине пробежали мурашки:

– Возможно, потому, что незамужняя женщина в возрасте семнадцати или восемнадцати лет в Черной стране редкость.

Хилберт Матиас Уинтерз стремительно встал и поклонился, щелкнув каблуками:

– Милорд.

– Полковник Уинтерз, вот мы с вами и встретились снова, – любезно отозвался подошедший.

– Рад вам представить мою жену, миссис Уинтерз, и нашу спутницу, леди Элизабет Гест.

Темная голова вежливо склонилась.

– Леди, счастлив с вами познакомиться.

– Я имел честь однажды встретиться с вашим отцом в его лондонском клубе, – проговорил полковник, пока все усаживались за стол. – Как поживает его светлость?

Ответ был очень сдержанным:

– Когда я в последний раз виделся с отцом, он был вполне здоров.

– А ваша матушка, герцогиня?

Элизабет заметила, что по лицу лорда Джонатана пробежала легкая тень, но ответил он очень спокойно:

– Моя мать умерла почти шесть лет назад.

Полковник Уинтерз смутился:

– Извините, ради Бога! Я не знал, конечно. Приношу вам свои соболезнования.

Лорд Джонатан холодно откликнулся:

– Благодарю.

Полковник смущенно откашлялся.

– А ваш старший брат, виконт Линдсей…

По губам лорда Джонатана пробежала насмешливая улыбка. Элизабет решила, что это губы человека щедрого, но способного на жестокость.

– В тот момент, когда мы в последний раз вместе были в Грантли-Мэнор, Лоренс был поглощен своим любимым занятием. – И в ответ на молчаливый вопрос полковника он добавил: – Мой брат объезжал купленного накануне жеребца.

– Главное поместье вашей семьи, кажется, находится в Нортумберленде, – вступила в разговор Амелия Уинтерз.

– Да, это так.

– Леди Элизабет тоже с севера, – добавила молодая женщина.

Впервые с того момента, как лорд Джонатан присоединился к ним в салоне, он посмотрел прямо на нее. Лицо его выражало вежливое внимание – и ничего больше. Элизабет ощутила разочарование. Он не узнал ее? В голубых глазах не было удивления, не было блеска – ни одной искры. Возможно, утром она вообразила себе невесть что. Просто ей показалось, будто он удивился, увидев ее на судне.

Элизабет быстро перевела взгляд на руки лорда Джонатана. Нет, если она что-то и придумала, то явно не все. Средний палец его руки украшен золотым кольцом!

Сердце у Элизабет забилось сильнее, но она сказала себе: «Разве не может быть совпадения?» Изображение анка – креста с округлым концом – было очень распространенным древним иероглифом. Откуда ей знать – может, практически все египтяне, мужчины, женщины и дети, носят подобные кольца.

И потом, человек, который помог ей отбиться от хулиганов, был местным жителем, об этом свидетельствовали его одежда и головной убор.

Лорд Джонатан заговорил с ней:

– Могу ли я спросить, где именно вы живете на севере, леди Элизабет?

От неожиданности она чуть не пролила чай и с трудом выговорила:

– В С-с-стенхоуп-Холле, в Йоркшире.

– Красивое место, насколько я слышал.

Она чуть покраснела:

– Думаю, это так, милорд.

Элизабет обратила внимание на то, что лорд не притронулся ни к чаю, ни к маленьким пирожным. Он продолжал говорить с ней:

– Вы впервые в Египте?

– Да, – ответила она, переживая, как бы смятение не отразилось на ее лице. Зато она заметила, что на секунду лицо лорда Джонатана приняло какое-то странное выражение.

– И вам тут нравится?

– Очень нравится, – быстро ответила она и оживленно добавила: – Позавчера мы все утро делали покупки на местных базарах.

– Леди Элизабет – заядлая покупательница, – рассмеялась Амелия Уинтерз.

Лорд Джонатан взглянул на свои начищенные до блеска сапоги, потом поднял голову и с улыбкой заметил:

– Надо полагать, вы приехали в Египет не для того, чтобы делать покупки.

Не решил ли этот джентльмен подсмеяться над ней? Если так, он ее сильно разочарует! Это ей совершенно не нравится!

– Нет, милорд, я плыву по Нилу, чтобы встретиться с отцом.

– Вот как, – отозвался он с долей искренней заинтересованности.

– Отец леди Элизабет, лорд Стенхоуп, – знаменитый археолог, – пояснил лорду Джонатану полковник Уинтерз.

– Понятно, – холодно ответил тот.

– Может быть, вы слышали о моем отце? – спросила она. Ей вдруг страшно захотелось хоть что-то узнать об этом загадочном человеке с золотым кольцом на руке.

Он слегка пожал плечами:

– В Египте найдется мало людей, которые не слышали бы о лорде Стенхоупе.

– А вы встречались с моим отцом?

– Не имел удовольствия.

Элизабет заморгала, выпрямилась и глубоко вздохнула. Она была бы рада любой весточке об отце. И надеялась узнать что-то о жизни самого Джонатана.

Амелия Уинтерз решила поддержать прервавшуюся беседу.

– Как далеко вы плывете на «Звезде Египта», лорд Джонатан?

– До самого Луксора. – Сделав небольшую паузу, он добавил: – У меня в тех местах есть немного земли, на которой я выращиваю хлопок.

– Хлопок, – глубокомысленно произнес полковник. – Любопытно.

– Я считаю, что наступит день, когда египетский хлопок станет известен во всем мире, – уверенно заявил лорд Джонатан.

Элизабет с изумлением услышала собственные слова:

– Тогда, возможно, вы все-таки познакомитесь с моим отцом: ведь я встречаюсь с ним именно в Луксоре, в Долине царей.

Его губы тронула ироническая улыбка:

– В таком случае я буду рассчитывать на официальное знакомство.

Полковник Уинтерз прокашлялся и вставил:

– Похоже, нас за чаем собираются развлечь.

В салон вошли несколько музыкантов-египтян со своими инструментами. Не сказав ни слова, они начали играть. Их музыка оказалась волшебной, свободной, с отзвуками древних мелодий.

После того как отзвучала последняя нота, лорд Джонатан наклонился к Элизабет и негромко сказал:

– Большую флейту называют най, а маленькая – это саламийя, в Египте под ее аккомпанемент поют суфические песни.

– А как называется инструмент с длинным грифом и металлическими струнами? – спросила она, остро ощущая, как от его теплого дыхания у нее слегка покачиваются локоны и щекочут шею. Из-за этого ей было очень трудно, почти невозможно сосредоточиться на том, что он ей рассказывал.

Лорд охотно объяснял:

– Это бузук. Рядом с ним – уд. А тот большой барабан – это тар.

– В Александрии мы слышали, как играют на маленьких бронзовых цимбалах, – сказала ему Элизабет. – А вот во что дует вон тот человек? Я не знаю.

– Это разновидность гобоя, называется мизмар.

– Их музыка захватывает, – прошептала она, слушая, как оркестр начинает новую мелодию. – Она такая красивая!

– Как сама Черная страна, – прошептал он так тихо, что эти слова услышала только одна Элизабет.

Потом они молчали и с наслаждением слушали музыку.

Только когда концерт закончился и все начали расходиться по каютам (даже на борту корабля считалось необходимым переодеться перед обедом), лорд Джонатан сказал нечто такое, что потом не давало покоя Элизабет в течение многих дней и даже недель.

Пристально глядя ей в глаза, он предостерег ее:

– Путешествуя по Нилу, который мы зовем Рекой жизни, будьте осторожны, леди Элизабет. Вы рискуете найти здесь больше, чем вам хотелось бы.

Элизабет почувствовала, что у нее странно сжалось сердце. Не может быть, чтобы этот человек проник в ее тайну!

Натянуто улыбнувшись, она ответила:

– Я буду очень осторожна. Уверяю вас, лорд Джонатан.

Никто не знал, что Элизабет ищет ключ к прошлому. И своему собственному будущему.