Рябиновый костёр

Часть 24

Часть 24

После разговора с Фёдором Сергеевичем Даша чувствовала себя странно. До его звонка её так и разрывало от обиды и злости, а поговорили — и она готова летать. Нет, в таком состоянии нельзя идти домой, мама сразу поймёт, что что-то не так. Даша прислонилась спиной к дереву, возле которого и застал её звонок, прикрыла глаза и улыбнулась.

И всё равно домой вернулась заплаканная.

— Где ты была? — донёсся до неё из кухни голос матери, а затем и она сама появилась в прихожей и повторила свой вопрос. — Где ты была?!

Даша растерялась. Сказать правду или соврать? Отчаянно хотелось скрыть то, что она… А собственно говоря, что она? И скрывать ей нечего. Нет ничего криминального в общении с маленькой девочкой, для которой была няней чуть больше суток, к тому же она просто помогла своему коллеге. Пока рассуждала, услышала звук входящего сообщения, достала смартфон и увидела пополнение карты на десять тысяч рублей. Подумала, что не хотела брать с Рябины деньги, но сейчас они оказались к месту.

— Мам, я подрабатывала няней. Нашему доктору не с кем было оставить ребёнка, а меня ему порекомендовала старшая сестра отделения, потому что живу недалеко от него. Вот как освободилась, так вернулась домой. Деньги нам совсем не лишние, согласись, а заплатил он целых десять тысяч.

Взгляд матери немного потеплел.

— Ребёнок маленький? Как ты вообще рискнула остаться с чужим дитём? Что ты в них понимаешь? А если б случилось что? Дети такие непредсказуемые. — Мама смотрела с подозрением, как будто знала, что дочь говорит не всю правду, и Даша ждала основательных расспросов, к которым в данный момент не была готова, но выдохнула с облегчение, услышав: — Ты раздевайся, проходи, за ужином договорим.

Допрос, к счастью, откладывался. Даша спряталась в ванной комнате и умылась холодной водой, чтобы выглядеть более-менее естественно. Поглядела на себя в зеркало, вроде бы всё нормально: цвет лица приобрёл обычный оттенок, да и слёзы высохли. Появилась надежда, что можно сказать маме, если вдруг она спросит, почему Даша вернулась домой в таком виде, что ей просто показалось.

— Дочь, ты ничего не скрываешь? — спросила мама, как только Даша села за стол. — Ты про ребёнка, с которым нянчилась, так ничего и не ответила.

Даша выдержала сканирующий взгляд и в очередной раз подумала о том, как жаль, что у них не получается быть подругами, что вот сейчас было бы хорошо вывалить все свои переживания, услышать доброе слово, обсудить происходящее, посмеяться над Алискиными шуточками, рассказать о своих чувствах к доктору, поделиться тем, что кажется обидным и неправильным, и услышать слова поддержки. Но, увы, мама не тот человек, с которым можно поговорить о личном. Пережив предательство в юном возрасте, она, кажется, лишилась веры в людей и дочь воспитывала очень строго, чтобы та не повторила её ошибок. Даша тяжело вздохнула и сказала лишь то, что не вызвало бы маминого недовольства.

— Алиса оказался замечательной смешной девочкой восьми лет. Я получила массу удовольствия от общения с ней. Так что работа оказалась совсем не трудной, скорее, наоборот, приятной.

— Неужели с такой большой сидеть надо? — искренне недоумевала мать.

— Да, родители её одну не оставляют и в школу провожают, и забирают тоже. Вообще, я поняла, что ей много внимания уделяют, ну и балуют сильно.

— Завидуешь?

— Нет. — Даша пожала плечами. — У них есть возможности, у нас таких не было. Что сравнивать-то? У Алисы оба родителя не бедствуют, да и заботиться о дочери меньше не стали, несмотря на то, что вместе уже не живут и разводиться собираются. — Даша ощутила оценивающе-высокомерный взгляд матери, но всё равно продолжила. — Ты не подумай, Фёдор Сергеевич очень любит свою девочку, но его куда-то вызвали почти в полночь, вот он и искал, на кого можно ребёнка оставить. Из рассказов Алиски я поняла, что там, где они живут с матерью, есть постоянная няня. Но в эти дни девочка была у отца.

— Вот как! — Мама как будто нашла к чему можно придраться. — Доктор этот твой, получается, семью свою бросил, раз дочь на выходные забирает? — Она вопросительно посмотрела на Дашу и, не дождавшись ответа, продолжила. — Да и то, смотрю, родитель-то так себе. Вместо того чтобы с дочкой побыть, среди ночи дела себе неотложные нашёл.

Мать говорила всё это таким тоном, будто выносила приговор и вина Рябины была неоспоримо доказанной, что невероятно возмущало. Даша уже рот открыла, чтобы защитить его, но вовремя одумалась, побоявшись, что сделает только хуже. Маму ей переубедить не удастся, легче промолчать и остаться при своём мнении.

Она быстренько поела и помыла посуду, затем устроилась с книжкой на диване и попыталась учить. Только в голову ничего не лезло.

— Можешь купить себе обновку на заработанные деньги, — мама присела на краешек дивана, — потому что девушка должна хорошо выглядеть. Замуж тебе пора, — вздохнула она.

— Мне ещё учиться и учиться, — устало улыбнулась Даша.

— Тебе уже двадцать два, — улыбнулась в ответ мама и погладила Дашу по голове, откинув прядь рыжих волос, — совсем взрослая. Знаю, что надоела со своими нравоучениями, но ведь я тебе только добра желаю. Сама подумай, вот доучишься ты, работать пойдёшь, а коллектив-то женский. Где мужа искать будешь? Да и когда? Будет вся жизнь у тебя работа-дом-работа… — горько усмехнулась она. — Деток ты любишь, захочешь рано или поздно и своего, и что? Родить для себя — не проблема, но это неправильно. И для тебя неправильно, и тем более для ребёнка, у детей должны и мамы, и папы быть, — кинула виноватый взгляд на Дашу.

— Мам, у меня коллоквиум завтра. Давай за жизнь поговорим потом, — тихо произнесла Даша.

— Потом жизнь кончится. Коллоквиум… А ведь он тебе нравится, доктор твой, — охнула мама. — Хочешь стать ему ровней? Так я тебя разочарую: врачи спят с медсёстрами на работе, а дома у них семьи. И твой вот этот, с дочкой, ничем от других не отличается. У нашего доктора сын из армии вернулся, я фото видела, симпатичный. Давай лучше с ним познакомишься? Он часто к отцу приходит, я тебе позвоню, прибежишь, покажешься.

— Как племенная кобыла? — Даша тяжело вздохнула. — Мам, я сама с кем-нибудь познакомлюсь.

Мама засмеялась, но её глаза оставались грустными.

— Так ты уже любишь, только не того.

Даша обняла мать и чмокнула её в щёку.

— Вот что ты завелась? Никого я не люблю и до свадьбы ни с кем в постель не лягу. Всё? Договорились? А сейчас я буду учить.

— А то я симптомы не узнаю. — Мама обняла Дашу. — Я же счастья тебе желаю… Вы разные, он вон какой, — она подняла руку вверх, показывая, что тот, о ком она говорит, для Даши недосягаем. — А ты где? Сколько б не хотела до него достать — не получится. Знаешь, как больно, когда тот, кого любишь больше жизни, проходит мимо и ты для него никто, пустое место, а он голову опускает, чтоб взглядом с тобой не встретиться, чтоб не подумал кто-нибудь, что между вами что-то было. И так изо дня в день, из года в год…

Даша была убеждена, что вот сейчас, в этот момент, мама впервые за всё время заговорила об отце. На физическом уровне ощутила тревогу матери, обиду по поводу его отсутствия в её жизни. А ещё то, что, несмотря на прожитые в одиночестве годы, мама его до сих пор любит.

Даше захотелось его увидеть, просто посмотреть на того, кто по сути сломал жизнь её маме, но при этом дал жизнь ей самой. Но расспрашивать о нём она не смела.

— Нельзя же по одному человеку о всех мужчинах судить, — произнесла Даша, пытаясь успокоить родительницу.

— Думаешь, твой лучше? Нет, дочь! Нет! Все они одним миром… — горько воскликнула мама. — Мне же восемнадцати тогда ещё не было. Я только в училище поступила, санитаркой в больницу устроилась. Младшего персонала всегда не хватает, по документам бабуля моя оформлена была, но она уже болела, ей не до работы, а жить на что-то надо было, лекарства покупать. А я единственная работоспособная оказалась. Вот там мы с ним и встретились. — Даша отметила, что мама не назвала своего единственного мужчину её отцом, да и имени его не произнесла, но ничего не сказала, боясь перебить неожиданное, но столь долгожданное откровение мамы. — Закрутилось всё как-то быстро. Мне такого внимания никто раньше не оказывал, а тут решила, что он меня любит, что женщину во мне увидел. Кинулась я с головой в эти неправильные отношения. Даже не поинтересовалась, есть ли у него семья. Отдалась, потому что любила. Когда бабуля умерла, он помог с похоронами, затем квартиру переоформить. Сюда ходил, ночевать оставался. Я ж думала, вот выучусь на медсестру, в институт пойду, врачом, как он, стану. Замужней себя представляла… А потом в один прекрасный день розовые очки разбились. — На мгновение остановившись, мама набрала в грудь воздух и продолжила так тихо, что Даше пришлось напрячь слух. — Меня попросили Снегурку на детской ёлке сыграть вместо сестрички из другого отделения, она как раз заболела. Ну я и согласилась. Вышла в гриме, меня не узнать, а кругом сотрудники с детьми и он с двумя младшими. Они даже сфотографировались со мной у ёлки. — Мама замолчала, зажмурилась, как будто пережила всё заново, покачала головой, отгоняя морок. — Вот и всё. На том наши отношения кончились.

— Так он так и не узнал, что ты родила? — спросила Даша. Слёзы катились по её щекам, и остановить их не было никакого желания.

— Нет, не узнал. Я уволилась из больницы, устроилась в дом малютки, сначала нянечкой, потом сестрой. И ты при мне была, и я при работе. Но среди детского горя тяжело, я морально не справлялась. Хотелось всех забрать, чтоб они одинокими и брошенными не были. Тебе два исполнилось, когда я в инфекцию вернулась. Тут уж мне соседка помогала, бабусина подружка.

— А он?

— А что он? У него таких, как я, много, вот только жена одна, и дети от неё любимые.

Они ещё долго сидели обнявшись, плакали молча, переживая каждая по-своему. Потом пили чай с молоком и печеньем, и мама всё сетовала, что завтра Даше на дежурство, а она за разговорами ничего ей с собой взять не приготовила.

Мама уснула быстро: повернулась к стеночке, и всё. Только Дашу сон не брал. Она всё думала о рассказе матери, об отце. Увидеть его хотелось, ведь человек он, наверно, неплохой, врач всё-таки детский. Да и мама с ним рядом почти всю жизнь… Вот это казалось странным, даже мазохизмом отдавало. Зачем работать в одном отделении, ведь устроиться можно было куда угодно? Но нет, маме важно было, чтобы он был рядом, пусть чужой, только бы знать, что у него всё хорошо. Даша многое бы отдала, чтобы хоть одним глазком на него посмотреть. И главное, что в этой затее нет ничего невозможного. С этой мыслью Даша и уснула.