Рыцари

ГЛАВА 3

Под одобряющие улыбки и кивки присутствующих Глориана и Дэйн вместе покинули церковь после утренней мессы. Какие бы слухи ни ходили о француженке Мариетте, всем было приятно видеть супругов, идущих рука об руку. Однако никто, кроме самой Глорианы, не замечал, что рука Дэйна покоится у нее чуть ниже спины, подталкивая к выходу.

Тем, кто приветствовал супругов, Дэйн лишь кивал в ответ, не произнося ни слова, будучи целиком поглощен каким-то своим делом. Муж и жена поднялись по лестнице на самый верх, в опустевшую комнату Элейны.

Как и все остальные покои замка, комната была проветрена, пол в ней подметен, устлан свежими тростниковыми циновками и посыпан пахучими травами. Приготовления к завтрашней церемонии посвящения в рыцари шли полным ходом. Глориане показалось странным, что комната Элейны прибрана, потому что по приказу Гарета никто не смел входить в это по сути дела святилище - память о живой, но навсегда потерянной для него жене.

Дэйн оглядел безжизненные стены, и на мгновение что-то похожее на боль исказило его черты. Но он недолго предавался сантиментам, решив как можно скорее разрешить мучивший его вопрос. Легко коснувшись плеча Глорианы, он усадил ее напротив себя. Начал было говорить, но тут же замолчал, словно обессиленный внутренней борьбой.

- Вы хотели поговорить со мной о той женщине, - сказала Глориана. Хотя ей это стоило огромных усилий, голос ее не дрогнул, и внешне она оставалась абсолютно спокойной. Во всяком случае она надеялась на это.

Руки Дэйна скользнули по ее плечам. И вновь Глориана поразилась той нежности, с которой эти сильные руки, руки воина, коснулись ее сейчас. Дэйн тихо вздохнул.

- Вдали отсюда объяснение казалось таким простым и легким, - вымолвил наконец он.

Глориана чувствовала, что не стоит сейчас перебивать его. Она смотрела на него молча, но глаза ее выдавали все тайные желания плоти. Его нежность больно поразила Глориану, всколыхнула в ней чувства, которых она и страшилась и ждала одновременно. Она понимала, что с каждой минутой ей все труднее и труднее отказаться от борьбы за своего мужа.

Они сидели на резной скамье, украшенной изображениями единорогов, прекрасных дев, взял ее руку в свою, цветов и птиц. Дэйн переплетя их пальцы.

- Я привез Мариетту из Франции, - с большим трудом сказал Дэйн, - чтобы жениться на ней.

У Глорианы перехватило дыхание. Похоже, Дэйн не собирался обманывать ее, а выложил все начистоту. Она поняла, что не в силах больше сдерживаться.

- Но вы мой супруг, - прошептала она, потрясенная.

Дэйн опустил глаза, но потом пересилил себя и вновь взглянул на нее.

- Глориана, - начал он, пытаясь смягчить свой хриплый голое, - наш брак заключался не по любви, он был не больше чем контрактом.

Она моргнула. Это было что-то новое: брак по любви. Если чувства вспыхивали до брака, это считалось счастливой случайностью. Но так бывало редко. Нет, чувства росли медленно, день за днем, когда люди начинали жить вместе и учились любить и ценить друг друга. Но Глориане было отказано в этом счастье, и она едва не разрыдалась при мысли о подобной несправедливости.

- Мой отец, - сказала она холодно, расправляя юбки своего пышного платья, - считал вас человеком чести и долга, который держит свое слово.

Дэйн поморщился, показывая, что колкость Глорианы попала в цель, а потом улыбнулся.

- Прекрасная Глориана, неужели вы хотите мужа, который желает другую?

Глориана вырвала у него свою руку и резко встала. Капюшон плаща откинулся, открывая ее прекрасные волосы, но она даже не потрудилась водворить его на место.

- Нет, - тихо и с яростью молвила она, и слова ее эхом отдались в огромной комнате. - Нет, не хочу. - Глориана повернулась к нему спиной, чтобы хоть отчасти скрыть свои страдания, но почувствовала, что он подошел к ней.

- Не так уж все и плохо, - ласково заверил ее Дэйн. - В Англии много женских монастырей. В любом из них такая одухотворенная девушка, как ты сможет прекрасно провести свои дни...

Глориана резко повернулась к нему.

- Монастырь? - неверяще переспросила она. - Вы что, надеетесь упрятать меня в монастырь, будто я сумасшедшая, как Элейна, или прелюбодейка?

Дэйн скрестил руки на груди. В конце концов он воин, напомнила себе Глориана, его стихия отнюдь не мир, но война. В его холодных голубых глазах зажглись гневные искорки.

- Ты так возмущена, словно тебя сажают в клетку. Монастырь не такое уж плохое место. Мариетта сама выросла и получила воспитание в одном из...

- Так пусть она и убирается туда, пусть сидит там и прядет, вышивает и молится! На здоровье! А я - ни за что!

- Хоть ты в действительности и не жена мне, но все «же я несу за тебя ответственность. И я позабочусь о тебе, хочешь ты этого или нет!

Глориана зло рассмеялась, всплеснув руками.

- Ах, я ваша забота, да? Ну уж нет! Я - женщина из плоти и крови, я хочу жить и дышать вольным воздухом. И вам не удастся запереть меня в монастыре в угоду вашей совести, если только она у вас осталась! У меня есть золото, дом и здесь, и в Лондоне. Я прекрасно могу сама позаботиться о себе!

Дэйн на мгновение прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. В глубине души Глориана любила Дэйна, но сейчас она была так возмущена, что призывала ему на голову все известные ей проклятья.

- Ты не будешь жить одна. - Когда он наконец заговорил, в голосе его были слышны угрожающие нотки.

- А я и не собираюсь жить одна, - упрямо ответила Глориана. - У меня есть слуги, которые будут заботиться обо мне.

- Это совсем другое, - осторожно ответил Дэйн. - Женщину нельзя оставлять одну, без присмотра...

Глориана пробормотала какое-то непонятное ругательство. Должно быть, она слышала его в том, другом мире, о котором ей запрещено было вспоминать и говорить...

- А вдовы? - нашлась она. - Они предоставлены сами себе и прекрасно справляются, и не только в Англии, но и во всем мире.

- Но ты не вдова.

- Молю, не пытайтесь причинить мне лишних страданий, напоминая мне об этом, сэр, - нарочито вежливо ответила Глориана, сделав реверанс. - Вместо вдовства я буду носить клеймо шлюхи, отвергнутой благодетелем, которого терзают угрызения совести. Меня запрут в монастырь. Так ленивый слуга запихивает под ковер носком туфли дохлую мышь, чтобы она не портила вид комнаты.

Даже в полутемной комнате Глориана увидела, как Дэйн побледнел, потом густо покраснел. - Тебя назовут шлюхой, - прошипел он, - если только ты будешь вести себя так глупо и непристойно, как задумала. К счастью, я избавлю тебя от этой ошибки и сам позабочусь о тебе! - Дэйн был так распален, что казалось, у него изо рта вырвется сейчас огонь и испепелит Глориану.

Разговор для нее был окончен. Оставив упавший плащ валяться на полу у ног Дэйна, Глориана повернулась и, прошуршав по свежим тростниковым циновкам, вышла из комнаты. На пороге она остановилась и повернулась к мужу.

- Ты человек без совести, - сказала она, - ты не заслуживаешь высокой чести называться рыцарем. Отправляйся в ад и гори там синим пламенем, мне на тебя плевать!

С этими словами Глориана покинула покои Элейны и величаво спустилась по ступеням лестницы.

Дэйн остался один в комнате, где когда-то давно, еще мальчишкой, сидел у ног Элейны, слушая ее игру на арфе, веселое пение или замечательные волшебные сказки. Как он любил эти сказки! Полные таинственности, магических чар и забавных проделок! Он и сейчас помнил их, но только как волшебный сон. Ему захотелось увидеться с Элейной, несмотря на то что сейчас она не смогла бы вернуть ему душевный покой, так как сама потеряла его. Сейчас ему не смогли бы помочь ни ее пение, ни игра на арфе, ни чудесные истории.

Внизу он столкнулся с Эдвардом, который, без сомнения, поджидал его. Юноша чистил грушу тонким ножом и наверняка считал себя фигурой устрашающей. Дэйн с трудом подавил улыбку.

- Привет, Эдвард, - сказал Дэйн. - Я еду засвидетельствовать свое почтение леди Элейне. Поедешь со мной?

Эдвард удивленно взглянул на него. Приглашение ли удивило брата или явный отказ Дэйна прояснить что-либо насчет своего разговора с Глорианой, лорду Кенбруку было все равно. Пусть его удивляется.

- Элейне? - переспросил Эдвард, будто впервые услышал это имя. - Но ведь она умалишенная!

Шагая по направлению к конюшням, Дэйн ответил:

- Может, и так, а может быть, она умнее нас всех вместе взятых.

- Но она видит то, чего нет, - не отступался Эдвард, едва поспевая за братом. - А еще, говорят, она слышит голоса.

Дэйн пожал плечами.

- Ну и что? Выходит, это мы глухи и слепы.

Что-то в собственных словах неприятно поразило Дэйна, и он встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.

- Во всяком случае, - продолжал он, - во мне нет страха перед благородной леди Элейной.

Войдя в конюшню, Дэйн оседлал Пелея. Огромный свирепый жеребец затоптал уже не одного злополучного конюха, поэтому Дэйн больше не пользовался их услугами. Эдвард, решивший, как видно, присоединиться к брату, вывел во двор своего старого мерина. Дэйн улыбнулся, узнав потертое седло.

- Я хочу поговорить о Глориане, - заявил Эдвард, когда они подъехали к воротам, которые были открыты, несмотря на проблемы Гарета с соседом, бароном Мэрримонтом.

- А я нет, - ответил Дэйн, когда копыта их коней глухо застучали по древнему деревянному мосту. - Ты скоро станешь рыцарем, Эдвард. Давай-ка лучше поговорим об этом.

Дорога, вьющаяся рядом с пустым рвом, была обсажена дубами. Их листья трепетали на ветру, ловя солнечный свет. Все тревоги вдруг оставили Дэйна, и он просто тихо радовался тому, что снова дома.

- Я буду наемником, - сказал Эдвард. - Как ты. Может быть, я поеду воевать с турками.

Ужасные образы - призраки прошлых сражений - пронеслись перед глазами Дэйна. Он видел, что делали знаменитые турки на войне и что делали с ними. Но за долгие годы службы он научился загонять страшные воспоминания в самые дальние уголки памяти. Вот и сейчас он снова встряхнул головой и улыбнулся.

- Это твоя жизнь, - просто сказал он. - Ты волен распоряжаться ею. - И тут же Дэйн увидел лицо Глорианы, ее ироническую усмешку, когда дерзкая девица заявила ему, что и она имеет право распоряжаться своей жизнью.

- А ты? - спросил Эдвард. - Ты когда-нибудь поедешь еще воевать ради денег?

Скрипнуло седло, когда Дэйн повернулся к своему младшему брату.

- Когда я сам буду знать ответ на твой вопрос, Эдвард, - произнес он, - то непременно скажу его тебе. Война - это не игрушки, Эдвард. Это не битва понарошку, когда двое юнцов с мечами воображают себя рыцарями, это не партия в шахматы. Нет, это жестокое, безобразное ремесло, пот и кровь, и я устал от этого.

- Ты стар, - выдал Эдвард как нечто само собой разумеющееся.

Дэйн расхохотался, вспомнив, что так же думал и о Глориане, боясь найти ее седой, сморщенной, беззубой каргой. Каким же он был глупцом - таким же, как сейчас Эдвард!

- Да, - сказал он, понимая, что спорить сейчас бесполезно. - Я уже стар и ни на что больше не гожусь, кроме как лежать у камина, как охотничий пес, загнавший в своей жизни немало зверья.

На сей раз Эдвард промолчал, и Дэйн облегченно вздохнул. Он был солдатом, командиром. Он не привык вести праздные речи и на дух не переносил подобные разговоры. Он уже понадеялся было, что они в молчании достигнут аббатства, как юноша заговорил вновь.

- Я бы стал ухаживать за Глорианой, - пробормотал мрачно Эдвард. - Она красива, добра, жизнерадостна. К тому же еще и умна.

- Леди разделяет твои чувства? - спросил Дэйн. Ворота аббатства были заперты, и Дэйн свесился с гладкой черной спины Пелея, чтобы достать до задвижки. Вот, подумал он, признак беззаботности или наивной веры в мир и спокойствие: врагам не составило бы труда попасть в монастырь.

- Глориана вбила себе в голову, что влюблена в тебя, - с восхитительной прямотой ответил Эдвард. - Но со временем это у нее пройдет.

Дэйн припомнил прощальные слова Глорианы: «Отправляйся в ад и гори там синим пламенем, мне на тебя плевать!» Он печально улыбнулся, въезжая в ворота. Ей не составит труда позабыть о своей «любви». Но почему его это так огорчает? Лучше и быть не может: Глориана перестанет думать о нем и удалится в монастырь, такой, например, так этот, чтобы провести в нем свои дни, посвятив их служению Господу.

Аббатиса, сестра Маргарет, вышла во дворик, чтобы встретить приезжих. Как и все монахини ее ордена, она была одета в простое длинное серое платье и серый же чепец. Увидев Дэйна, она приветливо улыбнулась, отчего по всему ее лицу разбежались тонкие лучики морщинок.

- Итак, - сказала она, когда Дэйн сошел с коня, - это правда, что мы слышали: вы наконец-то вернулись в родной Хэддей.

Дэйн посмотрел на видневшийся в отдалении замок.

- Я вернулся, это так, но не в Хэдлей, а в Кенбрук-Холл, - ответил он. - Я буду жить там, как только улажу кое-какие дела.

Эдвард возмущенно хмыкнул, но ничего не сказал.

- Как поживает леди Элейна? - спросил Дэйн. Сестра Маргарет протянула ему руку, и Дэйн слегка пожал ее. Они с сестрой Маргарет были очень привязаны друг к другу.

Аббатиса вздохнула и пошла впереди братьев по обветшалым камням монастырского двора. Аббатство, как и Кенбрук-Холл, было старым, с историей, уходившей корнями в глубину веков. Основание его передавалось, как легенда, из уст в уста, не зарегистрированное ни в одной хронике прошлых лет.

- Она говорит, что знается с эльфами, - ответила аббатиса. - И это действительно так, что леди Хэдлей все молодеет и молодеет, тогда как все мы стареем. Иногда мне начинает казаться, что все это вовсе не сказки, что она не только знакома с маленьким народцем, но и сама - одна из них и посвящена в их таинства.

- Наверное, вы просто слишком много общаетесь с ней, - предположил Эдвард.

Дэйн обернулся к младшему брату и бросил на него такой взгляд, от которого Эдвард съежился.

В одном из уголков маленького дворика сидела Элейна. Ее изящная фигурка была залита ярким светом, на губах - нежная улыбка, лицо поднято к солнцу, а глаза закрыты. Волосы ее сияли, как золотая пряжа, а платье из тонкой материи, легкое, как паутина, трепетало на ветру и, казалось, жило своей отдельной жизнью, как трава или пташки в ветвях дуба.

Элейна открыла глаза и без удивления взглянула на своих гостей. Выражение лица у нее было спокойное и строгое. Когда она поднялась им навстречу, Дэйну невольно подумалось: «Если Элейна умалишенная, тогда и я тоже».

- Дэйн, - произнесла Элейна, приподнявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. - Как ты вырос с тех пор, как я видела тебя в последний раз. И нет шрамов, по крайней мере, на теле. Это хорошо.

- Миледи, - поприветствовал ее Дэйн и хотел было поклониться, но она удержала его за плечи. Элейна посмотрела ему в лицо и разглядела слезы, которые так и не наполнили его глаза.

- Мой Дэйн, - с любовью произнесла она, - ты скорбишь обо мне. Не нужно. Я счастливейшая из женщин. - Элейна обернулась к Эдварду, который стоял рядом с аббатисой, поглядывая на открытые ворота, словно борясь с желанием убежать.

- Иди, Эдвард, - сказала она, - ты здесь не в своей тарелке. - Ее слова не были упреком, просто разрешением уйти.

Юноша с радостью покинул двор, и за ним пошла аббатиса, прикрыв за собой железные ворота.

Дэйн обнял Элейну и по-братски поцеловал ее в лоб. От ее волос и одежды так же, как от Глорианы, приятно пахло летними травами, свежим воздухом и курящимися маслами.

- Зачем ты здесь? - спросил он. - Ты ведь слаба умом не больше, чем любой из нас.

Элейна отвернулась, обхватив руками свои плечи, словно ей внезапно стало холодно.

- Это моя судьба. И я ею довольна. - Внезапно она склонила голову, будто вспомнив о каком-то своем горе, но потом вновь взглянула на Дэйна сияющими глазами. - Как поживает мой супруг? Он здоров?

- Гарет здравствует. Но он скучает по тебе, как и все мы.

- Да, - ответила задумчиво Элейна, - наверное. Хотя, знаешь, у него есть любовница - ирландка Аннабель.

Дэйн открыл было рот, но, прежде чем он успел сказать какую-нибудь глупую банальность, Элейна подошла к нему и легко прикоснулась своими тонкими пальцами к его губам.

- Ш-ш... - сказала она. - Не надо ложью навлекать на себя беду. Гарет всегда был добр ко мне, хотя я не та жена, которая ему нужна. Так как же я могу сейчас отказать ему хоть в таком утешении? Как ты думаешь, она сможет родить ему ребенка?

- Не берусь предсказывать будущее, - осторожно ответил Дэйн, - но думаю, нет. Такие женщины пользуются своим бесплодием, для них это преимущество.

- Меня печалит то, что у Гарета нет наследников, - призналась Элейна. Она склонила голову, словно прислушиваясь к далекому голосу свирели, который не долетал до слуха Дэйна. - Он был бы хорошим отцом.

Дэйн кивнул:

- Гарет всегда заменял отца и мне, и Эдварду.

Элейна вернулась на небольшую скамью, где сидела до прихода гостей. Она положила руки на колени и казалось такой чистой, светлой и умиротворенной, словно ангел, сошедший с небес.

- Я уже не чаяла увидеть тебя вновь, Дэйн, - сказала Элейна, когда ему уже показалось, что она забыла о его присутствии. - Я думала, ты уже никогда не вернешься, чтобы стать мужем твоей прекрасной Глорианы.

- Так, значит, ты ее знаешь? - Это все, что удалось вымолвить Дэйну в этот момент.

- Конечно, знаю, - рассмеялась Элейна, снова становясь самой собой. - Ведь с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, она жила неподалеку от замка Хэдлей. Сколько ей было, когда она стала твоей нареченной женой, Дэйн?

- Семь, - ответил Дэйн. - И я считаю, что это просто дикость - брачные союзы между детьми. Я никогда не поступлю так со своими сыновьями и дочерьми, когда они у меня появятся.

Элейна приподняла бровь и улыбнулась.

- Остерегайся поспешных обещаний, Кенбрук, - насмешливым тоном предупредила она. - Не искушай судьбу словами «никогда» или «всегда», иначе она найдет возможность посмеяться над тобой. В любом случае ваш брак был заключен в более высоких сферах, чем наше королевство.

Тяжело вздохнув, Дэйн опустился на скамью рядом с Элейной.

- Мне кажется, я люблю другую женщину, - сказал он. Еще сегодня утром, до мессы, он мог бы поклясться в своей любви к Мариетте, но сейчас он уже не был так уверен. Огонь, горящий в душе Глорианы, обжег его. Он не думал найти свою нареченную жену такой прекрасной, одухотворенной, изысканной и благородной.

- Глупец, - сказала Элейна, - Глориана - твоя судьба, а ты - ее. Я знала это уже тогда, когда она впервые вошла в эти ворота. - Она указала Дэйну на железную решетку - вход в аббатство. Дэйна неприятно кольнуло это напоминание о душевной неуравновешенности Элейны. - Знаешь ли ты, Дэйн, что находится по ту сторону ворот?

Он печально покачал головой:

- Нет, милая.

- Другой мир, - ответила Элейна. Она была бледна, на висках проступили тоненькие голубые жилки. - Это проход в другой мир, такой, каким наш станет через много сотен лет. Есть и другие ворота, другие проходы, которые ведут в другие миры...

Дэйн взял ее руку в свою, поднес к губам и поцеловал.

- Ш-ш... - прошептал он. На сердце у него было тяжело. - Ты устала, Элейна. Я утомил тебя, тебе необходимо отдохнуть.

- Да, - кивнула она, и слезы засверкали у нее на ресницах, как капли росы на траве. Она поднялась со скамьи. - Да, мне надо лечь. Я слышу его. - Она подняла руки к ушам, словно зажимая их от страшного шума. - Ужасное место, спешка, странные повозки, не лошади движут их. Они едут быстро и гудят, гудят. Как стадо оленей в бескрайних лесах.

Дэйн молился, чтобы Элейна покинула двор, прежде чем слезы польются из его глаз.

- Я снова приду к тебе, - пообещал он, потому что это было все, что он мог сделать для нее. Он привез много прекрасных даров для Элейны, но оставил их в замке, повинуясь просьбе брата.

- Пришли ко мне завтра Глориану, - попросила Элейна. - Я должна увидеться с ней.

Как только Дэйн кивнул в ответ, Элейна скрылась за каменной стеной. Дэйн подождал несколько мгновений, приходя в себя, а потом вышел из внутреннего дворика. Снаружи его ждали аббатиса и Эдвард, державший в поводу лошадей. Элейна же наверняка вернулась в свою келью или пошла в часовню.

Из кожаного кошеля, висевшего у пояса, Дэйн достал монету и вложил ее в мозолистую руку сестры Маргарет. Он не стал просить добрую женщину присматривать за Элейной, так как знал, что преданная аббатиса делает все, чтобы помочь несчастной леди Хэдлей. Дэйн молча оседлал Пелея и поскакал к выходу из аббатства.

- Чего ты хотел добиться этим визитом?-* спросил наконец Эдвард, когда они уже удалились от монастыря и подъезжали к подъемному мосту замка.

Дэйн не знал, как ответить.

- Я привязан к леди Элейне, - просто сказал он. - И надеюсь, что ты тоже разделяешь мои чувства. Она всегда была тебе вместо матери.

Эдвард вспыхнул:

- Говорят, она ведьма и насылает порчу. Однажды от ее сглаза умерла свинья, а еще...

- Подонки! - яростно воскликнул Дэйн. - Какой безмозглый, суеверный болван смеет распространять подобные слухи?

Юноша сдержался, но явно с трудом.

- Думаешь, я скажу тебе, Кенбрук? - спросил он через некоторое время. - Чтобы ты вырезал им языки?

Дэйн откинул голову и расхохотался. Но ни в этом смехе, ни в самом Дэйне не было прощения.

- Так бы я и сделал, - ответил он, перестав смеяться. - Прошу тебя, Эдвард, будь настороже. Безвинную Элейну могут сжечь на костре, считая, что служат Богу. Если она тебе хоть немного не безразлична, пресекай в корне подобные разговоры.

Эдвард кивнул. Остаток пути братья проделали молча.

Глориана стояла на коленях на чердаке дома, который когда-то принадлежал ее отцу, а теперь стал ее собственностью. Из самого дальнего пыльного угла она достала сундук и теперь разглядывала его содержимое. Эдвенна постаралась скрыть от людей правду о своей приемной дочери.

Достав из сундука сверток, обмотанный тряпками, Глориана знала, что найдет внутри него куклу. Изящная копия еще не родившейся королевы с яркими волосами Тюдоров и бледной кожей. Кукла была одета в украшенное стразами платье и аккуратные туфельки.

- Елизавета Первая, - прошептала Глориана. Та, которая взойдет на трон в шестнадцатом веке и будет долгое время властвовать в Англии. Та, чье прозвище стало ее именем.

Глориана на мгновение закрыла глаза. На пыльном чердаке было жарко и душно. Осторожно, дрожащими руками она отложила в сторону дорогую игрушку и вынула из сундука другой сверток. Джинсы - так она называла эту одежду в другой жизни. Футболка - совсем маленькая, детского размера. Ботинки с прочной, но гибкой подметкой - кроссовки.

Разглядывая вещи, Глориана чувствовала, что к горлу подкатывает комок, что ее вот-вот стошнит, Со смесью нежности и страха она затолкала все обратно в сундук и быстро захлопнула крышку. Глориана так и не поняла, что же с ней случилось тогда, в далеком детстве, но знала, что Эдвенна поступила мудро, спрятав эти вещи. Если бы жители замка Хэдлей увидели эти странные предметы, то ее сочли бы за ведьму.

Сама Глориана никогда не видела, чтобы кого-нибудь сожгли на костре за якшание с дьяволом, но знала, что такое случается. Уставясь на сундук, Глориана вытерла о юбку вспотевшие ладони. Ей хотелось уничтожить эти странные вещи, сжечь все дотла, пусть даже вместе с домом. Но, с другой стороны, эти вещи были ее единственной связью с маленькой девочкой Меган и с тем миром, в котором она родилась.

Глориана наклонилась, уткнувшись лбом в крышку сундука, как экзальтированный верующий у алтаря Господа. Если бы только она могла е кем-нибудь посоветоваться! Но она боялась довериться кому бы то ни было - ни Эдварду, своему самому близкому другу, ни доброму Гарету, ни лорду Кенбруку, своему мужу. Он хочет избавиться от нее, чтобы беспрепятственно жениться на своей француженке, и может без зазрения совести предать ее огню как ведьму.

Дыхание Глорианы стало частым и поверхностным, ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Нет, конечно, нет, говорила она себе, схватившись руками за живот и раскачиваясь взад-вперед, как будто выпила смертельный яд. Нет, Дэйн не позволил бы сжечь ее, но он может заточит ее в монастырь, как Гарет Элейну. Совесть Кенбрука будет чиста, если он выдаст свою первую жену за помешанную. Их брак аннулируют и выдадут ему разрешение на второй брак.

Дрожа, Глориана поднялась на ноги, машинально разглаживая юбки, хоть они были сильно измяты и запачканы. Шумно вздохнув, она расправила плечи. Может быть, вдруг подумалось ей, она на самом деле ведьма, орудие Люцифера. При этой мысли Глориана задрожала. Хоть она и была бунтаркой, засыпала порой во время утренней мессы или вечерни, покрывала голову, только находясь непосредственно внутри церкви, но зла в ней не было.

Надо при первой же возможности избавиться от этого сундука вместе со всем его содержимым и больше никогда не вспоминать свои детские фантазии.

Глориана прошла к низенькой двери и нагнулась, ступая на крутую лестницу, ведущую вниз. Лестница была узкая, а ее скрипучие ступеньки сделаны из дуба. Ведя пыльными пальцами по стене, Глориана спустилась на первой этаж. Старая, знакомая с детства мебель окружала ее. Ей казалось, что сейчас появится Эдвенна, как всегда занятая домашними хлопотами. Все приведет в порядок, расставит по своим местам.

Глориана уселась на нижнюю ступеньку и положила подбородок на руки. Она не пыталась шантажировать или запугивать Кенбрука, когда заявила утром, что будет жить одна в собственном доме на собственные средства и что не нуждается в его помощи и поддержке. Гордость не позволила бы ей жить под одной крышей с Дэйном Сент-Грегори до тех пор, пока он ухаживает и домогается другой женщины.

Злая слеза оставила след на испачканной щеке, и Глориана смахнула ее резким движением руки. Она разрешила одну проблему, но оставалась другая: она любила Кенбрука. Любила всем сердцем, всей душой. Она должна бороться за него и за детей, которые никогда не родятся, если он оттолкнет ее.

Внезапно заскрипели ржавые петли и входная дверь отворилась, представив ее взору того, о ком она только что думала - ее мужа. Быстрым движением Глориана поправила прическу и разгладила юбки.

- Что вам угодно? - спросила она, оглядев его с головы до ног.

Дэйн вздохнул и провел рукой по золотистым волосам.

- Ты вся растрепана, - сказал он, игнорируя ее вопрос. - Чем ты занималась?

Глориана вспомнила о кукле, странной одежде, обуви, которую еще не знали в тринадцатом веке.

- Нет необходимости объяснять, - процедила она. - В конце концов это мой дом, и все, чем я занимаюсь в его стенах, - это мое дело.

Дэйн прислонился к тяжелой, массивной деревянной двери и снова вздохнул. По привычке он скрестил руки на груди.

- Не стану спорить с тобой, - беззлобно ответил он. - По крайней мере, не сейчас. Ты огорчена, и это моя вина. Я очень сожалею о том, что расстроил тебя.

Глориана молчала в ожидании. Как бы там ни раскаивался Кенбрук, но непохоже было, чтобы он передумал насчет расторжения их брака. Это было написано у него на лице.

- В свое время, - продолжал Дэйн, - ты все поймешь.

Глориана едва сдерживала дикое желание плюнуть ему в ноги, которые были в пределах досягаемости.

- Я уже все поняла, - ответила она ровно, даже не вспыхнув от гнева. - Ты мерзавец, лжец, обманщик. Не хочу видеть тебя!

Дэйн печально покачал головой и, оттолкнувшись от двери, шагнул к ней.

- Да, ты права, я такой, каким ты назвала меня, и даже хуже, - согласился он.

Его слова усмирили ярость Глорианы.

- Пожалуйста, уходи, - тихо попросила она.

Дэйн подошел ближе, держась длинными тонкими пальцами за шар на перилах лестницы. Он посмотрел на Глориану сквозь полуопущенные ресницы, слишком густые, чтобы принадлежать мужчине.

- Сегодня я видел леди Элейну, - продолжал он спокойно, будто не ему только что указали на дверь. - Она просила тебя навестить ее завтра.

У Глорианы упало сердце.

- С ней все в порядке? - спросила она тихо.

Дэйн промолчал, но ответ был ясно написан на его печальном лице.