Рыцари

ГЛАВА 5

Глориана вернулась в замок Хэдлей на маленьком сером муле, которого ей дала аббатиса. Въехав через главные ворота, она увидела, что во дворе возвели павильон, возле которого устроили площадку, где солдаты Гарета упражнялись сейчас в боевом искусстве. Установили платформу, на которой будут стоять герольды, одетые в цвета Хэдлей - красный и золотой. Посреди площадки был вбит столб с мишенью для метания копья. Мишенью служило облаченное в доспехи чучело.

Сегодня, с грустью подумала Глориана, Эдвард будет официально признан взрослым мужчиной. После праздничного завтрака в большом зале во внутреннем дворе состоится церемония посвящения в рыцари, и Эдвард станет воином. Скоро он познает все опасности этой профессии.

Глориана поехала к конюшням, оставила там своего мула на попечение конюха, распорядившись, чтобы животное отослали потом обратно в аббатство.

Потом она зашла в церковь и вознесла краткую молитву, прося прощения за то, что пропустила утреннюю мессу. Задержавшись у фонтана, чтобы ополоснуть лицо и руки прохладной водой, она вошла затем в большой зал.

Эдвард со своими друзьями, которым предстояло посвящение в рыцари, сидели, за длинным столом, поставленным параллельно помосту. Они были одеты в традиционные шелковые одежды: рубашки, штаны, туники и яркие плащи.

Глориана взглянула на Эдварда. Эта ночь оставила явные следы на его юном лице. После состязания в пьянстве с Дэйном и бессонной ночи в часовне он выглядел бледным и измученным. Все молодые люди накануне церемонии посвящения в рыцари по обычаю должны были бодрствовать, дабы их дух очистился и укрепился перед утренней клятвой. Глориана ободряющее улыбнулась Эдварду.

Его ответная улыбка была слабой, но исполненной гордости и любви.

Только поприветствовав Эдварда, Глориа на взглянула на главный стол и поискала глазами Дэйна. Он уже сидел там рядом с Гаретом, неотразимый в своей бело-зеленой тунике. Глориана тут же заметила отсутствие Мариетты и вздохнула с облегчением. В такой день она ни за что на свете не хотела бы покидать в этот день свое место за главным столом, но ей пришлось бы это сделать, чтобы не сидеть рядом с Кенбруком и его будущей женой.

Гарет, задумчиво хмурясь, смотрел на Глориану. Присев перед ним в глубоком реверансе, она поднялась по ступеням на помост и села рядом с мужем - человеком, которого Элейна наказала отвоевать любой ценой.

Глориана, однако, еще не решила, стоит ли он таких усилий.

Кенбрук поднялся ей навстречу и едва заметно тряхнул своей львиной гривой.

- Ну наконец-то, - сказал он язвительно, но с очаровательной улыбкой на устах. - Где ты была?

Усевшись, Глориана взяла с большого деревянного блюда горбушку хлеба и кусок сыра.

- Леди Элейна хотела увидеться со мной, - нарочито вежливо ответила она, избегая его взгляда. - А так как вы сами передали мне ее просьбу только вчера и так как вы, должно быть, знаете, что она мой ближайший друг во всем свете, не считая Эдварда, то могли бы и без моей помощи догадаться, где я была.

- Ты ушла из замка одна. - Дэйн сказал это ровным, бесцветным голосом.

- Конечно, - ответила Глориана. - Все были слишком заняты, чтобы я могла найти себе провожатого. Сначала над Эдвардом совершали церемониальное омовение, а потом была месса, на которой присутствовали все до единого слуги. Кого же я могла попросить сопровождать меня до аббатства?

- Можно было и подождать, - подчеркнул Дэйн, явно пытаясь держать себя в руках. - Уверен, что леди Элейна не хотела, чтобы ты примчалась в аббатство ни свет ни заря одна, без охраны!

С аппетитом съев сыр, Глориана ответила:

- Так или иначе, я съездила в аббатство и вернулась целой и невредимой на маленьком пони сестры Маргарет.

Дэйн протянул руку к кубку с вином и, залпом осушив его, со стуком поставил на стол. Краем глаза Глориана видела, что отец Крадок и управляющий Эгг наблюдают за происходящим.

- Ты неисправима, - мрачно сказал Кенбрук.

Глориана одарила его ослепительной улыбкой.

- Как вам повезло, что это не ваша забота, - ответила она, взглянув, наконец, ему в глаза. - На вашем месте я обратила бы свои мысли к прекрасной Мариетте. Она столь хрупкая, а наша нецивилизованная страна со всеми ее дикими жителями попросту приводит ее в ужас.

К огромному удовольствию Глорианы, Кенбрук покраснел до корней волос и стиснул зубы.

- Это она сама тебе сказала?

- Да, - ответила Глориана, подцепив на кончик ножа еще кусочек сыра. - Мы с ней подруги. Она так огорчена, что разрушила мой брак. Бедняжка представляла меня совсем другой - сгорбленной, морщинистой старухой. А сейчас она очень хочет вернуться во Францию. Я, разумеется, умоляла ее остаться. Чем раньше мы расторгнем этот постылый брак, тем раньше я смогу начать устраивать свою жизнь.

Дэйн вновь налил себе вина и опять залпом выпил его: то ли жара мучила его, то ли разговор с Глорианой вызвал у него сухость во рту. Глориана надеялась - о, ради блага самого же Сент-Грегори! - что после бурной ночи, проведенной в пьянстве, у ее мужа раскалывается голова, язык не ворочается во рту, а желудок терзает изжога. Она со злорадством замечала, что ко всему прочему ее упрямство действует Дэйну на нервы.

- По-моему, мы уже обсуждали с тобой эту твою «жизнь». Прошу тебя, не утруждай себя, я сам позабочусь о тебе.

Глориана улыбнулась ангельской улыбочкой, ослепительно, нежно.

- Катись к дьяволу, - сладко пропела она, - вместе со всеми твоими дурацкими надеждами засадить меня в золотую клетку.

Кенбрук испустил тяжелый вздох.

- Думаю, что ты - мое наказание за прошлые грехи, - сказал он.

- Может быть и так, - радостно согласилась Глориана. - Ведь у тебя их бесчисленное множество. Как звезд на небе.

- Ваше счастье, миледи, - сказал Кенбрук, одаривая улыбкой всех присутствующих в зале, - что я никогда бы не позволил себе поднять руку на женщину. Как бы мне хотелось ненадолго забыть о своих принципах и отшлепать тебя. Может, тогда мне удалось бы вбить в тебя хоть каплю ума.

- Может, ваш ум и находится в том месте, по которому вы собираетесь отшлепать меня, - парировала Глориана, - но мой находится в моей голове и в моем сердце. - Она шумно вздохнула. - Увы, милорд, но и я испытываю по отношению к вам то же самое, что и вы по отношению ко мне. Если бы убийство не было смертным грехом, я пустила бы вам в сердце стрелу и плясала бы на вашей могиле.

Гарет, который, как оказалось, прислушивался к этой словесной перепалке, наконец вмешался.

- Прекратите сейчас же, иначе, клянусь, я прикажу заковать вас в кандалы и посадить в темницу, чтобы вы оставили нас в покое.

Дэйн хотел было возразить, но Глориана, вспомнив вдруг о своей любви к Кенбруку, предостерегающе коснулась его руки. Под бело-зелеными ромбами шелкового рукава скрывались стальные мышцы.

- Это день Эдварда, - сказала она примирительно. - Не будем портить его своими ссорами.

Дэйн колебался. В его взгляде, когда он смотрел на нее, ясно читалось раздражение и скрытая боль.

- Хорошо, - согласился он наконец. - Ну что ж, объявим перемирие, леди Кенбрук?

Глориана кивнула, искривив в усмешке губы.

- Но только до завтра.

Кенбрук рассмеялся и поднял кубок с вином.

- До завтра, - подтвердил он.

- Как трогательно видеть такое сердечное согласие, - сухо заметил Гарет.

Ни Глориана, ни Дэйн не проронили в ответ ни слова.

После того как вся семья и Эдвард с друзьями позавтракали, во дворе прозвучали трубы. Дэйн поднялся из-за стола и предложил руку Глориане, которая с приличествующими скромностью и послушанием оперлась на нее.

От прикосновения ее тонких пальцев все мускулы на теле Кенбрука превратились в сталь. Ему хотелось одновременно и оттолкнуть ее, и прижать к себе. Все эти долгие годы он усердно избегал мысли о том, что ему придется спать со своей женой. Но сейчас эта мысль не была ему так уж неприятна. Его мужское естество ясно подтверждало это.

Дэйн не привык лгать, тем более самому себе. С той минуты, как он, впервые увидел Глориану - обнаженную, скрытую только водой да лепестками желтых роз, он желал ее так сильно, что это желание не смогло бы залить все вино Англии. Вчера ночью, после того как Эдвард и остальные юноши ушли в часовню для ритуала бдения, Дэйн спустился на берег озера. Раздевшись донага, он вошел в прохладную воду, но и она не принесла ему желанного облегчения. Его могло дать только одно.

Краешком глаза он следил за Глорианой, когда церемонно вел ее под руку из большой залы замка на освещенный солнцем двор, где на ветру плескались разноцветные флаги. Глориана была девственницей, несмотря на свой острый язычок и странные идеи, напомнил себе Дэйн, и он не собирается испортить ее, как бы привлекательна она ни была.

Но Дэйн принял такое решение не только из благородных побуждений. Если он лишит Глориану невинности, то брак не так-то просто будет расторгнуть. Маленькая негодница может даже нарочно соблазнить его, несмотря на свою ненависть, в которой Дэйн не сомневался, лишь бы только разрушить его планы и оттянуть момент, когда ее отошлют в монастырь.

Дэйн решил держаться подальше от своей девственницы-жены. Но плоть его придерживалась совершенно другого мнения. Дэйн жаждал ее гибкого, стройного, но сильного молодого тела, жаждал слиться с ней. И это примитивное желание пульсирующей болью отдавалось в самых укромных уголках его естества.

К счастью, атмосфера праздника давала возможность отвлечься от подобных мыслей. Дэйн и Глориана стояли бок о бок во дворе, вокруг них шумела толпа, менестрели играли на своих свирелях и трубах. Гарет и отец Крадок, отцы, дяди и братья вступающих в рыцарский орден юношей с соответствующим почетом взошли на импровизированный помост.

Хотя отношения Дэйна с его младшим братом нельзя было назвать гладкими, но он почувствовал гордость за него. На глаза его чуть не выступили слезы, но Дэйн сразу же справился со своими чувствами. Эдвард вместе с другими молодыми людьми опустился на одно колено, склонив голову, чтобы выслушать молитву отца Крадока. Музыка и разговоры сразу смолкли, присутствующие молитвенно сложили руки.

Звенящим голосом преподобный отец просил Господа взглянуть с милосердием и благорасположением на храбрых воинов армии Христовой, молил очистить их души и придать им твердости в грядущих испытаниях. Молил даровать им место в раю, когда руки их не смогут больше держать меч и выпустят его, когда они лягут в землю в ожидании воскрешения. Добавив к сией молитве просьбу о хорошем урожае, отец Крадок умолк. Юные воины подняли на него глаза, но не встали с колен, оставаясь в церемониальной позе смирения.

- Клянетесь ли вы в верности Господу Богу и господину своему? - поочередно обращался к новобранцам святой отец. Голос его был грозен, но в то же время мягок.

У Дэйна ожесточилось сердце, когда он подумал, сколько опасностей подстерегает этих смелых ребят на военной службе. Хвастливые, но довольно правдивые рассказы старых вояк, сейчас присматривающих за лошадьми Гарета или охраняющих ворота, не смогли подготовить молодых воинов к их собственным будущим победам и поражениям. Никто по рассказам не представит себе лика войны, временами прекрасного, но чаще всего ужасного, пока сам не взглянет в него.

- Клянусь, - торжественно и четко произнес Эдвард, когда пришла его очередь, - следовать законам Господа Бога, чтить волю моего брата и господина лорда Хэддей и блюсти свою честь до самой смерти и даже после нее.

Гарет взял фамильную реликвию - церемониальный меч, в эфес которого, по преданию, был вложен кусочек кости святого Андрея. Подойдя к Эдварду, он коснулся сияющим лезвием сначала его левого, затем правого плеча.

- Сэр Эдвард Сент-Грегори, посвящаю тебя в рыцари. Отныне ты воин армии Христовой.

Дэйн, покосившись на Глориану, увидел слезу, блестевшую на ее щеке.

Как того требовал церемониал, Эдвард слушал молча, с низко опущенной головой.

Одного за другим всех юношей посвятили в рыцари. Право это предоставлялось старшему в семействе мужчине. В их мечах наверняка тоже содержались фамильные реликвии. Отцы, дяди и братья новобранцев были вассалами Гарета и рыцарями у него на службе.

Молодые люди поднялись с колен, их юные лица горели от радости и гордости, ведь сегодня они наконец получили долгожданное и с таким трудом завоеванное звание. Все они начали готовиться к сегодняшнему дню с семи или восьми лет, служа сначала оруженосцами, потом учась ездить на лошадях и биться с копьями, булавами и мечами. Учеба была долгой и трудной, ее сопровождали постоянные ушибы, синяки и даже поломанные кости. Лишь самым настойчивым и крепким удалось пройти все испытания.

Оставался еще один ритуал - «испытание ударом». Дэйн, чувствуя, как напряглась стоящая позади него Глориана, не проронил ни слова.

Эдвард, выпрямившись, стоял перед своим старшим братом. Юноша, одетый в белый шелк, казался таким стройным и хрупким. Голова его была высоко поднята, он бесстрашно смотрел в глаза Гарету. Ничем не выказывая своих чувств, в наличии которых Дэйн не сомневался, Хэдлей замахнулся и с такой силой ударил Эдварда по лицу, что тот пошатнулся. Кровь закапала у него из ноздрей и из уголка рта, испачкав белоснежную шелковую рубашку.

Вновь выпрямившись, Эдвард гордо взглянул в лицо своему старшему брату и лорду. Радостные, ликующие крики раздались из толпы.

- Скоты, - пробормотала Глориана.

- Должен ли я объяснять, - любезно возразил Дэйн, - что ритуал «испытание ударом» неотъемлемая часть ритуала? Лорд проверяет, помнит ли рыцарь свою клятву.

- Все равно, - заявила Глориана, - я считаю, что это жестокость и варварство.

Дэйн не ответил. Он знал, что этим ребятам предстоит пережить худшие беды, чем удар кровного родственника.

После испытания Эдварда таким же, как и он, ударам подверглись остальные юноши. Ритуал выполняли их родственники, те, кто посвятили их в рыцари и приняли их клятву служить с честью. Глориана стойко держалась до конца ритуала, не отворачивая лицо, как бы ей этого ни хотелось. Дэйна восхитила ее выдержка. Немногие женщины наделены подобным мужеством, которое он почувствовал в ней.

Официальная часть церемонии закончилась. Послышались радостные выкрики, эхом отражавшиеся от древних каменных стен. Раздались звуки труб, начищенная медь которых сверкала на солнце. Менестрели заиграли на своих лютнях, свирелях и лирах. Вся эта дикая вакханалия сливалась в один, довольно гармоничный поток веселых звуков.

Эдвард, стерев с лица кровь рукавом рубашки, спускался с помоста. Найдя глазами Глориану, он просиял. Дэйн почувствовал короткий, но сильный укол ревности. Кенбрук обвил рукой талию своей супруги, а когда она попыталась вырваться, только сильнее сжал пальцы.

Когда Эдвард подошел, Глориане все же удалось вырваться, и она, радостно смеясь, кинулась ему навстречу. Она обняла его за шею, и Эдвард закружил ее, подхватив на руки. Дэйн скрипнул зубами, но тут же напомнил себе о своем намерении избавиться от этой девицы и о том, что Эдвард, без сомнения, заслужил немного женской лести.

- У меня есть для тебя подарок, - сказала Глориана, улыбаясь Эдварду, который так и сиял от радости и гордости. - Я купила его еще летом на ярмарке. И мне так трудно было удержаться, чтобы не рассказать тебе!

- Покажи скорее, - попросил Эдвард, беря ее за руку, и тут он взглянул на Дэйна.

Кенбрук сдержанно кивнул ему. Попозже, может быть, после ужина он вручит Эдварду свои подарки, которые он купил в Италии: кинжал с отделанной драгоценными камнями рукояткой и кожаные ножны к нему. А Гарет приготовил младшему брату коня, копье и доспехи. Он собирался поздравить его перед началом турнира.

Эдвард сбивчиво поблагодарил своего старшего брата (их разногласия с Дэйном начали понемногу сглаживаться после предыдущей ночи), но не стал сопротивляться, когда Глориана потащила его за собой. Они убежали за подарком, и Дэйн подумал, что, хотя Эдвард чуть моложе Глорианы, он был бы для нее подходящим мужем. Правда, у него не было ни своих земель, ни состояния, но у Глорианы хватало и того, и другого. В делах супружества любовь, как правило, не играла никакой роли, но Эдвард просто обожал эту маленькую непоседу и, без сомнения, душу продал бы дьяволу, лишь бы уложить ее в постель.

Но сама мысль о том, что Глориана может достаться другому, была нетерпима для Кенбрука. Он скорее умер бы, чем позволил другому мужчине обладать ею. Нет, его первоначальный план был самым лучшим: Глориану отошлют в монастырь, где она пребудет в покое и безопасности...

И нетронутой руками любовника.

Пробормотав проклятье, Дэйн пригладил волосы и отправился разыскивать Гарета. Но прежде чем он успел сделать хоть шаг, кто-то коснулся его рукава.

- Мсье?

Это была Фабриана, служанка Мариетты. Дэйн раздраженно обернулся, чтобы встретить обвиняющий взгляд некрасивой женщины. Они никогда не были друзьями, но и врагами тоже не были. Им не хотелось прилагать требовавшихся для этого усилий.

- Как чувствует себя твоя благородная госпожа? - спросил Дэйн, нетерпение которого пересилила забота о Мариетте.

- С ней все в порядке, милорд, - вежливо ответила по-французски Фабриана. Она знала, что Дэйн спешит, но нарочно говорила медленно и четко, словно обращаясь к собаке или идиоту. - Хотя вы совсем не уделяете ей внимания.

Кенбрук не собирался объяснять очевидное: этот день целиком принадлежал Эдварду и другим новоиспеченным рыцарям. Он пригласил Мариетту посетить торжества в качестве почетной гостьи, но она только опустила свои густые ресницы и отрицательно покачала головой.

Ее постоянная робость и застенчивость иногда выводили Кенбрука из себя, - Чего ты хочешь? - спросил он прямо. Фабриана улыбнулась.

- Какую-нибудь безделушку для мадемуазель, чтобы она знала, что вы думаете и помните о ней. Ленточку или, может быть, пенни?

У Дэйна не было никаких ленточек, но в кармане у него был кошелек, из которого он покорно извлек требуемую монетку. Фабриана схватила пенни с его протянутой ладони и, сверкая глазами, спрятала в болтающийся на поясе мешочек.

Дэйн насмешливо кивнул. Оба они знали, что Мариётта никогда не увидит этой монетки, но Дэйн знал также, что эта мелкая монетка была необходимой платой за то, чтобы Фабриана оставила его в покое. Поэтому он решил заплатить. Первое же, что он сделает (ну, почти первое) после того, как они с Мариеттой поженятся, это отошлет Фабриану обратно во Францию.

- Леди Мариетта может присоединиться к нам на турнире, - сказал он. Фабриана кивнула и поспешила обратно к замку.

- Что за отвратительное создание, - сказал незаметно подошедший Гарет, напугав Дэйна своим внезапным появлением. - Зачем ты заплатил ей? Разве ты чем-то ей обязан?

Дэйн повернулся к старшему брату, недовольный его вопросом, но в тоже время радуясь его компании.

- Готов об заклад побиться, что ты, старина, полюбил сплетни, - ответил он, положив руку на плечо брата и ухмыльнувшись. - Я заплатил ей, чтобы она оставила меня в покое, и готов был бы заплатить вдвое больше, только и всего.

Гарет кивнул, а потом спросил:

- А где твоя первая жена?

Дэйн ответил, продолжая натянуто улыбаться, хотя это и было очень трудно:

- Леди Глориана куда-то убежала в компании Эдварда. И она сделала это добровольно, мне даже не пришлось платить ей. Скажи мне, Гарет, леди Элейна сегодня здесь» или ты привел свою любовницу?

- Боже милостивый! - воскликнул Гарет, покраснев и утирая лоб льняным платком. - Ты неисправим, негодник! Элейна не любит смотреть на состязания, она присоединится к нам позже, на вечерню или на ужин. А Аннабель, чтобы ты знал, достаточно тактична, чтобы не показываться со мной на людях. Она предлагает совсем другой род утешения.

Эти слова напомнили Дэйну о его собственных мучениях, касающихся того рода «утешения», о котором говорил Гарет, я он снова почувствовал тянущую боль в паху. Глориана была ему женой, но он не мог заняться с ней любовью. Мариетта тоже была недоступна, так как он не мог лишить девушку невинности, не женившись прежде на ней.

Конечно, он мог бы воспользоваться услугами одной из продажных женщин, пристававших к нему возле таверны, но подобные утехи давно уже опостылели ему.

- Что ж, завидую тебе, - признался Дэйн, получив в ответ понимающую усмешку. - Скажи мне, любезный братец, как это ты ухитряешься спать с одной женщиной, когда так любишь другую?

Улыбка Гарета погасла, а в глазах мелькнула боль. Дэйн пожалел о своих словах.

- Бывает время, - тоскливо проговорил Гарет, - когда одиночество становится невыносимым.

- Прости, - сказал искренне Дэйн. - Я не должен был.

Гарет усмехнулся.

- В наказание ты выпьешь пинту эля, - сказал он, хлопнув Дэйна по плечу. - Нет, две пинты. А Эдвард неплохо держался вчера ночью, соревнуясь с тобой и этой бездонной бочкой уэльсцем, не так ли?

- Да уж, - со смехом согласился Дэйн. - Иди, я сейчас догоню тебя.

Гарет кивнул и пошел к замку. Дэйн смотрел вслед своему брату, присоединившемуся к пестрой толпе, спешившей на турнир.

- Нравится? - спросила Глориана, когда Эдвард провел рукой по гладкой коже седла. Это и был подарок Глорианы. Они сидели в маленьком дворике рядом с ее комнатой. Стена желтых роз скрывала их от посторонних глаз, а в воздухе был разлит тонкий цветочный аромат.

Глаза Эдварда блестели, когда он поднял голову, чтобы поблагодарить Глориану.

- О, Глори, это самое лучшее на свете седло, которым когда-либо владел мужчина.

- Рыцарь, - поправила она. Хотя Глориана боялась за Эдварда, она в то же время страшно гордилась им, потому что, как никто другой, знала, какое у него честное сердце и благородная душа. - Сегодня тебе вручат коня, доспехи, меч, щит и копье. Но что же станет со стариной Одином?

Эдвард улыбнулся при упоминании о коне, на котором он еще мальчишкой учился ездить верхом. Он любил его так же, как и своего старого гончего пса.

- Он будет носить на себе моего оруженосца и обедать сочной свежей травой, - ответил юноша и поднял седло со скамейки. Щеки его разрумянились. - Спасибо тебе, Глори.

Глориана закусила нижнюю губу. Она была очень привязана к Эдварду и любила его, как брата. На глазах ее выступили слезы.

- Не за что, сэр Эдвард, - ответила она, сделав реверанс. - Пойдем, тебе пора взяться за копье и меч и доказать, что ты стал настоящим рыцарем. Ты будешь осторожен?

Эдвард подошел к ней очень близко, взял ее руку в свою и поцеловал.

- Если я убью дракона, разобью турок и совершу множество подвигов, - сказал он, - в твоем сердце найдется место для любви ко мне?

Глориана взглянула на него, жалея, что не может приказать своему сердцу разлюбить Дэйна и полюбить его младшего брата любовью женщины к мужчине, а не сестры к брату.

- Я всегда буду любить тебя, - сказала она, чувствуя, как по щеке бежит слеза.

- Так же, как ты любишь Гарета, - вздохнул Эдвард.

Глориана кивнула, закусив губу.

- Да.

Он легко дотронулся до ее щеки, смахнув слезу.

- Я хочу, чтобы вы узнали, леди Глориана, здесь и сейчас, что я люблю вас и не сдамся, пока вы не ответите мне взаимностью. Я хочу обладать вами - и телом, и душой. И это не изменится.

- Нет, изменится, - твердо сказала Глориана. - Однажды, очень скоро, ты встретишь прекрасную девушку...

- Скорее, - печально прервал ее Эдвард, - мне найдут подходящую жену. - Он горько улыбнулся.

- Может быть, - согласилась Глориана. - Но чтобы ни случилось, ты не должен терзать свое сердце любовью ко мне.

Эдвард снова взял ее руку и прижал к губам.

- Если ты посмеешь поцеловать ее, - раздался громовой голос со стороны бесшумно отворившейся калитки, - я убью тебя на этом самом месте, брат ты мне или не брат!

Это был Дэйн.

Глориана отпрянула от Эдварда, но тут же пожалела об этом. В конце концов, она не делала ничего предосудительного и не должна чувствовать себя виноватой.

Эдвард встретил брата, угрюмо сдвинув брови, но не отпустил руки Глорианы.

- Сначала реши, Кенбрук, которую из женщин ты будешь защищать? - сказал он мрачно.

Глориана подавила желание утихомирить своего друга: Эдвард изменился, теперь он стал рыцарем и получил право именоваться сэром. Он как-то вдруг повзрослел, и Глориана почувствовала, что он больше не был тем мальчиком, с которым она играла в детстве.

- Отпусти ее, - приказал Дэйн. Эдвард казался таким же спокойным, как и раньше, и не спешил подчиняться. Но Глориана, почувствовав в словах мужа серьезную угрозу, вырвала свои пальцы из руки Эдварда.

- Я задал тебе вопрос, - холодно напомнил Эдвард.

- А я не собираюсь отвечать на него, - сказал Дэйн. - Гарет ждет тебя с твоим конем и оружием. Ступайте, сэр Эдвард, и докажите всем шлюхам, горничным и служанкам, что вы наконец стали мужчиной.

Эдвард побледнел, но не от страха. Лицо его стало белее шелковой рубашки с алеющими на ней пятнами крови. Он решительно шагнул к Дэйну, но Глориана успела схватить его руку и изо всех сил вцепилась в нее. Но взгляд ее помимо воли, был прикован к Кенбруку. И этот взгляд был полон бешенства.

- Мы заключили перемирие, Кенбрук, - бросила она высокому викингу, стоящему у калитки, - но завтра утром я скажу все, что думаю о тебе.

Кенбрук в ответ рассмеялся, запрокинув голову, в результате чего ярость Глорианы несколько утихла, и Эдвард вырвался из ее рук. Но вместо того чтобы броситься на брата, который, без сомнения был выше, сильнее, старше и опытнее, Эдвард расправил плечи и вдохнул полной грудью. Мышцы его напряглись под окровавленной туникой, и в глазах Глорианы он словно вырос, стал шире в плечах.

- Я докажу тебе, вместе со всеми твоими «шлюхами, горничными и служанками», что действительно стал мужчиной.

Время словно остановилось. Стало так ужасающе тихо, что Глориана слышала только удары собственного сердца. Если Эдвард вызовет своего старшего брата на поединок, то он может иметь только один исход. Глориана была готова отдать свою жизнь, лишь бы предотвратить это. Хотя ее любовь к младшему Сент-Грегори была не той, которой он желал, она тем не менее любила его всем сердцем. Глориана умоляюще взглянула на Дэйна.

- Нет, - сказал наконец Дэйн, глядя в горящие глаза брата, - ты не должен ничего доказывать, тем более мне. Я не стану извиняться. Я не позволю тебе и пальцем дотронуться до моей жены. Но в одном ты прав: я должен выбрать между Мариеттой и Глорианой, иначе я запятнаю свою честь.

Эдвард молчал: ему нечего было возразить Дэйну. Глориана же никак не могла прийти в себя от заявления Кенбрука. Она даже и не думала, что для него существует выбор. Его верность Мариетте казалась незыблемой. И вот, несмотря на все его дерзости и грубости, слова Дэйна пробудили надежду в сердце Глорианы. Надежду, о которой она даже и не мечтала. Глориана пошатнулась и прижала руки к груди.

Сэр Эдвард, которого на площадке для турнира ожидали соперники, поднял со скамейки седло и через плечо посмотрел на Глориану. Он и сам знал, что она хочет задержаться, потому не стал спрашивать, придет ли она на турнир, а лишь вопросительно приподнял бровь. Они всегда без слов понимали друг друга.

- Я приду через несколько минут, - сказала она.

Дэйн отошел в сторону, пропуская Эдварда в ворота. Юноша пошел по протоптанной вдоль изгороди тропинке, ведущей во внутренний двор.

- Думаю, он действительно вызвал бы меня на поединок с любым оружием, которое бы я назвал, - задумчиво сказал Дэйн, поворачиваясь к Глориане.

Потрясенная, она присела на мраморную скамью, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.

- Я бы никогда не простила тебе этого, - сказала она.

- Ты любишь его?

- Безумно, - улыбнувшись, ответила Глориана, - но только как сестра.

- Иногда я думаю, что он больше подходит Мариетте, чем я, - признался Кенбрук. К радости Глорианы примешивалось сомнение: возможно, ее муж просто собственник и относится к ней, как к ненужной вещи, которую тем не менее жалко отдать другому.

- Может быть, ты прав, - осторожно сказала Глориана, опуская глаза, чтобы не выдать своих чувств.

Кенбрук стоял, опершись ногой на угол скамейки и положив руки на колено. Глориана почувствовала на себе его улыбку, как солнечный свет и легкий бриз с озера. Поэтому она не удивилась, подняв голову и увидев, что Дэйн на самом деле улыбается.

- Не чаял услышать от вас такие слова, миледи, - поддразнил он.

Глориана поднялась со скамьи - близость Кенбрука необъяснимо пугала ее.

- Ты что-нибудь хотел сказать мне? - спросила она, стараясь держаться от Дэйна подальше. - Даже если мне и не. улыбается мысль смотреть, как Эдвард со своими друзьями будут размахивать копьями, все же я должна присутствовать на турнире. Это варварство начнется с минуты на минуту, если я уже не пропустила начало.

Кенбрук, протянув руку, перегородил открытую калитку. Если бы Глориана попыталась убежать, она наткнулась бы на его вытянутую руку. Итак, Дэйн поймал ее в ловушку.

- Да, - сказал он. - У меня есть что сказать вам, леди Кенбрук. Я запрещаю вам целовать других мужчин, кроме меня.

Рот его был так близко от ее лица, что Глориана задрожала от желания прильнуть своими губами к его губам.

- Это требование несправедливо, - слабо запротестовала она. - Я не соглашусь, если и вы не дадите мне такого же обещания.

Кенбрук издал короткий смешок.

- Хорошо, - согласился он. - Я тоже обещаю никогда не целовать других мужчин.

И в следующее мгновение он прильнул к ее губам. Сначала его поцелуй был легким и нежным, но злой ласки хватило, чтобы у Глорианы подогнулись колени. Сердце ее отчаянно стучало, каждый его удар болью отдавался где-то в визу живота, грудь налилась, соски затвердели.

А он все еще ласкал ее рот губами и языком.

Когда Дэйн наконец отпустил ее, Глориана схватилась рукой за приоткрытую калитку и, тяжело дыша, попыталась прийти в себя.

Кенбрук удивленно глядел на нее, а потом провел пальцем по ее пылающей щеке.

- Боже, помоги мне, - хрипло проговорил он, - ибо на мне наверняка лежит чье-то проклятье!