Рыжая легкого поведения

Глава 12 ЗАПАХ ДЕНЕГ

Плотно прикрыв дверь спальни, Наталия села на кровать, взяла в руки телефон и набрала номер, комбинация цифр которого всегда вызывала в ней дрожь и трепет: она звонила Валентину.

– Это я. У меня все изменилось – я уезжаю. Через полтора часа поезд. Ты еще можешь успеть собраться и даже взять два билета до Москвы. Желательно в СВ. Какое счастье, что у тебя отпуск… – И положила трубку.

«Это эгоизм чистой воды, – думала она уже в такси, которое мчало ее на вокзал, – а что, если он неважно себя чувствует или у него другие планы? В конце концов, он совершенно свободный человек. Напрасно я так сделала, надо было все же дождаться его ответа».

Наталия ехала налегке: небольшая дорожная сумка, несессер, в которой уместилось все, вплоть до пистолета и даже фена для волос.

Она так надеялась встретить возле касс Валентина, что даже немного растерялась, когда поняла, что его нигде нет. Она встала в очередь и уже через полчаса держала в руках два билета, но не в СВ, как хотела, а в купе, к тому же верхние полки.

Когда подошел поезд, она долго не садилась в него, все еще надеясь на чудо, на то, что вот-вот в толпе появится высокий худощавый мужчина с совершенно седой головой во всем черном. Но он так и не пришел.

Она прошла в свое купе, села возле окна, прижав к груди сумку, да так и задремала…

А проснулась оттого, что ее кто-то тронул за плечо.

– Ваш билет, – склонилась к ней пожилая полная проводница и уселась рядом на диван.

– Пожалуйста, – проговорила Наталия и протянула ей билет.

Две женщины-соседки не сводили с нее глаз. Оно и понятно: в джинсовом костюме и высоких льняных светлых ботинках на шнуровке она выглядела несколько вызывающе. Хотя скорее вызывающими можно было назвать их наряды: блестящие нейлоновые спортивные костюмы с красными, желтыми и зелеными лампасами, которые отвратительно сидели и лишь подчеркивали дефекты их фигур. Обе женщины были, очевидно, «челночницами», торговками, зарабатывающими себе на жизнь бесконечными поездками в Москву или Турцию за товаром и сколачивающими себе капитал на разнице цен там и в провинции.

Несмотря на то что поезд всего несколько минут как отъехал от вокзала, на столике уже стояла закуска, а по купе распространялся запах копченого сала и свежих огурцов.

«Буду спать до самой Москвы», – решила для себя Наталия после ухода проводницы, прямо в костюме забралась на верхнюю полку, оставив ботинки внизу, закрыла глаза и отдалась во власть движения поезда. Она всем телом чувствовала его пульсацию и вздрагивала лишь на поворотах, когда ей казалось, что машинист уснул (ведь за окном уже стемнело) и поезд сейчас сорвется в пропасть…

Между тем внизу вовсю шло веселье: «челночницы» пили водку, громко обсуждали политику правительства и несколько раз «проехались» по эпатажным ботинкам Наталии, которые сильно мешали одной из них, и она то и дело пинала их ногой. Наталия, наблюдая все это сверху и злясь на толстую тетку, едва сдерживала себя, чтобы не достать пистолет и хотя бы не припугнуть этих зарвавшихся «хозяек жизни». Кроме того, стадный инстинкт, присущий всему живому, вызвал в ней аппетит. Но спускаться вниз, чтобы выложить перед этими бабищами свои скромные бутерброды, не было ни малейшего желания. И вот когда она размышляла о том, а не съесть ли эти несчастные бутерброды прямо здесь, наверху, в дверь купе постучали. Одна из женщин рванула ручку так, что дверь, открывшись, откатилась в сторону и с грохотом ударилась о косяк: в купе вошел мужчина.

– Добрый вечер. – Он был красив и импозантен, как Аль Пачино. Женщины предложили ему выпить. Но он, не обращая на них ни малейшего внимания, разложил металлическую лесенку, ведущую наверх, и заглянул в лицо лежащей с закрытыми глазами Наталии.

– Вы арестованы, – сказал он нежно и тронул ее за плечо. Она открыла глаза и, не веря тому, что увидела, снова закрыла их и застонала.

Внизу все притихли и стали ждать продолжения спектакля. Но все произошло за считанные минуты, которые потребовались для того, чтобы Наталия, быстро спустившись, зашнуровала свои ботинки и, подхватив сумку, скрылась вместе с мужчиной за дверью.

В тамбуре Валентин поцеловал ее.

– Извини, я опоздал. Но какой длинный поезд?! Я так долго тебя искал по всем купе… Мне казалось, что его длина как раз и составляет расстояние…

– …между вокзалом и Москвой, так?

– Так. Ужасно рад тебя видеть. Пойдем, ты же заказывала СВ…

Ужинать решили в купе. Валентин достал из большой дорожной сумки бутылку джина, шампанское и закуску.

– Мне прямо не верится, что мы наконец вдвоем. До тебя невозможно дозвониться… Постоянно берет трубку какой-то ребенок, который говорит, что тебя нет. Кто это?

– Это Соня, моя домработница. Хорошая девушка, отлично готовит и страшная чистюля. А меня действительно трудно застать дома, я постоянно в разъездах…

– И как продвигается расследование?

– Если тебе интересно, то расскажу, а заодно и посоветуюсь…

– Выпей сначала… Кстати, ты похудела, тебе надо отдохнуть. Если хочешь, мы в Москве поживем с недельку у моих родственников, погуляем, подышим столичным воздухом, походим в рестораны. Давай выпьем за твое здоровье. – Он протянул ей стакан, наполненный ее любимым джином. – Если хочешь, я смешаю его с лимонным соком.

– Хочу. Валентин, посмотри мне в глаза… Вот так. Скажи, что ты чувствуешь?

– У меня целая гамма чувств. Но одно из них – самое сильное.

– Какое же?

– Я хочу тебя.

– А я? Что хочу я?

– Ты хочешь купить дом где-нибудь в Швейцарии, завести собаку и нарожать детей, я угадал?

– Нет, это я тебе сама все рассказала. Я бы хотела, чтобы люди не убивали друг друга.

– Тогда раздевайся…

Она расхохоталась…

На улице Рылеева, как и по всей Москве, шел дождь.

– Все-таки в Москве какой-то особый воздух… Ты бы хотела здесь жить?

– Иметь квартиру – да, но жить… Нет, мне больше нравятся Лондон и Берлин, там воздух намного чище, кругом зелень, красиво…

– Вот, дом номер тридцать четыре, но, по-моему, в подъезд мы не попадем, пока не узнаем код входной двери.

Они подошли к крыльцу и остановились возле запертой двери.

– Смотри, три цифры, единица, шестерка и девятка, затерты… Давай поупражняемся, здесь всего-то несколько комбинаций.

После второй попытки дверь открылась, и они оказались в чистом просторном подъезде.

– Неужели Полина купила здесь квартиру на свои деньги? Это невероятно. Хотя при ее уме и расчетливости вполне возможно… Лифт нам не потребуется, второй этаж, пошли…

У Наталии были ключи Полины, поэтому они беспрепятственно проникли в ее квартиру, зажгли свет, и Наталия обомлела, когда поняла, в какой роскоши и достатке жила ее подруга.

– Валя, я тоже хочу быть проституткой. Ты только взгляни, какая мебель, какой дизайн… – Они обошли всю огромную четырехкомнатную квартиру, рассматривая светильники и напольные вазы, ковры и кровати, кресла и большие тропические растения в кадках, затем завернули на кухню и заглянули в холодильник.

Здесь кто-то живет. Кто-то, кто поливает цветы и вообще присматривает за квартирой.

Этот «кто-то» не замедлил явиться. Щелкнул замок в двери, послышались шаги, и в кухню ворвалась высокая брюнетка в пижаме и накинутом на плечи домашнем халате.

– Вы кто и что вам здесь надо? – У девицы был грубый хриплый голос.

– Мне Полина дала ключи и попросила заехать к ней на квартиру, чтобы взять кое-какие вещи… – не моргнув глазом сказала Наталия, смеривая девицу жестким взглядом. «Проститутка».

– Понятно… Только почему же она не предупредила?

– Не могла.

– А сама-то она когда вернется?

– Скоро. Вас как зовут и почему вы в пижаме? Вы что, здесь живете?

– Нет, я соседка. Полина попросила меня присмотреть за квартирой. Я услышала, как кто-то открывает дверь, и подумала, что это она вернулась… Меня зовут Лена. А вас?

– Меня – Наташа, а его – Валентин.

Лена, немного успокоившись, показалась Наталии даже симпатичной.

– Лена, вы будете дома вечером? Мне надо будет с вами кое о чем поговорить…

– Это касается Полины? – слегка насторожилась девушка.

– Да. А пока мы немного отдохнем… Вы не возражаете?

– Нет, конечно. Извините, что я ворвалась вот так, испугала вас… Просто у нас в подъезде тихо, а здесь какие-то голоса, звон ключей… А я как раз была в прихожей, разговаривала по телефону… Ну все, до вечера. Извините…

Она ушла, а Наталия принялась открывать ящики письменного стола.

– Что ты ищешь? – Валентин молча наблюдал, как она ворошит какие-то бумаги и перекладывает их с места на место.

– Она собиралась уехать из Москвы, поэтому я и ищу что-нибудь такое, что имело бы отношение к ее отъезду. Я все думаю: не связано ли намерение Полины покинуть столицу с Гуровым и ее смертью? Ты ничего не чувствуешь?

– А что я должен чувствовать, кроме того, что мы с тобой вдвоем в такой роскошной квартире, где столько разных диванов и кроватей?…

– В этой квартире специфический запах. Запах денег.

– Да уж, она жила на широкую ногу, ничего не скажешь…

– Я не уверена, что деньги, на которые куплена эта квартира, заработаны проституцией. Что-то здесь не так… И еще: ты ничего не заметил?

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Взгляни: все новое… И мебель вон в нескольких местах даже еще в целлофане… Это все не случайно, поверь мне. Полина купила эту квартиру незадолго до ее приезда к матери. У нее появились деньги, вот поэтому-то она и сказала мне о том, что хочет уехать из Москвы.

– А почему ты ничего не рассказала Лене? Что, если она узнает от кого-нибудь о смерти Полины?

– Я скажу ей об этом сегодня вечером…

Наталия раскрыла большую красную папку, которую выудила из самых недр секретера, новенького и сверкающего зеркалами, и вынула оттуда несколько тоненьких белых папок. Быстро пробежала по ним взглядом и покачала головой:

– Знаешь, а мы не зря сюда приехали, честное слово… Смотри… – Она рассыпала по столу бумаги, среди которых было несколько больших цветных снимков. – У нее есть дом в Цюрихе… Видишь? А вот и Полина стоит на крыльце своего нового дома… А это документы, подтверждающие ее права на этот дом. А теперь взгляни на купчую… Откуда у Полины эти тысячи долларов? Причем, обрати внимание, дом куплен всего-то шестого июня, совсем недавно. Помнишь, я тебе говорила, что Полина летала в Москву? Значит, не только в Москву. Значит, она из Москвы полетела в Цюрих, купила там дом и почти сразу же вернулась назад. Но зачем? Неужели была так влюблена в Гурова? Но, наверно, это так и есть: Полина – опытная женщина, она действительно любила Гурова, иначе ни за что не захотела бы иметь от него ребенка…

– О каком ребенке ты говоришь? Разве у Полины были дети?

– Вскрытие показало, что она была беременна… Около трех недель… Ерунда… Но могу себе представить, как она была счастлива, когда узнала о том, что ждет ребенка. Она серьезно опасалась, что после столь бурной жизни не сможет забеременеть, а тут такое… Так что, Валентин, она, похоже, вернулась сюда именно за Гуровым, чтобы выйти за него замуж и забрать его с собой в Цюрих. Представляешь, какой подарок был бы для Гурова! Но между ними что-то произошло…

– Вчера в поезде ты говорила мне, что вроде бы Гуров – человек из команды президента… Это никак не может быть связано с тем, что произошло с Полиной?

– Как знать… Давай перекусим и немного отдохнем. Или нет, давай пообедаем где-нибудь, а потом вернемся и поговорим с Еленой. Я уже разучилась готовить, а вид кухни вызывает у меня негативные эмоции…

– А что такое негативные эмоции?

– А это как на негативе – все наоборот: женщина должна чувствовать себя на кухне хорошо, а я чувствую себя плохо. Теперь понятно?

– Что ж, если у тебя такое настроение, то уж лучше последовать твоему совету, иначе мы оба умрем с голоду.

Они нашли небольшой частный ресторан на Гоголевском бульваре, где было тихо, горели свечи, а между столиками скользили изящные официанты с большими подносами в руках. Валентин заказал копченого угря, ростбиф, салаты и жареных цыплят.

– Что ты будешь на десерт? – спросил он Наталию, которая пристально изучала меню.

– Клубнику и шоколад.

В баре, прямо напротив них, на полке стоял небольшой телевизор. Откровенно скучающий в этот ранний час бармен, молодой мужчина в отглаженной белой сорочке с красным галстуком, внимательно смотрел выпуск новостей.

– Вот черт, и здесь про политику! И снова про Родионова и его поездку в Италию. Знаешь, Валентин, я иногда чувствую себя настолько оторванной от жизни, что мне даже становится стыдно. Вот скажи мне, объясни глупой женщине, какой смысл заключается в выборах? Я ни за что не поверю, что это честная борьба за власть. Если бы у меня были деньги, я бы запросто придумала какой-нибудь цирковой трюк с избирательными урнами… Вариантов – тысячи! Вот поэтому-то мне, глупой, и не понять, зачем миллионы взрослых людей наряжаются в день выборов и идут голосовать. За кого? За толстосумов? Вот разбогатею и тоже буду баллотироваться в президенты. Уверяю тебя, вся страна проголосует только за меня. Просто мне надо будет все хорошенько обдумать, рассчитать, если понадобится, приглашу Дэвида Копперфильда и оплачу все его фокусы с бюллетенями. Ты же меня нигде, кроме как в постели, представить не можешь… А напрасно, я бы, находясь на президентском посту, разработала такую колоссальную социальную программу, что все евреи потянулись бы из Израиля назад, в Россию…

– Какая ты смешная, Ната…

– Родионов был в Риме, – внезапно стала серьезной Наталия, лицо ее нахмурилось, словно она никак не могла вспомнить что-то очень важное. – А кто еще был в Риме?

– Да там вообще-то была целая политическая тусовка…

– Я не об этом. Кто-то еще был в Риме… Постой, мне надо сосредоточиться, а этот золотистый копченый угорь сбивает меня с мысли… Стоп! Все, вспомнила… Селиванов. Андрей Селиванов, тот самый журналист, которого, как мне кажется, убил Бурковиц.

– Старый хирург, Лев Иосифович Бурковиц убил журналиста? По-моему, Ната, ты улетела в своих фантазиях слишком далеко.

– Не далеко, а высоко. Ведь Селиванов накануне вернулся из Рима. Так, у меня где-то был блокнот. – Она достала из кармана жакета крохотный блокнот и принялась листать его. – Вот, полюбуйся, Селиванов вернулся двадцать восьмого мая из Рима… А теперь набросаем быстренько схемку: ГУРОВ – ПРЕЗИДЕНТ – РОДИОНОВ – РИМСКИЕ ВСТРЕЧИ – КОМПРОМАТ – СЕЛИВАНОВ – ЦЕНТРАЛЬНЫЕ МОСКОВСКИЕ ГАЗЕТЫ – ДЕНЬГИ – РАЗОБЛАЧЕНИЯ – СНОВА РОДИОНОВ – СЕЛИВАНОВ – ГУРОВ – МЕРТВЫЕ ЖЕНЩИНЫ – ПАЦИЕНТКИ БУРКОВИЦА – ТРИДЦАТОЕ МАЯ – СМЕРТЬ БУРКОВИЦА И ПЕРЕСТРЕЛКА – ПОЛИНА И ГУРОВ – ГУРОВ И БУРКОВИЦ – БУРКОВИЦ И СЕЛИВАНОВ – СЕЛИВАНОВ И РИМСКИЕ ВСТРЕЧИ – РИМСКИЕ ВСТРЕЧИ И КОМПРОМАТ – КОМПРОМАТ И ДЕНЬГИ – ДЕНЬГИ И ПОЛИНА…

– А почему бы тебе не связать Полину с Селивановым?

– Она терпеть не могла журналистов. Презирала их за то, что они суют свой нос куда не следует, вмешиваются в ход истории и вообще много на себя берут. Ведь журналисты это кто? Обыкновенные люди, которые должны заниматься элементарными вещами: констатацией фактов, нейтральными комментариями… А что выходит на деле? Журналисты пишут огромные статьи, претендуя на звания политологов, в то время как сами являются аккредитованными писаками, принадлежащими к конкретным политическим группировкам, которым платят за то, чтобы они преподносили любой материал в выгодном для той или иной группировки свете. Все же просто как белый день. Где бы только найти те газеты, на которые работал Селиванов? Ведь он мог публиковаться под самыми разными псевдонимами… Вот почему и я не люблю журналистов и прессу в целом: потому что там можно написать все что угодно, прикрывшись чужим именем. Подожди минуточку… – Она встала из-за стола и подошла к бармену, который, увидев приближающуюся к нему красивую женщину, сразу преобразился, и на лице его появилась искренняя улыбка.

Через минуту Наталия вернулась, держа в руках «Российскую газету». Переписав все имеющиеся на последней странице номера телефонов, она, извинившись перед Валентином, который смотрел на нее с нескрываемым восхищением – хотя пока еще и не понимал, что она собирается сделать, – вышла из зала и, отыскав телефон, начала набирать первый попавшийся номер:

– Девушка, вы секретарь главного редактора? Добрый день. Пожалуйста, выслушайте меня до конца и не вешайте трубку, поскольку это очень важно. Я из С. от Селиванова. Я – его подруга. Вам, должно быть, известно, что Андрея убили, так вот, у меня очень мало времени… Я сейчас в Москве, и у меня есть материал. Так и передайте своему шефу. Он знает. Я буду ждать вашего человека через час на пересечении Гоголевского бульвара и Кропоткинской. На мне табачного цвета жакет и черные брюки; волосы светлые, длинные…

Сказала и повесила трубку. Вернулась за столик и принялась как ни в чем не бывало доедать салат из каких-то «морских животных».

– Через час у меня встреча с представителем «Российской газеты».

– Через час? И ты так спокойно об этом говоришь?

Валентин знал Наталию всего несколько месяцев. Они познакомились при очень странных обстоятельствах в ресторане, куда он ходил инкогнито, чтобы посмотреть на свою дочь. Человек с длинным шлейфом трагического прошлого, он, находясь рядом с Наталией, словно возрождался и начинал понимать вкус жизни, за что и был ей благодарен. Ее расследования, о которых она рассказывала ему с таким упоением, он почему-то не мог воспринимать всерьез, хотя умом понимал, что все, чем занимается его молодая подруга, приносит реальные результаты. И все же ему казалось, что она словно играет, ввязываясь в опасные авантюры, действуя очень часто в одиночку и рискуя собственной жизнью. Быть может, это происходило оттого, что, за что бы она ни бралась, она делала это с легкостью и блеском, и вся ее деятельность шла как бы параллельно реальной жизни, но никак не пересекаясь.

Ее отношения с Логиновым доставляли Валентину боль. Он ревновал Наталию к молодому прокурору и не понимал, зачем ей сразу два любовника. Когда они разговаривали на эту тему, Наталия, словно защищаясь, как маленький зверек, которому грозит смертельная опасность, замыкалась в себе или начинала говорить совершенно безумные вещи о существовании параллельной жизни, о контрастах, о любви и том малом количестве времени, которое отпущено человеку Богом и которое нельзя запирать на замок.

О замужестве она не хотела слышать вовсе, считая, что не создана для семейной жизни. Но Валентин воспринимал ее слова как чудесную уловку, придуманную Наталией для того, чтобы не задеть его своим отношением к той разнице в возрасте, которая и препятствовала, по его мнению, оформлению их отношений. Он не мог знать, что Наталия совершенно искренне отказывала своим мужчинам в браке, считая, что просто еще не созрела для семьи. Не мог он также знать и того, на чем держался их странный треугольник – двое мужчин и одна женщина. А ведь именно контраст этих двух мужчин и составлял всю остроту и смысл ее любви. Она считала, что любит и Валентина, и Логинова одинаково сильно, но все равно по-разному. Когда Валентин спрашивал ее, что она будет делать, если Логинов вдруг узнает о существовании в ее жизни еще одного мужчины, она отвечала всегда одно и то же: это ему, мол, надо будет подумать, что делать. Ее независимость притягивала и настораживала одновременно. Но он любил ее и был счастлив, оттого что в его жизни есть такой удивительный человек, такая непредсказуемая и веселая женщина, сумасбродная и наивная, умная и восторженная, которая в состоянии позвонить ему в три часа ночи и сказать: «Жди меня, я еду…»