Рыжая легкого поведения

Глава 15 ЛОГИЧЕСКИЙ ТРОМБ

План, который разработала Наталия, требовал отсутствия в квартире Валентина, на что он согласился крайне неохотно.

Когда они с Фальком прибыли на такси к дому на Рылеева, уже стемнело.

Поднимаясь по лестнице, Наталия как бы нечаянно коснулась его руки и улыбнулась ему так, словно они были знакомы давно, но только теперь им представилась возможность побыть наедине.

В квартире все было приготовлено самым тщательным образом: живые цветы в вазах, разобранная постель в спальне, накрытый столик в гостиной и шампанское в морозилке…

Тщательно заперев двери на все замки, Наталия пригласила гостя к столу, принесла шампанское и предложила выпить за встречу.

– Вы мне сразу понравились, господин Фальк. Я хоть и женщина, но на этот раз решила взять инициативу в свои руки. Я должна сделать вам признание… Я уже видела вас. В одной компании. Сначала давайте выпьем, а потом я вам кое-что расскажу…

– С удовольствием. – Фальк не мог насмотреться на эту женщину, никогда в жизни ему не приходилось слышать такие речи. Ему вообще не везло с женщинами; встречаясь с ними, он понимал, что они ложатся к нему в постель лишь из-за денег, потому что знал себя, реально оценивал свою внешность, рост и прочее… Поэтому сейчас, глядя, как его откровенно соблазняют, он пытался понять, действительно ли эта Виктория наслаждается его обществом или ей просто надо как можно скорее и подешевле купить Лотара. Но Роже Лотар стоит бешеных денег! Пусть даже он и уступит ей немного, эти деньги не имеют значения для женщины ее уровня, а в том, что Виктория принадлежит к определенному кругу людей, доходы которых исчисляются миллионами долларов, он нисколько не сомневался. «Кто же ее муж? А что будет, если он сейчас нагрянет?»

Они выпили по бокалу шампанского, после чего Виктория скользнула в кресло, набрала номер – Фальк успел заметить последовательность цифр: это было справочное бюро аэропорта – и спросила по-деловому, совсем не так, как только что ворковала за столом:

– Скажите, девушка, самолет на Лондон уже вылетел? Да? Благодарю вас. – И положила трубку. После чего подняла на Фалька веселые глаза и улыбнулась: – Мой муж в небе, а потому я могу порезвиться вволю! Вы как, не против? Время от времени я позволяю себе расслабиться. Выбрать мужчину, привести к себе и делать с ним все, что только захочется… А чем я хуже мужчины? Согласитесь, я даже лучше. Давайте еще немного выпьем. Мне с вами так хорошо…

– Скажите, Виктория… – Фальк обалдело смотрел, как она сняла с себя огромную кружевную шаль и, оставшись в узком изящном черном платье, села за стол, подперев ладошками свои нежные щеки. «Сама непосредственность. Она просто прелесть…» – Скажите, Виктория, Роже Лотар был только предлогом или же мне весь вечер рассказывать вам о его полотнах?

– И да и нет. Мне нужен и Лотар… и вы. Я собственница и хотела бы иметь вас в комплекте. Вы не против? А за это я вас поцелую. – Наталия поднялась, подбежала к нему и поцеловала в надушенную английским одеколоном щеку. – От вас хорошо пахнет. Вы мне нравитесь все больше и больше… Только знаете, что бы мне хотелось сейчас больше всего?

– Не знаю… Разве что ограбить Лувр или Эрмитаж. Мне кажется, что вы как раз из той породы рисковых людей, которые ни перед чем не остановятся для достижения своей цели.

– Правильно! Как хорошо вы меня чувствуете! А хотите почувствовать меня по-другому… – Она обвила руками его шею и уселась к нему на колени, жесткие и длинные, как у Буратино. – Ну как, чувствуете меня? – прошептала Наталия, прижимаясь к нему. – Вы же не станете спорить, что у меня упругое тело… – Она эротично выгнулась и потерлась попкой о его колени, чем вызвала у несчастного Фалька сильнейшее желание. Он понял, что находится в ее власти и что теперь она вольна делать с ним все что угодно… Ему хотелось сжать ее в своих объятиях и насладиться ею прямо сейчас, не вставая со стула, о чем он всегда мечтал, но что ему так и не пришлось сделать ни с одной женщиной. И вдруг он сказал ей об этом.

– Браво! – Она захлопала в ладоши. – Вы просто чудо! Хотите, я скажу, что мне нравится в вас больше всего? Во-первых, ваша голова, она у вас светлая, умная и нафарширована кудрявыми мозгами…

– Почему кудрявыми?

– Потому что много извилин. Разденьтесь, Фальк. Смотрите, я начинаю… – Она встала с его расслабленных коленей и далеко не расслабленного полового органа и принялась не спеша через голову снимать с себя платье. Когда оно черной блестящей кошкой свернулось у ее длинных стройных ног, Фальк стал лихорадочно освобождаться от своей одежды. Он сорвал с себя пиджак, рубашку, расстегнул брюки, которые медленно сползли на пол, перешагнул через них, подошел к полуобнаженной Виктории-Наталии и обнял ее.

– Со мной еще ни разу такого не случалось. Я просто теряю голову…

– А вот это ни к чему. Ваша голова вам еще пригодится, так же как и мне. Поцелуйте меня. Или нет, давайте сначала примем ванну. Она у меня непростая… Я растворила в ней ароматические соли. Пойдемте. – Наталия взяла его за руку и потянула за собой в ванную. Там она сняла с себя белье, заставила проделать то же самое и своего гостя, затем предложила ему первому забраться в зеленоватую ароматную воду, от которой поднимался легкий пар. – Не бойтесь, вода не горячая… Мы с вами сейчас расслабимся… Давайте перейдем на «ты», черт тебя подери…

Фальк довольно ловко залез в ванну, вытянул свое длинное худое тело с обмякшим членом и прикрыл глаза от удовольствия. Неужели он сейчас будет обладать этой женщиной? Ему такое даже во сне не могло присниться.

– А теперь, старая скотина, говори, что ты делал в квартире Селиванова тридцатого мая… Не расскажешь всего, что произошло, я просто нажму на эту кнопочку, и ты умрешь, как на электрическом стуле.

Фальк открыл глаза и увидел обыкновенный электрический фен, который Виктория держала над поверхностью воды. Шнур тянулся к розетке, и Фальк понял, что она не шутит: достаточно ему не выполнить ее приказание – она включит фен и опустит его в воду… Самая простая схема убийства.

В тот страшный момент, когда он осознал, что находится на грани жизни и смерти, он заметил массу мелочей, на которые в обычных жизненных ситуациях не обратил бы внимания: на животе Виктории красовался небольшой, но еще совсем свежий шрам, он был розового цвета, и на нем даже выступили прозрачные капельки «лейкоцитов» (как говорила ему в детстве мама-терапевт), и еще… шов немного кровоточил; на полочке ванны стояли три разноцветных флакона с шампунями и лежал большой кусок розового мыла; горячая вода стала быстро остывать. «Вот так же быстро сейчас начнет остывать и мое мертвое тело…»

– Как жаль, что все это мне приснилось… Кстати, у вас шов воспалился. Наверное, вы резко встали, когда подбежали, чтобы поцеловать меня в щеку. Я расскажу вам все, что знаю. Признаюсь вам откровенно, я не хочу умирать. Я люблю жизнь. К тому же, рассказав все вам, я не буду чувствовать себя подлецом, потому что совершенно ничего из ряда вон выходящего в этом городе, как и в квартире Селиванова, не произошло. Я огорчен тем, что ошибся в вас…

Она включила фен и направила его на него: струя теплого, упругого воздуха с запахом легкой гари немного привела его в чувство.

– Итак, вас интересует тридцатого мая. Вообще-то я прилетел в С. двадцать девятого мая. И не один. А с тем самым Михаилом Александровичем, который нас сегодня, собственно, и познакомил. То есть с Агеевым. Наша цель была одна – встретиться с Бурковицем. Надеюсь, вы знаете, кто это такой?

– Знаю, это хирург, который в свободное от работы время занимается антиквариатом.

– Вот к нему мы, собственно, и приехали.

– Но почему-то оказались на квартире Селиванова.

– Постараюсь объяснить. Агеев, если можно так выразиться, поставщик Бурковица. Бурковиц – заметная фигура в нашем антикварном мире. У него солидная коллекция французских импрессионистов, много ювелирных изделий, есть украшения из семьи Романовых и княгини Лопухиной… Удивительно, как только он успевал совмещать медицину с таким хлопотным делом, как торговля антиквариатом. Понимаете, он был из тех профи, которым доставляет удовольствие не созерцание шедевров, вызывающее у некоторых головокружение… Нет, ему было интересно перепродать, чтобы затем купить что-то другое, и так далее… Вы понимаете меня?

– Отлично понимаю. Что дальше? Зачем Агеев приехал к Бурковицу?

– Чтобы показать ему фотографию картины Роже Лотара «Рыжая девушка с кофейником». Он знал, что Бурковиц, едва услышит имя Лотара, сразу же теряет голову. И его расчет оказался прост…

– Поподробнее об этом.

– Дело в том, что небезызвестный вам журналист Селиванов некоторое время назад проделал колоссальную работу: нашел компромат на Морозова. Слыхали о таком?

– Морозова?! Или я ослышалась? – Она-то надеялась услышать про Родионова. Но Морозов – тоже хорошо. Это же радикальная оппозиция президентскому корпусу, как настоящему, так и, возможно, будущему. – И что же дальше?

– А то, что ему надоело быть бессребреником и он решил на этой информации сделать деньги. Он вышел на людей Морозова и объявил им о своем намерении опубликовать свой материал в центральной прессе. Причем он не блефовал. И подтверждением тому была крупная, даже по нашим временам, сделка: Морозов расплатился с ним коллекцией Лотара, которую приобрел на аукционе «Кристи» через подставных лиц. Он собирался перепродать ее в Париже некоему Франсуа Планасу, весьма известному коллекционеру, у которого, собственно, и находится самое большее число лотаровских картин, но, узнав о том, что он за один день может быть буквально уничтожен, смешан с грязью, Морозов обменял эту коллекцию на документы и фотографии. Вот таким необычным образом эти чудесные полотна оказались в С., у журналиста Селиванова. Я лично встречался с ним в Москве и оценивал картины, чтобы он понял, что ему дали хорошую цену за компромат…

– Вы делали это из любви к Морозову?

– Нет, он просто нанял меня как частное лицо и заплатил за работу эксперта. Так что Селиванов не сомневался в том, что у него теперь есть драгоценная коллекция, на которой он в дальнейшем может сделать неплохие деньги и вообще уехать к чертовой матери отсюда. Извините, я увлекся… Но Агеев – авантюрист по натуре, причем это у него в крови… неистребимо… У него в штате с десяток талантливых художников, которые работают на него за гроши и делают превосходные копии.

– Поняла: Агеев еще в Москве поменял подлинники Лотара, и Селиванову привезли копии, так?

– Совершенно верно. Тут, понимаете ли, все дело в уникальности этой коллекции… Двенадцать картин самого Роже Лотара! И вдруг у какого-то провинциального журналиста, причем зарвавшегося журналиста… Я и сам был не прочь помочь Агееву в его афере. Но, правда, еще не знал, чем это может обернуться. Дело в том, что вообще-то я живу не в Москве, у меня квартира в Париже, прямо возле Триумфальной арки… Я приехал в Москву по поручению Планаса, который хочет выкупить эту коллекцию. Не знаю, как Агеев провернул дело с копиями, но подлинники-то остались у него. Он трус, но дело свое знает. Я собирался купить у него эти картины и давал хорошую цену, но для начала должен был помочь ему еще в одной авантюре…

– Снова поняла: он решил прокатить эти копии еще раз, всучив их Бурковицу. А вы ему понадобились для того, чтобы оценить эти полотна в присутствии Бурковица, так? Ведь вы, как я понимаю, авторитет для Бурковица и ему подобных?

– Совершенно верно. Какая у вас ясная головка. Вы не замерзли?

– Нет. Не отвлекайтесь. Итак…

– …Агеев приехал к Бурковицу и сказал, что у Селиванова, можно сказать под самым боком, находится бесценная коллекция Лотара, но из Парижа приехал Фальк, который собирается ее купить. Агеев затравливает Бурковица, у того разгораются глаза, и он просит, чтобы Агеев «организовал» ему эту коллекцию, то есть поговорил с Селивановым и пригласил для оценки меня, Фалька. То есть мало того, что он хотел увести эти картины у меня из-под носа, так еще и пригласить меня для оценки… притворившись, что ничего не знает о моем намерении купить коллекцию… Вы улавливаете?

– Не то слово. Дальше…

– Ну, Агеев и рад стараться, устроил сделку: Бурковиц заплатил за коллекцию такую сумму, что, подозреваю, ему пришлось расстаться либо с екатерининским жемчугом, либо с индийским бриллиантом «Ганди»…

– Вы присутствовали при этой сделке?

– Разумеется. Но я был спокоен, потому что знал: настоящие картины находятся в Москве, в квартире Агеева.

– А вы не боялись, что Бурковиц, узнав о том, что его надули, будет мстить?

– Я вообще ничего не боюсь. Даже вашего фена. Все мы, в конце концов, смертны. Да, действительно, я думал об этом. Но если бы он кому-то и мстил, то не мне, а Агееву или Селиванову. Ведь не поехал бы Бурковиц в Париж, чтобы стрелять в меня…

– Да, не поехал. Он взял свой трофейный пистолет и отправился к Селиванову. Я только не понимаю, как он узнал, что картины поддельные.

– Ну, вы прямо хотите, чтобы я все вам рассказал… Хорошо. Слушайте. Дело в том, что когда мы с Агеевым приехали в Москву, то оказалось, что картин нет… Вы можете себе представить эту ситуацию?

– С трудом.

– Я был полностью уничтожен. А Агеев клянется, что его обокрали… Представьте мой шок, когда буквально на следующий день в «Новостях» объявляют, что в Париже на каком-то далеко не престижном аукционе была выставлена коллекция Лотара, и в качестве примера приводится цена того самого женского портрета «Рыжая девушка с кофейником».

Я был готов задушить Агеева. Но деньги Планаса были при мне, так что я мало что потерял. Хотя и понимал, что меня провели. Правда, я и за поездку в С., за так называемую оценку, получил тоже неплохие деньги. Да и на русскую провинцию заодно посмотрел… Я только не пойму: за что вы пытаетесь меня убить и что вам от меня нужно?

– Все очень просто. Теперь просто, теперь, когда я поняла, как Бурковиц узнал о том, что картины фальшивые: он тоже посмотрел телевизор, после чего собрался и поехал к Селиванову… Очевидно, между ними произошел серьезный разговор. Селиванов, насколько мне известно, за словом в карман не полезет, он наверняка оскорбил Бурковица или что-нибудь в этом духе… А тот, будучи в состоянии, близком к помешательству – его можно понять: отвалить столько денег за копии! – достал пистолет, который остался у него еще со времен войны, и выстрелил в Селиванова. Но потом началась другая история: сразу же после убийства прибежали какие-то люди, которым был необходим Селиванов… Вот здесь у меня логический тромб.

Наталия выдернула шнур из розетки, отложила фен в сторону, достала с полочки «Флоретин», купленный ей накануне Валентином, и принялась спокойно смазывать больной шов. Фальк, который в остывшей воде напоминал большую деревянную куклу с тряпочкой между ног, облегченно вздохнул:

– Я могу теперь вылезти?

– Да-да, конечно… – как-то рассеянно ответила Наталия, потеряв к нему всякий интерес. – Извините, если что не так. Если хотите, можете взять вот это большое полотенце, а потом накинуть халат… Я сейчас приготовлю вам горячего чаю, а то вы совсем замерзли. – Говоря это, она и сама укуталась в халат и, тяжело вздохнув, пошла на кухню: ожидаемого результата от разговора с Фальком она не получила и страшно расстроилась. И хотя внешне старалась выглядеть спокойной, в глубине души она конечно же волновалась, что Фальк все это так не оставит и придумает что-нибудь, чтобы наказать ее за такое грубое и вольное отношение к своей персоне.

Однако, как оказалось, она волновалась напрасно. Фальк, который пришел следом за ней на кухню, вдруг расхохотался. Наталия налила ему чаю, отрезала кусок торта и, не выдержав, рассмеялась сама. Но потом, когда смех иссяк, она погрустнела: вспомнила, что они находятся на кухне Полины, где еще жив ее дух и где каждая вещица напоминает о ней.

– Вы что, родственница Селиванова или следователь?

– И ни то, и ни другое. Просто погибла моя подруга, хозяйка этой самой квартиры, где мы сейчас с вами пьем чай. Молодая и, можно сказать, красивая девушка, у которой жизнь только-только начала устраиваться… Она встретила молодого человека, забеременела от него, купила вот эту квартиру… Словом, не вовремя Бог прибрал ее…

– И вы думаете, что ее гибель как-то связана со смертью Селиванова?

– Я уже вообще не знаю, что думать.

– Признайтесь, Виктория…

– Да никакая я не Виктория, зовите меня Наташей.

– Хорошо. Если хотите, я расскажу вам кое-что о Селиванове. То, о чем узнал совершенно случайно и, как ни странно, от того же Агеева. Просто мы были с ним в одной компании… Это происходило в ночном клубе, куда приглашаются только избранные. Нельзя сказать, что это ночная политическая тусовка, но политиков там предостаточно… Представьте себе, они такие же обычные люди, как и мы с вами. Пьют, целуются с девушками… Так вот, был там один человек с грустными глазами… И если вы угадаете, о ком идет речь, то услышите эту историю до конца.

– Родионов? – Кусочек торта свалился с ложечки и упал прямо в чай Наталии. – Угадала?

– Да, угадали. Как угадали бы все более или менее грамотные люди, мало-мальски разбирающиеся в политике или хотя бы читающие газеты. Он только что вернулся из Рима… Я, наверное, неправильно выразился… Это ближе к утру у него стали грустные глаза, а с самого начала, едва он только зашел, он светился как солнышко. И все присутствующие поняли, что в Рим он слетал не зря. Но потом в клуб приехал человек, некий Гуров, отвел его в сторону, и они очень долго беседовали… Вот после этого разговора настроение-то у Родионова и испортилось…

– А Гуров? Он уехал?

– Конечно. Он на службе у президента, а значит, и у Родионова… Вам ясен вообще политический расклад, касающийся таких крупных фигур, как Родионов и Морозов?

– Ясен. Родионов – ставленник президента. Но в прессе пишут, что он якобы, заняв президентский пост, будет представлять интересы ряда европейских государств, кроме того, он как будто бы каким-то образом связан с американской разведкой…

– Правильно. Но это все «говорят» да «пишут» – не считается. Селиванов был в Риме и сумел записать его беседу с Полом Ричардсоном и Андерсеном, кроме того, заснял Родионова в обществе порнозвезды леди Вальмон, а это серьезный материал, способный снять Родионова с дистанции… Так что люди, которые, как вы говорите, заявились после бегства Бурковица на квартиру к Селиванову, могли иметь непосредственное отношение к родионовскому компромату… То есть в один роковой день две истории – Роже Лотар и Родионов – перекрестились. Вот вам и ваш, как вы выразились, «логический тромб». Это Гуров пришел к Селиванову за компроматом на своего шефа. Вполне возможно, что он привозил деньги, чтобы выкупить пленки, но… Всякое может быть. Возможно и такое, что Селиванов был еще жив, когда они вошли к нему в квартиру, и он сказал им, где находятся пленки, в надежде, что они вызовут ему «скорую» и он останется жить. Но, похоже, услышав что-то о пленках, Гуров и его люди…

– Постойте… А не могло ли случиться так, что Селиванов откупился от разъяренного Бурковица, который угрожал ему пистолетом, пленками? И когда пришел Гуров, Селиванов, действительно находясь при смерти, сказал ему, что капсула у Бурковица… Возможно, что, сказав это, Селиванов тут же скончался от раны, но, что тоже нельзя исключать, Гуров попросту не оказал ему помощи и не вызвал «скорую»… В любом случае Гуров, человек приезжий, не знал, кто такой Бурковиц, поэтому ему понадобилось какое-то время, чтобы все о нем узнать. Вот почему они появились в больнице только под вечер, ведь им надо было еще и разработать какой-нибудь план… Возможно, что им потребовалось время, чтобы изучить все входы и выходы из больницы, расположение грузовых лифтов и раскрытых окон, чтобы в случае опасности убежать. И Гуров убежал… Бурковиц сказал ему перед смертью о том, что капсула с пленками находится в одной из его пациенток, а в какой именно – не успел, потому что не выдержал нервного напряжения и умер от сердечного приступа.

– Разве Бурковиц умер? – удивился искренне Фальк.

– Да. Как раз тридцатого числа, на следующий день после вашей с ним встречи… Мало того что его обманули с картинами, так еще и втянули в чужую историю, оказавшуюся для него смертельной. Но не только для него. Дело в том, что он, как вы говорили, жадный до денег, понимал, какую ценность представляет в плане информации капсула. Кстати, в этой капсуле вряд ли была сама информация, скорее всего, там было указано место, где она спрятана. Так вот, понимая всю ценность этой капсулы, он на всякий случай избавился от нее, зашив в слепую кишку одной из своих пациенток. И Гуров… да, именно Гуров и убивал всех этих женщин, пока… пока не встретил Полину… Очевидно, она оставалась последней потенциальной жертвой, и именно у нее в животе и была эта капсула. Но Гуров, влюбившись в нее или увлекшись, решил иным способом добыть из нее капсулу, а именно: он предложил ей лечь в больницу, чтобы ей подлечили шов… Или сказал что-нибудь об аппендиците… Но если у Полины шов хорошо заживал, тогда как бы он нашел причину, чтобы положить ее на операционный стол. Вы вот не знаете, а я знаю… У нее был больной шов. И не потому, что его плохо зашил Бурковиц. А совсем по другому. Но чтобы убедиться в моих догадках, мне необходимо вернуться домой и кое с кем поговорить. Мне кажется, я знаю, за что Полина убила Гурова.

– Наташа, да вы, по-моему, заговариваетесь… Гуров и ваша Полина?

– Вы можете мне не поверить, что именно Гуров и был женихом моей погибшей подруги. А погибла она страшно – сорвалась с крыши. И все-таки где же подлинные картины этого Лотара?

– В Париже, я же рассказывал вам о репортаже по телевизору, в котором говорилось о каком-то третьеразрядном аукционе…

– И вас это не насторожило?

– Что именно?

– Что это «третьеразрядный» аукцион? Коллекция Лотара должна выставляться на более престижных аукционах.

– Да, вы правы… Когда вернусь в Париж, непременно все узнаю и, конечно, лишусь своих комиссионных…

– Вы не расстраивайтесь раньше времени. Что, если Планас, который поручил вам эту покупку, сам и купил картины?

– Может быть… Я могу позвонить и все узнать. Ну что ж, Наташа-Виктория, приятно было познакомиться. Но, признаюсь вам, странная вы девушка, весьма и весьма… Если бы вы не были так обворожительны, я бы не оставил все это. Фальк умеет за себя постоять. Но я понимаю ваши чувства по отношению к погибшей подруге и потому прощаю вас.

– Вы очень великодушны. – Наталия отвесила ему шутливый поклон. – Извините меня еще раз. Но я почему-то думала, что вы имеете отношение ко всем этим убийствам.

Фальк между тем достал записную книжку, записал что-то в ней и вырвал листок:

– Вот, держите… Это мой парижский телефон и адрес. Приезжайте, я буду очень рад. У меня дома много картин ваших соотечественников, да и вообще… весело проведем время…

– Спасибо. – Она поцеловала его в щеку и покраснела от стыда за все то, что причинила этому в общем-то славному человеку.