С привкусом пещерной соли

Глава 10. Звериное логово

Следующие несколько дней, насквозь пронизанные дикой слабостью и сонливостью, в памяти сохранились смутно. Наташка помнила, что Гонза практически на себе дотащил ее до Ракушки, отвел в комнату, где Полина что-то упрямо говорила и не было слышно ни единого звука, а потом ушел. В промежутках между последующими периодами сна рядом появлялась Полина, строгий худощавый мужчина, который осматривал Наташку и мерил ей температуру, и, как ни странно, угрюмый, но явно обеспокоенный Рафа. Благодаря затаившемуся в горле комку иголок, а также обрывкам фраз стало понятно, что заточение в каменной ловушке даром не прошло и Наташка, мягко говоря, простыла. И Гонза тоже успел простудиться, причем куда сильнее, до воспаления легких и в данное время точно так же валялся у себя в комнате. Наташка решила, что вероятно он простыл в то время, когда играл роль буфера между ней и ледяной стеной, закрывая от чужеродного пугающего звука и сжимающихся челюстей внезапно ожившей пещеры.

Пещерное Оно иногда являлось в кошмарах, все сплошь неясное и неуловимое, и тогда Наташка просыпалась без крика, но с мокрыми щеками. На вопросы Полины отвечать не находила нужным — это была ее тайна, ее находка, ее личное приобретение. Полученный при половом контакте с непроверенным партнером сифилис. Выпитый в компании незнакомых пьянчужек этиловый спирт. Случайность, подтолкнутая к действию ее необдуманными поступками.

Заслуженная кара.

Когда Наташка окрепла достаточно, чтобы нормально переставлять ноги, почти не придерживаясь за стены, она вытребовала у Рафы местоположение комнаты Гонзы, выразив железобетонное желание посетить больного и подбодрить его в столь тяжелый период жизни. Рафа, кстати, некоторое время раздумывал, снабжать ли ее данной информацией, скептически посматривая на мятую Наташкину футболку и не менее непрезентабельное лицо, после болезни бледное и зеленое, почти как стены Ракушки.

— Ну ладно, попробуй, — с сомнением произнес. Наташка и глазом не моргнула, пропустив намек мимо ушей, поблагодарила сквозь зубы и отправилась посещать больного.

Непонятно все-таки, отчего Гонза простыл сильнее, схлопотав пневмонию. Заглушил иммунитет отсутствием солнечного света? Может, просто выздоравливал дольше? Мужчины, как известно, болеют куда тяжелее, любой недуг переносят так, будто вот-вот помрут, и все это время представляют собой весьма жалкое зрелище. Наташка улыбалась, представляя Гонзу закутанным до подбородка в теплый шарф, обязательно полосатый, с толстыми шерстяными носками на ногах и в старом трико, растянутом на заднице и коленях. То есть представляла его в самом маловероятном виде, тайно надеясь угадать.

Она доплелась до нужного узкого темного коридорчика и слабо постучала в дверь. Получив такое же слабое разрешение, подавила мало подходящую под ситуацию насмешливую улыбку и вошла.

«А вот и логово!», — подумала Наташка первым делом.

Конечно, у каждого зверя есть своя нора. Весьма впечатляющая, надо признать. Кровать одна, очень низкая, но вполне себе подходящих для двоих человек размеров. Одинокий шкаф в углу, который похоже, по назначению не используют, потому что на всех плоских поверхностях (на стульях, столе и полу) возлежат груды одежды и всяких домашних мелочей вроде книг и пустых кружек из-под чая. На деревянном обувном ящике у входа — перемешанные с кроссовками пыльные туфли. На самом верху — кеды Курта Кобейна. Вокруг царил настоящий, качественный, непередаваемый, неповторимый, полнейший мужской бардак.

Хозяин норы отыскался сидящим в правом углу в одном из двух стоящих вплотную друг к другу кресел. На нем не было ни шарфа, ни носков, ни трико, зато был толстый банный халат глубокого темно-коричневого цвета.

На его лице не виднелось ровным счетом ничего: ни малейших следов перенесенной болезни, ни усталости, ни удивления или радости при виде посетительницы. Как будто на ровной доске нарисовали овал лица, прямую неумолимую линию рта и две дырки вместо глаз.

— Привет. Как самочувствие? — Наташку не так-то легко было отпугнуть написанным на лице равнодушием. Вероятно, отпугнуть ее гарантированно можно было только угрожая пистолетом, обязательно заряженным.

— Благодарю, прекрасно.

Голос у Гонзы все еще хрипел.

В этот момент Наташку настигло совершенно ненормальное, необъяснимое, но очень сильное желание приручить этого зверя. Заставить его брать угощение с руки. Приучить к своим прикосновениям, вынудить задыхаться от восторга, когда она ступает на порог и от переизбытка чувств при виде своей хозяйки бить от восторга хвостом.

Вообще-то такое желание ей было совсем несвойственно. Наташкина история отношений к мужскому полу была коротка и проста, как яичница. Вначале она боготворила человека, который по ее твердому убеждению собирался дать ей все то, чего не могла дать семья — немного тепла. Даже не любви, просто тепла! Первый пролет… В институте Наташка неожиданно решила, что была слишком юна и слепа, а теперь-то уж точно поумнела. Теперь вне всякого сомнения ясно, что каждый должен искать свою единственную половинку — человека, который станет твоей опорой и поддержкой. Того, кому веришь, не требуя доказательств, с кем ты на равных, объединенный одной общей целью — семьей. С которым, в конце концов, можно просто поговорить и прийти к компромиссу, не ожидая, что его аргументы будут сплошняком основаны на физическом воздействии. Ведь это то, чего так не хватает современным людям — знать, что на свете существует человек, которому можно довериться как самому себе, а может, и больше. А кто ищет, тот обязательно всегда находит! Просто надо очень-очень сильно стараться! И она действительно верила, что нашла. Второй пролет… Так что очередной глупости, да еще такой стандартной, как желание приручать диких животных от себя она точно не ожидала!

К счастью, свои порывы Наташка давно уже умела выделять из всей массы ощущений и держать в узде. Она отогнала прочь и его голос, и позу, в которой Гонза устроился в кресле, и небрежно привалилась к двери.

— Я рада. Гонза, хочу сказать тебя спасибо. Думаю, ты на самом деле спас мне жизнь, и хотя, возможно, я не самая благодарная на свете тварь, но на подобные вещи глаз не закрываю. Спасибо тебе, Гонза, что не поленился меня найти и вернуть в Ракушку, я тебе действительно благодарна. Правда, так благодарна, что это меня даже пугает!

В руке он держал кружку в крупный зеленый горох.

— А уж меня как пугает, — пробормотал себе под нос.

Ну все, хватит! Даже больным не стоит позволять слишком много. Наташка развернулась и потянулась к дверной ручке.

— Присаживайся, — неожиданно произнес голос за спиной. В нем не звучало ни малейшей напряженности или поспешности.

Уговаривать и заставлять себя ждать она не стала.

Вскоре они сидели рядом, насторожено поглядывая друг на друга, потому что находились слишком близко для людей, которые еще не решили, в каких именно отношениях хотят состоять. Гонза периодически пил свой напиток из малины и лимона, а Наташка прикидывала, с чего начать разговор. А, была не была!

— Что это было там… в пещере? — спросила она без обиняков.

Гонза аккуратно переместил кружку из одной руки в другую.

— Там? А что там было? — совершено спокойно поинтересовался он.

Наташка и не рассчитывала, что будет просто.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Та тварь, которая бродит по пещерам вокруг вашей Ракушки. Что это такое?

— Какая тварь? — он изо всех наморщил лоб. — Тебе что-то показалось? Наверняка это последствия простуды, ты очень долго сидела среди холодного камня, неудивительно, что подхватила лихорадку, а при температуре чего только не мерещится.

— То есть не хочешь говорить? — Она непроизвольно сжала руку в кулак. Вот поганец какой! И уговаривать бесполезно. — Хорошо, не говори, но не надо мне вешать лапшы на уши! Я слышала эту тварь! Она существует! Я ее чувствовала! А ты, кстати, нет!

— Вот именно, — его голос стал совсем тихим, но куда более жестким. Гонза пристально смотрел, будто пытался загипнотизировать и не собирался отводить взгляд, не получив согласия. — Ты видела. Тебе померещилось. А я не видел и не слышал ничего необычного. Сделай выводы.

Он пожал плечами и снова принялся за свой напиток.

Было бы удивительно, если бы он ей сейчас как на духу выложил всю правду. Наташка задумчиво постучала пальчиками по обивке кресла.

— Ладно, — решительно сказала она. — Я поняла. Наслаждайся своим тайным знанием, я не буду настаивать.

— Правильно, — с неожиданным одобрением ответил Гонза.

— Я хочу спросить еще кое-что… — этот вопрос дался куда тяжелее первого. — Если вдруг… я признаю, что не самый примерный гость, и теперь мне хотелось бы увидеть именно то, что хотят показать хозяева. У меня будет такой шанс?

Гонза чуть не выронил кружку из рук. А какой забавный был у него вид!

Наташка прекрасно знала, что такой волнующий момент мало кто упустит. Кто же удержится от желания проехаться по чужому признанию своей ошибки? Кто же откажется побыть высокомерным индюком и пару раз указать на то, что он предупреждал? Тянуть с ответом, смакуя вкус чужой покорности?

Разве что Гонза.

— Даже не знаю, — задумчиво сообщил он, смотря куда-то вперед.

— Чего не знаешь?

— Что меня больше пугает. Твое прежнее поведение или настоящее.

— Значит, мир? — очень быстро спросила Наташка, не желая упускать шанс договориться быстро. У нее имелся свой расчет — когда между людьми хорошие отношения, они расслабляются и много болтают. Лезть в пещеры Наташке больше категорически не хотелось, ну а информацию получать хотелось по-прежнему.

— Ты же понимаешь, на слово я тебе не поверю?

— И не надо, — мгновенно кивнула она. — Мне просто надоела атмосфера вражды. Друзьями мы не станем, но и врагами нам быть незачем. Что нам делить?

Гонза думал так долго, что Наташка чуть не решила выложить единственный козырь… Свой страх перед тем, что раньше так хотела знать. Сейчас это желание притупилось, оставив вместо себя крепнущую уверенность, что существуют вещи, с которыми вероятно лучше не сталкиваться. Гонза наклонился вбок и достал из-за кресла целлофановый пакет с шоколадными конфетами, положил на стоявший перед собой стул, где уже примостилась банка с малиновым вареньем и пиала с резаным лимоном.

— Угощайся, — предложил, расслабляясь и погружаясь в кресло.

Наташка с удивлением поняла, что ожидала его ответа с таким напряжением, будто отказ разобьет ей сердце. И тут же уверенно отогнала эту мысль в сторону, спрятала в темный угол, где уже лежало много чего связанного с её сопровождающим. Туда, где этого пряталось, пожалуй, даже слишком много…

На следующий день она впервые за время пребывания в Ракушке отправилась на склад и купила «предмет роскоши». Это была огромная коробка дорогих конфет, каждую из которых замотали в три слоя обертки, начиная с золотистой фольги и заканчивая прозрачным целлофаном. Наташке хотелось посмотреть, что именно Гонза сумеет с ними сотворить. Передав в подарок в его руки, она не смогла отвернуться, пока он разглядывал презент, вертя коробку во все стороны. Не сразу смогла отвернуться и потом, когда он справился с заданием на отлично, всего лишь на мгновение нахмурившись, достав конфету, поддев обертку ногтем указательного пальца и щелчком сбросив сразу всю кожуру, будто она сползла сама собой.

Наташка никогда не видела настолько бесполезного и одновременно изумительно тонкого и точного мастерства.

Интересно, женщины в его руках раздеваются так же быстро?..

Очередной внутренний вопрос, который пришлось просто проигнорировать.

Следующие три дня прошли в оттачивании умения задавать неудобные вопросы. Как многие люди, имеющие отношение к эффектному театральному представлению, Наташка любила спрашивать прямо в лоб, да и при ее профессии для получения ожидаемого результата это умение было так же необходимо, как стальная коробка вокруг сердца, но в Ракушке отчего-то испытанный номер не особо прокатывал.

Первую новость, что встреча с Гуру откладывается без разъяснения причин, она послушно проглотила. Конечно, возникло подозрение, что просто Гуру как таковых не существует, но убеждать в обратном никто не собирался, потому и спорить было не с кем.

Ладно, согласилась Наташка, отложим. Тем более вернуться из «уединения» местный Гуру должен был всего-то через пять дней (выяснилось, что установленный ранее срок выпал как раз на время, когда Наташка с Гонзой валялись с температурой, потому все изменения произошли даже к лучшему).

Временная передышка пришлась кстати еще и потому, что позволила отвлечься на более интересный в данное время объект.

— Почему ты сюда пришел? — спросила Наташка в первый вечер, когда получила из его рук первую кружку со свежезаваренным зеленым чаем, а также неограниченный доступ к его конфетам.

— Как все, любопытно было.

— Чего искал?

— Да ничего. Просто хотел уйти оттуда.

— Откуда?

— Перед тем как задавать вопрос, задумайся, возможно, ответ тебе уже известен.

— А просто ответить, без всех этих заумных высказываний?

— Хотел уйти из города.

— А почему остался?

— Тоже просто захотелось.

С Гонзой весь изящный процесс по вытягиванию информации превращался в сплошной фарс, вроде басни о слоне и лающей на него моське.

— Гуру — люди? — спрашивала Наташка.

— Хм-м-м.

— Гуру — люди?

Длинный вздох.

— Гуру — люди?!

— Внешне они люди, — сдаваясь, отвечал Гонза. — Я не игнорирую твой вопрос, просто мне сложно пояснить. Они люди и не люди. Говорят, что живут тут тысячелетиями, и хотя здравомыслящий человек ни за что в подобное не поверит, но ведь здравомыслящий человек также не станет отрицать, что во вселенной существует многообразие вещей, которые он не может ни понять, ни даже представить. Что сегодняшняя наука не может претендовать на статус достигнувшей максимально возможной планки знания. Что утверждения «такого не может быть!» не уничтожит это самое «такое», если оно существует. Я заговорился?

— Гуру — смертны?

— Ну, знаешь ли, мы не пытались их убивать, — хмыкал он.

— То есть неизвестно?

— Неизвестно, — легко соглашался Гонза.

— Чего они хотят от вас? Вы их паства?

— Тоже в двух словах не объяснишь. Мы их паства, это так. А еще мы их развлечение. А еще мы их дети, их будущее. Мы их учителя и родители. Мы с ними вместе, но никогда не станем одним целым. Они сами по себе — мы сами по себе.

— А зачем тогда тут сидите, к ним поближе? Почему не жить на поверхности? Спускались бы раз в месяц пообщаться со своими Гуру, да и все.

— Так удобнее.

Некоторое время тишину нарушал только шелест бумаги и какая-то негромкая музыка из валяющегося на кровати ноутбука.

— В чем ваше учение?

В общем-то, в первые дни после приезда другие сопровождающие много втирали своим подопечным о смысле жизни и всего окружающего, но Наташка в то время все лишнее просто пропускала мимо ушей. Но надо же узнать. Чем черт не шутит? Тем более эта тварь из пещер…

Гонза был на редкость терпелив. И даже вежлив, не могла не признать Наташка.

— Да нет никакого особого учения. По крайней мере, я о нем не слыхал.

— Разве так бывает? — посмеивалась Наташка.

— Все бывает. В наше время это даже признак оригинальности — не обладать вообще никаким учением. Воспринимай нас просто как людей, которым нравится тут жить. Не хуже и не лучше других. Кто-то живет в продуваемом всеми ветрами пентхаусе, кто-то в лачуге у моря, а мы в Ракушке. Воспринимай нас как любых других людей, потому что на самом деле, мы вовсе не склонны к несуразным верованиям, а тем более к тому, чтобы учить чему-либо других.

— Да ну, правда что ли? Совсем не склонны учить других? — восклицала Наташка, но потом улыбалась широко и уверенно, потому что всего за вечер поняла, что во время пребывания в своем логове Гонза обладает запасом поистине неистощимого терпения.

— Ты все уловила верно. Для того чтобы учить, нужно самому знать, как жить правильно. А мы не знаем.

— И ваши Гуру не знают?

— Ты удивишься. И они не знают. Когда я об этом услышал впервые, то подумал, что имеет смысл допустить вероятность того, что они действительно не люди.

И комната наполнялась приглушенным и на редкость искренним смехом. Гонза трепал свои волосы, на время превращаясь в разморенного сном и едой домашнего кота и тогда Наташке казалось, что на самом деле прямо за дверью их ждут не глубокие подземные норы, а здоровый деревенский двор, где за крепким забором бесконечная дорога с заросшей подорожником обочиной и легкие облака, несущие полям теплый душистый дождь.

Ей казалось там, впереди, что-то точно есть.

Все это было так… странно.

Наташка не признавалась себе, что ей нравятся эти вечера. И нравится, когда к ним присоединяются Полина с Рафой, которые вместе больше не ночевали, но общались друг с другом подчеркнуто спокойно и предельно вежливо.

— Ну хоть чему-то ваши Гуру вас научили? — интересовалась Наташка, пока Полина, сидя на полу, копалась в коллекции музыкальных дисков. Она никогда ничего не выбирала, но похоже, сам процесс ощупывания гладких поверхностей ее неплохо отвлекал и успокаивал.

— В общем-то, они и не пытались нас чему-то учить, — привычно уклонялся от ответа Гонза.

— Разве что жалели нас очень сильно, — влезал Рафа.

— Почему?

— Ну как чего? Потому что мы не часть вселенной. То есть не часть в своей голове.

— То есть?

Рафа пожимал плечами и отказывался отвечать. Ему больше нравилось с дребезжаньем мешать сахар в своей кружке.

— Гонза?

— Ну ладно, ладно. Смотри…

Наташка переставала дышать и смотрела, как загораются его глаза. Когда Гонза находился в благодушном расположении духа, зрелище практически умиляло. Жесткие губы неуловимо смягчались, вокруг глаз растекались тонкие смешливые морщинки — от теплел, как воск, попавший в огонь.

— Ты когда-нибудь медитировала? Серьезно, а не на общих занятиях по йоге, где сорок человек в раскорячку сидят на ковриках и тянут одну зубодробильную ноту.

— Э-э… нет.

— Тогда тебе сложнее понять, но попробуй. Когда человек находится в состоянии глубокой медитации, часть его головного мозга отключается. Как раз те доли, которые отвечают за индивидуальность, за осознание себя как отдельную личность. В таком состоянии человек способен прикоснуться к чему-то более тонкому, всеобъемлющему. К субстанции, материи, энергии, называй как угодно, из которой создано существование, в том числе мы сами. И Гуру утверждают, что нам не хватает этого знания и особенно возможности подключаться к прародителям. Но имеют в виду не себя, а как раз то единственное сущее, которое и есть мы все. Что наше человечество, где каждый по сути совершенно одинок, но вынужден жить в тесной куче себе подобных чужаков-одиночек, неизбежно стремится к саморазрушению. Потому что каждый индивид в отдельности заботится о своем собственном благополучии и только потом — о себе подобных. Понимаешь?

— Я не согласна.

— С чем?

— Что… Ну что мы такие.

— Гуру говорят, мы потерялись. Потерялись еще в далеком детстве и с тех пор уверены, что одиноки. А это не так. Просто мы ищем не там.

— Ладно, ладно. Пока хватит с меня этой вашей мудрости. Так что, они собираются вернуть нас на путь к коллективному?

— К коллективному? Хм… Ты хотела сказать, показать путь домой? Тогда да, они готовы, если мы захотим. Только не показать путь, а показать направление. Искать придется самим.

— А они тогда нам для чего, раз помогать не собираются?

Гонза великодушно пропускал это случайное «нам» мимо ушей и лениво тянулся за очередной порцией сладкого. Эти его неторопливые движения иногда завораживали, как удав кролика, но Наташка упрямо стискивала зубы и разбалтывала туман видом смятых конфетных оберток.

Потому что останется только клочок мятой бумаги…

Да и вообще, где наша профессиональная сдержанность? Еще не хватало дать послабление источнику сведений только потому, что это во всех отношениях нормальный мужик, порода в наше время практически вымершая. Как впрочем и нормальные женщины. Теперь есть самцы и самки, вороны, реагирующие на блеск и не обладающие достаточным количеством мозгов для того, чтобы понять — это блестит золотая монета или осколок стекла?

Да и потом, никто не отменял его снисходительности по отношению к неполноценным женским мозгам. Она еще часто проскальзывала в интонации и улыбке.

«Но куда реже прежнего, — неохотно подводила итог Наташка. — Куда реже…».

— Гуру дали нам возможность найти потерянный путь. Даже не так. Не столько найти, сколько на него ступить. Они дали нам бузун.

— Подсадили на допинг?

— Бузун совершенно безопасен, разве ты еще не убедилась?

— А королевский?

Впервые за последние дни на лице Гонзы появилось зверское выражение, но теперь адресованное болтливому Рафе.

— Это другое. Он недоступен.

— Я хочу попробовать.

— Он недоступен, — с нарастающим упрямством повторил Гонза.

— Даже вам? Может, вы возьмете для себя и…

— И нам недоступен, — Рафа виновным себя не считал и с улыбкой следил за разговором — как мячик перебрасывал. Лево-право-лево-право. Ни единого промаха.

— Королевский бузун создан для тех, кто уже умеет впускать в себя чужеродное существо. Кто готов. Кто ступил на дорогу и готов сделать шаг к тому, куда она ведет.

— А вы не готовы?

— А мы нет.

— Но нас уже учите?

Рафа с восторгом рассмеялся.

— Что? — Наташка отвлеклась и на него.

— Ничего-ничего, продолжайте. Мы с Полиной вам не мешаем?

— А, — Гонза отмахивался рукой, будто величайше дозволял собакам сидеть у своих ног. — Чайник поставь.

— Запомни одно, — теперь уже обращаясь к Наташке. Шелуха панибратской беседы слетела, как сухие листья с дерева. — Королевский бузун рискуют пробовать только те, кто четко представляет результат — либо они сумеют пережить единение с общим, когда ты растворяешься и перестаешь существовать как отдельная личность, либо сойдут с ума. Третьего не дано. А мы с Рафой, может, и не совсем нормальные по современным меркам люди, но не глупцы. Если ты каким-то способом заполучишь королевский бузун, хотя я очень постараюсь, чтобы ты к нему и на десять метров не подошла, лучше смой его в канализацию. И я снова не шучу, поняла?

— Да я вообще понятливая.

— Не сомневаюсь.

Наташка смотрела, и слышала за стандартным значением его слов нечто большее, из тех самых вещей, о которых обычно умалчивают. Ширма, которой загородили ряд тайных и мрачных секретов. Хотелось отодвинуть ее и встретиться с ними лицом к лицу. Сочетать не сочетаемое. Принять неприемлемое.

— Хм, — разбил их молчаливое переглядывание Рафа. — Может, хватит тут сидеть и перемалывать воздух? Давайте на люди разок выйдем?

Тот вечер они провели в кафе. Народу было столько, что еле удалось найти места. За соседним столом в окружении своей многочисленной свиты сидела девчонка с гипсом на ноге. Она свысока кивнула Наташке и больше не обращала на них внимания, еще бы, вокруг множество молодых людей и две подружки, которые как ни странно высказывали не меньше признаков обожания, чем представители мужского пола.

Наташка крутила в пальцах ножку коктельного бокала, радуясь, что Гонза сидит рядом, а не напротив, значит, можно на него не смотреть — и одновременно злясь на его присутствие, которое отвлекало от духа чего-то многообещающего, клубящегося вокруг сидящей по соседству слегка покалеченной местной молодежной звезды.

На нюх Наташка никогда не жаловалась. Но не разорваться же ей?

Все вокруг казалось совершенно обычным. До поры до времени. Большинство окружающих лиц уже давно примелькались, и когда пришел этот старик с белыми и плотными, как вата волосами и бородой, Наташка даже не удивилась. Вот оно…

Глаза старика казались больными, полностью покрытыми бельмами.

Пока он ковылял от входа (и что удивительно, никто не пытался ему помочь или просто уступить дорогу), юная королева, которая сидела к старику спиной и никак не могла его видеть, вдруг перестала хохотать и наморщила нос. Недовольным жестом она откинула волосы за плечо и поднялась на ноги, упираясь в плечо ближайшего молодого человека.

— Ну ладно, ладно, — заговорила раньше, чем обернулась к приближающемуся пришельцу. — Нам и правда рано тут тусоваться, мы пойдем.

И вся компания тут же исчезла. Наташка замерла, пытаясь уловить эту тонкую нить-ключ-пояснение всей ситуации. Девчонка не могла его видеть, так? Но совершенно точно знала о его приближении? Как это объяснить?

Тем временем над Наташкиным ухом раздался недовольный голос Гонзы.

— Хватит так усиленно думать. Это в общем-то, некрасиво и невежливо.

— Ч-то? Хватит думать? А кто это?

— В другой раз познакомлю.

— Ну… ладно. Но я так и не поняла про «усиленно думать».

— Тогда хотя бы перестань так глазеть на незнакомого тебе человека. Просто прими к сведению — никому не нравится, когда на них пялятся как на загораживающий проезд кирпич.

Изменив своему обычному поведению, она отвернулась и согласно кивнула. Портить такой приятный вечер спорами не хотелось. Подумать можно попозже, перед сном.

А утром в очередной раз забраться в его нору, где Гонза такой домашний, что хоть голыми руками бери.

Однако этот вечер оказался последним спокойным.

Утром Гонза пропал.

А к обеду по Ракушке расползлась новость о том, что в пещерах найден труп молодой женщины.