ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ему необходимо было дать ей поспать. И он даст. Позже. Как только наполнится ею до предела.

Чувствуя на своем плече глубокое, ровное дыхание Брук, Дункан уставился на тонкую ткань балдахина.

Он невольно задавал себе вопрос: что значит быть больше чем другом; что значит, когда о тебе заботятся?

Он не мог иметь Брук всегда, поэтому он даже не должен думать о «всегда», он возьмет ее сегодня. Возьмет ее снова и будет брать до тех пор, пока больше не сможет взять.

А затем он уйдет.

О завтрашнем дне он подумает завтра. А сейчас он хотел думать только о лежащей рядом с ним женщине, о Брук.

Он повернулся к ней, уткнулся головой ей в плечо, пальцами слегка провел по ее спине, бедру.

Она задрожала, прижалась к нему теснее, повернулась на бок. Он подтянул простыню и прижал ее тело к своему. Она была теплой. Ощущение ее кожи — сладострастным. Ее запах наполнял все его существо. Он прижал губы к изгибу ее плеча и тут же вспомнил ее вкус.

Тогда он оставил все свои мысли и подчинился своим чувствам и желаниям своего тела. Он может унести ее туда, куда хочет и куда хочет она сама.

Дункан осторожно повернул ее на живот, наклонился и принялся осыпать ее затылок нежными поцелуями.

Он хотел одного: свести с ума эту женщину так же, как она свела с ума его. И контроль над чувствами сейчас был не лучшим выходом.

Его влечение к Брук было сильным. В своей жизни Дункан только раз испытал чувство сильнее этого, испытал то, в результате чего и дал свой обет.

Но теперь, когда Брук двигалась под ним, по мере того как ее страсть становилась сильнее, а ее тело реагировало на каждое его движение, он понял что-то очень важное.

Понял, что именно в этот момент, с этой женщиной, он, Дункан Кокс, нарушил свой обет. Безвозвратно.

Теперь любая его проблема ничто в сравнении с тем, что ждет его завтра.

Потому что он впервые полюбил!


Дункан думал, что, одеваясь в ванной, где оставил свою одежду, не разбудит Брук. Но он ошибся. К тому времени, когда он натянул на себя все, кроме спортивной куртки, и тихо направился было к входной двери, она уже сварила кофе.

Но он не сошел со своего пути. Не потому, что избегал Брук, а просто потому, что торопился в госпиталь. И еще он не хотел, чтобы его сбил с толку ее домашний вид.

Именно этот вид наводил на мысль о таких вещах, как забота, интерес и внимание, тогда как на самом деле ему ничего не требовалось. Да, ночью у них с Брук был великолепный секс. Если он будет соблюдать определенную дистанцию, будет держаться подальше от всего, что хотя бы отдаленно напоминает чувства, и, самое главное, не даст продолжения моменту слабости, который случился с ним в середине ночи, уходить будет намного легче.

Тогда он и подумал: как же близок он был, черт возьми, к тому, чтобы поддаться своим чувствам! Уходить было трудно. Он не мог, не имел права остаться. Слишком уж рисковал всем, что создавал всю жизнь.

Дункан глубоко вздохнул, пытаясь ослабить напряжение в груди. Уходя вот так сегодня утром, он заслуживал звание подонка. Пусть Брук так о нем и думает!

— Хочешь кофе? — приветливо спросила она, и он невольно остановился.

Лицо ее было чисто вымыто, а волосы черной блестящей волной падали на плечи.

Он никогда еще не видел Брук такой растрепанной и такой желанной, и ему было приятно сознавать, что именно он стал причиной ее столь обольстительного, даже порочного вида.

— Я лучше пойду, — сказал он, переступив с ноги на ногу. — Мне на дежурство, — он взглянул на часы, — через час.

Она затянула пояс любимого темно-лилового халата, который часто носила дома. Атласные складки облегали знакомые изгибы. Как ему хочется снова прижать ее к себе, хочется… Дункан встряхнул головой. Брук Бейли была тем, что он не позволит себе иметь.

— Да? А я должна идти в магазин.

Она закинула назад волосы, снова упавшие ей на плечи. Он увидел разочарование, затуманившее ее голубые глаза. Его сердце забилось вдвое чаще. Брук налила себе чашечку кофе.

— Сочельник. Последний день безумств.

Как он хотел глубоко погрузить руки и лицо в ее волосы, поцеловать шею, вдохнуть ее запах!..

— По крайней мере до двадцать шестого, верно?

Она засмеялась. Как чудесно она смеется! Брук глубоко засунула руки в карманы и вздохнула.

— Это был и в самом деле великолепный год!

Дункан слышал ее слова, но видел нечто большее. В ее взгляде читался скрытый намек, что он имеет к этому Рождеству самое отдаленное отношение. Отчасти ему это нравилось. Очень даже нравилось. Но самая большая часть его существа, часть, которую он глубоко скрывал и существование которой отрицал в течение многих лет… именно эта часть думала о будущем, о возможности провести с этой женщиной много замечательных лет, отпраздновать уйму праздников Рождества.

Глубоко выдохнув, Дункан сделал шаг назад и надел куртку.

— Я лучше пойду.

Она кивнула и одарила его улыбкой вполне довольной женщины.

— Спасибо! За балет.

— Конечно, — ответил он. — Славный был вечер!

— Да. Славный. — Она подошла поближе, хотя их по-прежнему разделяла барная стойка. — Я уверена, тебе надо почаще это делать.

Если она говорила исключительно о балете, он с ней не согласен. Если она говорила о том, что нужно иметь время на развлечения, что ж, это избитая мысль. Он уже давно забыл, что такое развлечения.

Но если она говорила о времени между полуночью и четырьмя часами, черт возьми, — да, это то, что ему надо и чем он хотел бы заниматься почаще. И он хотел заниматься этим только с ней! То же самое можно было сказать и о чувствах, которые Брук пробудила в его душе.

— Не знаю. Думаю, с тебя уже достаточно терпеть меня.

Она снова засмеялась. У него внутри все сжалось. Он протянул руку к дверной ручке.

— Увидимся еще? — спросила она, и ее голос задрожал.

— Конечно, увидимся. Я живу, — он указал на потолок, — этажом выше.

— Я знаю.

— Тогда ладно, — произнес он и, не зная, что еще сказать, открыл дверь, вышел, захлопнул ее за собой, прислонился к ней спиной и закрыл глаза.


Когда Дункан Кокс наконец открыл глаза, он увидел прямо собой Нетти Мей. Нежно-розовый стеганый халат, доходящий до икр, в тон ему шлепанцы с пушистыми меховыми помпонами и газовый шарф на голове.

У старушки на лице читалось явное недоверие, в руках она держала веселенький сверток того же цвета, что и те, что лежали на полу перед дверьми Терри и Салли.

— Традиция прежде всего? — спросил Дункан, как только обрел дар речи.

Она прищурила один глаз, закусила губы и не произнесла ни слова.

Сейчас последует допрос с пристрастием, которому его еще никогда в жизни не подвергали, мелькнуло у него в голове. Как ни странно, но он чувствовал, что заслуживает этого.

— Сначала Брук набивает носки, а теперь вы разносите свертки. И все перед рождественским утром. — Он щелкнул языком. — Уж совсем влезли в шкуру Санта-Клауса!

Нетти прищурила второй глаз.

— Санта-Клаусу придется подождать.

— Чего? — Дункан поднял бровь. Нетти уперлась рукой в бедро.

— Пока я вас не отшлепаю!

— Полагаю, вам не терпится это сделать? — уныло отпарировал он.

— О, да, мне не терпится, молодой человек! — Ее сухонькая ручонка превратилась в маленький кулачок, грозящий ему. — Лучше объясните, что вы делаете в квартире Брук в столь ранний час?

— Обычный соседский визит…

— А как насчет того, что на вашей рубашке застегнуты только три пуговицы, ремень наполовину свисает из кармана куртки, а волосы выглядят так, будто в доме нет ни одной расчески?

Он наклонился вперед.

— Не беспокойтесь. Я ничего плохого ей не сделал.

Нетти немножко подумала.

— Пока не сделал, — сказала она и не дала ему шанса ответить: — Вы знаете, какой сегодня день?

— Конечно. 24 декабря. Сочельник.

— И?.. — подсказала она.

— Среда?

Нетти взяла рукой его подбородок и притянула к себе его лицо.

— Одиннадцатый день Рождества!

— И это должно что-то для меня значить?

— Это значит, что вам лучше поскорее решить, где взять флейту с одиннадцатью дудочками, пока эта юная леди не проверила свой пустой носок.

Он попытался изобразить невинность.

— Не думаете же вы…

— Мне не надо думать! Мне восемьдесят лет. Я знаю. — Нетти положила сверток на полу перед дверью Брук и оставила Дункана стоять в коридоре наедине со своими мыслями.


— Брук, дорогая! У тебя сегодня не рождественский вид!

Голос Нетти раздался у нее за спиной, и Брук, повернувшись, увидела свою квартирную хозяйку, стоящую в нише со стремянкой в руках.

Брук мельком оглядела свой наряд: брюки из шотландки и элегантную блузку цвета сосновой хвои.

— Кажется, сегодня этот наряд вполне уместен. — Она дотронулась пальцами до роскошной броши, приколотой над верхней пуговицей блузки. — Брошь великолепна! Спасибо.

Польщенная Нетти наклонила голову в одну сторону, потом в другую.

— Мои девочки должны быть уверены, что кто-то о них заботится. — Она подняла на Брук свои всевидящие и всезнающие глаза. — И что с ними не случится никакой… неприятности!

То, что Нетти сделала ударение на слове «никакой», не говоря уж о «неприятности», подсказало Брук, что сегодня утром разговор ее квартирной хозяйки с Дунканом за дверью ей не послышался.

— Никогда ведь не знаешь, каких негодяев и прохвостов можно встретить в коридорах в утренние часы.

Брук подумала о кофейных глазах Дункана, его светло-каштановых волосах, в которых просвечивали и белокурые прядки, подумала о его одежде, в которой он был прошедшей ночью. Затем представила его безо всякой одежды… В ее ванной.

Она с трудом сдерживала дрожь, пробиравшую ее от корней волос до кончиков туфель.

— А что вы знаете о негодяях и прохвостах, прогуливающихся по коридорам в утренние часы?

— Это мой дом. И я стараюсь, чтобы негодяи и прохвосты, прогуливающиеся по этим коридорам, были приличными людьми!

А Дункан приличный человек? Нетти, казалось, сосредоточенно ждала ответа.

— Думаю, вам не о чем беспокоиться.

Нетти принялась раздвигать стремянку в центре проема.

— Сегодня я слышу это уже второй раз, — пробормотала она.

Пока Брук раздумывала, имеет ли в виду ее квартирная хозяйка Дункана или это сама Брук хочет о нем услышать, Нетти начала взбираться на стремянку. Брук кинулась к ней.

— Что вы делаете!

— Раз клев затих, я решила переместить наживку ближе к входной двери, — ответила Нетти, протянув руку к омеле. — Посмотрим, какую еще рыбку я могу поймать!

И тут она оступилась. Стремянка сложилась и грохнулась. Когда Нетти упала ей на руки, Брук истошно завопила и вместе с ней упала на натертый пол.


Дункан стоял в сестринском пункте «Скорой помощи», когда в широко распахнувшиеся автоматические двери сестра провела Брук. Он изумленно посмотрел на нее, бросил медицинскую карту в руки своему ассистенту и торопливо пошел по коридору.

Кровь просочилась сквозь марлевую повязку над левым глазом. Что за черт! Дункан почувствовал, как сердце у него забилось с бешеной скоростью. Столько крови! Ей, несомненно, требуется наложить швы. Он, конечно, справится, но лучше бы это сделал Джеймс. Дункан попытался вспомнить, говорил ли его друг что-нибудь о своем сегодняшнем расписании.

Брук остановилась и подождала, пока санитары провезли мимо каталку. Она отклонила попытки медсестры сменить окровавленную повязку и переключила свое внимание на женщину на каталке.

Дункан нахмурился и взглянул туда же. На каталке лежала Нетти Мей. Проклятье!

Активные действия, молниеносные вопросы и ответы, и вот уже Нетти увезли в рентгеновское отделение, а Брук отвели в процедурный кабинет, игнорируя ее громкие возражения, что с ней все в порядке, а пострадала лишь Нетти.

— О ней позаботятся, — успокоил ее Дункан, войдя в палату с ее карточкой в руках и отметив, что давление и пульс у нее в пределах нормы.

При виде ее красных распухших глаз он лишь крепче вцепился в карточку, твердо решив остаться безразличным. Узнать причину того, что произошло. И сделать так, чтобы это не переросло в нечто большее, чем встреча доктора и пациентки. Сделать так, чтобы его напряжение и головная боль не оказали влияния на его суждение. Или ее лечение.

Он положил ее карточку на столик и протянул руку к повязке у нее на лбу.

— Почему ты мне не расскажешь, что произошло?

Она моргнула, когда он потрогал кожу вокруг раны.

— Нетти упала.

— С большой лестницы? — спросил он, промывая ее рану.

Порез был ужасный, но чистый. Наложить шов будет легко. И все же…

Дункан повернулся к помогавшему ему медбрату.

— Майкл, пригласите, пожалуйста, ко мне доктора Маккея. Я хочу, чтобы он посмотрел рану на лбу у мисс Бейли.

— Сию минуту, док, — сказал Майкл и исчез. Дункан снова повернулся к Брук.

— Ну?

— Нет. Не с большой лестницы. — Брук наконец ответила на вопрос. — Со стремянки. А зачем тебе нужен Джеймс?

— Джей должен зашить тебе лоб. Я бы и сам мог это сделать, но не знаю, захочешь ли ты до конца своих дней выглядеть как Франкенштейн!

Она чуть заметно улыбнулась.

— Шучу, конечно, — усмехнулся Дункан, дезинфицируя и слегка подтягивая рану. — Но это же его специальность!

— Джеймс пластический хирург, Дункан! А требуется всего лишь наложить швы!

— Если Джеймс занят, он даст мне знать, — не слушая ее, рассуждал Дункан. — А теперь скажи мне, что произошло с Нетти. И с тобой.

Она покорно сложила руки на коленях.

— Я собиралась на работу. Остановилась в прихожей, чтобы положить под елку подарки. Нетти залезла на стремянку, чтобы передвинуть омелу.

— И ты ей позволила?

— Она была уже на второй ступеньке, когда я обернулась и увидела, что она делает. И, конечно же, я попыталась ее остановить! — Брук покачала головой, вспоминая. — Похоже, у нее подвернулась нога. Или она оступилась. Стремянка сложилась, и мы обе упали на пол.

— А этот порез? — Он поднял подбородок, показывая на ее лоб.

Она осторожно дотронулась до повязки.

— От стремянки. Болт или острый край. Не могу точно сказать.

— Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка?

Брук неопределенно пожала плечами, и он что-то записал в карточке.

— А Нетти ты не собираешься осматривать?

— Обязательно осмотрю, как только ее привезут из рентгеновского кабинета. — Дункан написал записку Джеймсу. — А зачем, кстати говоря, ей понадобилась омела?

Брук вздохнула.

— Она хотела ее передвинуть. Хотела лучшего улова.

Он с минуту подумал, потом покачал головой.

— Полагаю, Нетти слишком увлеклась, помогая тебе в твоих рождественских развлечениях!

В следующую секунду он почувствовал, как Брук напряглась, словно отгородившись непроницаемым щитом.

— Моих рождественских развлечениях? Омелу повесила не я!

— Конечно, нет, но если бы ты не стала заниматься носками и украшать елку, она бы не вешала и омелу.

— Ты меня обвиняешь?..

— Просто таковы обстоятельства, Брук.

— Обстоятельства, в которых почему-то виновата я.

— Это был несчастный случай. Давай остановимся на этом.

— Несчастный случай, в котором, ты считаешь, виноваты рождественские праздники. Знаешь, Дункан, — добавила она, когда в комнату уже входил Джеймс, — я всегда считала, что самые лучшие доктора получаются из чутких, заботливых, чувствительных людей. Я оказалась права.

— Тебе лучше? — Джеймс уже протягивал ей стаканчик с кофе.

Брук скептически посмотрела на напиток, и Джеймс засмеялся.

— Это из ординаторской. Вполне безопасно.

— Вообще-то это неважно. Просто сомневаюсь, что смогу хоть что-нибудь попробовать. — Она прикоснулась к своей щеке. — У меня эта сторона лица будто в замазке. Во рту словно стог сена.

— Действие обезболивающего скоро пройдет. Сложнее будет справиться с тем, что ты почувствуешь завтра.

— Я почувствую твои швы? — спросила Брук, пытаясь отхлебнуть кофе.

На докторе Маккее было легче сосредоточиться, чем на том, что она, может быть, почувствует завтра. Главным образом на мыслях о том, что прошедшая ночь оказалась непростительной ошибкой.

— Немного, — ответил Джеймс, возвращая ее к настоящему.

Брук скрестила ноги.

— Со мной все будет в порядке. Меня беспокоит Нетти.

— Дункан оставит ее на ночь для обследования. У нее пока что легкая аритмия. Беспокоиться не о чем. Все будет хорошо. — Джеймс покачал головой. — Во всяком случае, все кости у нее целы. Ты, должно быть, смягчила ее падение.

— Ну и сочельник выдался! Если бы только ты раньше увидела, что Нетти собирается делать!.. — проворчал Дункан.

Брук вздернула подбородок. Неважно, что думает доктор Кокс. Нетти Мей получит тот сочельник, который заслуживает!

Загрузка...