Когда Энжи очнулась, голова просто раскалывалась от боли. Но это было не самое худшее, худшее ждало ее впереди. С трудом открыв глаза, она медленно обвела взглядом абсолютно незнакомую комнату. Мистика, да и только! Массивная антикварная мебель, стрельчатые окна на больших кованых петлях — все напоминало старинный замок. Кровать, на которой она лежала, была исполинских размеров.
Постепенно к ней стала возвращаться память. Она вспомнила медсестру. Какую медсестру?! Да, ей было очень плохо, ужасно болела голова и мучительно хотелось спать, но кто-то убеждал ее не засыпать. Обрывочные воспоминания постепенно складывались в целостную картину, от которой ей стало дурно. Лоренцо!
Едва заметное шевеление в углу заставило ее повернуть голову. Как дьявол из тьмы, к залитой солнцем кровати вышел человек. Все! Она все вспомнила! Резко сев на постели, Энжи вскричала:
— Ты?!
— Я позову врача, — ответил Лоренцо и дернул за шнур, висевший над изголовьем.
— Не стоит беспокоиться, — стиснув зубы, произнесла она и, откинув одеяло, попыталась встать. Но тут же смертельная слабость охватила ее, голова сильно закружилась. Она схватилась за непрерывно ноющую голову, а крепкие мужские руки осторожно уложили ее на подушки. — Не трогай меня! — буркнула Энжи, не желая мириться с собственным бессилием.
— Помолчи, — властно сказал Лоренцо и склонился над ней. На его лице читалась искренняя забота и сочувствие. — Твой паршивый характер уже уложил тебя в постель, а когда-нибудь он сведет тебя в могилу.
Оторопевшая от тона, которым с ней разговаривают, Энжи на мгновение потеряла дар речи и лишь сердито сверкнула большими зелеными глазами. Оправившись от потрясения, она уже более спокойно произнесла:
— Это из-за твоих дурацких игр я оказалась в постели.
— Можешь считать, что ты отделалась легким испугом. — Он укоризненно посмотрел на нее. — Если бы я не сумел подхватить тебя, у тебя сейчас болела бы не только голова. Ты была без сознания несколько часов.
— Я пострадала из-за тебя!
— Из-за меня? — повторил Лоренцо недоверчиво. — Ты замахнулась, чтобы ударить меня.
— В следующий раз я не промахнусь! Где я нахожусь, черт возьми? — сердито спросила она. — Я хочу домой.
— Но ты и так дома. Ты со мной, — твердо сказал он.
— Ты свихнулся, у тебя крыша поехала! — воскликнула Энжи, уставившись на него широко раскрытыми от изумления глазами. — Что ты сделал с моей машиной?
— Так как она тебе больше не нужна, я вернул ее в фирму проката.
Воцарившуюся напряженную тишину прервал приход высокого, солидного вида мужчины лет пятидесяти.
— Синьора Боргезе, я — доктор Баретти, — представился он и поставил свой саквояж на стол у кровати. — Как вы себя чувствуете после сна?
— Я не синьора Боргезе, — дрожащим голосом произнесла Энжи, чувствуя себя участницей какого-то разыгрываемого здесь фарса.
Врач посмотрел на Лоренцо, который лишь улыбнулся в ответ и поднял глаза к потолку, тяжело вздохнув.
— Почему вы так посмотрели на него? — подозрительно спросила она. — Доктор Баретти, я не жена этому человеку. По правде говоря, я вижу его впервые в жизни, — стараясь быть как можно убедительнее, сказала Энжи.
Доктор, сощурившись, внимательно изучал ее, а потом нахмурился. Энжи торжествующе посмотрела на Лоренцо, но он в тот момент взял что-то со стола и протянул доктору.
— Что это? Что ты там показываешь? — нервно спросила она.
— Один из наших свадебных снимков, моя дорогая, — ответил Лоренцо и, стрельнув в ее сторону глазами, бросил ей на постель фотографию в серебряной рамке.
Конвульсивно вцепившись в одеяло, Энжи взглянула на фото и обомлела: на нем она, шестнадцатилетняя, счастливая и озаренная, в старомодном свадебном платье с восхищением и обожанием смотрит на Лоренцо. Жаль, что тогда у нее не хватило ума отличить его иронично-сдержанную улыбку от романтической. Неожиданно на глаза навернулись слезы, и она тихонько всхлипнула. В тот момент Энжи поняла, как отчаянно она ненавидит Лоренцо. Ему совсем не обязательно было затевать всю эту канитель со свадьбой. Когда он понял, в какой щекотливой ситуации они оба оказались, то мог бы просто увезти ее из деревни и отправить обратно к матери в Дублин. Трудно поверить, что он не способен был придумать ничего иного, кроме как уступить требованиям ее деда и жениться на ней.
Когда Энжи подняла глаза, полные слез, и посмотрела на доктора, тот уже раскрыл свой саквояж. Одарив Лоренцо горьким взглядом, она откашлялась.
— Да, когда-то мы были женаты, но сейчас нет. Я хочу вам сказать…
— Дорогая, — умоляющим тоном сказал Лоренцо.
— Он украл мою машину! — с чувством закончила она начатую фразу.
Стараясь не смотреть в сторону пациентки, доктор Баретти что-то очень тихо сказал Лоренцо. Тот вздохнул, и его лицо опечалилось больше прежнего.
— Вы слышали, что я сказала? — спросила она.
Доктор с сожалением и крайней озабоченностью покачал головой. Лоренцо приблизился к ней.
— Анжелика, — пробормотал он. — Я знаю, что сейчас тебе меньше всего хочется видеть меня. Но, поверь, эти дикие истории начинают вызывать опасение.
От возмущения она лишилась дара речи и покраснела до корней волос. Волна ярости, захлестнувшая Энжи, едва не смыла ее с кровати. Вспомнив, какое своеобразное чувство юмора у Лоренцо, она бросила на него испепеляющий взгляд. Он же в ответ натянуто улыбнулся, показывая, что прощает ее.
— Спасибо, дорогая…
— Вы будете рады узнать, что результаты рентгеновского исследования не показали ничего страшного, — бодро произнес доктор.
Энжи поняла, что ей не верят, ни одному ее слову!
— Рентгеновское исследование… Какое еще исследование? — запинаясь, спросила она.
— Прошлой ночью, когда ты все еще была без сознания, тебя обследовали, — сообщил Лоренцо.
— Как прошлой ночью? — в замешательстве переспросила она.
— Ты пришла в сознание только сегодня утром, — подтвердил Лоренцо.
— А где меня обследовали?
— В больнице при монастыре святой Клементины.
Так, значит, сейчас она в монастыре? Энжи тщетно пыталась собраться с мыслями, но ей мешали и головная боль, и эмоциональное потрясение. Быть может, она лежит в палате для высокопоставленных пациентов?
— Ваш муж настаивал на том, чтобы были сделаны все необходимые анализы и проведено тщательное обследование, — пояснил врач. — Постарайтесь не нервничать, синьора.
— С нервами у меня все в порядке, — пробурчала она, но по лицам мужчин поняла, что, мягко говоря, они не совсем с ней согласны.
Пока врач осторожно осматривал ее голову, а Энжи отвечала на его наводящие вопросы, ей вдруг почудилось, что она все еще пребывает в беспамятстве. Это странная обстановка вокруг и ее необычные собеседники не что иное, как сон. Что ж, вполне убедительно, хотя разговор экс-мужа с врачом звучал уж очень пугающе ясно.
Проводив доктора до двери, Лоренцо извинился перед ним за затянувшийся визит и пожелал счастливого пути. Ее знание итальянского языка позволило понять смысл их диалога.
Когда Лоренцо вновь приблизился к ее постели, Энжи уже полностью отмела идею о том, что ей все пригрезилось. Дрожащей рукой она взяла со стола стакан воды и сделала маленький глоток.
— Есть хочешь? — мягко поинтересовался он.
Энжи отрицательно покачала головой: ее мутило. Набрав в легкие побольше воздуха, она выпалила:
— Я хочу знать, что происходит.
— Думаю, пришло время напомнить тебе, что у тебя есть муж, — усмехнувшись, ответил Лоренцо. В карих глазах мелькнул золотистый огонек.
— В последний раз тебе говорю, ты мне не муж, — ледяным тоном отрезала она.
— Наш брак не был аннулирован, не было и официального развода, — чеканя слова, возразил он. — Поэтому мы все еще являемся супругами.
— Неправда! — Она вспыхнула. — Наш брак был признан недействительным!
— Ты искренна в своем заблуждении? — с невозмутимым спокойствием поинтересовался Лоренцо, упирая на последнее слово.
Энжи вдруг покраснела.
— Это не заблуждение, — рьяно возразила она. — Я знаю, что это именно так.
— А название адвокатской конторы, занимавшейся нашим делом, случайно не «Кимберли и Уорнер»? — осведомился он.
Энжи неуверенно кивнула, поскольку всего лишь раз посетила адвоката, да и то пять лет назад. И тут ее осенило.
— Да, именно так она и называлась, и, как я понимаю, этот факт говорит за то, что ты прекрасно знаешь и саму контору, и решение суда по поводу нашего брака.
— Ты так считаешь? — Лоренцо отошел от окна и приблизился к кровати, не сводя с нее пронзительного взгляда. — Если брак признан недействительным, значит, он больше не существует ни на бумаге, ни в жизни. В таком случае, полагаю, ты согласишься со мной, что при условии аннулирования брака я освобождался и от финансовых обязательств перед тобой.
— Естественно, — подтвердила Энжи, не понимая, к чему он клонит.
— Тогда, будь добра, объясни мне, почему я ежемесячно выплачиваю тебе пособие на содержание с того самого момента, как ты покинула Сицилию? — холодно процедил он.
— Пособие? Мне? — недоуменно повторила она, пытаясь понять его слова. — Ты?
— Я ожидал увидеть перед отелем «Лацио» по меньшей мере «бентли», но никак не ту развалюху, на которой ты приехала. С теми деньгами, что я плачу тебе, ты вполне могла бы позволить себе такую роскошь, как личный шофер.
— Не понимаю, о чем это ты? — Энжи нервно рассмеялась. — Последние три года я упорно работаю и полностью содержу себя сама. Клянусь; я никогда не получала от тебя никаких денег.
— Если твои слова правда, значит, все это время кто-то совершал мошенничество в особо крупных размерах.
Энжи недоверчиво покосилась на собеседника. Как ни странно, но он не был разъярен, как полагалось бы в такой ситуации.
— Мошенничество? — Она ужаснулась, когда до нее дошел смысл сказанного. — Но кто? Скажи, кто имел доступ к деньгам?
— Твой адвокат.
— Боже, неужели он преступник? — пробормотала она, внезапно почувствовав жуткую слабость.
Лоренцо платил ей на содержание все эти годы? Невероятно! И хотя она не получила ни цента из этих денег, само известие стало для нее ударом. Она ненавидела его и ни за что бы не приняла от него никакой помощи, тем более что он ничего и не должен. Сама мысль о том, что Лоренцо считал, что ежемесячно выплачивает ей деньги, была унизительной для Энжи.
— Постой-ка, возможно… Нет, давай не будем делать поспешных выводов, — предложил Лоренцо, озадаченный соображениями, что кто-то иной мог годами присваивать его деньги.
Энжи припомнила пожилого мистера Кимберли, похожего на персонажа романа Чарлза Диккенса. Единственное, чего ему недоставало, так это бухгалтерских перчаток с отрезанными пальцами. Узнав, что бракосочетание состоялось в другой стране, он явно смутился, будто люди не могли совершать подобных церемоний за пределами Ирландии. Ее мать тогда сказала мистеру Кимберли, что раз он никогда не сталкивался с подобными делами, то и церемониться особенно не стоит.
— Вероятно, — предположил Лоренцо после некоторого размышления, — это вовсе не твой адвокат, а кто-то из близкого окружения…
Кто-то на Сицилии, кто-нибудь со стороны Лоренцо, подумалось ей. При этой мысли у нее с души словно камень свалился, и она вновь ожила.
— Я бы ни за что не приняла от тебя денег, — твердо сказала Энжи.
Он тепло улыбнулся ей, отчего сердце у нее забилось сильнее.
— Я верю тебе, — тихо произнес он. — Но виновника все равно надо установить. Ты согласна со мной?
— Конечно, — с легкостью поддакнула она, радуясь, что он верит ей. Правда, ситуация оставалась все еще щекотливой.
Внезапно до нее дошло, почему Лоренцо захотел встретиться с ней, и у нее подвело живот от ужаса. Вне всякого сомнения, он намеревался поговорить о своих деньгах, которые, по его предположению, тратились на ее содержание. Возможно, он считает, что те суммы, которые им перечислялись, несколько завышены? Иначе с какой стати он упомянул о «бентли»? Энжи стало не по себе.
— А этот алчный нечестный человек? Ты хочешь, чтобы он ответил по всей строгости закона? — осведомился он.
— Что с тобой случилось? — возмутилась она. — Вот уж никогда не думала, что ты такой слабак! Кем бы ни оказался этот ворюга, он должен быть пойман, осужден и посажен в тюрьму. Я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю, что он предстал перед судом, так как мошенничество, которое им совершалось все эти годы, было от моего имени. И мне это так неприятно, что…
— Хочется ударить меня?
— Нет, не сейчас, — смущенно пробормотала Энжи.
Лоренцо поправил сбившуюся простыню с кружевными краями и подушки. Энжи не заметила ничего, все еще одержимая идеей справедливого возмездия мошеннику.
— Тебе надо было бы объяснить мне все с самого начала, — с горечью сказала она. Внезапная слабость охватила ее. — Ведь именно поэтому ты и предложил мне остаться. Ты хотел поговорить о своих деньгах…
— Со стыдом признаюсь, что я считал тебя замешанной в этих грязных махинациях.
— Понимаю, — охотно согласилась Энжи, чувствуя, что вот-вот заснет. Но вдруг забеспокоилась. — Лоренцо, мне лучше перебраться в другую комнату…
— Почему?
— Моей страховкой не предусмотрена такая роскошная обстановка…
— Не волнуйся ни о чем. Тебе не надо будет платить.
Его ласковый бархатный голос вконец убаюкал Энжи, и, широко зевнув, она произнесла:
— Я не хочу, чтобы ты оплачивал мои счета.
— А их и не будет. По крайней мере, в денежном выражении, — тихо пробормотал он.
— Не поняла.
— Засыпай, моя дорогая.
Перед тем как погрузиться в объятия Морфея, Энжи попыталась понять, каким образом на столе в ее палате в монастыре могла оказаться их свадебная фотография. Не найдя подходящего объяснения, она тем не менее была рада тому, что наконец узнала, почему Лоренцо до сих пор считал ее своей супругой. Организатор мошенничества, естественно, держал в тайне от него решение суда, и ничего не подозревающий Лоренцо продолжал исправно платить.
Когда Энжи проснулась, солнце было уже высоко. Если не считать остаточной боли в затылочной части, она чувствовала себя хорошо. Встав с кровати, она направилась в ванную комнату и замерла от восхищения. Слепившая глаза роскошь явно не соответствовала монастырским канонам. Поняв, что ее вчерашняя догадка ошибочна, она пришла к убеждению, что находится в пятизвездочном отеле.
А не была ли эта комната номером Лоренцо? Может, он уступил ей свои апартаменты? Тогда становится понятным, откуда там их свадебный снимок. Но зачем он возит его повсюду? Ответа на этот вопрос она не нашла. Если только… Уж не использует ли Лоренцо их свадебную фотографию как надежный щит против посягательств на его свободу со стороны многочисленных любовниц? Какая низость! Но тогда получается, что он до сегодняшнего момента верил, что они все еще законные супруги…
Кроме того, ее угнетала мысль, что все эти годы Лоренцо безропотно перечислял на ее имя деньги и свято верил, что она купается в роскоши. Она же не имела ни малейшего представления о творившемся беззаконии и никак не могла нести за это ответственность. Но теперь он, конечно же, поверил в ее непричастность. Наверное, он облегченно вздохнул, узнав, что отныне все выплаты закончились.
Подумать только, «бентли»! Трудно даже представить, сколько денег он перевел якобы на ее имя, а по сути дела ненасытному, но очень умному мошеннику. Почему люди бывают такими жадными до денег? Ей даже стало жалко Лоренцо, хотя он раньше и не пытался установить истину, а сейчас вовсе не казался опечаленным неожиданным известием.
Энжи умылась и вышла из ванной. В углу спальни она заметила свой чемодан. Переодеваясь, она подумала о том, как мастерски Лоренцо сумел разыграть перед ней искреннее желание увидеть ее и пригласить к себе домой. Все оказалось намного тривиальнее: он хотел прояснить денежный вопрос. Но зачем было снимать номера в гостинице, когда его дом рядом? Тот факт, что она находится в отеле, не вызывал у нее никаких сомнений. Но как он может позволить себе такой дорогой номер? А может, это не гостиница, а дом Лоренцо?
Идея показалась ей сумасбродной, и Энжи весело рассмеялась. Ее дедушка Карло неоднократно повторял, что Лоренцо очень богат и весьма завидный жених. Ей новоиспеченный муж тоже показался богатым, так как после свадьбы купил для них в Мольфетте старинную ферму с большим домом на окраине деревни. А однажды привез ей странную блестящую посудомоечную машину. Но Энжи обходилась и без нее, ибо мало что поняла из инструкции по эксплуатации и, пару раз затопив кухню водой по щиколотку, просто делала вид, что вовсю пользуется ею. Конечно, Лоренцо считали богатым не только потому, что он мог позволить себе купить большое поместье и автомобиль. Он был значительно обеспеченнее многих других жителей деревни, но и только.
Исходя из этого, Энжи заключила, что она находится в гостинице. Не теряя даром времени, она надела зеленые брюки и в цвет им жакет с короткими рукавами. Когда она причесывалась, то с негодованием обнаружила на носу две новые веснушки. Собрав вещи и закрыв чемодан, она приготовилась уходить, но тут раздался стук в дверь и вошла служанка в униформе с завтраком на подносе, поставила его на стол и, не дожидаясь чаевых, бесшумно удалилась.
С аппетитом приступив к завтраку, Энжи поймала себя на том, что неотрывно смотрит на фотографию в серебряной рамке, по-прежнему стоявшую на столе. Не выдержав, она положила снимок лицом вниз. Почему Лоренцо поцеловал ее накануне? Из любопытства? Решил выяснить, выросла она или нет? Или же собирался пофлиртовать с ней спустя пять лет? А, быть может, ее холодное и чисто деловое отношение к нему задело его мужское самолюбие? Уж не думал ли он, что она бросится к нему на шею, как когда-то делала, будучи несмышленой девочкой?
Энжи отчаянно пыталась избавиться от воспоминаний, стремительной волной захлестнувших ее. Неужели все, от чего она старательно пыталась бежать и укрыться, вновь вернулось к ней? Неужели в считанные секунды она опять превратилась в одержимого любовью ребенка, беспомощную жертву чувств, не поддающихся контролю?
Мысленно вернувшись в прошлое, она представила себе молодого Лоренцо, загорелого, высокого и прекрасного, напоминавшего языческого бога из мифов и сказаний. Тогда ему было двадцать, он был еще студентом. В один из дней, когда он навещал своего прадедушку, старенького священника отца Витторио, тот привел его в дом к ее деду, потому как никто, кроме Лоренцо, не говорил по-английски в этой деревне.
В те давние времена Энжи с грехом пополам научилась говорить на древнем диалекте итальянского языка, на котором разговаривали ее дед и его сестры, Лючия и Бьянка. После нескольких месяцев вынужденного затворничества услышать родной язык было для нее настоящим потрясением. Со слезами на глазах она стала умолять Лоренцо увезти ее оттуда и отправить домой к матери. Он предложил ей пройтись.
— Я не буду говорить с тобой как с маленьким ребенком, — строго сказал он. — И буду откровенен. Отец Витторио уверен, что тебе станет легче, если ты научишься воспринимать этот дом как свой родной, по крайней мере, на ближайшее обозримое будущее. — Посмотрев на потрясенную девчушку, он прибавил: — Отец Витторио прекрасно понимает, что ты привыкла к другим условиям жизни и считаешь свою свободу насильственно ограниченной. Но ты должна понять: твой дедушка не изменит своим принципам…
— Я ненавижу его! — беспомощно прошептала Энжи. — Я всех здесь ненавижу!
— Но в твоих жилах течет кровь твоего отца, а значит, и кровь дедушки, — горячо убеждал ее Лоренцо, стараясь отвлечь от тоски по родине. — Карло отдает себе отчет в этом, иначе он не пустил бы тебя в свой дом. Ты — часть его семьи…
— А я не считаю их своими родственниками! — всхлипнув, сердито буркнула она.
— Бьянка расстроится, если услышит твои слова. Она искренне любит тебя.
Тетушка Бьянка, которой вечно помыкали ее суровая сестра и ершистый брат, была единственным человеком в семье, стремившимся сгладить тяготы одиночества девочки. Она никогда не кричала на нее, когда слышала, как та плачет по ночам, всячески старалась помочь и успокоить.
— Обещаю, что попытаюсь разыскать твоего отца, но и ты должна мне кое-что обещать, — в итоге торжественно изрек Лоренцо. — Дай слово, которое обязательно сдержишь.
— Какое слово?
— Обещание больше не убегать из дому. Это только еще больше злит твоего дедушку, который считает, что ты дурно воспитана и тебе нельзя доверять. Он строгий человек, а твои бесконечные выходки лишь делают его суровее и злее обычного.
— Это отец Витторио так сказал? — широко раскрыв глаза, спросила Энжи.
— Конечно нет. — Он слегка покраснел. — Но у Карло Аньези репутация упрямого, неуживчивого человека. Все, что требуется от тебя, так это прикусить язык и молчать в его присутствии, старательно выполнять то, что он говорит, даже если тебе и не хочется…
— Ни за что не поверю, чтобы священник велел тебе научить меня лицемерию!
— Для двенадцатилетней девочки ты слишком сообразительна. — Лоренцо рассмеялся, когда она поймала его на лжи. — Мой прадедушка очень благочестивый человек, и он искренне опечален тем, что ты несчастна. Он просил меня передать тебе, чтобы ты уважала своего деда и слушалась его во всем…
— Но ты этого не сказал…
— Но раз ты его не любишь, думаю, что просить тебя об этом излишне.
— Я просто хочу домой, в Дублин, — едва сдерживая слезы, прошептала она. — К маме, друзьям, в школу, наконец.
— Но пока тебе придется научиться жить со своими сицилийскими родственниками, моя маленькая девочка, — настойчиво убеждал ее Лоренцо.
Он был так откровенен с ней, что после долгих месяцев полного отчуждения со стороны деда и его сестры, считавших, что все прихоти и хныканья Энжи не стоят и выеденного яйца, девочка почувствовала к Лоренцо доверие и симпатию. Он был умен и знал, как завоевать ее расположение. Они договорились, что она не будет больше убегать из дому, а он, в свою очередь, разыщет ее отца.
Но вместо этого он через пару месяцев сообщил ей трагическое известие: ее отец погиб в автокатастрофе. Энжи впала в глубокое уныние. Со временем она смирилась с этой мыслью и еще больше привязалась к Лоренцо, приезжавшему к отцу Витторио теперь в два раза чаще, поскольку состояние здоровья последнего заметно ухудшилось. Она научилась жить ожиданием визитов Лоренцо, в каждый свой приезд обязательно навешавшего ее.
С родственниками отца у нее было мало общего, и поэтому Энжи была на вершине блаженства всякий раз, когда разговаривала с Лоренцо, не опасаясь, что ее кто-то остановит или одернет. В такие минуты она могла быть самой собой. Он присылал ей книги и газеты на английском, а она стала писать ему письма. Его краткие ответы она бережно хранила и перечитывала по нескольку раз. Любить Лоренцо и целиком полагаться на него стало для нее естественным.
Образы ее родственников стояли перед глазами Энжи как живые: дедушка Карло, тетушки Лючия и Бьянка… Она решительно отмахнулась от назойливых видений. Нет нужды больше вспоминать их. Дед, что не удивительно, не ответил ни на одно ее письмо. Он не мог понять ее и потому с презрением относился к женщине, добровольно оставившей мужа. Для него и его сестер белый свет сошелся клином на Лоренцо. Не зная истинного положения дел, они могли рассердиться и даже стыдиться ее.
Энжи вышла из комнаты и очутилась в просторном коридоре, на стенах которого висели полотна мастеров Возрождения и великолепные старинные гобелены. Увидев мраморную лестницу, спиралью уходящую наверх, она загорелась желанием узнать, что там находится. А почему, собственно говоря, и нет? Надо будет обязательно позвонить Джеку. Он, вероятно, удивлен, что за три дня от нее не было никаких известий.
Поднявшись по лестнице, она увидела перед собой массивную дубовую дверь и, открыв ее, оказалась на крыше. Или на крепостной стене? По обоим концам возвышались четырехугольные каменные башни. От восхищения у Энжи перехватило дыхание. Приблизившись к парапету, она перегнулась, посмотрела вниз и зажмурилась: там, внизу, каменная кладка стен переходила в скалу, откуда открывалась бездонная пропасть. Она огляделась по сторонам, и ее взору предстали величественные, поросшие лесами горы, вершины которых были покрыты снегом.
— Похоже, тебе сегодня намного лучше.
Энжи чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности. Обернувшись, она увидела медленно приближающегося Лоренцо. На этот раз его облик вызвал в ней ностальгию: вытертые голубые джинсы, плотно облегавшие узкие бедра и длинные сильные ноги, белая рубашка, расстегнутая у шеи. Не в силах отвести от него взгляд, Энжи покраснела, в душе проклиная свое слабоволие. Он остановился в нескольких шагах от нее и почти неуловимым для глаз движением сел на парапет, как бы не замечая за своей спиной ни пропасти, ни скал. От такого легкомыслия ее прошиб холодный пот.
— Я увидел тебя с башни и удивился, так как думал, что ты все еще нежишься в постели.
— Я живуча как кошка, — сухо ответила она, думая о том, что вряд ли расстроится, если он упадет с такой высоты. Но все-таки лучше бы он слез оттуда.
— Ни много ни мало, а настоящая деловая женщина, — прокомментировал он, критически осматривая ее деловой костюм, никак не подходивший к жаркой погоде. — Подумать только, ты когда-то стирала и гладила мои рубашки.
Энжи смутилась, вспомнив, какой лаской и заботой она окружила его в те злосчастные полгода их супружеской жизни.
— Неужели? — саркастически отозвалась она.
— Меня всегда волновал вопрос, кипятила ты их или нет, — продолжал мурлыкать Лоренцо, игнорируя ее нежелание говорить на эту тему.
— Ты бы пожаловался, если бы что-то было не так.
— Ты готовила мне превосходные блюда.
— Мне нравилось готовить для тебя так же, как и драить полы в кухне! — съехидничала она.
А что еще она умела в те годы? Запас научных знаний у нее был невелик и ограничивался лишь школой, чего нельзя было сказать о хозяйственных навыках. Ее растили и воспитывали как будущую супругу и мать, в лучших традициях патриархата, когда роль женщины определялась бесконечными домашними обязанностями и беспрекословным подчинением мужу и его желаниям. Вся ее предыдущая жизнь с матерью тогда казалась ей далекой и нереальной, принадлежащей другому миру.
Но Энжи покривила душой: начищая до блеска полы, она пела вслух. Работу по дому она любила и знала до мельчайших деталей. Выйдя замуж за Лоренцо, вежливо и заботливо обращавшегося с ней, она наивно торжествовала победу над системой. На самом же деле она лишь органично вошла в нее. Она была готова на любые жертвы, лишь бы находиться с ним рядом, и выселить ее с Сицилии можно было только силой.
— Если помнишь, я настаивал на твоем дальнейшем образовании, — сухо заметил он.
— Помолчи, не надо ворошить прошлого. От этого мне становится дурно! — сердито воскликнула она, сверкнув глазами.
Да, он предлагал ей продолжить обучение в институте в Падуе. Но ее дед воспротивился, едва она упомянула об этом. Зачем это мужу надо посылать свою жену учиться дальше? Ему должно быть достаточно того, что она умеет читать и писать. По правде говоря, Энжи тоже не хотелось уезжать в другой город, тем более так далеко от Лоренцо, где все будут смеяться над ее посредственным итальянским. Она наивно спросила мужа, не поедет ли он в Падую вместе с ней, но тот ответил, что сможет лишь изредка навещать ее, поскольку иначе не позволяет работа. Сейчас ей казалось, что именно это его предложение и было первым шагом на пути освобождения от их смехотворного брака и обретения им свободы. Уговаривая ее продолжать учиться, да еще так далеко от Мольфетте, он готовил почву для безболезненного расставания, следуя принципу, что время и расстояние — лучшие лекари.
Надо сказать, Лоренцо неплохо сыграл свою роль, утверждая, что будет скучать по ней. На все его уговоры о необходимости продолжения образования, и в первую очередь ради нее самой, ее чувства собственного достоинства, Энжи упрямо твердила, что он стыдится своей жены, и устраивала истерики, объявляла голодовки. Сейчас ей было стыдно за себя, и она с горечью признала, что сама создала невыносимые условия для супружеской жизни.
— Нам надо о многом поговорить, — сдержанно сказал Лоренцо.
В воздухе повисло напряжение. Впервые в жизни Энжи видела своего мужа таким сосредоточенным и суровым. Весь его задор и дурашливость куда-то исчезли. Подобная перемена одновременно и напугала ее, и настроила на воинственный лад.
— Вообще-то нам не о чем говорить, не считая истории с мошенничеством, — агрессивно откликнулась она. — Но, если ты хочешь обсудить…
— Только заикнись о пресловутых виллах, и я взорвусь. Они для меня ничего не значат, — перебил он. — Это был лишь предлог заманить тебя на Сицилию, и не больше.
— В таком случае я не понимаю, что тебе надо от меня, и не намерена гадать, — глядя в глаза, поблескивавшие опасным золотистым блеском, произнесла Энжи, чувствуя, как холодок пробежал по спине.
— А тебе и не надо. Ты и так догадаешься: тебе подрезали крылья и больше не будет свободных полетов, — четко выговаривая слова, произнес Лоренцо. — Мы с тобой все еще муж и жена.
— Почему ты так упрямо придерживаешься этой версии? — возмущенно вскричала она. — Это же неправда!
— Пять лет назад ты сделала всего лишь устное заявление своему адвокату, который вскоре после этого уволился. Вчера я разговаривал с его сыном, и он проверил для меня всю документацию по данному вопросу. Есть копия письма, посланного тебе старым мистером Кимберли, в котором тот советует обратиться к более опытному в таких делах юристу. Никаких других шагов предпринято не было, — сухо изрек он.
Энжи почувствовала неладное, видя растущее раздражение Лоренцо: он явно не верит ей и ждет объяснений.
— Если произошло глупое недоразумение, я обещаю тебе, что, как только вернусь домой, сама лично все проверю…
— Не отрицая факта заключения брака! — ехидно перебил Лоренцо.
— Ради Бога, я все проверю, мне безразлично, — пробормотала Энжи, содрогаясь при мысли, что они все еще женаты.
— Пять лет назад я, может, и согласился бы аннулировать наш брак, — продолжал он, с прищуром глядя на раскрасневшееся лицо Энжи. — Честно говоря, тогда я считал своим долгом освободить тебя от семейных уз. Но сейчас я так не считаю. Вульгарно выражаясь, Анжелика, теперь я хочу жену, за которую платил столько лет.
— Ч-что ты хочешь? — заикаясь, переспросила она.
— Я намерен обладать тем, что оплачено мною. Это мое право.
— Ты либо свихнулся, либо шутишь… Нет, наверное, ты шутишь! — не веря своим ушам, с нервным смехом произнесла она.
— Почему? — Он пристально посмотрел на нее. — Давай отбросим лицемерие в сторону. Начнем с того, что это ты заманила меня в ловушку.
— Я не…
— И не пытайся отрицать это, — сухо оборвал он. — Я отлично помню твое упорное молчание, когда дед спрашивал нас о том, что произошло между нами. Ты же знаешь, что я и пальцем не коснулся тебя, но упорно молчала.
Энжи припомнила тот вечер, когда Лоренцо, обнаружив ее спрятавшейся на заднем сиденье его машины, отвез обратно в Мольфетте. Она ужасно разозлилась на него, ибо надеялась, что он поможет ей бежать из ненавистного дома. Тогда умер прадедушка Лоренцо отец Витторио, и она знала, что теперь у ее возлюбленного не будет повода приезжать в деревню. Не в силах скрывать свои чувства к Лоренцо, она подлила масла в огонь, рассказав обо всем деду и немного приукрасив уже и так вспыхнувшие сплетни об их отношениях. Тот, естественно, запретил ей даже писать Лоренцо, не говоря уже о том, чтобы встречаться. И она решилась на этот необдуманный, отчаянный поступок…
Лоренцо обнаружил ее только на заправке, отъехав от деревни на почтительное расстояние. В тот вечер он единственный раз потерял самообладание. Его ярость напугала Энжи. Не обращая внимания на просьбы и мольбы о помощи, он затолкал ее в машину и отвез обратно. К тому времени, когда они вернулись в деревню, была уже ночь. Для сурового Карло Аньези подобный поступок его внучки был смертным грехом и не имел оправдания. Он потребовал, чтобы Лоренцо, опозоривший его внучку, женился на ней.
— Дедушка знал, что между нами ничего не было, — слабо защищалась Энжи.
— А я знал, что, если бы не женился на тебе, твоя жизнь с ними превратилась бы в ад! И я взвалил на себя всю ответственность. А что получил взамен? — ядовитым тоном поинтересовался он. — Невесту, которая брала с собой в кровать тряпичную куклу.
Щеки Энжи пылали, и не хватило бы даже льдов всей Арктики, чтобы остудить их.
— Кукла Жаннет в цветастом наряде, в фартуке и чепчике, — умильно закончил Лоренцо. — Поверь мне, это действовало намного сильнее, чем если бы на тебе был пояс целомудрия.
Гордо подняв голову, Энжи переборола стыд и резко бросила:
— Ты сказал… ты говорил, что хочешь жениться…
— Но у меня уже есть жена. И я обещал Жаннет опекать ее, — иронично возразил он, наблюдая за смятением собеседницы. — Думаю, сей аргумент не подлежит обсуждению.
— У тебя нет никаких прав на меня!
— Ты уже собрала вещи? — неожиданно спросил он.
— Да, но…
— Вот и хорошо. Раз ты не хочешь больше отдыхать, то не будем зря терять время. — С этими словами он открыл перед ней дверь, приглашая спуститься вниз.
— Зачем тебе все это? — облизнув сухие губы, спросила она. — Объясни мне, что ты затеял.
— Ты что, Анжелика, всегда так туго соображаешь? — нахмурился Лоренцо. — Тебе не следовало обманывать меня.
— Обманывать?! — возмутилась она, отступая перед его напором. — Я никогда не лгала тебе!
— Я бы отнесся с пониманием, если бы ты с самого начала призналась мне и рассказала правду. Твой обман вывел меня из себя, — тихо произнес он. — Когда я узнал все сегодня утром, то первым моим желанием было подняться в твою комнату, вытряхнуть тебя из постели и задать хорошую трепку.
— Да о чем ты говоришь, черт побери? — вскричала она.
— О твоих сорока восьми процентах в фирме «Кларк трэвел». — Он бросил на Энжи уничтожающий взгляд. — Ты маленькая бессовестная дрянь… Ты спасла своего любовника от финансового краха с помощью моих денег!
От подобной бессмыслицы Энжи потеряла дар речи и молча взирала на Лоренцо.
— Я не надеюсь, что получу свою невесту назад чистой и непорочной, так же как и не жду слов благодарности или признательности за все сделанное для тебя, — отчеканил он. — Напротив, я считаю себя реально мыслящим человеком и не строю пустых иллюзий. Но я не был готов к тому, что все эти пять лет ты действовала заодно с этой жадной и алчной пронырой, родившей тебя!
От потрясения Энжи не могла произнести ни слова, а лишь молча смотрела на Лоренцо, обвинявшего ее мать в мошенничестве. Но почему? Он же никогда не встречался с ней и не знает ее. Так почему же он назвал ее мать жадной и алчной? Она тут ни при чем, ведь Энжи воспользовалась своей страховкой и на эти деньги приобрела акции «Кларк трэвел». Не понимая причины его гнева, она оторопело глядела на него.
— Когда я думаю о том, как глубоко вы со своей матерью увязли в этих грязных махинациях, у меня волосы встают дыбом. А я еще думал, как оградить тебя от разочарования в отношении поведения твоей матери! — Распахнув дверь комнаты, Лоренцо взял чемодан и, схватив Энжи за руку, торопливо повел ее вниз. — Бог мой! Подумать только, я был вынужден платить твоей матери за то, чтобы она приняла тебя к себе после того, как ты покинула меня!
— Как платить ей? Ты давал ей деньги?! — не веря своим ушам спросила Энжи.
— Мне следовало бы настоять на немедленном аннулировании нашего брака, — гневно бросил он. — А я, дурак, поддался уговорам не спешить, потому что это якобы сильно травмирует тебя…
— Травмирует меня?!
У нее подкосились ноги, и она остановилась, чтобы не упасть. Перед глазами все плыло и кружилось, страшная слабость сковала члены. Он платил ей и ее матери? Такого не может быть! В голове все перемешалось, и она не заметила, как они вышли во двор. И только свежий ветерок и ласковое солнце вернули ей способность мыслить.
— Нет, я был круглым идиотом, — продолжал он. — Я беспрекословно выплачивал тебе солидные суммы на должное содержание и продолжение обучения, но что получил в итоге? Жену, с грехом пополам изъясняющуюся по-итальянски, да и то с помощью разговорника! Но во всяком случае ты научилась превосходно врать, не так ли? Ты отвратительно меркантильна и предпочитаешь просто сожительствовать со своим любовником, чем честно развестись со мной!
— Лоренцо…
— Помолчи. Чем меньше лжи я услышу из твоих прекрасных уст, тем лучше! — с горькой усмешкой оборвал он. — А я, дурак, поверил тебе вчера, когда ты спросила меня, не занимаюсь ли я туристическим бизнесом! Боже милосердный, дай мне силы! Я умилился, наивно полагая, что ты до сих пор не знаешь, кто я на самом деле. А твоя фраза о страховке! Это был шедевр лицемерия! Но нет, ты с самого начала знала, что твой муж очень богатый человек, чертовски богатый, потому что только толстосум мог позволить содержать тебя и твою мать все эти пять лет на таком высоком уровне, как это делал я!
Закончив обличительную тираду, Лоренцо распахнул дверцу сверкавшего на солнце джипа и положил ее чемодан на заднее сиденье. Энжи молча наблюдала за его манипуляциями, боясь проронить хоть слово. Затем он поднял ее на руки и, усадив на переднее сиденье, хлопнул дверцей. От всего услышанного и происшедшего у нее закружилась голова, в висках застучало. Она с силой сдавила виски, пытаясь прийти в себя.
— Не смотри на меня своими большими зелеными глазами и не говори, что я шучу! Это не шутка, и я намерен получить то, за что платил все эти годы! — Лоренцо все еще кипел от праведного гнева, усаживаясь рядом с ней. — Скажи хоть одно слово против, и я сотру в порошок все ваше агентство, включая тебя и твоего любовника! А затем примусь за Маргарет и привлеку ее к суду за махинации со счетами за твое якобы превосходное обучение. К тому времени, как я разделаюсь с тобой, у тебя будет аллергия на фамилию «Боргезе». Нет, я преподам тебе урок на всю жизнь!
Энжи все еще не отошла от потрясения. Самым мучительным для нее было услышать, что он заплатил ее матери за то, чтобы та приняла свою дочь к себе домой. Это никак не укладывалось у нее в голове.
— Вы действительно… Ты правда встречался с моей мамой?
— Что за дурацкий вопрос?! — Он бросил на нее мимолетный взгляд и завел машину. — Тебе прекрасно известно, что мы виделись с ней. И, пожалуйста, не убеждай меня, что все то время, пока вы выкачивали из меня деньги, ты ничего не знала об их происхождении.
— Мама ведь получила крупную сумму при разводе со вторым мужем, — пробормотала Энжи не совсем уверенно. — Вот откуда были деньги. А что касается моей доли в «Кларк трэвел», то…
— Твоя мать бросила второго супруга сразу же, как лопнул его бизнес. Ни о каких выплатах не могло быть и речи. Когда ты вернулась к матери, она была в долгах как в шелках. Именно я явился той дойной коровой, благодаря которой вы выкарабкались из нищеты и возвели крышу над головой.
— Я не…
— Я владею домом, в котором живет твоя мать, — сообщил Лоренцо и бросил ей на колени папку с документами. — Я не возражал бы и дальше помогать своей теще, если бы и ее дочери перепадало хоть что-то от моих денег. Меня взбесило то, что твои интересы, видимо, не учитывались вообще.
Папка содержала официальные бумаги, подтверждавшие, что дом в аристократическом квартале Дублина, в котором проживала ее мать, действительно принадлежит Лоренцо. Этот аргумент явился неопровержимым доказательством его правоты, и спорить было бесполезно. У Энжи перехватило дыхание, в животе начались болезненные судороги.
— Это давнишнее мое приобретение, если у тебя есть какие-то сомнения на этот счет, — ядовито заметил он. — У меня в офисе, в Милане, целая кипа оплаченных счетов твоей матери. Сплошной обман! Скажи мне, ты действительно посещала элитную школу-интернат, за которую я платил?
— Я ходила в обычную местную школу, а потом прослушала несколько курсов в школе при Дублинском институте, — оробев, призналась она наконец, понимая причину его гнева и возмущения. Постепенно все становилось на свои места.
— Потрясающе! И никаких уроков по верховой езде, музыке и фигурному катанию? А курсы иностранных языков? Образовательные поездки или отдых за границей? Ты хоть поступила в университет и получила диплом?
Энжи обреченно покачала головой. Картина полностью прояснилась: ее мать и есть тот мошенник, о котором говорил Лоренцо. Не адвокат, у которого Энжи была лишь однажды, не кто-нибудь со стороны Лоренцо, а ее мать, родная мать, человек, ближе которого у нее не было никого. Маргарет целиком и полностью наслаждалась своим весьма безбедным существованием, безоглядно тратя чужие деньги исключительно на себя. Она не работала, но при этом посещала дорогие магазины и различные светские мероприятия. Дом был полной чашей, ее гардероб отличался изысканностью и пестрел ярлыками известных кутюрье. А длительный отдых на мировых курортах?! И за все это платил Лоренцо! Но как же так? Энжи стало плохо.
— Я ничего об этом не знала… Ты должен верить мне! — в отчаянии выкрикнула она.
— Прекрасно. Тогда ты можешь расслабиться и спокойно наблюдать за тем, как твоей матери придется ответить перед судом за все злоупотребления, — откликнулся он, не замечая, как она побледнела при его последних словах. — А как ты объяснишь деньги, на которые были куплены акции агентства?
— Вот здесь-то ты ошибаешься! — горячо запротестовала Энжи. — Это моя страховка! Родители застраховали меня, когда я была еще ребенком…
— Доменико?! Несостоявшийся художник и фотограф, игрок по натуре?! Он и страховка — две вещи несовместимые, — усмехнулся Лоренцо. — Деньги жгли ему руки и не давали спокойно дышать. Даже если бы он и застраховал твою жизнь, то спустя какое-то время аннулировал бы взнос.
Энжи лихорадочно думала, стараясь разобраться во всем. Раньше у нее не было повода сомневаться в происхождении денег, которые она считала своей страховкой. Ей исполнилось восемнадцать, когда мать просто перевела на счет дочери кругленькую сумму. Все значительные поступления были именно на ее, Энжи, имя. Значит, мать умышленно с самого начала сделала дочь соучастницей своих махинаций? И Лоренцо полагал, что все это происходило с ее ведома, при молчаливом согласии?
— Знаешь, сначала я поверил, что ты говоришь мне правду и не в курсе, кто я и сколько у меня денег. Но когда я узнал о твоей доле в агентстве, мне стало обидно, что все деньги, переводимые на твое имя, пошли не на дальнейшее обучение или какие-либо другие благородные цели, а были истрачены на пачку бумажек. С этим в принципе тоже можно смириться. Но как быть с тем, что ты оказалась такой же лицемерной и алчной воровкой, как и твоя мать?!
— Останови машину… Мне плохо! — едва выдохнула Энжи. Болезненные спазмы в животе усилились.
Едва джип остановился, как она вывалилась наружу, держась руками за дверцу машины. Буквально повиснув на ней, Энжи глотала ртом воздух в надежде отдышаться. Подошел Лоренцо и внимательно посмотрел на нее.
— Да, вид у тебя неважнецкий. А я-то думал, что это просто маленькая хитрость.
У Энжи не было сил даже поднять голову и посмотреть на него. Ее охватила паника при мысли, сколько же денег удалось ее матери выкачать из Лоренцо за все пять лет. Ей только дай палец, откусит всю руку! Видно, аппетиты Маргарет росли день ото дня, и он заподозрил неладное.
— Присядь, — посоветовал он и заботливо оторвал Энжи от дверцы и усадил обратно на сиденье. — Опусти голову и дыши глубоко, если тошнит.
Он склонился над ней, а она, сосредоточив внимание на мокасинах Лоренцо, последовала его совету.
— Ну что, так лучше?
Она кивнула, бросив косой взгляд на красивое озабоченное лицо, обеспокоенные карие глаза в обрамлении пушистых ресниц, находившиеся очень близко от ее глаз. И тут же слабость охватила ее, растеклась липкой жидкостью по всем членам, не давая возможности пошевелиться. Что происходит с ней? Неужели потрясение от маминых махинаций лишило ее способности трезво мыслить? Или она разомлела от чар Лоренцо? Нужно взять себя в руки и доказать, что она уже не слабонервный подросток, а взрослая и умная женщина.
Если правда то, что он владеет домом, где живет мать, а это доказано, то, вероятно, и все остальное тоже правда. В таком случае все ее акции в «Кларк трэвел» принадлежат ему. Она может переписать их на его имя, но это лишь маленькая толика огромного долга. А разве она не несет ответственности за все, содеянное матерью? Ей не надо было полагаться на заверения матери, что признание брака недействительным лишь техническая неувязка. Если бы она вовремя серьезно обсудила с ней все вопросы, связанные с этим, мать не смогла бы так долго дурачить ее! И Лоренцо был бы свободен и не поддерживал бы их материально. Но разве Энжи просила его об этом? Негодование захлестнуло Энжи: ей ничего не надо от Лоренцо!
— Похоже, ты считаешь меня своей собственностью, и я знаю почему, — издав слабый смешок, сказала она. — Но, к сожалению, ты не можешь покупать людей…
— Ошибаешься, — возразил он, заводя машину. — Это любовь нельзя купить. Люди же продаются на редкость легко. Просто надо знать, что они хотят получить.
— И что, по-твоему, хочу я? — насмешливо спросила она, оглядывая гордый профиль сидящего рядом с ней мужчины.
— Больше всего на свете ты хочешь, чтобы тебя любили, — невозмутимо ответил он. — Это желание жило в тебе с раннего детства. Ты жаждала этого всей душой. Но, будучи упрямой, ты не там искала любовь, а когда столкнулась с ней, не захотела признавать этого.
Энжи побледнела от столь откровенного и серьезного ответа на свой ироничный вопрос. Лоренцо ранил ее в самое сердце, напомнив обо всех горьких разочарованиях и ошибках прошлого.
— Именно поэтому я и не ожидал увидеть перед собой ангела. Многие люди обманывали тебя, и ты в них разуверилась. Знаю, что и я в их числе. Но почему-то я все же надеялся встретить предельно честную девушку, какой ты была всегда. Мне следовало бы догадаться, что ты подпадешь под пагубное влияние своей мамаши, этой алчной стервы…
— Не смей так говорить о ней! — с чувством вскричала она.
— Или кого-то еще. Ты въехала в дом Кларков, когда тебе было восемнадцать?
— Откуда у тебя эта информация? — дрожащим голосом спросила Энжи.
— Узнать это не представляло трудности. Кларк… — Он на секунду задумался. — Скажи, ты вложила деньги в агентство, чтобы купить его расположение?
— Как ты смеешь так говорить?!
— Я никогда не исключал такой возможности. Вполне понятная причина. У многих подростков есть солидные деньги, которые они бы потратили на что угодно, только не на инвестирование чужих фирм.
Энжи закусила губу, раздумывая, как ей объяснить Лоренцо, что она хотела сберечь свои деньги. До того, как она стала его женой, ей часто приходилось быть свидетельницей ссор и скандалов родителей из-за отсутствия денег в семье. Причиной мог стать любой неоплаченный счет. А что говорить о семье ее дедушки, где деньги тратились лишь на самое необходимое и не допускалось никакой роскоши. К роскоши дед причислял те вещи, к которым она привыкла в Дублине.
— Прежде чем купить акции, я проконсультировалась.
— С кем? С Кларком? Я интересуюсь, потому что это вложение сейчас самое надежное. У вашего агентства в настоящее время много клиентов и вполне благополучное финансовое положение.
— Во всяком случае, я довольна теми дивидендами, которые получаю…
— Ты имеешь в виду, что не одна делишь с ним постель? Насколько мне известно, у Кларка есть и другие любовницы…
— Так же, как и у меня есть другие мужчины, — резко парировала она, закипая от злости.
— Не многие женщины решаются на столь открытые отношения с мужчиной. Ты так сильно влюблена в него?
— Я вовсе не влюблена в Джека. — Она взмахнула руками. — Я — младший партнер по бизнесу, к тому же мы с ним друзья.
— А почему вы живете под одной крышей?
— У нас с ним равные права на пользование этими апартаментами, и, если ты не знаешь, нашему агентству принадлежит здание.
— С небольшой поправкой: банку, а не вашей фирме.
— Значит, тебе принадлежит часть собственности банка.
— Умный шаг, Анжелика. Теперь мне понятно, почему твой любовник вдруг стал для тебя просто другом. Но если ты надеешься, что я и впредь буду финансировать твоего дружка, то ошибаешься. Пусть его корабль пойдет ко дну без моей помощи.
— Поступай как знаешь. Если уж это были твои деньги с самого начала, то теперь это и твои инвестиции. Но только не заставляй Джека расплачиваться за чужие дела. Сейчас агентству очень нужны те самые виллы, новая недвижимость. У нас много желающих отдохнуть всей семьей.
— Ты неподражаема, — холодно рассмеялся Лоренцо. — Ты отвергаешь меня и в то же самое время надеешься на мою помощь?
— Я не отвергала тебя. Честно, я ничего не знала про деньги. Но в любом случае не считаю себя виновной, — твердо заявила она. — Это ты вел тайные переговоры с Маргарет за моей спиной. Я ни о чем не подозревала и не несу никакой ответственности за то, что так вышло.
— Святые угодники! Вот уж и крысы покидают тонущий корабль! — издевательски произнес Лоренцо. — Значит, теперь каждый за себя. Не волнуйся, все получат по заслугам, когда я докопаюсь до истины. Уверяю, твоей матери тоже достанется сполна.
— На что ты намекаешь?
— Сегодня вечером она получит уведомление о выселении.
Энжи в ужасе воззрилась на него. Лоренцо тем временем сбавил скорость, машина остановилась, и он неторопливо выбрался наружу. Девушка выскочила за ним.
— Ты не можешь так поступить с ней!
— Укажи хоть одну причину.
Она потопталась на пыльной обочине, ища подходящий ответ, но не смогла ничего придумать. Тем временем Лоренцо, одарив ее насмешливым взглядом, преспокойно достал из машины корзинку с продуктами и плед.
— Вот ведь в чем загвоздка, не так ли?
— Нет, не в этом. Просто не верится, что ты можешь быть таким жестоким.
— Значит, ты не все знаешь о моем характере. С тобой я всегда был добр и ласков, жаль только, что эти времена давно прошли, — спокойно произнес он. — Я не терплю обмана в деловых вопросах, к коим, к моему величайшему сожалению, относятся ваши с матерью махинации.
Энжи остолбенело смотрела на него, не веря, что перед ней тот самый мягкий, сдержанный, вечно поддразнивавший ее Лоренцо, каким она запомнила его. Нет, этот высокий, надменный человек с каменным лицом не ее бывший муж. Неожиданно ее взгляд упал на корзинку в его руках. Ничего не понимая, она поинтересовалась:
— А это зачем?
— Для пикника, — тихо отозвался он.
— Пикника? — переспросила она, только сейчас осознав, что машина уже десять минут как остановилась, что они вышли из нее и разговаривают на обочине. — Нет, позволь уточнить. После того, как ты объявил о своем намерении выселить мою мать, ты надеешься, что я приму участие в твоем гнусном пикнике?
— Добавь к этому, что мысль о вручении уведомления разжигает мой аппетит, — заявил он и повернулся к ней спиной, собираясь уйти.
Потрясенная до глубины души услышанным, Энжи молча проводила его взглядом, пока голова Лоренцо не скрылась из виду. Стиснув зубы и подавив уязвленную гордость, она последовала за ним по тропинке под густую крону деревьев. Пройдя мимо развалин небольшого каменного дома, поросшего травой и кустарником, в тени раскидистого дерева она увидела разложенный плед и корзинку с продуктами. Лоренцо стоял неподалеку на невысоком холме и смотрел на деревушку, видневшуюся вдали. Когда Энжи приблизилась к нему, он обернулся.
— Лоренцо, — смущенно начала было Энжи. — Мне…
— Там вдали находится «Лацио», — безмятежно сказал он. — Моя бабушка родилась в том баре, где мы встретились с тобой вчера. У ее отца были мечты, которые так и остались мечтами.
— Я…
— Молчи и слушай. — Он строго посмотрел на нее, а затем спросил: — Что еще ты видишь?
Энжи в смятении огляделась по сторонам, не понимая, к чему он клонит.
— Мой прадедушка родился в том развалившемся доме, — тихо произнес Лоренцо. — В семье было одиннадцать детей, но только шестеро выжили. Он привел меня сюда, когда мне было восемь лет, и сказал, что здесь начинаются корни семьи Боргезе. Конечно, глухомань, но, поверь мне, я очень горжусь своим происхождением.
— Понимаю, — отрешенно согласилась она. — Но…
— Нет, ничего ты не понимаешь! — взорвался он и отошел.
Энжи не могла сосредоточиться, слишком много и сразу свалилось на нее. Лоренцо же как ни в чем не бывало, стоя на коленях на пледе, открывал бутылку с вином. Его руки не тряслись, как у Энжи, и все движения были строго выверены и спокойны.
— У мамы сейчас гостят знакомые, — вдруг сказала она. — Я не одобряю то, что она сделала, но ее жизнь была не из легких…
— Пока она не зацепила меня…
— Она могла бы стать великой актрисой, если бы ей не пришлось сидеть со мной, — произнесла она, переминаясь с ноги на ногу. — А потом отец забрал меня к себе, она не могла найти меня и в конце концов вторично вышла замуж, но, увы, они…
— Они обанкротились из-за ее причуд и прихотей.
— Мне она рассказывала по-другому, — возразила Энжи.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Маргарет алчна до мозга костей. Даже заключив с ней официальное соглашение, я ни на секунду не сомневался, что она предпримет ряд попыток в обход закона, и, поверь мне, так и произошло. При этом она проявила чудеса изобретательности и изворотливости. Не ожидай от меня сочувствия к ней. Да и у тебя тоже рыльце в пушку.
— Ты собираешься привлечь к ответственности нас обеих?
— По-твоему, я способен судиться с собственной женой? А вот твою мать… — он посмотрел в широко распахнутые, наполненные страхом глаза Энжи, — стоит хорошенько наказать.
— Но если ты считаешь и меня повинной в махинациях, то это будет нечестно! — горячо запротестовала она, ужаснувшись, что ее мать могут привести в суд и судить как преступницу.
— Уж не хочешь ли ты признаться, что участвовала в мошенничестве с самого начала? — осведомился Лоренцо. — У меня сложилось впечатление, что Маргарет выделяла тебе очень скромные суммы денег.
— Я всегда знала, что мама поступает абсолютно правильно, — вдохновенно лгала она, надеясь отвести гнев Лоренцо от матери и направить удар на себя.
Лоренцо пытливо посмотрел на раскрасневшуюся Энжи, дрожавшую как осиновый лист и готовую упасть в обморок в любой момент. Он прищурился.
— Теперь твоя история звучит несколько иначе.
— Я знала, что принимать от тебя деньги было нехорошо, но я… я ненавидела тебя после того, как увидела вас вместе в лифте в тот день! — в сердцах выпалила она, стараясь всеми средствами защитить мать.
— В это я охотно верю. Но мне также кажется, что ты скорее согласишься голодать, чем сознательно примешь от меня помощь. Неужели я ошибался в тебе? — Лоренцо испытующе посмотрел на свою жену, но та не слушала его.
— Пожалуйста, не поступай так с моей мамой, — умоляла она. — Будь милосердным, позволь ей собраться и спокойно уехать из дому.
— А что я получу в обмен за великодушие?
Воцарилась мертвая тишина, не нарушаемая даже легким дуновением ветерка, стрекотанием кузнечика в траве или движением листка. Полуденное солнце нещадно жгло. Энжи взглянула в непримиримые, жестокие глаза Лоренцо.
— Я не знаю, что ты хочешь…
— Неужели? И не догадываешься? — Он криво усмехнулся. — Хочу разделить с тобой ложе.
— Я не верю… — пробормотала она, полагая, что Лоренцо шутит. — Мне трудно поверить в такое безумное желание.
— А разве не этого жаждет мужчина от красивой женщины?
— Я не красива…
Лоренцо медленно приблизился к ней. Его карие глаза горели знакомым золотистым огнем, прожигавшим Энжи насквозь. Он вытащил заколку из ее волос, и они пышной волной рассыпались по плечам.
— Мне нравится, когда у тебя распущены волосы, — тихо промолвил он, перебирая искрящиеся в солнечных лучах пряди. От этих движений ее сердце забилось сильнее, ноги обмякли. — Очень красива и очень сексуальна, — хрипло прибавил Лоренцо, притягивая ее к себе.
Прижатая к сильному мужскому телу и ощущая памятный, едва уловимый аромат, она с удивлением обнаружила, что ее грудь налилась, а соски заострились. Все мысли куда-то улетучились, а кожа покрылась мурашками, не предвещавшими ничего хорошего.
— Откуда такая внезапная покорность? Должно быть, ты сказала себе, что это надо ради спасения матери. Но ты слукавила, моя девочка. В тебе была и есть страсть, необузданная сила. И сейчас ты вся горишь от возбуждения, а не цепенеешь от страха, — полушепотом сказал он, отпуская от себя.
Энжи хотела возразить ему, но молчала, так как знала, что он прав, и предательски дрожавшее тело, требовавшее ласки и любви, подтверждало это. Да, оно было объято отчаянным, неконтролируемым желанием неги и счастья, вызванным не давними воспоминаниями, а сегодняшним, сиюминутным моментом.
Лоренцо взял два бокала и, наполнив вином, протянул один ей.
— Но, ты понимаешь, я совсем не жалуюсь, — обронил он. — Бесполезно взывать к моей совести и милосердию. К тому же за все грехи надо платить…
Энжи показалось, что она в аду и земля полыхает под ее ногами.
— Что ты хочешь этим сказать?
— В настоящий момент я уверен, что три недели вполне удовлетворят меня, — заявил он, пристально глядя ей в глаза. — Эти три недели могут показаться тебе вечностью.
— Ты хочешь, чтобы я провела с тобой три недели? — переспросила она, уныло думая о том, что именно столько длится ее отпуск.
— Но на этот раз кукла Жаннет будет спать в одиночестве.
— Это я уже поняла, — буркнула Энжи, не смея поднять глаз.
— Потом мы разойдемся в разные стороны, оформим развод и каждый пойдет своей дорогой. Маргарет покинет мой дом, и я обо всем забуду. По-моему, это справедливое предложение.
Но ей оно казалось не справедливым, а, наоборот, оскорбительным и даже унизительным.
— Выбор за тобой, — серьезно произнес он.
— А разве у меня есть выбор? — Если она не согласится, Лоренцо привлечет к суду мать, а мысль об этом была для Энжи невыносима. Даже если мать виновна и заслуживает наказания, этого ни в коем случае нельзя допустить. — Альтернативы нет, мне придется принять твое предложение.
— Оркестр, туш, пожалуйста! — С этими словами он двинулся к джипу и оттуда куда-то позвонил. Быстро закончив разговор, он вернулся к Энжи. — Поручение о вручении уведомления отменено.
Не веря в то, что соглашение, к которому он вынудил ее, уже вступило в силу, Энжи медленно села на плед.