Счастье

Глава 16

Роман пламенел в самом жарком месяце года. Погода в августе стояла знойная, и такой же была их страсть. Они встречались попеременно то у него на квартире, то у нее.

Однажды даже провели ночь, занимаясь любовью на террасе. К счастью, окружающие здания были ниже.

Теперь у Олли не хватало времени ужинать с Дафной, но она знала, что происходит, и радовалась за него. У Оливера постоянно был отсутствующий, рассеянный вид, и Дафна надеялась, что он наконец отключился от тяжелых мыслей.

В один из дней Олли взял Меган с собой, когда поехал в Перчес навестить Бенджамина и отца. Он завез ее к ее отцу и на обратном пути забрал. Почему-то ему не хотелось привозить Меган в перчесский дом, который все еще был полон воспоминаний о Саре.

Но теперь он о ней думал редко. Он был пленен Меган, их близостью, ее телом. Как-то в жаркий воскресный вечер, когда они нагишом ходили по его квартире, зазвонил телефон. Олли не мог догадаться, кто бы это мог быть. Может, Дафна проверяет... хотя в последнее время она редко звонила. Не хотела ему мешать.

Когда он снял трубку, то услышал только треск, потом все замолчало. Раздался новый звонок, и телефонист сообщил, что сейчас будут говорить из Сан-Ремо. Почти ничего не было слышно. Олли улыбнулся проходившей мимо Меган и с грустью подумал, что придется несколько изменить распорядок. В следующий уик-энд должны были приехать дети.

– Алло!

Ничего нельзя было разобрать. На том конце провода как будто плакали, но Оливер был уверен, что это помехи.

– Алло! – прокричал он и вдруг услышал, что это Мел плачет и без конца повторяет «папочка... папочка».

– Мелисса? Мелисса! Говори громче!

Связь прервалась, но потом опять восстановилась, и стало немного лучше слышно.

– Что? Что случилось?

– ...несчастный случай...

«О Господи... нет... Сэм... только не Сэм... умоляю... и даже не Сара...»

– Деточка, я тебя не слышу! Говори громче!

Глаза у Олли наполнились слезами, пока он ждал. Меган вглядывалась в выражение его лица. Он совершенно о ней забыл от отчаяния, что не может разобрать слов дочери.

– ...несчастный случай... погибли... мамочка... «О Господи! Все-таки Сара...»

Он встал, словно это могло улучшить слышимость, и закричал в трубку так громко, как только мог:

– Что случилось с мамой?

– ...машина... мы ехали... мы в Сан-Ремо... Жан-Пьер...

– Мелисса, мама что, ранена?

По выражению его лица Меган увидела, что Оливер все еще любит свою жену, но не осуждала его за это, ведь восемнадцать лет – это не шутка. Она тоже стояла парализованная страхом. Ей это напомнило звонок почти десятилетней давности, от ее матери... «Дорогая моя... дорогая... Присцилла...»

– С мамочкой все в порядке...

По щекам у Оливера скатились слезинки, когда он это услышал.

– А Сэм? Что с Сэмом?

– ...У Сэма сломана рука... Папочка, это было так ужасно...

Она снова стала плакать, и Олли ничего не понимал. «Но раз Сэм жив... а он жив... И Сара тоже... А звонит Мелисса...»

– ...На нас наехала машина... на полной скорости... Погиб водитель... и двое детей... и Жан-Пьер... Жан-Пьер погиб на месте... Ах, папочка... это было так ужасно...

«О Господи... бедняга». Но по крайней мере остались живы дети. Его дети, а не те. Ужасно, эгоистично было так думать, но Олли все равно благодарил судьбу.

– Деточка, а ты-то не пострадала?.. Не ранена?

– ...Я в порядке...

– А где мама?

– В больнице... Она поручила мне позвонить тебе... Нам надо вернуться во Францию на похороны... Мы будем дома в пятницу.

– Вы точно не пострадали? Мама не была ранена?

– ...У нее синяк под глазом... и вся в ссадинах... но, в общем, в порядке...

Разговор был похож на игру в испорченный телефон, но самое главное, что они были живы, хоть и в синяках и с переломами. Дети видели, как погиб любовник их матери, и еще один человек, и двое детей. Олли вздрогнул от одной мысли об этом.

– Вы хотите, чтобы я приехал?

– Нет... не надо... Мы поживем у родителей Жан-Пьера... мы туда сегодня уезжаем... Мама говорит, что у тебя есть их телефон.

– Да, есть. Я вам позвоню. И, деточка...

Олли расплакался, трубка в его руке дрожала.

– ...Я тебя люблю... скажи и Сэму, что я его тоже люблю... А маме скажи, что я сочувствую.

Мел опять плакала, и слышимость стала такой плохой, что в конце концов разговор пришлось закончить. Олли, потрясенный, положил трубку и уставился на Меган. Он абсолютно о ней забыл.

– Они в порядке?

Меган стояла перед ним обнаженная и прелестная, протягивая рюмку бренди.

– По-моему, да. Слышимость была ужасная. Там произошел несчастный случай... несколько человек погибли, как я понял. Погиб на месте друг моей жены. Он вел машину. В Сан-Ремо.

– Господи, какой кошмар!

Она села рядом и потянула бренди из не тронутой им рюмки.

– Дети не пострадали?

– У Сэма сломана рука. Мелисса, по-моему, в порядке. У Сары ссадины. В общем, обошлось. Но, наверное, это было страшно. – Посмотрев на Меган, Олли продолжил: – Когда она начала говорить, я думал... я думал, Сэм... или Сара... Это ужасно, что погибли другие, но я рад, что не мои.

– Понимаю.

Она обняла его, тесно прижалась, и так они долго-долго сидели. На ночь Меган осталась у Оливера на случай, если бы опять позвонили дети, и впервые за этот месяц они вообще не занимались любовью. Единственное, о чем он мог думать, – это о детях. Этот телефонный звонок вернул им обоим рассудок. Их разнузданная идиллия не могла продолжаться в том же виде после приезда детей. Олли понимал, что не сможет уже проводить ночь не дома, а Меган не сможет оставаться у него, при детях им вообще пришлось бы вести себя гораздо осмотрительнее. С одной стороны, это побуждало их как можно полнее воспользоваться последними днями, но с другой – сознание предстоящих перемен не могло не наложить отпечаток на их отношения.

Вечером в четверг оба были в нервозном и подавленном состоянии. Они всю ночь не спали, занимались любовью, разговаривали, мечтая о том, что все могло бы быть иначе.

– Мы могли бы когда-нибудь пожениться, – сказал Олли полушутя.

Меган посмотрела на него с притворным ужасом:

– Не говори глупости. Это уж чересчур.

– Разве?

Олли считал ее несравненной и был целиком во власти ее обаяния.

– По-моему, да. Я не могу ни за кого выйти замуж. Я не тот тип женщины, и тебе это известно.

– Но ты замечательно разогреваешь мусаку.

– Тогда женись на том парне из магазина деликатесов, где ее готовят.

– Он наверняка не такой умный, как ты, хотя я его не знаю.

– Будь наконец посерьезнее. Что бы я делала с мужем и четырьмя детьми?

Олли сделал вид, что задумался, а она рассмеялась.

– Кое-что я мог бы тебе предложить...

– К счастью, для этого не надо жениться.

Они вместе провели изумительный месяц, но Меган уже вела себя так, словно все кончено.

– Мне просто больше ничего не надо.

– А вдруг когда-нибудь понадобится?

– Если так случится, я тебе первому сообщу, обещаю тебе.

– Серьезно?

– Серьезно настолько, насколько можно быть серьезным в этих вопросах. Я тебе уже сказала, что брак не для меня. И тебе тоже не нужна еще одна жена, которая с воплями убежит за дверь. Тебе нужна замечательная, умная, красивая женщина, которая будет тебя безумно любить и заботиться о твоих детях и нарожает тебе еще дюжину.

– Вот тоже придумала. По-моему, ты путаешь меня со своим отцом.

– Ничуть. Во всяком случае, я не то, что тебе прописал бы врач. Я знаю себя, и далеко не все во мне идеально. В какой-то степени я, наверное, похожа на твою жену, а это совсем не то, что тебе нужно. Признайся.

Олли задавался вопросом, неужто Меган в самом деле права, и в ее лице он нашел более похотливый вариант Сары. Он об этом раньше как-то не думал, но исключать такую возможность было нельзя.

– Ну, и что же теперь будет?

– Будем радоваться тому, что имеем, и так долго, как сможем, а когда для обоих из нас это станет слишком сложно, скажем друг другу спасибо, поцелуемся, обнимемся и распрощаемся.

– Вот так просто?

– Вот так просто.

– Я с этим не согласен. Человек привязывается к другим людям. Тебе не кажется, что, проведя месяц вместе, мы привязались друг к другу?

– Конечно. Но не путай великолепный секс с большой любовью. Эти две вещи не всегда сочетаются. Ты мне нравишься, мне с тобой хорошо, может, я даже тебя люблю. Но все будет по-другому, когда вернутся дети, причем перемены коснутся нас обоих. Ничего не поделаешь, придется с этим смириться. Нельзя убиваться из-за таких вещей. Не стоит.

Меган говорила таким безразличным, будничным тоном, в точности как тогда, при первом знакомстве в электричке и когда впервые пригласила его к себе ужинать. Пока это является развлечением, все прекрасно, как только перестает им быть, надо выбросить все на помойку.

«Она права, – думал Оливер. – Я внушил себе, что полюбил ее, а на самом деле, как она и говорит, полюбил ее тело».

– Может, ты и права. Не знаю.

В ту ночь они снова занимались любовью, но это уже было не то. А на следующее утро Меган вернулась к себе, причем предварительно замела все следы своего месячного пребывания в его квартире, забрав свою косметику, дезодорант, таблетки от мигрени, духи, которые Олли ей подарил, бигуди, «Тампакс» и несколько платьев, висевших у него в шкафу. Вид пустых полок и вешалок снова вызвал у Оливера чувство одиночества и навеял воспоминания о болезненной потере Сары. Почему все должно кончаться? Почему все течет, все изменяется? Почему нельзя хоть что-то удержать навсегда?

Все эти вопросы с еще большей ясностью встали перед ним, когда он увидел спускавшихся по трапу самолета детей, а за ними Сару. Он никогда раньше не видел на ее лице такого потрясения, печали и одиночества. Провалившиеся глаза смотрели на Оливера скорбно, повязка на подбородке прикрывала многочисленные швы. У Сэма был испуганный вид, он здоровой рукой держался за руку матери, другая рука была в гипсе от кончиков пальцев до самого плеча. Мелисса принялась плакать, едва только увидела отца, и, бессвязно всхлипывая, бросилась ему в объятия. То же сделал в следующее мгновение Сэм. Рука на перевязи мешала ему прильнуть к папе.

Когда Оливер посмотрел на женщину, которая раньше была его женой, то понял, как сильно она любила паренька, погибшего в Сан-Ремо.

– Я сочувствую, Сарри... сочувствую...

Видеть ее такой надломленной было все равно что самому потерять что-то родное.

– Может, я могу чем-то помочь?

Сара покачала головой. Пока они медленно шли к месту получения багажа, Мелисса рассказывала о похоронах. Жан-Пьер был единственным ребенком, для его родителей это была трагедия.

Оливер пытался их утешить, потом поверх головы Сэма взглянул на Сару:

– Может, хочешь пожить в Перчесе? Мы можем жить в городе и приехали бы только на Праздник труда[4].

Но Сара только покачала головой и улыбнулась. Казалось, она стала спокойнее и мудрее, но не постарела.

– В понедельник у меня начинаются лекции. Мне надо возвращаться. Дел очень много. – Сара не сказала Оливеру, что в это лето наконец начала писать роман. – Но все равно спасибо. Ребята, может, прилетят ко мне через пару недель. Не беспокойся за меня.

Однако она боялась возвращения в кембриджскую квартиру, где оставалось много вещей Жан-Пьера. Ей вдруг стали понятнее переживания Оливера после ее отъезда. В этом было что-то от смерти. Она любила Жан-Пьера как сына, как друга, как любовника, как отца и готова была дать ему все, в чем в последние годы отказывала Оливеру, потому что Жан-Пьер от нее ничего не требовал. Он преподал ей уроки щедрости, любви... исмерти...

Сара полетела прямо в Бостон, а Оливер с детьми поехал на такси в город. Они вели себя тихо, были подавленные и расстроенные. Олли спросил Сэма, не болит ли рука, и пообещал отвести его к врачу-американцу. Визит уже был назначен на вторую половину дня. Когда они пришли к ортопеду, тот посмотрел руку и сказал, что в Сан-Ремо ее сложили правильно.

Мел за минувший месяц подросла, загорела и похорошела, несмотря на жуткие переживания.

Оливер был рад, что дети вернулись, он понял, что очень по ним тосковал, даже не отдавая себе в этом отчета. Месяц с Меган вспоминался ему теперь как чистое безумство. На следующий день они должны были отправиться в Перчес, на уик-энд, и Олли предложил Меган, чтобы та приехала туда в воскресенье познакомиться с детьми. Агги возвращалась в понедельник, до той поры им предстояло заботиться о себе самим. Оливер, когда они добрались домой, приготовил яичницу и поджарил тосты. Мало-помалу дети рассказали ему, как прошло их путешествие. До несчастного случая все было великолепно. Слушая их, Олли опять осознал, как отдалилась от его жизни Сара. Он больше не был уверен, любит ли се.

Поев, дети сразу отправились спать. Сэм клевал носом уже за кухонным столом. Сказывалась разница во времени, к тому же оба просто устали.

Оливер подоткнул Сэму одеяло, уложил сломанную руку на подушку, как рекомендовал врач, и пошел проверить Мелиссу. Та стояла посреди своей спальни с выражением крайнего изумления на лице и держала в руке какой-то загадочный предмет.

– Что это?

Это была блузка с запутавшимся в ней лифчиком. Лицо у Оливера вытянулось, он почувствовал запах духов Меган и теперь вспомнил, как догнал ее в спальне Мел, буквально сорвал с нее одежду, а потом они с хохотом помчались в его спальню, и кончилось все любовными утехами в ванне.

– Не знаю...

Олли и вправду не знал, что ей сказать. Не будет же он объяснять своей шестнадцатилетней дочери, что тут творилось на протяжении последнего месяца.

– Это разве не твое?

Оливер состроил невинную мину, а Мел была еще достаточно молода, чтобы не поверить отцу.

– Нет, не мое, – ответила Мелисса тоном жены, подозревающей мужа во всех смертных грехах.

Тут Олли хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил. Я разрешил в один из уик-эндов пожить здесь Дафне, когда сам был в Перчесе. Ее квартиру красили.

Мелисса восприняла его слова с явным облегчением, Олли поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, и удалился в свою комнату, чувствуя себя так, словно только что избежал смертной казни.

Поздно вечером он позвонил Меган, чтобы сказать, как по ней тоскует и с каким нетерпением ждет воскресенья. На следующее утро все трое отправились за город. Отперли дом, в котором стояла духота и пахло плесенью, включили кондиционер и поехали в продуктовый магазин. Потом, после ленча, направились к дедушке, чтобы забрать Энди.

Джордж выглядел очень хорошо, в момент их прибытия он возился в саду, но не один – ему помогала Маргарет Портер, соседка. У нее была новая прическа, а на Джордже – новый светло-голубой льняной пиджак. Оба смеялись, и Оливер, видя это, почувствовал облегчение и радость, что отец снова весел. Все это время, каждый раз, как Олли навещал отца, у него перед глазами всплывало его лицо в минуту прощания с умирающей супругой. Воспоминание той сцены разрывало Оливеру сердце, но вот наконец, три месяца спустя, Джордж стал выглядеть значительно лучше.

– Добро пожаловать! – крикнул он детям, а Маргарет пошла в дом за лимонадом и домашним печеньем.

Все было почти как прежде, правда, Сэм сказал, что печенье стало даже лучше. Маргарет улыбнулась, но отдала должное своей покойной подруге.

– Твоя бабушка готовила лучше всех, кого я знала. У нее получался самый вкусный лимонный меренговый пирог.

Джордж улыбнулся, думая о Филлис, а к Оливеру вернулись воспоминания детства.

– Чем ты последнее время занимался, папа? – спросил Олли, когда они сели в саду под старым вязом. Родители так и не построили себе бассейн, Джордж считал, что он им не нужен, а если хочется поплавать, всегда можно съездить к сыну в Перчес.

– Мы были заняты. В саду много работы. А на прошлой неделе ездили в Нью-Йорк. У Маргарет там были дела, ну и в театр заодно сходили. Хорошая была пьеса на самом деле.

Джордж произнес это как бы с удивлением и улыбнулся, взглянув на Маргарет. Оливер тоже удивился. Отец всегда терпеть не мог ходить в театр. Потом Джордж посмотрел на руку Сэма и спросил:

– Как это тебя угораздило, внучек?

Сэм рассказал им о несчастном случае, а Мелисса добавила свои впечатления. Джордж и Маргарет были в ужасе и так же, как Оливер, благодарны судьбе за спасение ребят.

– После такого начинаешь понимать, как ценна жизнь, – сказал Джордж внукам. – И как коротка. Вашему другу было всего лишь двадцать пять. Это ужасно... ужасно...

Олли заметил, что отец взял Маргарет за руку, и подумал, что бы это могло значить. Затем она повела детей в дом за лимонадом и новой порцией печенья.

– Папа, ты хорошо выглядишь, – с некоторой иронией заметил Оливер, когда дети ушли. Ему была интересна причина такой перемены, и, кстати, вспомнился собственный загул с Меган. Может, и у отца был небольшой флирт с соседкой? Ничего плохого тут быть не могло. Оба вдовцы, в возрасте, и имеют право на дружеское общение время от времени. Олли знал, как одиноко было отцу после смерти матери.

– Я неплохо себя чувствую, сынок. Маргарет очень хорошо обо мне заботится. Знаешь, она же была медсестрой, а ее муж – врачом.

– Да, я помню.

– Мы хотели бы как-нибудь пригласить тебя на ужин. Может, даже в городе. Маргарет нравится время от времени бывать в Нью-Йорке. Она говорит, что там чувствует себя моложе. Я не знаю, Нью-Йорк ли на нее так действует, но у нее энергии столько, что хватило бы на двух ее ровесниц. Она грандиозная девчонка.

Оливер улыбнулся, услышав, что отец назвал женщину семидесяти с лишним лет девчонкой, но что в этом такого. Однако в следующее мгновение он чуть не упал со стула, когда папаша озорно посмотрел на него и с улыбкой сообщил:

– Знаешь, Оливер, мы в следующем месяце поженимся. Тебе, наверное, это будет трудно понять. Но мы не молоды и знаем, что времени нам отпущено немного. И поэтому не хотим растрачивать понапрасну то, что осталось. Я думаю, мама бы это поняла.

– Вы... что? – Оливер повернулся на стуле и уставился на него в изумлении. – Мама скончалась три месяца назад, а ты женишься на своей соседке?

«Он что, спятил? Или в старческий маразм впал? Что с ним случилось? Как он вообще мог такое подумать? Ну просто черт знает что!»

– Надеюсь, ты шутишь? – спросил Оливер, побледнев от злости.

– Нет, я серьезно. Я, наверное, имею право не только в одиночестве сидеть в кресле, как ты думаешь? Или тебя возмущает, что люди в нашем возрасте увлекаются друг другом? У нас мог бы быть роман, но я считаю, что обязан поступить с ней порядочно и жениться.

– Ты обязан поступить порядочно с памятью мамы. Она еще даже не успела остыть в своей могиле!

Олли встал и принялся расхаживать по лужайке. Джордж спокойно наблюдал за ним, а Маргарет видела через окно на кухне всю сцену и была чрезвычайно обеспокоена. Она говорила Джорджу, что все так и будет, а тот ответил, что они имеют право на личную жизнь, что пока еще не покойники, хотя, возможно, скоро ими станут, и что он не собирается просто доживать оставшиеся годы. И еще сказал, что любит ее, хотя жизнь с Филлис – это было совсем другое.

– Я очень уважаю память мамы, Оливер. Но у меня есть право на личную жизнь. Как и у тебя. Может, ты когда-нибудь снова женишься. Нельзя всю оставшуюся жизнь только горевать о Саре.

– Спасибо за совет.

Это было невероятно. Всего несколько недель назад он сидел себе дома, в целомудренном безбрачии, а тем временем у его отца был роман с соседкой.

– Я думаю, что тебе следует это хорошенько обдумать.

– Я уже обдумал. Мы поженимся четырнадцатого и будем рады, если ты с детьми приедешь, если захотите.

– Об этом нет и речи. Одумайся.

Когда он это говорил, подошла Маргарет, подала Джорджу соломенную шляпу, стакан с чем-то прохладительным и таблетку от сердца, и даже Оливер не мог не заметить, с какой нежностью и любовью они друг на друга посмотрели.

До самого отъезда Олли оставался надутым и чопорным. Он торопливо загнал детей в машину, вежливо поблагодарил Маргарет, а на полпути к Перчесу вспомнил, что не забрал Энди. Из дома он позвонил отцу и сказал, что заберет собаку в следующий уик-энд.

– Очень хорошо. Мы здесь рады его обществу, – ответил Джордж, а потом добавил: – Извини, Оливер, что я тебя расстроил. Я понимаю твои чувства. Но постарайся посмотреть на это и с моей точки зрения. К тому же она прекрасная женщина.

– Я рад за тебя, папа, – процедил Олли сквозь стиснутые зубы, – но все же думаю, что ты поторопился.

– Возможно. Но надо поступать так, как считаешь правильным. А в нашем возрасте времени остается мало.

Хорошего времени, во всяком случае. Никогда не знаешь, какое горе тебя ждет за углом.

– Тем более следует поступать осмотрительно.

– Все зависит, как на это смотреть. Представь себя на моем месте.

Положив трубку, Оливер подумал, что самая отвратительная сцена, которую он себе может представить, – это как отец занимается любовью с Маргарет Портер. Позвонив вечером Меган, он поделился с ней этим.

– Не говори глупости. Ты что, думаешь, твой половой инстинкт умрет раньше тебя? Надеюсь, что нет. Твой отец прав и умен. С какой стати он должен сидеть один? У тебя своя жизнь, у детей своя. Он имеет право на нечто большее, чем только доживать остаток лет в одиночестве, вспоминая твою мать. Ты ему на самом деле этого желаешь?

Олли не мог ответить на ее вопрос ни утвердительно, ни отрицательно, но ее точка зрения его раздражала.

– Ты такая же испорченная, как он. По-моему, у вас обоих сдвиг на почве секса.

И Олли рассказал ей о том, как Мел нашла ее блузку и лифчик. Меган только рассмеялась.

– Я прекрасно помню ту ночь, – сказала она игриво.

– Я тоже. Господи, как я по тебе тоскую. У меня чуть ли не галлюцинации.

– Ладно, завтра в бассейне наверстаем упущенное. Олли представил, как они занимаются любовью, а кругом ходят дети, и содрогнулся. «Нет, теперь уже так нельзя», – подумал он.

– Может, подождем до понедельника?

– Не надейся, что-нибудь придумаем.

Он с улыбкой положил трубку и задумался: неужели Меган права насчет его отца? Нет, он и думать об этом не хотел. Отец, в его возрасте, – и женится! Сама мысль его возмущала.