Глава 3

Предрождественские дни тянулись медленно. Оливеру почти опротивело возвращаться домой. Он метался между ненавистью и любовью к Саре, пытаясь придумать, как отговорить ее. Но решение уже было принято. Они постоянно об этом говорили, до поздней ночи, когда дети уже спали, и Олли вновь замечал в ней то крайнее упрямство, от которого, как ему казалось, она давно избавилась. Но в ее представлении она теперь боролась за свою жизнь.

Она обещала, что ничего не изменится, что будет приезжать домой каждую пятницу, что по-прежнему любит его, хотя оба понимали, что это самообман. Ей нужно будет писать, готовиться к экзаменам, и не будет возможности регулярно приезжать. Появление же дома только для того, чтобы закопаться в учебниках, вызывало бы лишь досаду у Оливера и детей. Ее решение о продолжении образования не могло не изменить всей их жизни. Это было очевидно, хотела она того или нет. Оливер пытался убедить ее поступить в другой университет, поближе к дому, даже Колумбийский был бы лучше Гарварда, но Сара решила ехать именно туда. Временами он задавал себе вопрос, не было ли это попыткой вспомнить юность, повернуть время вспять, вернуться к прежней, более простой жизни. Оливеру, правда, гораздо больше нравилась их нынешняя жизнь, к тому же он никак не мог понять, как она может бросить детей, , которые все еще ничего не знали о планах своей мамы. Старшие замечали напряженность в отношениях родителей, и Мелисса неоднократно спрашивала Сару, не поссорились ли они, но та с равнодушным видом уклонялась от ответа. Сара решила не портить детям Рождество, так как знала, что новость их огорчит. Она собиралась сказать им на следующий после Рождества день, и Олли с этим согласился, поскольку думал, что еще сможет отговорить ее. Они сходили на спектакль, в котором играла Мелисса, а потом в полном семейном согласии нарядили елку. Пели, шутили, пока Оливер и Бенджамин сражались с лампочками, а Сэм съедал кукурузу быстрее, чем Мелисса и Сара успевали нанизать ее на веревочку. Оливер смотрел на них и чувствовал, что сердце у него вот-вот разорвется. Она не могла так с ними поступить, это было нечестно. А как ему заниматься детьми? Агнес, хотя все ее любят, все-таки лишь наемная домработница. Он сам целые дни проводит на работе в Нью-Йорке. Оливер уже представлял себе, что Бенджамин и Мелисса одичают, а Сэм заболеет чахоткой, пока их мамочка будет разыгрывать из себя студентку в Гарварде.

В рождественский сочельник, когда они вдвоем сидели в библиотеке у пылающего камина, Оливер спокойно попросил ее отказаться от своих планов. Он решил про себя, что если понадобится, то будет ее умолять.

– Ты просто не можешь так поступить с нами.

За две недели он потерял десять фунтов. Атмосфера напряженности убивала их обоих, но Сара была непреклонна. Неделю назад она написала в университет, что подтверждает свое прибытие, и собиралась уехать через две недели, чтобы найти жилье в Бостоне. Лекции начинались пятнадцатого января. Оставалось еще отпраздновать Рождество, собрать вещи и открыть все детям.

– Олли, давай не будем больше об этом.

Он захотел вскочить и встряхнуть ее. Но Сара была от него так далека, словно не желала делить его боль, которую сама же и вызвала. Дети развесили свои чулки у елки, и поздно ночью Сара и Олли положили в них подарки. Сара с помощью Агнес собирала их на протяжении нескольких недель. Она отдала этому много сил, словно это было их последнее совместное Рождество. За неделю до праздника Олли купил жене в магазине «Ван Клеф» кольцо – очень красивое, с мелкими бриллиантами, которые обрамляли квадратный, чудной огранки изумруд. Он знал, что Сара о таком мечтала, и хотел вручить его в рождественскую ночь, но теперь это больше напоминало бы подкуп, а не подарок, и Олли пожалел о приобретении.

Когда ложились спать, Сара поставила будильник на шесть, чтобы успеть приготовить начинку для индейки. Агнес тоже не собиралась долго спать, но Саре хотелось самой зажарить индейку – еще один прощальный подарок, да к тому же это была семейная традиция.

Погасили свет, Сара спокойно лежала и прислушивалась к дыханию мужа. Она знала, что тот не спит, и легко могла догадаться, о чем думает. В последние две недели Олли был сам не свой. Они спорили, плакали, рассуждали, беседовали, но Сара знала, что поступает правильно, для себя во всяком случае. А теперь главным ее желанием было преодолеть все это, начать свою новую жизнь, уехать, отрешиться от них и от боли, которую – она это знала – причиняет Оливеру.

– Я бы предпочла, чтобы ты не вел себя так, словно я уезжаю навсегда.

Ее голос звучал мягко.

– А разве это не так?

В голосе Оливера сквозила такая печаль, она не могла этого вынести.

– Я же сказала тебе. Я буду приезжать домой по возможности на каждый уик-энд, да и каникул там очень много.

– И как долго это будет продолжаться, по-твоему? Нельзя ездить туда-сюда и заниматься в то же время. Мне непонятно, как это у тебя получится.

За последние две недели он говорил это уже тысячу раз. В мыслях он искал другую причину – какой-то свой промах или недосмотр, что могло стать поводом. Не могла же она вот так просто, ни с того ни с сего, захотеть начать другую жизнь, без него, если в самом деле его любила.

– Может, когда все уже будет позади, ты найдешь смысл в моем теперешнем поступке и оценишь его положительно, если в итоге я буду что-то собой представлять. В таком случае игра будет стоить свеч.

– Я и так ценю тебя. И всегда ценил.

Оливер повернулся, чтобы посмотреть на нее при свете луны. Сара казалась ему такой же очаровательной, как всегда, если не более, перспектива потерять ее напоминала о том, как он ее любит. Ему жаль было детей, которые еще не знали того, что знал он.

– Когда именно ты собираешься сказать детям?

– Я думаю, завтра вечером, когда уедут твои родители.

– Рождество будет испорчено.

– Мне кажется, больше ждать нельзя. Дети знают, что что-то грядет. Мел всю неделю задавала мне наводящие вопросы, а Бенджамин куда-то уходил. Он всегда так реагирует, когда дома возникают проблемы.

– Как, по-твоему, они воспримут эту новость?

– Как мы, наверное. Будут напуганы, обижены, может, взволнованы, как я. Думаю, Бенджамин и Мел поймут. Вот за Сэма я немного боюсь. – Слова Сары звучали мягко, потом она повернулась к Олли, ласково взяла его руку. Ее голос дрожал, когда она снова заговорила, думая об их младшем ребенке. – Позаботься о нем, Олли... В тебе он нуждается больше, чем во мне.

– В тебе он тоже нуждается. Я вижу его всего пару часов в день, да и говорим мы только о футболе, бейсболе и домашних заданиях.

– Это только начало. Может, теперь вы все сблизитесь.

– Я думал, что мы близки.

Особенно больно было сознавать этот факт. Он думал, что у них есть все. Идеальная семья. Идеальная жизнь. Идеальный брак. Теперь же оказалось, что он не дал ей всего, что она желала, и это было обидно.

– Я всегда думал, что между нами все в порядке... Я не знал, как ты относишься ко всему этому... То есть... ну, я знал, когда ты была беременна, но всегда думал, что потом, и даже до рождения Сэма, ты была счастлива.

– Я была... бывала... Я просто хотела чего-то, что ты не мог мне дать. Оно должно прийти изнутри, и, по-моему, я никогда этого так и не обрела.

Сара корила себя за то, что Олли испытывает из-за нее чувство неполноценности. Он всегда был идеальным мужем.

– А если не обретешь и в этот раз?

– Наверное, тогда сдамся.

Но она знала, что обретет это «что-то». Отчасти это уже произошло. Одно лишь принятие решения уже изменило ее.

– Я думаю, ты могла бы обрести это прямо здесь. Вероятно, тебе просто требовалось больше свободы.

Она придвинулась ближе к нему в их просторной, удобной кровати. Оливер обнял ее.

– У меня было столько свободы, сколько хотелось. Я просто не знала, что с ней делать.

– Ох, маленькая...

Он уткнулся лицом ей в волосы, и его глаза снова наполнились слезами, а когда Сара положила ему голову на грудь, он понял, что она тоже плачет, и почувствовал, как вздрагивают ее плечи.

– Почему мы это делаем? Неужели нельзя просто повернуть время на две недели вспять и забыть о случившемся?

Сара сквозь слезы покачала головой и посмотрела на него.

– Думаю, нет. Я бы всегда потом жалела об упущенной, возможности. Я вернусь... Обещаю... Клянусь тебе. Я слишком тебя люблю, чтобы не сдержать обещание.

Но внутреннее чутье подсказывало Оливеру, что ее словам не суждено сбыться. Надежнее было бы оставить ее дома, не пускать. А раз она уедет, все может случиться.

Они долго лежали, крепко обнявшись. Их лица соприкасались, губы время от времени сливались в поцелуе. Наконец его влечение к ней победило. Впервые за две недели он взял ее, и сделал это с давно позабытой страстью. В их любовном акте было какое-то ранее неведомое им отчаяние, была жажда, боязнь одиночества, неутолимая похоть. Сара это тоже чувствовала, как и вину, сожаление, грусть, охватившие ее в момент обоюдного наивысшего наслаждения. Потом они лежали и целовались, пока Олли не заснул в ее объятиях... Оливер... юноша, которого она когда-то полюбила, а теперь мужчина... любовь, которая началась и могла закончиться в Гарварде.

Загрузка...