Счастье в мгновении. Часть 3

Глава 12 Джексон

Сопит мое творение природы с полуоткрытыми губами, будто просит, чтобы я коснулся её искусно очерченных природой губ, манящих и чувственных. Ее щеки точно лепестки роз. В душе образуются лазурные небеса. Она расплавляет меня каждым прикосновением. И сколько бы я не смотрел на неё, не изливался в ней в сладострастных творениях любви, мне всегда будет мало. Как можно уснуть, когда рядом такое спящее создание с женскими прелестями, формирующее манящий аромат юности, заставляющее неустанно бросать на него взгляд, словно в нём спрятана какая-то магия. Я осторожно прижимаю её к своему телу, дабы не разбудить и целую в её золотистые с отливом волосы.

«Я ДАЮ ТЕБЕ СУТКИ НА ОБДУМЫВАНИЕ. НЕ ЯВИШЬСЯ ЗАВТРА В МОЙ ОФИС, СЧИТАЙ, ЧТО НЕ ПОЛУЧАЕШЬ НИ БИЗНЕСА, НИ МОЕЙ ДОЧЕРИ, НИ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ С ТОЙ, ИЗ-ЗА КОТОРОЙ ТЫ ОТВЕРГ МОЮ ЛУЧИНКУ», – в сознании висят слова, сказанные Б. Гонсалесом с горечью.

Во мне проносится тысяча мыслей о любимой, и они же укрепляют мое решение о том, что даже осознавая, что смогу не вернуть обратно свое тело, предстоящему сражаться с угрожающим мне человеком… отпустив свое сердце и душу одной ей, я, независимо ни от чего, надену на неё свое сущностное полотно, предстану живым перед владыкой, желающим забрать у меня мой свет, мой лучик свободы.

Я не поеду в офис Брендона, я не сделаю так, как он велит, я признаюсь во всём Белле и уеду со своей родной туда, где никто не сможет нас найти. И, вполне, документы о том, что Белла больна могли подделать, но даже если это и не так, то я смогу дать ей обещание, что буду её навещать, и мы сможем остаться с ней друзьями.

Мать Миланы заступила за черту, за которую нельзя заступать. И если она сделает так, как грозит, то еще хуже навредит дочери.

Я не позволю никому навязать Милане мысль, что она одинока.

Когда-то моя любимая смогла сделать так, чтобы мы помирились с моим отцом и теперь настал мой черёд. Им нужно поговорить, им нужно простить друг друга… Я чувствую, что ей нужен отец.

Пока она спит, я аккуратно наклоняюсь через неё и двумя пальцами берусь за её телефон, лежащий возле её подушки, и также медленно возвращаюсь на прежнее место. Внеся в список своих контактных номеров телефон её отца, я невольно прочитываю его сообщения.

«Дочурка, моя любовь, с Днём Рождения! Хочу со всей душой пожелать тебе личного счастья, настоящей любви, если, конечно, ты её еще не встретила, успехов в твоей профессиональной деятельности модели. Я люблю тебя. Я был бы рад, если бы ты ответила мне, но… Я знаю, я предал твое доверие. Я не поверил в тебя. Я не заслуживаю шанса быть прощённым. Но помни, что ты – моя дочь, и я горжусь тобой. С Днём Рождения, крошка. Твой папа».

«…и я горжусь тобой…» Она всегда хотела услышать эти слова от отца. Нужно сделать всё возможное и невозможное, чтобы помирить их.

С боку замечаю, что Милана шевелится, мямля что-то во сне и переворачивается на другой бок. Прикрыв её одеяльцем, я не удерживаюсь и случайно пролистываю её последнюю переписку с Питером. Мой взор натыкается на фразу, написавшую братом: «И помни то, о чем мы говорили с тобой. Это наш с тобой секрет, сестренка».

Проклятие! Сердце заколотилось, как бешеное. Неужели он ей все рассказал про мою принадлежность к компании Брендона или речь о другом? Какие у него могут быть секреты с моей девушкой?! Если я узнаю, что Питер доложил ей о нашем с ним разговоре и заставил её страдать, я не знаю, что с ним сделаю! Несмотря на ранее утро, еще нет и восьми часов, пишу со своего устройства ему сообщение: «Утро доброе. Пересечемся вечером? Вы приехали с Ритчелл?»

Питер не умеет держать язык за зубами, зачем я вообще обращался к нему за советом?! Брат-баран, ей-богу.

Но ведь если бы Милана знала обо всем про меня, то тогда бы сказала мне, волновалась, и я бы наверняка заметил это в ней.

Обняв её, уткнувшись носом в её распущенные длинные волосы, я пытаюсь вздремнуть, хоть на час.

Проходит по ощущениям минут двадцать, мозг по-прежнему зациклен на том, что сейчас, находясь с ней рядом, я испытываю страх в какой-то день потерять её из-за своих же ошибок. Мысль гложет, душит, заставляет взлетать сердце. Но, как сказал Тайлер, сейчас нужно маскироваться, чтобы нас не видели вдвоем и не попытались выследить. Тайлер согласился быть в роли телохранителя и для Миланы, поэтому переживания на несколько уровней следует спустить, но я не знаю, на что способна её мать и родители Беллы. Сегодня состоится встреча моих адвокатов с Брендоном, которые будут обсуждать тот самый контракт. «Сам ни ногой к нему».

Город постепенно пробуждается. Медленные медово-золотистые лучи солнца, словно маленькие дети, резвясь, поднимаются ввысь и легонько соприкасаются горизонта. Мадрид вновь преобразовывается в сказочную страну, озаряя своими красками окружающую действительность. Грациозные сооружения возвышаются над горизонтом, экспонируя великие статуи. Постепенно открываются местные кофейни, заманивая запахами свежевыпеченных круассанов с шоколадом и нотками вымолотого кофе.

Чтобы подарить своему спящему ангелу настрой на день, я обязан попытаться что-нибудь для нее приготовить. В квартире, снимаемой до этого Тайлером, который вчера оказал мне помощь предоставить ее нам с Миланой, должны быть какие-то продукты.

Заварив две чашечки зеленого чая, (я ещё не владею искусством готовки ее любимого ванильного капучино) пожарив с двух раз (первая сгорела) яичницу с корочкой и тертым сыром сверху, – бог весть сколько я этого не делал в ограниченном времени из-за работы, я только и знал, что заказывал обеды и завтраки в кафе или насыщался тем, что готовила для меня Белла, – без которого Милана не может существовать (ещё с детства у нее любовь к этому молочному продукту), я укладываю с трудом сделанную яичницу на тарелку и ставлю её на деревянный поднос. Надо бы вырезать кусочек хлеба в виде сердца, может, это у меня получится? Пытаюсь сделать форму ножом, но вместо сердца получается рваный лепесток цветения.

Чувствую, как ко мне подкрадываются на цыпочках.

– Любимый, – сонным голосом произносит Милана, обнимая меня со спины, – доброе утро. Осваиваем навыки кулинарного искусства?!

Я замираю от нежности прикосновений, которыми она меня наделяет. Ее мягкие и теплые губы проводят по моей спине. Как долго я бредил мечтами, чтобы снова ощутить на себе моё любимое тело, к которому когда-то я докоснулся первым, и с того дня оно стало ценным, как сокровище, и горячо любимым.

– Доброе утро, любимая, – говорю я чуть слышно, одновременно застывая на месте от чувствительных касаний. Она увеличивает силу объятий. – Я хотел принести тебе завтрак в постель, но ты уже успела проснуться, – хрипло выдаю я, перебирая мысли, теснившиеся в голове о наших днях с Миланой, проведенных в Сиэтле.

Она шуточно восклицает:

– Мы это исправим! Сию минуту я окажусь там и притворюсь, что сплю.

Я разворачиваюсь к ней, оценивающе пробегая по ее телу, накрытому красной простыней. Она пленяет, включает особенный огонь. Я зависаю на ней.

– Джексон! – хохочет она, крепче держа ткань, мешающая созерцать ее кожные кремовые покровы, – может, хватит так смотреть! Ты всегда меня смущаешь!

– Я буду смотреть столько раз, чтобы ты перестала смущаться! – заигрываю я, обводя взглядом ее растрепанные волосы, делающие ее привлекательной и манящей. А эти большие зеленые глаза, не дающие мне покоя…

– Всё! Я бегу обратно, сделаем вид, что я не просыпалась, – уходит от щекотливой темы, волоча за собой красный шлейф, точно царского шикарного платья.

Усмехнувшись над своим маленьким созданием, уложив парочку салфеток на поднос, я возвращаюсь в спальню, исполненную ночным дыханием любви. Ей неведомо, какие чувства она пробуждает во мне. Губы неудержимо влекут к теплоте ее тела, как к ласковому солнышку. И эта ночь была одной из особенных, наполненных такой нежностью, на которую я и не смог предположить, что способен. Моя душа очерствела за годы, которые я был в разлуке с ней, но, встретив ее глаза, в тот великий день, день, который стал моим вторым рождением, я постепенно растворяю всю хмурость и гнев, вынашивающие мной.

Малышка ложится в том же положении, когда я уходил на кухню, и, закрыв глаза, она в полуулыбке ожидает меня.

– Кто же у нас такой сладкий тут лежит? – смеюсь по-доброму я. – И притворяется, что спит! – Я делаю еще один шаг к кровати, усаживаюсь и ставлю сооружение с едой на постель.

Она открывает глаза и с легким проблеском негодования вставляет:

– Ты говоришь так, словно я маленькая!

– Для меня ты всегда будешь маленькой! – касаюсь кончика ее любопытного носа.

Она закатывает глаза (ее типичная реакция, проявляемая тогда, когда что-то не нравится этому созданию):

– Если я родилась на десять секунд позже тебя, это еще не означает, что я маленькая!

Шутка выскальзывает из моего языка:

– Звезды не хотели тебя отпускать, считали, что ты еще не готова к земной жизни.

Она делает чуть нахмуренные брови:

– Быть может, это тебя они рано отпускали в жизненное плавание! Не подготовили нужным образом!

Я не могу сдержать смех:

– Не будем спорить.

Я убираю клош, плотно закрывавший тарелку, скрывавший взгляду мой шедевр:

– Вуаля! Яичница для мисс Фьючерс!

– Как официально, вы посмотрите! – хохочет она, привстав, опираясь на локоть. – Мистер Джексон, скажите мне, пожалуйста, а что это за запах гари? – принюхивается к яичнице, нацепив кусочек на вилку. – Уж не пожар ли случился, пока я путешествовала во снах?

– Обойдемся без язвительных замечаний, – указываю мягко я, пригубив чай. – Я старался, хоть и не получилось с первого раза. И я давненько её не готовил, так что не обессудьте, мадемуазель.

Она схватывает меня за запястье.

– Джексон, я не хотела обидеть… – жалобно произносит она. – Нет-нет, я… – опускает вниз глаза, гоняя ломтик по тарелке, – я мечтала о таких завтраках в постель. – Она глубоко вздыхает, и я ставлю чашку на пол. – Я так счастлива и не могу поверить, что мы вместе просыпаемся, завтракаем и…

Я приподнимаю ее лицо за подбородок:

– Малышка, почему глаза заблестели?

Ее губы дрожат, словно она вот-вот заплачет.

– Я боюсь, что могу остаться без всего этого. Без всего, что делает меня счастливой.

Я бы согласился с ней, но, сказав это, сделаюсь слабым, подвергну ее в печали, переживания.

И пристально упираюсь ей в глаза:

– Я не оставлю тебя ни при каких обстоятельствах, слышишь?

Моя любимая кивает, шепча, так как чувства не дают ей сказать то, что она желает в полный голос:

– Спасибо за этот вкусный завтрак… Я так тебя люблю.

– Это малое, что я мог сделать для тебя. И я тебя люблю, милая. – Провожу ладонью по ее гладкой щеке. – И пока не съешь всю тарелку, никуда не уйдешь! – шуточно приказываю я.

– Джексон, я же столько не съем, – умоляющим голосом говорит она.

– Там есть нечего! Даже для твоего маленького «пузика» эта порция мала!

– А как же ты?

Аппетита нет никакого.

Вспомнив свой сон, она принимается чувственно произносить строки, которые ей приснились, а я не перестаю восхищаться ее способности выбрасывать мысли наружу, облекая их в поднебесную форму.