Секреты модельной общаги

12

Настало Рождество. Но никому из нас не достались рождественские дары в виде контрактов — ни один из редакторов не собирался взять на себя роль Санта-Клауса и подарить нам то, что мы по- настоящему хотели получить в уходящем году. Исландка выехала из общаги, вернулась в свою северную страну, оставив Кайли, Светлану, Люцию и меня продолжать борьбу за существование в Нью-Йорке.

Кастинги проходили чуть реже и тише, все, кто работал в индустрии моды, прожигали жизнь на вечеринках, предвкушая скорые каникулы, когда они встретятся со своими любимыми (или, наоборот, расстанутся с ними, отправившись позагорать под палящее солнце Рио). До наступления праздника мне предстояло появиться в галерее всего несколько раз. Чему я была даже рада. Предостережение Робера насчет Виллема здорово меня смутило. И хотя я по-прежнему любила атмосферу искусства — даже если просто сидела в галерее, наслаждаясь предметами вокруг себя, — к своему боссу я начала относиться настороженно.

В последний рабочий день перед каникулами Биллем вручил мне подарок, завернутый в самую модную оберточную бумагу в стиле Джексона Поллока.[35]

— Надеюсь, тебе понравится, — сказал Биллем. — Я даже почти уверен, хотя никогда нельзя знать наперед.

Я осторожно развернула подарок: это был толстый каталог американского искусства, где были представлены работы начиная с 1950 года.

Биллем пытливо посмотрел на меня. Книга была превосходна, как раз то, что мне нужно, чтобы коротать скучные вечера в общаге, когда все остальные смотрят повтор «Уилла и Грейс».[36] Но я до жути боялась показаться чересчур благодарной, ведь он мог понять это не так. А еще я на всякий случай проверила, не висит ли где на стенке веточка омелы.

— Спасибо, Биллем, подарок просто чудесный, — произнесла я несколько бесстрастно.

— Все в порядке? — спросил он, уловив странную нотку.

— Да, все прекрасно, просто я немного устала, — сказала я.

Он охотно повелся или, по крайней мере, сделал вид, что повелся.

— Некоторые репродукции из этой книги мне до сих пор не попадались. Абсолютно новый каталог, только что из типографии, — с гордостью пояснил он. — Сигнальный экземпляр, тираж даже еще не отпечатан — его специально для меня раздобыл один мой коллега-редактор.

Я открыла книгу и прочла: «Хизер, пусть твоя жизнь всегда будет произведением искусства, таким же прекрасным, как ты сама. С наилучшими пожеланиями, Биллем».

Мое недавно приобретенное предубеждение против бельгийца дало небольшую трещину…

— Превосходно, Биллем, — искренне восхитилась я. — Большое тебе спасибо.

— Ну вот, я так и знал, что Даниель ошибся. Он сказал, что тебе не понравится!

До моего отъезда домой на Рождество, я разочек виделась с Робером, и это свидание пусть и не шло ни в какое сравнение с первым вечером, в «Бунгало», когда я буквально ног под собой не чуяла, оказалось гораздо лучше второго. (К тому же здесь следует отметить, что прошло оно от начала до конца без призрака Светланы.) Я растеряла всю решимость, заставлявшую признаться Светлане об интересе месье дю Круа к моей особе, и довольствовалась тем, что держала наш роман «ле шито-крыто», как сказали бы французы, имеющие обыкновение довольно странным образом использовать американизмы.

Мой француз был весь в делах, готовясь к открытию нового клуба: добывал разрешения для нью-йоркского бара «Шива», все дни напролет пропадал на деловых встречах по любому поводу — начиная с того, какой кафельной плиткой отделывать туалеты, и заканчивая тем, под каким углом следует устанавливать будку диджея. Но все равно Робер пригласил меня в «Сохо Гранд», чтобы выпить в честь праздника.

В день свидания с Робером я решительно вытащила себя за шиворот на холод, чтобы в конце концов дойти до Музея современного искусства, раз все равно нет кастингов, — на то, чтобы попасть в него, у меня ушло четыре месяца, тогда как в самом начале я думала, что буду бегать туда каждую неделю. Я утешала себя тем фактом, что много работаю в галерее и тем самым развиваю свой интерес к искусству, но галерея Клюстера не могла сравниться с большим музеем, заполненным лучшими произведениями современного искусства со всего мира, даже если, как утверждал Биллем, его отдел последних поступлений был до смешного убог.

По дороге в музей я прошла мимо Центра Рокфеллера,[37] по которому носились орды покупателей в поисках подарков, а также толпы зевак, которые хотели посмотреть на огромную рождественскую ель и понаблюдать, как спотыкаются и падают на катке розовощекие любители коньков. А еще мне попался «Saks» с его праздничными витринами. Я быстро прошла мимо универмага, с болью думая о всех милых платьицах, потрясающих туфлях и модных сумочках, купить которые мне никак не светит. Я представила, как Дженетт бродит здесь со своей мамашей, выбирает дорогие шмотки и расплачивается деньгами, которые принесла ей рекламная кампания. Меня утешало одно — я пришла сюда не за покупками. Я пришла сюда за искусством.

Японский архитектор Йошио Танигучи так обновил здание музея, что, глядя на его шикарный фасад, захватывало дух, и мне показалось, что я попала в храм, когда ступила на эскалатор, вознесший меня в его залы. Я бродила по подвесным переходам, чувствуя себя легкой как пушинка и беззаботной — такого со мной ни разу не случалось с тех пор, как я сделала первый шаг в Манхэттене. В последнее время обмеры в агентстве снова начали сводить меня с ума (скажем так, достигнутый прогресс дошел до мертвой точки), и я постоянно находилась на мушке у Люка с его маленькой книжицей и сантиметром. Но сейчас, гуляя по галереям, впитывая красоту произведений, созданию которых люди зачастую посвящали всю свою жизнь, я больше не испытывала стресса.

Под конец я заглянула в крыло, отведенное фотографии. Там среди прочих висели несколько работ Дианы Арбус, трагического мастера.

Вместо того чтобы тратить жизнь, фотографируя красивое, стройное, гламурное, сливки высшего света, куда все мы, модели, стремились, она предпочла иметь дело с чудаками, отбросами общества, людьми, задавленными проблемами. Был среди ее работ портрет одной старухи в розовой шляпке и старомодных очечках. Время не пощадило ее лица. Арбус удалось поймать удивительно трогательный взгляд, который, казалось, предостерегал всех нас от тщеславия. Кожа на лице старушки обвисла от прожитых лет.

По щеке у меня скатилась слезинка, потом другая. Не могу сказать почему. Просто очень трогательный снимок, а не то, что мне взгрустнулось. Объектив Арбус сумел поймать, быть может, секундную красоту того взгляда и сохранить ее навсегда. Мои мысли невольно снова вернулись к тому фотографу, с которым мне пришлось столкнуться во время первой фотосессии: «От тебя требуется только одно — чтобы ты выглядела красиво».

На свидании с Робером в окружении красивых людей я все время вспоминала снимок Арбус. Вечер я начала в умиротворенном состоянии, более спокойная, чем обычно, — так сильно на меня подействовал музей, — но, выпив несколько коктейлей, я оживилась. Робер, успевший провернуть много дел перед тем, как вернуться на Рождество в Париж, снова был воплощением спокойствия и обаяния. Туристы и жители Нью-Йорка одинаково проникались праздничным весельем в баре отеля, уже многие годы имевшем отличную репутацию.

Робер извинился за то, что в прошлый раз вел себя как бука, а потом начал мне льстить, говоря, что я очень красива и для него остается загадкой, почему я до сих пор не украшаю обложки всех модных журналов. Он немного перегнул палку с комплиментами, но я решила, что в нем говорят французские гены. Я охотно закрыла на его лесть глаза, особенно потому, что после четвертого коктейля меня гораздо больше интересовало, что у него там, в джинсах, а не в генах. Я начала мечтательно на него поглядывать, наслаждаясь каждой секундой. И в разговоре старательно обходила следующие темы во избежание проблем прошлого свидания: Биллем, галереи в Челси, дамское угодничество, коварство соблазнителей, подлые поступки, пиво «Stella Artois» и все, пусть даже отдаленно, бельгийское.

Вечер подходил к концу, на следующий день Робер улетал. Мы собирались уже уходить, когда неожиданно он замер и как-то хитро мне улыбнулся, словно готовил сюрприз.

— Чуть не забыл! — сказал он и, подозвав официантку, что-то шепнул ей на ухо.

Она взглянула на меня, улыбнулась и прошла за стойку бара. Вернулась она через несколько секунд, держа в руках коробку, обернутую блестящей серебряной бумагой, с изящным бантиком на крышке. Коробку она передала Роберу.

— Веселого Рождества, — произнес он по-французски, вручая мне подарок.

— Но я не… — запротестовала я, жалея, что ничего ему не приготовила.

— Шшш, доставь мне удовольствие, — сказал он, дотронувшись до моей руки.

Я развернула подарок и увидела пару убийственных шпилек от Dior.

— Робер, ну зачем ты беспокоился… Они, должно быть, безумно дорогие… — Глядя на туфли, я поняла, что они идеально мне подходят. — Как раз мой размер! Как ты угадал?

— Мужчина должен разбираться в таких вещах, — произнес он со своим неотразимым французским акцентом.

На улице я начала прикидывать, что меня ждет на этот раз: поцелуй в лоб или в щеку. После разочарований предыдущих двух свиданий мне не хотелось тешить себя надеждами. Однако, пока я заранее себя жалела, он притянул меня к себе и прижался губами к моим губам. Клянусь, я почувствовала, как между нами пробежал электрический заряд. У меня перехватило дух, и мы даже… да, уверена, вас это интересует… стали целоваться на французский манер. Совсем чуть-чуть. Должна признать, это было чудесно.

Робер отстранился.

— Как жаль, что мой рейс рано утром, иначе я бы пригласил тебя к себе пропустить напоследок еще одну рюмочку, — словно извиняясь, сказал он.

Любуясь его мужественными чертами лица, точеными скулами, я почувствовала, что мне тоже жаль, но я не собиралась показывать, будто совсем отчаялась.

— В следующий раз, — сказала я. — Хотя, наверное, мы теперь увидимся только после каникул.

— Да, боюсь, что так Я проторчу в Париже все праздники, — согласился он. — Но ты, полагаю, рада, что повидаешься с родными?

Я кивнула, хотя в душе опасалась встречи с семьей, имея за спиной всего одну фотосессию за столь длинный срок, тогда как, живя в Майами, я постоянно участвовала в небольших проектах.

— Что ж, тогда после обязательно увидимся, — сказал Робер, открывая передо мной дверцу машины. — Будем на связи.

Прежде чем я уселась в такси, он поцеловал меня еще раз. Так как я стояла на проезжей части, а он — на краю тротуара, мне пришлось встать на цыпочки, совсем как в кино, чтобы он мог достать мои губы.

Я забралась в машину, голова шла кругом, и Робер захлопнул дверцу.

В салоне такси я внимательно рассмотрела потрясающие туфли, которые он мне подарил. Раз в общаге все думали, что цветы я получила от родителей, то эти шпильки должны были волшебным образом появиться после моего визита домой на Рождество. Светлана наверняка оценит хороший вкус моих предков.

Что ж, если мне и не досталось ни одного выгодного контракта на рекламу в этом году (и, соответственно, я не прониклась духом Рождества), то, по крайней мере, я получила пару потрясающих туфель. А также сигнальный экземпляр книги по искусству, подаренный мне Виллемом. Биллем… Я постаралась не думать о том, что напрашиваюсь на большие неприятности из-за того, что работаю на явного врага человека, обладающего отменным вкусом в обуви.

Перед самым моим отъездом к родителям в Виргинию агентство устроило ежегодный праздник, выбрав на этот раз японский ресторан «Хиро». Это был небольшой прием, где собрались только свои: администраторы, агенты по кастингу, фотографы, кое-кто из их друзей и родственников и, разумеется, девушки-модели (нам не разрешили никого с собой привести — наверное, из соображений экономии. У меня было подозрение, что, расходы на вечеринку запишут на наши счета, чтобы как-то компенсировать траты, но мне было трудно представить, что Рейчел настолько практична. Впрочем, ничего нельзя утверждать с уверенностью).

До того момента я не видела, чтобы все работники агентства собирались сразу в одном месте, а потому мне это немного напоминало «сбор стада». И хотя предполагалось, что здесь мы должны расслабиться и отдохнуть, все модели настороженно поглядывали друг на друга, мысленно отмечая, кто во что одет, и пытливо высматривая неудачниц, которые вот-вот покинут наши стройные ряды.

Дженетт тоже пришла на праздник, оживленная и улыбчивая. Естественно, выглядела она сказочно. Начав болтать о своей квартирке, она перешла к очередному контракту с рекламной компанией и знакомству с «по-настоящему классным» банкиром из Солт-Лейк-Сити, тоже мормоном, и так далее в том же духе. По правде говоря, мне хотелось, чтобы она заткнулась. Я оборвала беседу, не очень уверенно пообещав как-нибудь к ней заглянуть на чашку чая.

Пришел мальчик собрать пустые стаканы и чуть не навернулся при входе в зал: сам не очень высокий, где-то пять футов пять дюймов, он двигался в толпе высоких гибких моделей, старательно избегая столкновения с чьим-нибудь бюстом.

Эта вечеринка точно угодит в историю как самая скучная из всех, на которых я бывала.

Светлана и Елена почти все время просидели за столиком в углу, перешептываясь и хихикая по поводу собравшихся. Кайли в сторонке беседовала с аргентинкой, с которой неделей раньше познакомилась на кастинге (работы тогда никто из них не получил). Со стороны казалось, будто австралийка пьет одну воду, но она часто убегала припудрить носик, а потом возвращалась, с каждым разом шатаясь чуть больше. Вероятно, у нее с собой была фляжка, к которой она периодически прикладывалась. Таким образом, она не выглядела законченной пьяницей в глазах сотрудников агентства. Люция, к тому моменту проработавшая в агентстве пару лет, разговаривала с кем-то из «старожилов». Девушки утешали ее, стараясь не упоминать имени Женевы из конкурирующей фирмы. Как ни удивительно, но словачка не проронила ни слезинки.

Все девушки знали, что я живу в общаге. Почти все успешные модели подкатывали ко мне в своих роскошных нарядах, купленных богатенькими бойфрендами или на дивиденды от выгодных контрактов, и с невинным видом интересовались, как у меня дела.

Одна француженка-модель, которую я узнала по рекламному плакату, висевшему на углу Лафайет и Хьюстон, на границе Сохо, даже потратила на меня несколько минут своего драгоценнейшего времени.

— Ты ведь все еще живешь в модельной общаге? — спросила она, стервозно улыбаясь.

Акцент у нее был чудовищный — так обычно пародируют французов, а еще очень похоже на то, как разговаривает в мультиках скунс-романтик Рере le Pew. Ничего похожего на английский Робера, такой утонченный и правильный.

Я тоже решила отстервозить.

— Прости, я ничего не поняла. Не могла бы ты повторить? У тебя такой сильный акцент… — сказала я тоненькой, как былинка, француженке, у которой ничего другого «сильного» не было.

— Квартира агентства, ты там живешь, да? — как ни в чем не бывало повторила она, добавив пару плохо произнесенных артиклей.

Я даже глазом не моргнула.

— А, ну да. Почему ты спрашиваешь?

— Просто любопытно, — последовал ответ. — Я слышала, ты там уже давно. А я не была в общаге ни разу. Как там? Мило?

Она прекрасно знала, что там совсем не мило.

— Неплохо, — процедила я сквозь зубы. — Прошу простить, но мне нужно в туалет.

И я оставила французскую стерву искать себе другую жертву для злорадства.

На вечеринке, разумеется, была и Рейчел. Выглядела бесподобно. За такие ноги, тем более после недавней эпиляции, можно было умереть, и она это знала. Хозяйка нашего агентства дружила с пиарщиками компании Кельвина Кляйна, и потому на ней было одно из самых дорогих его платьев, потрясающее изделие Зака Посена, имевшее оглушительный успех на подиумах в прошлом сезоне. Рейчел пришла с мужем, и я увидела, что все слухи о нем правдивы — он действительно был «волосатиком», гитаристом рок-группы, прославившейся в конце 80-х — начале 90-х годов, но с приходом гранджа[38] группа распалась. В зените славы они занимали верхушки чартов, колесили по всему миру в эластичных рейтузах с гульфиками, подчеркивавшими размер хозяйства, и забацывали немыслимые гитарные соло, сопровождавшиеся невероятными пиротехническими эффектами. Видимо, во время гастролей и состоялось знакомство гитариста с Рейчел. В то время она тоже была довольно популярна, хоть и не достигла статуса супермодели.

Я точно не знала, чем теперь занимался ее муж, но от длинных волос ничего не осталось — однако он сохранил прежнюю худобу и все еще смотрелся неплохо для своего возраста. Ничего удивительного. Могу представить, в каком режиме он жил, если судить по тому, как Рейчел обращалась с нами, — наверное, и в личной жизни она придерживалась тех же правил. Странно другое: она баловала собственных детей и, как я слышала, была любящей, доброй мамой. Со всеми другими, даже с собственным мужем, она была тверда как кремень. На празднике ее муж сидел тихонько слева от нее и строил глазки толпе красавиц.

Место, выбранное агентством для проведения праздника, оказалось несчастливым. По крайней мере, для одного человека. Недели за две до вечеринки Рейчел решила выставить из агентства модель, еще совсем не старую, лет двадцати, но давно не получавшую никакой работы. Несчастная была безутешна: как большинство из нас, она приехала в Нью-Йорк стать моделью и решение Рейчел восприняла как смертный приговор. Кайли была в офисе, когда это случилось, и рассказывала, что девушка буквально стояла на коленях, со слезами упрашивая оставить ее в агентстве. Но Рейчел была неумолима.

— Послушай, надеюсь, ты перестанешь скулить. Через полчаса я должна встретиться со своим тренером. Возможно, в свое время и тебе следовало подумать о том, как поддержать форму, — вот и весь ответ Рейчел.

Хорошенькая несостоявшаяся модель без труда нашла работу — высоким красивым девушкам редко отказывают. Только работа эта была никак не связана с фотосессиями для «Vogue». Она устроилась официанткой коктейль-бара — не очень гламурная должность, но гораздо более прибыльная, чем любой контракт модели, который ей до сих пор удавалось подписать. И надо же было такому случиться, что именно там агентство устраивало рождественскую вечеринку. Но вместо того чтобы заартачиться и заявить: «Ни за что, черт возьми! Переведите меня в другой зал, я не стану обслуживать эту стерву!» — и спасти таким образом остатки своего достоинства, девушка разработала гениальный план — вернуть себе расположение Рейчел и администраторов, ловко подавая им закуски и напитки.

Рейчел сразу ее узнала и презрительно закатила глаза, когда девушка к ней приблизилась.

— Что-нибудь принести, Рейчел? — попробовала подлизаться бывшая модель. — Вы только скажите, я достану все, что угодно, в течение двух секунд.

— Нет, спасибо, у нас пока все есть, — ответила Рейчел, одаривая ее змеиной улыбкой.

Девушка, не отличавшаяся сообразительностью, намека не поняла и принялась таскать из кухни «особые блюда» и всевозможные коктейли, пока столик Рейчел не начал скрипеть под грузом множества тарелок и стаканов.

Но самое ужасное было то, что бедняжка, обходя зал по кругу, обслуживала и других моделей, всего несколько недель тому назад считавших ее ровней. Она пыталась с ними заговаривать, но наталкивалась на пустые взгляды и молчание, если не считать заказов на новые напитки, — можно было подумать, что, уйдя из агентства, она вдруг заболела проказой. С ней все было кончено. Безвозвратно.

К Рейчел подошел директор заведения узнать, все ли в порядке. Я видела, как она прошептала ему что-то на ухо, а затем указала на бывшую модель, хлопотливо суетившуюся в зале. Он понимающе кивнул, потом подошел к девушке и утянул ее за собой. Больше она никого не обслуживала.

Через пару минут я прошла в туалет: проверить, не потекла ли косметика. Подкрашивая ресницы, я услышала скулеж из кабинки. Тогда я украдкой заглянула под дверь и увидела блестящие черные туфельки из BCBG,[39] в которых бегала наша официантка. Она поплакала еще немного и затихла. Я решила оставить ее в покое и присоединилась к компании.

В тот вечер Рейчел не говорила речей, не благодарила нас за то, что мы работаем с ней в одной команде. Ничего подобного. Не попробовала даже нас устрашить каким-нибудь анекдотом вроде: «Думаете, я добилась всего благодаря тому, что пыталась поцеловать чью-то задницу, работая официанткой?» Атмосфера, по крайней мере для меня, была довольно напряженной из-за того, что так грубо обошлись с девушкой, совсем недавно отлученной от агентства. Инцидент, казалось, означал одно: «Ты модель, или ты никто». На меня он очень подействовал. Я невольно задумалась, как долго Рейчел позволит мне оставаться в общаге без контрактов на работу, прежде чем решит присмотреться ко мне повнимательнее. Весь вечер я жевала салатный лист и пила газированную воду, не теряя бдительности.

Когда вечеринка начала сворачиваться, ко мне подошел Люк — как всегда сплошные улыбки. Он окинул быстрым взглядом мой недоеденный салат, стакан с «Pellegrino» и одобрительно кивнул.

— Веселых праздников, Хизер! — Чмок- чмок;— Послушай, когда вернешься с каникул, мы должны встретиться и поболтать, просто чтобы оценить, к чему мы пришли, договорились?

Поболтать?

— Договорились, — ответила я, но он видел, что я встревожилась.

— Не волнуйся! Обычный разговор. Нам нужно наметить цели и все такое прочее. Ничего плохого!

Он был чертовски весел, тогда как я понимала, что этот разговор не сулит мне позитивных эмоций. Меня охватила паника, и я вспомнила об официантке, рыдающей в туалетной кабинке. Интересно, подумала я, а соседняя кабинка свободна?

— Ну конечно, Люк, я, хм, с удовольствием приду.

— Отлично! Счастливо повеселиться! — бросил он и затерялся в толпе.

Да уж, теперь повеселюсь.

Возможно, Кайли была не так уж не права… Я отправилась на ее поиски, надеясь, что на дне фляжки еще осталось немного искусственного веселья.