Сексуальный папочка

Глава 10

Саймон

Когда молодая зебра отдаляется от своей семьи, Эбби задерживает дыхание и сжимает мою руку.

Когда зебра убегает от льва, Эбби вонзает свои ногти в мой бицепс.

А когда зебра вновь воссоединяется со своими полосатыми друзьями и семьей, Эбби прижимает ладонь ко рту и поворачивается ко мне.

— Боже мой, — шепчет она сквозь пальцы.

Я подсчитываю в уме, насколько большой чек я должен отправить в «Фонд защиты зебр», потому что этот часовой документальный фильм оказался своего рода прелюдией.

Это лучше, чем пригласить женщину на фильм ужасов в надежде, что она прыгнет в твои объятия. Не то чтобы мне нравились фильмы ужасов, и не то чтобы я так уже делал. Но я понятия не имел, что история выживания зебры вызовет такую реакцию у Эбби, которая, кажется, каждой клеткой своего тела ощущает то, что происходит на экране.

Я просто хотел сделать для нее что-то приятное, раз уж она выделила время, чтобы помочь мне. Но, честно говоря, это не совсем так. Я не хотел с ней прощаться. Я и не подозревал, что документальный фильм о природе заставит ее сжимать мою руку в темном зале кинотеатра.

Пока идут титры, она говорит:

— Мое сердце все еще бьется со скоростью сто километров в час.

— Это быстрее, чем максимальная скорость зебры.

Она улыбается и переводит дух.

— Фильм был просто замечательный. Спасибо, что пригласил меня, — говорит она, и меня переполняет гордость. Мне нравится, что она хорошо провела время.

— Я очень рад, — говорю я, а затем опускаю взгляд к ее руке, по-прежнему обнимающей мой бицепс. Некоторые зрители уже прошли в проход, постепенно покидая затемненный зал.

— Господи, прости, — говорит она, отдергивая свою руку.

— По правде, я не возражал, — мягко говорю я. — Я рад, что моя рука могла быть полезной.

— Я и не думала, что во время фильма схватилась за твою руку, словно за спасательный круг.

А вот я был полностью осведомлен, и, честно говоря, это было моей любимой частью фильма.

— Просто я была так увлечена, — говорит она, пожимая плечами. — Думаю, теперь ты знаешь, почему мне так сильно нравятся орлы.

— Да. Но я понимал это и раньше.

Она наклоняет голову, а затем спрашивает:

— Да?

Я киваю.

— Ты сияешь, когда смотришь на них. Точно так же, когда говоришь о Музее Естественной Истории. Твои глаза блестят, — говорю я, указывая на эти великолепные янтарные глаза.

— Правда?

— Правда, Эбби. Это естественная часть тебя. Независимая от языков и твоего таланта общения с детьми. Это то, чем ты живешь. — Когда говорю это, я не перестаю беспокоиться о том, что наши отношения в реальной опасности, ведь мы говорим о том, кто мы, что мы любим и что делает нас счастливыми.

Возможно, это даже опаснее моих рук в ее волосах, или тайных прикосновений с намеком на большее. Опаснее, чем озорные комментарии о купании голышом и смазке. Возможно, это настоящее пламя — то, как я чувствую себя, сидя здесь, рядом с ней, когда наши колени почти касаются друг друга, локти лежат на одном подлокотнике, и мы смотрим друг другу в глаза.

Все остальные уже ушли, но мы не двигаемся.

Она облизывает губы, сглатывает и опускает глаза вниз. Затем подняв взгляд, Эбби тихо произносит:

— Ты прав, — говорит она, ее голос звучит уязвимо.

Но в то же время и приглашающе. Так, будто она хочет поговорить, узнать друг друга лучше.

Я склоняю голову.

— Почему тебе так нравятся шоу о диких животных?

Кажется, она обдумывает мой вопрос всего мгновение, а затем отвечает:

— По той же причине, по которой мне нравится работать с детьми. Это реально. Никакой фальши. Никакого притворства. Это, и еще потому, что дома я всегда была окружена дикими собаками. Три брата и все такое, — добавляет она с усмешкой.

Я улыбаюсь ей в ответ.

— Мне нравится это. Нет, я обожаю это. И именно по этой же причине мне понравилось, когда ты впервые показала мне «ИглКам», и я действительно наслаждался шоу. Мне не было интересно наблюдать за этим ранее. У меня даже в мыслях такого не было. Но теперь, благодаря тебе, я уделяю этому больше внимания, и мне действительно интересно смотреть на то, что реально.

Она с энтузиазмом кивает.

— Знал ли ты, что орлы могут спать с одним открытым глазом?

— Как мафиози?

— Именно! Я узнала, что у них однополушарный медленноволновый сон. Они могут спать и бодрствовать одновременно, — говорит она с сияющими глазами. — Они и вправду держат один глаз открытым и наблюдают за хищниками. Дельфины спят также.

Я медленно подмигиваю, демонстрируя ей один открытый глаз.

Она качает передо мной пальцем.

— Но ты не усыпил половину своего мозга.

— Нет, но я работаю над своим уникальным потенциалом.

Эбби смеется, а затем говорит:

— Видишь? В мире природы так много чудес, они настоящие и истинные.

Настоящие и истинные. Мне нравится звучание этих слов. Тем более, потому что притворство было единственным, что я получал от Мириам в течение последних нескольких лет нашего брака, особенно в последние месяцы, когда она закрутила роман с коллегой. Мне было очень больно, когда ее предательство всплыло наружу. Никто не хочет быть обманутым. Но я не был так опустошен, как думал. Я встретил ее сразу после колледжа, и мы долгое время то расставались, то снова сходились. Честно говоря, эмоционально я уже от нее отдалился, похоронив себя в работе, вместо того, чтобы столкнуться с реальностью и понять, что мы больше друг другу не подходим.

Возможно, именно поэтому, когда я увидел переписку между ней и тем парнем с ее работы, мне было так легко сказать те слова.

— Спишь с коллегой, Мириам? Попахивает клише.

— Работаешь так усердно, что игнорируешь свою жену? Попахивает клише, — съязвила она в ответ.

Ни один из нас не сражался за брак. Она была готова уйти. Я был готов ее отпустить. Сейчас, спустя несколько лет, я совсем по ней не скучаю. Я просто рад, что она больше не моя жена. Я не хочу притворства в отношениях.

Я хочу этой честности, открытости — этой реальности.

Именно из-за этого моим влечением к Эбби все сложнее управлять. Это все потому, что она такая, какая есть. Она не подделка. Не фальшивка. Она такая, черт возьми, настоящая, и я влюбляюсь в нее все сильнее и сильнее, и мне интересно, догадывается ли она об этом. Ведь не просто так я узнал время показа документального фильма о зебрах, и, мне кажется, то, что я запал на нее, слишком очевидно.

Но я сачковал достаточно долго. Мне нужно наверстать упущенное, чтобы посвятить свое внимание Хейден, которая вернется в понедельник утром и останется со мной на всю неделю, как обычно. Она проводит со мной большую часть времени, и в понедельник Мириам планирует привезти нашу дочь пораньше, чтобы улететь в столицу страны для решения деловых вопросов. Она — лоббист, и ее работа ей подходит, так как она любит делать жизни людей несчастными.

В зале зажигается свет. Билетер входит внутрь, чтобы собрать ведерка от попкорна и коробки от конфет.

Эбби встает, разглаживает свой желтый сарафан и берет сумочку.

— Спасибо, что взял меня в кино, — ласково говорит она, но я клянусь, что действительно услышал только «взял меня».

Боже, как же я хочу взять ее. Хочу пригласить ее на ужин. Хочу отвести ее в свою постель.

Она идет к проходу, и в течение нескольких секунд я сражаюсь со своей похотью. Я провожаю ее взглядом. Ее ноги гладкие и подтянутые, но не слишком мускулистые. Бьюсь об заклад, это будут восхитительные ощущения, когда она скрестит лодыжки у меня за спиной. Ее волосы скользят по спине, и я хочу пропустить их сквозь свои пальцы, и не во время плетения косы. И еще ее задница. Я думаю, нет, я уверен, что могу поклоняться ей. Покрыть поцелуями всю попу, затем развернуть Эбби, обхватить руками эти сочные ягодицы и рывком прижать к себе.

Блядь, теперь мой член как железный кол, и я с таким же успехом мог бы взять мегафон и объявить, что у меня для нее есть кое-что очень большое. В случае, если это не очевидно. Мы выходим в вестибюль, и я начинаю жалеть, что не купил коробку мятных конфет, чтобы скрыть выпирающий член в своих джинсах. А я ведь даже не люблю мяту.

Эбби этого не замечает или, может быть, просто ничего не говорит. Когда мы выходим на оживленную улицу, я быстро ловлю такси, и мы едем в центр города.

— Мы можем высадить тебя первой, — говорю я, так как она живет на западной стороне города, а я на восточной. Это значит, что мы едем к ее дому, а мне предстоит обратный путь через весь город. Нью-йоркцы никогда так не делают. Мы ненавидим объезжать весь город, но я с удовольствием приму эти неудобства ради того, чтобы побыть с ней несколько лишних минут. А затем меня осеняет.

— Стоп. Я даже не спросил, собираешься ли ты домой.

— Собираюсь. Но потом я снова уйду, — говорит она, когда такси внезапно останавливается на светофоре. С переднего сиденья доносятся тихие звуки радио, а водитель почти скрыт от нас стеклом.

— О, что же. Повеселись, — говорю я своим самым веселым тоном, и в этот момент я как никогда хорошо ощущаю барьер между нами. Она уходит, потому что ее свободное время полностью в ее власти. А я собираюсь провести пятничный вечер за работой, чтобы проводить каждое буднее утро со своим ребенком.

Я бы ничего не изменил. Моя дочь — любовь всей моей жизни. Но я также понимаю, что этот простой факт делает меня неправильным выбором для Эбби. Мое время ограничено. А о моем внимании я уже говорил.

— Повеселюсь, — говорит она. — Я встречусь с Харпер и Ником, а также со Спенсером и Шарлоттой. Мы будем играть в бильярд, хотя я в этом ужасна.

Я навостряю уши.

— Я потрясающе играю в бильярд, — говорю я, потому что это правда, и я не могу удержаться и не сказать эту новость. Может быть, потому, что хочу произвести на нее впечатление. Черт, я определенно хочу произвести на нее впечатление.

Эбби приподнимает брови.

— Правда?

— Взял пару уроков в колледже, как жульничать в бильярде.

У Эбби отвисает челюсть.

— Не может быть! Ты никогда мне этого не говорил!

Я небрежно пожимаю плечами, когда водитель ускоряется, пытаясь проскочить на желтый свет. Он перестраивается на соседнюю полосу, пытаясь влиться в поток.

— Разве я не похож на бильярдного жулика?

Эбби прищуривается, а затем хватается за ручки своей сумки, как будто это поможет ей удержаться, поскольку этот парень едет опаснее, чем следовало бы.

— Нет. Вовсе нет.

— Я играл по ночам и выигрывал немного денег в нескольких играх, — говорю я, широко улыбаясь, когда такси снова поворачивает, и мы заезжаем в Челси. Машина несется очень быстро, и Эбби упирается рукой в разделительное стекло, чтобы удержаться на месте.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Он немного агрессивен за рулем.

Я прочищаю горло и наклоняюсь вперед, чтобы поговорить с водителем через небольшое окно.

— Эй, мужик. Мы не торопимся, так что давай просто немного сбавим скорость.

Водитель ворчит что-то, что звучит как «Ладно», и я откидываюсь на кожаное сидение.

— Спасибо, — говорит Эбби с легкой улыбкой на губах. — Ты — мой герой.

О, черт. Эти слова. Ее губы. Взгляд. Я произношу первое, что приходит на ум:

— Я могу помочь тебе сыграть.

— Можешь?

Такси перестраивается на другую полосу, заставляя Эбби скользить и придвинуться ближе ко мне. Внезапно она оказывается всего в нескольких сантиметрах от меня, ее лицо рядом с моим, а рука на моем плече. Я не знаю, как это произошло, но мы снова перешли от простого разговора к чему-то большему.

Я облизываю губы, и мой взгляд медленно скользит к ее руке.

— Когда-нибудь я научу тебя. Я хороший наставник.

Она кивает и крепче сжимает пальцы.

— Бьюсь об заклад, так и есть.

— Я думал, ты мне не поверила.

— Нет, — тихо говорит она. — Я верю тебе.

И прямо сейчас мне абсолютно плевать на водителя, даже если он собирается гнать как сумасшедший. И мне определенно насрать, как мало времени и внимания у меня есть в запасе. Я почти не забочусь ни о чем, кроме того, чего хочет мое сердце и тело прямо сейчас.

Женщина, которая меня зацепила, держится сейчас за меня.

— Верь мне, — шепчу я, а затем поднимаю руку и аккуратно прикасаюсь к ее волосам.

Она наклоняется ближе, я пододвигаюсь к ней, а затем она хватается за воротник моей рубашки.

— Саймон, — шепчет она. Ее голос звучит отчаянно прекрасно, точно так же, как я чувствую себя рядом с ней.

Здесь не о чем больше думать.

Я сокращаю расстояние, наши лица почти соприкасаются. Я чувствую ее дыхание на себе. Кончиком носа дотрагиваюсь до ее, а затем склоняюсь к губам. Наши губы касаются друг друга, и кажется, будто мир, который был обычным, вдруг стал необыкновенным.

Ладонями я сжимаю ее щеки, когда углубляю поцелуй. Больше губ, больше языка, больше зубов. Больше Эбби.

Мое тело оживает. Сердце бьется, мозг горит, и я дико возбужден. Много ночей, ложась спать, я мечтал о таком голодном, безумном и неожиданном поцелуе. В моих пошлых мечтах поцелуи перерастали в нечто большее, и я прикасаюсь к ней, ощущаю ее…

Беру ее.

Но, черт возьми, поцелуя более чем достаточно, потому что это похоже на то, какими и должны быть поцелуи — ее рука, сжимающая мое плечо, мое лицо, наши ласкающие друг друга губы. Жар пульсирует во мне, и, наконец, я понимаю, что, черт возьми, женщина, которую я жажду, хочет меня с такой же силой.

Желтое такси катится по асфальту, и я теряюсь в поцелуе, о котором едва ли мог мечтать, и сейчас я не могу остановиться.