Сексуальный папочка

Глава 13

Саймон

Баскетбольный мяч летит по воздуху, подпрыгивает на ободке кольца и, вращаясь, проскальзывает вниз через сеть. Я поднимаю руки вверх в победном жесте.

— Плюс один в счет этого парня. — Большими пальцами я указываю на себя только потому, что это бесит Тайлера.

Мой друг неодобрительно качает головой.

— Счастливый ублюдок, — говорит он, хватая отскакивающий мяч.

Я приподнимаю брови и ухмыляюсь.

— Это вовсе не удача, ведь я смогу сделать это снова. — Я уже дважды забил трехочковый мяч в нашей игре один на один.

Сейчас семь утра воскресенья, и мы бросаем мяч в кольцо на баскетбольной площадке в Центральном парке так же, как и всегда, когда встречаемся здесь раз или два в неделю.

Отбивая мяч возле своих ног, Тайлер приподнимает подбородок.

— Ставлю сто долларов на то, что ты не сможешь повторить это в третий раз.

— Мне нравятся твои ставки. Это словно…подожди… — Я замолкаю, поглаживая свой подбородок, когда Тайлер прищуривает свои темные глаза, глядя на меня. Я поднимаю палец вверх. — Понял. Я знаю, на что это похоже.

— И на что же? — спрашивает он с преувеличенным раздражением.

Я притворяюсь, будто дергаю что-то с ветки дерева.

— Это как отщипнуть деньги, словно листик с дерева.

Он откидывает голову назад и смеется.

— Как скажешь. Но ты ни за что не забьешь еще один трехочковый. Будь ты даже Леброном Джеймсом. (Примеч. Лебро́н Рэймон Джеймс — американский профессиональный баскетболист, играющий на позиции легкого и тяжелого форварда за команду НБА «Кливленд Кавальерс»).

Я смеюсь.

— Мне не нужно быть королем. — Я возвращаюсь к исходной линии, и Тайлер лезет вон из кожи, пытаясь отбить мою атаку. Но я превосхожу его, благодаря длинным рукам и природным навыкам игры в баскетбол. Когда я бросаю мяч, он летит по воздуху и со свистом залетает прямо в корзину.

— Все, что мне нужно сделать — обойти твою защиту.

— Чтоб меня, — говорит Тайлер, наблюдая, как мяч отскакивает от бетона, а затем проводит рукой по своим темно-каштановым волосам.

Тайлер на пару лет моложе меня и работает адвокатом в сфере развлечений. Он известен своим дерзким подходом к сделкам и готовностью отстаивать интересы своих клиентов. Беда в том, что он должен был знать, что ставить против меня на баскетбольном корте — большая ошибка. Баскетбол легко мне дается. Так же, как и языки для…

— Что скажешь, если мы удвоим ставки на все игры «Янкиз» в этом году? — Я не очень азартен, но должен думать о чем угодно, кроме этой женщины.

Он притворно вонзает нож себе в грудь.

— Ударь меня в самое сердце, почему бы и нет? Ты же знаешь, что я хитрец. Я бы никогда не поставил на то, что нью-йоркская команда выиграет все игры сезона. Или вообще хоть что-нибудь, — говорит он с насмешкой.

Я потираю руки.

— Тогда доставай хрустящие купюры с Бенджамином Франклином. Не стесняйся добавить к этому щепотку унижения и немного злорадства, ведь отведать это придется тебе.

— Ты такой ублюдок, Треверс. Ты бы мог потратить эти деньги в стрип-клубе. — Он хватает мяч и зажимает его под рукой, когда мы уходим с площадки.

Я смеюсь и качаю головой.

— Ты же знаешь, существует стопроцентный шанс, что этого не произойдет, не так ли?

Тайлер хлопает меня по спине.

— Я знаю то, что это безопасная ставка.

— Это одна из тех вещей, что происходят, когда у тебя появляется дочь. Ты вряд ли сможешь когда-нибудь снова зайти в стрип-клуб. Если только не возьмешь с собой длинный плащ и не пойдешь туда, чтобы спасти ребенка друга или что-то в этом роде, — говорю я, пожимая плечами. На самом деле, я никогда не бывал в таких местах до брака, и это, конечно, не то место, которое я хочу посетить сейчас. Недавно меня приглашали на несколько мальчишников, но я отказался от части со стрип-клубом.

— Да, я понял. Тогда тебе нужно положить их в свою копилку, — говорит он, вынимая свой бумажник, доставая несколько купюр и протягивая мне.

Я беру их и поднимаю вверх.

— Ты хочешь их вернуть?

Он смеется.

— Конечно, да.

Я складываю купюры и засовываю их в трусы под своими спортивными шортами.

— А сейчас?

Тайлер съеживается.

— Если бы ты дал мне их сейчас, я бы их сжег.

Я смеюсь.

— Отлично. Я точно знаю, чем буду расплачиваться за покупку напитков в следующий раз, когда увижу твою жалкую задницу, — говорю я ему, поскольку мы всегда используем наш выигрыш только для покупки напитков или ужина при следующей встрече.

Когда мы приближаемся к тропинке на краю Центрального парка, Тайлер прочищает горло.

— Итак, что нового? Встретил кого-нибудь?

Я смотрю на него так, словно он сумасшедший.

— Не то чтобы я искал.

— Но ты и не не искал?

— Так по-адвокатски, — говорю я, смеясь. — Всегда переворачиваешь все вверх ногами.

Он поднимает руки в знак капитуляции.

— Я всего лишь использовал двойное отрицание. Но не стесняйся ответить на вопрос, если не хочешь безжалостного перекрестного допроса. Ты встретил кого-нибудь, пока не не искал?

Мы плетемся мимо утренних бегунов и велосипедистов, мчащихся по дорожке. Когда мы подходим к Пятой авеню, я вздыхаю и думаю: какого черта? Если я скажу об этом своей сестре, она захочет утешить меня, посоветовать что-то и вдобавок проведет меня через эту ситуацию с Эбби снова. Но не Тайлер. Учитывая, что парень нацелен на возвращение женщины, в которую безумно влюблен, и у него, кстати, есть шанс на успех, он точно поймет всю невероятность моей романтической ситуации.

— Есть кое-кто. Но я не могу ее получить. Скажи мне, что ты делаешь, когда хочешь кого-то, кого не можешь получить?

Он кивает и указывает на свой висок.

— Ответ на твой вопрос прямо здесь.

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя. Так в чем твой секрет?

Тайлер поднимает правую руку и показывает всем известный жест мастурбации.

— Ты проводишь много ночей, познавая себя.

Я закатываю глаза.

— Серьезно? Это твой способ?

Он всматривается в руку и делает вид, что изучает ее.

— Моя линия жизни очень долгая и счастливая. Благодаря регулярному использованию ручного тормоза, — Когда мимо нас проносится автобус, Тайлер принимает более серьезный вид. — Кто она? Эта неприкасаемая женщина?

Я останавливаюсь на пешеходном переходе и поворачиваюсь к нему лицом. Нет смысла увиливать.

— Няня.

У него отвисает челюсть и округляются глаза.

— Не ожидал. Черт. Ты как Бен Аффлек.

Я возмущенно возражаю:

— Нет. Совсем не как Бен Аффлек. Он ведь изменял жене.

— Верно. — Тайлер щелкает пальцами. — «Звуки музыки». Отец и няня. Ну, технически, она была гувернанткой. (Примеч. «Звуки музыки» (англ. The Sound of Music) — фильм-мюзикл, снятый в 1965 году).

— А разве у него было не восемь детей? Ты пытаешься убить меня сейчас?

— Один. Восемь. Какая разница?

— В здравом смысле, чувак. В этом есть разница. Кроме того, с каких это пор ты так хорошо знаешь сюжет «Звуков музыки»?

— Я представляю директора Бродвейского возрождения, мудак, — говорит Тайлер, смеясь надо мной. — К тому же, даже если бы я этого не делал, нет ничего плохого в том, чтобы быть культурно просвещенным.

— Я никогда и не говорил иначе.

— Так вы двое?.. — спрашивает он, когда мы переходим улицу.

Я качаю головой, отвечая на его незаконченный вопрос.

— У нас был короткий…момент, — Хотя это вряд ли оправдывает ту поездку в такси. Это было кульминацией миллиона моментов.

— Впечатляет. Не думал, что ты способен на такое, Саймон.

— Так же, как и я.

— И ты собираешься отдалиться от нее?

— Да, наверное. — Я делаю глубокий вдох. — То, что я зашел так далеко, на самом деле плохо, ведь так? — спрашиваю я, и на этот раз это не пустая болтовня и не подтрунивание друг над другом. Я спрашиваю откровенно, нуждаясь в его честной оценке. По сути, Тайлер мой самый честный друг, который не станет мне врать.

— Все нормально. Учитывая, что ты не в положении Аффлека, а это не так уж и плохо. Если ты хочешь, чтобы она продолжала на тебя работать, то твоим не самым мудрым решением будут эти… моменты. — Он замедляет свой темп, когда мы достигаем квартала, в котором я живу. — Но ты это и так знаешь.

Я киваю.

— Знаю.

Мириам выдает короткое приветствие, приехав ко мне в понедельник утром. Она приоделась, ее темные волосы уложены в пучок в деловом стиле. Затем, будто внезапно вспомнила нашу договоренность не быть засранцами после развода, она спрашивает, улыбаясь:

— Как прошли выходные?

К чему этот вопрос? Только она понятия не имеет, какими они были, поэтому я отвечаю:

— Замечательно. Успел хорошо поработать. Вы двое повеселились?

Хейден смотрит на свою мать и отвечает за них обеих:

— Да! Как и всегда. И прямо сейчас мне нужно кое-что найти, но это секрет. — Она влетает в свою комнату, словно торнадо.

Мириам возится с застежкой на сумочке, давая понять, что готова к работе.

— Вернусь через неделю. Я встречаюсь с конгрессменами на севере штата, нам нужно обсудить много вопросов, но я должна быть дома вовремя, чтобы забрать ее в субботу вечером.

— Звучит, как план.

— Увидимся. Хорошей тебе недели. — Она поворачивается, чтобы уйти, а затем останавливается. — О, за эти выходные она чихнула несколько раз. — Жестом Мириам указывает на диван в гостиной. — Возможно, нужно почаще приглашать сюда горничную. Вся эта пыль только усугубит аллергию Хейден.

Я потираю рукой шею. Для начала, мой дом не грязный. Но это не относится к делу.

— У Хейден нет аллергии.

Мириам приподнимает подбородок.

— Ну, она могла бы быть. У меня же она есть.

— Значит, хорошо, что ты здесь не живешь, — говорю я, ухмыляясь.

— Тебе не обязательно быть таким.

— Если ты чувствуешь необходимость критиковать мой чистый дом, тогда да, обязательно. — Я вздыхаю. — Пожалуйста, давай просто будем цивилизованными людьми.

— Я была цивилизованной. Я пожелала тебе хорошей недели.

— Цивилизованность также означает отсутствие оскорблений в адрес моего дома.

Она смеется, а затем кивает.

— Ладно. Я просто беспокоилась о ней. Аллергия — это не шутки, и я не хочу, чтобы у нее были с этим проблемы.

— И я по-прежнему буду настороже и прослежу, чтобы у нашей дочери не было аллергии, — говорю я, хотя у Хейден никогда не было признаков аллергии.

— Спасибо. Хорошей недели, — говорит она, а затем уходит.

Я закрываю за ней дверь и защелкиваю замок — самый потрясающий звук на данный момент, отдаляющий ее от меня. Я направляюсь в комнату Хейден и вижу, как она свернулась над игрушечным сундуком и копается в нем. Неподдельная улыбка появляется на моем лице, пока я наблюдаю за ее поисками. Она победно вскрикивает, когда находит деревянный меч, а затем поворачивается и вызывает меня на дуэль.

— En garde! (фр., Защищайся).

Незамедлительно я хватаю точно такой же меч и встаю в позу, как в «Трех мушкетерах», и продолжаю фехтовать со своей дочерью в течение следующих пяти минут.

Когда она ударяет меня в живот, я падаю на пол и зажимаю рукой рану.

— О, нет! Мы должны спасти тебя, — говорит она, стоя на коленях возле меня.

— Спаси! Помоги! — взываю я, хватаясь за свою грудь.

— Не волнуйся. У меня есть пластырь.

— Поторопитесь, сестра. Пожалуйста, поторопитесь.

Она бросается к своему игрушечному сундуку, хватает белую пластмассовую аптечку для детей и достает пластырь «Хелло Китти».

— Это мой секретный запас, — шепчет она, а затем открывает упаковку и клеит пластырь на мою рубашку.

Я немедленно встаю и объявляю:

— Это чудо! Мне стало лучше.

Хейден вытирает рукой лоб.

— Я так волновалась. — А затем наклоняет голову. — Папочка, я думаю, что хочу взять несколько уроков фехтования.

Я выгибаю бровь и облокачиваюсь на спинку ее кровати.

— Да? Что тебя на это вдохновило?

— В эти выходные у мамы я смотрела «Кот в сапогах».

— Звучит, как отличная причина научиться фехтовать. Хочешь, чтобы я все разузнал? — Она взволнованно кивает, а затем я смотрю на свои часы. — Хорошо, сладкий горошек. Сейчас девять утра, мне нужно в офис только к часу дня. Хочешь сделать что-нибудь особенное перед обедом?

Она протягивает мне ногу в сандалии, показывая свои ногти. Лак для ногтей цвета розовой сладкой ваты облупился до мельчайших пятнышек.

— Мои ногти выглядят ужасно. Можно мне сделать педикюр?

— Да, но ты знаешь правило.

— Никакого черного или красного, — говорит она.

— Но ты можешь оторваться с пастельными тонами, — говорю я ей.

Она протягивает мне свою руку, и вот так, с ее маленькими пальчиками в моей большой ладони, мы направляемся в ее самый любимый салон в квартале. В «Дайси Нейлс» ее хорошо знают и относятся к ней, как к принцессе и постоянному клиенту, коим она и является.

Дейзи, владелица салона, дарит мне кривоватую улыбку, когда прядь темных волос падает на ее щеку.

— Вам тоже сделать педикюр, папочка Хейден?

Она так меня называет, и меня это утраивает.

— Нет, я пытаюсь сократить расходы.

— Педикюр может быть вам полезен, — игриво говорит она. Каждый раз, когда я здесь, она делает доблестную попытку усадить меня к себе в кресло.

— Правда? На эту тему проходит какое-то медицинское исследование?

— Многие мужчины в наши дни делают педикюр. Очень важно иметь красивые ноги, — говорит Дейзи, похлопывая по большому коричневому креслу, стоящему рядом с моей девочкой.

— Да, папочка. Сделай его! — кричит Хейден со своего места. — Твои ноги могут быть красивыми.

— Разве мои ноги уже не красивы? — Я шевелю пальцами в своих ботинках.

— Ну, давай, — кричит Хейден, улыбаясь.

Я качаю головой.

— Вы меня не уговорите. Сегодня никакого педикюра для меня.

— Тогда в следующий раз, — говорит Дейзи. — Я не остановлюсь, пока вы не окажетесь в моем кресле.

— Буду считать это предупреждением.

Остаток времени я провожу, корча смешные рожицы Хейден, тем самым удерживая на месте, пока ногти на ее ногах окрашивают в серебристый и фиолетовый цвета.

— Можно мне нарисовать цветок на больших пальцах ног? — спрашивает Хейден, пока Дейзи заканчивает покрывать лаком ее ногти.

— Ты вовремя ложилась спать, пока была у мамы?

— Я следовала всем правилам.

— И слушалась меня на прошлой неделе?

— Да.

— А слушалась ли ты Эбби, когда была с ней?

— Я всегда слушаюсь Эбби, — говорит она, и из-за того, как она произносит имя своей няни, мое сердце сжимается. Хейден произносит его со всей искренностью и любовью в своем голосе. Она обожает Эбби, а Эбби обожает ее.

Я потираю ладонью подбородок, и мне так сильно хочется не любить ту связь, что образовалась между ними.

— Тогда ты можешь нарисовать цветок.

После педикюра я веду Хейден на обед в ее любимую закусочную, где мы съедаем сэндвичи с курицей и картошкой фри, и тяжесть в моем желудке образуется не от еды, а от осознания, что настоящая игра начнется через тридцать минут, когда Эбби придет на работу.

Мы возвращаемся домой, и через несколько минут приходит Эбби.

Когда раздается стук в дверь, я начинаю глубоко дышать и направляюсь к двери, мои ноги еле двигаются, нервы на пределе, а глупое сердце бьется слишком сильно. Я как «шведский стол» противоборствующих эмоций — похоть, желание, сожаление и надежда, все эти чувства смешаны вместе и нарезаны соломкой.

Но когда я открываю дверь, одна единственная эмоция берет верх, а дыхание застревает в горле. Желание побеждает, и оно исходит не только от тела, но и от разума. Эбби такая красивая. Ее непослушные светлые волосы разбросаны по плечам, на ней надета оранжевая футболка с V-образным вырезом и свободная юбка с цветами. Как обычно на ней почти нет макияжа, и она выглядит достаточно хорошо, чтобы ее поцеловать.

Черт.

Я вернулся к тому, к чему не должен был возвращаться — к мыслям о том, чтобы прикоснуться к ней. О том, какими чертовски восхитительными были ее губы на вкус. Как она практически оседлала меня. Как она ощущалась в моих руках — так тепло и идеально, желая того, что я должен был ей дать.

— Рад тебя видеть, — говорю я, и мой голос звучит так, будто он с другой планеты.

Эбби широко улыбается. Слишком широко.

— Я тоже рада вас видеть, мистер Треверс.

Я вздрагиваю, когда она устанавливает дистанцию между нами, используя мою фамилию.

— Саймон. Никто не зовет меня мистером Треверсом, — мягко говорю я. Но, может быть, эта дистанция — всего лишь формальность, то, что ей нужно, чтобы справиться с моим проступком.

Она кивает, а затем протягивает руки к Хейден, которая врезается в них, крепко ее обнимая.

— Что ты хочешь поделать сегодня, сумасшедшая девчушка? Потому что у меня есть кое-какие дикие идеи.

— О, скажи мне, скажи мне, скажи мне, — говорит Хейден, подпрыгивая вверх-вниз.

Эбби не смотрит на меня. Ее взгляд устремлен на мою дочь, когда она делится с ней своими планами на день.

В отличие от меня, у нее, похоже, нет никаких проблем с тем, чтобы притвориться, что того поцелуя никогда не было, и это словно удар невидимым кулаком в живот. Это больнее, чем я ожидал, хотя и предвидел это в течение нескольких последних дней.