Настя шла в роддом в приподнятом настроении. Во-первых, она выспалась, потому что с утра не появился Некрасов и не разбудил ни свет ни заря. Она провалялась до последнего и, завязав волосы в узел на затылке, поехала на дежурство на такси. Во-вторых, на улице все сверкало от чистого свежевыпавшего снега и пахло Новым годом. Тут и там сверкали витрины магазинов, кое-где уже торговали елками. В институте все было хорошо, точнее не было ничего плохого, что само по себе было хорошо. Даже в отделении, где работала Настя, все жило в ожидании праздников. Тетки переписывали друг у дружки рецепты новогодних салатов, от начальства поступило указание украшать отделение. Беременные и роженицы тоже ходили веселые, трудных случаев, а значит нервных врачей не было.
В середине дня на посту зазвонил телефон, и дежурная сестра позвала Настю. Удивляясь, кому она понадобилась, Настя взяла трубку. Это была Рябцева. Викторию выписывали. Настя бежала так, словно за ней гнались бешеные волки. Она влетела в отделение патологии и направилась прямиком в палату. Шарики и открыточки все еще были здесь. Рябцева и еще несколько докторов стояли у стола, на котором лежала Виктория. Она не плакала, а только удивленно смотрела на множество лиц. Рябцева заметила Настю и махнула ей рукой – подождать. Настя вышла и присела на стульчик, сжимая кулаки и слыша, как внутри колотится сердце. Когда все вышли, она прошмыгнула в палату. Виктория лежала в кроватке, оживленно шевелила ручками и смотрела чистыми карими глазами.
– Бумаги подписаны, завтра переводим, – Рябцева отчего-то не смотрела на Настю. – Хорошая девочка, не задержится. Правда у нее одна ножка немножко короче другой, но, думаю, при правильном лечении это поправимо.
– Можно мне ее подержать?
– Настя, зачем? – Рябцева посмотрела на Настю с жалостью и сочувствием.
– Ну пожалуйста!
– Хорошо, – Рябцева вздохнула. Она вытащила ребенка из кроватки и передала Насте. Девушка прижала к себе малышку и вдохнула нежный детский запах.
– Молодой человек приходил, – вдруг сказала Рябцева, – тоже долго сидел. Обычно на пять минут забегал, а вчера полчаса пробыл.
Без дополнительных вопросов Настя поняла, кто это был. Некрасов. А ей даже слова не сказал. Странный он все-таки. Тайны какие-то.
Виктория завозилась в руках и Настя перехватила ее поудобнее. Какая же она стала большая! А была как котенок. Кому же ты достанешься, маленькая красавица? Будет ли кто-нибудь тебя любить так, как я?
Настя почувствовала прикосновение к щеке и сначала не поняла, что делает ребенок, а когда поняла то вздрогнула. Малышка присосалась к ее щеке.
– Она целует тебя! – Рябцева смотрела во все глаза, а сама теребила уже изрядно помятый и намокший носовой платок.
Настя больше не могла выносить эту пытку. Она молча отдала девочку доктору, развернулась и вышла в двери. Девушка долго шла по коридорам, пока не уткнулась в двери лифта. И когда кабина закрылась за ней, она заревела в голос, размазывая по лицу горячие слезы с косметикой пополам.
Любое горе лечится временем. Прошли новогодние праздники, совсем невеселые, а оттого и не запомнившиеся. Ольга уезжала в деревню, встречать новый год с родителями. Звала и близнецов, но Настя наотрез отказалась, а Артём остался с ней, поддержать. Так они и просидели все праздники вдвоем. А потом наступили будни, у Насти началась сессия. И она окунулась с головой в учебу. Не давала себе времени чтобы начать думать. Январь перетек в февраль и однажды она совершенно неожиданно для себя обнаружила полную сумку картонных сердечек. Это были маленькие открыточки, неизвестно как попавшие к ней. Ее поздравляли с днем всех влюбленных, поддерживали и сочувствовали. Насте показалось очень удивительным, что ее личная жизнь, так крепко спрятанная в глубине души, оказывается совсем не личная и все про все знают. Это было трогательно с одной стороны и раздражающе с другой.
Она раскладывала на столе сердечки разного цвета, читая добрые слова и ища имена написавших. На сердечках отметился почти весь курс, но были еще и незнакомые имена и фамилии. Ольга с Артёмом присели рядом и с любопытством рассматривали кучу ванильных открыток.
– Тась, смотри – Артём держал прямоугольный квадратик. Это была не открытка, а пригласительный билет в ночной клуб. Настя покрутила билет и кинула в общую кучу.
– Нет, ты погоди! – Артём опять достал билетик и прочитал на обороте "Давно мечтал познакомиться с самой красивой девушкой первого курса. Дай мне такую возможность". И подпись – Егор.
– Слыш, дай ему такую возможность! – Ольга начала теребить вялую сестру. – Давай, иди, прогуляйся хоть чуть-чуть.
Они практически вытолкали ее из дома. Настя подходила к клубу, откуда была слышна музыка и не понимала, что она тут делает. У входа показала прямоугольничек амбалоподобному охраннику и вошла. Сняв в гардеробе пальто, она сунула пропуск в мнимый рай в сумочку и прошла в зал. Со времен своей певческой деятельности Настя не выносила ночные клубы. А еще она боялась там встретить Олега или кого-то из старых знакомых. Присев у барной стойки она махнула пальцем бармену и заказала себе мартини со льдом.
– За мой счет, – услышала она мужской голос за спиной и обернулась. Мужчина смотрел на нее и улыбался.
– Привет, я Егор, – он протянул руку. Настя подала свою, и Егор неожиданно перевернул ее тыльной стороной и поцеловал.
– Я вас не знаю, – прокричала Настя, пытаясь переорать музыку.
– Зато я вас знаю. Пройдем? – он подхватил ее за локоть и повел куда-то наверх. На верхнем этаже было намного тише, наверно кругом была звукоизоляция.
Настя подумала, что мужчина не похож на студента медицинского вуза. Больно уж респектабельно он выглядел. Она присела на мягкий диванчик, и Егор тут же подал ей тонкий бокал с коктейлем. Настя принюхалась – это был явно не мартини, напополам с ледяной водой, а что-то более крепкое.
– За знакомство! – Егор легонько стукнул своим стаканом о Настин и выпил. Она тоже отпила. Крепкий напиток не был противным, пился легко, однако уже после трех глотков внутри стало жарко и ноги ослабли.
Молодой человек старался красиво ухаживать, но Настя уже в первые полчаса поняла, чего он хочет и ей стало противно. Весь негатив, который лежал на дне ее, сейчас всколыхнулся, и сладкоречивый обольститель еще не догадывался, какая лавина накроет его с головой. Он присел рядом и то и дело как бы ненароком касался пальцем Настиной коленки, обтянутой капроном. Егор рассказывал смешную, как ему казалось, историю, как он впервые увидел Настю и пропал. Как оказалось, он уже ординатор, и работает в престижной платной клинике. Вот откуда дорогие ботинки и алкоголь.
Настя допила последний стакан и встала. Встала, конечно, бодро, но резко, и оттого покачнулась. Егор вскочил и подхватил ее, не давая упасть. Настя сгребла свои вещи и, стукаясь обо все углы, пошла к выходу. Мужчина бросился догонять, пытаясь на ходу сообразить, что он такого сказал.
– Настя, постой! Да стой ты, блин, чума! – Егор схватил Настю за локоть, и, как она не вырывалась, уйти не дал, – ты куда?
– Не твое дело! – ноги держали плохо, язык заплетался, поэтому Настя собрала все силы и еще раз попыталась отбрыкаться от навязчивого молодого человека. – Если не хочешь, чтобы я прямо сейчас при всех рассказала, какое ты дерьмо, то лучше отпусти!
Глаза ее горели бешеным огнем, и мужчина предпочел не связываться. Пусть уходит, таких в этом вшивом институте вагон и маленькая тележка. Вместе они вышли на улицу. Егор махнул рукой, и к бордюру подъехала желтая машина такси. Он запихал Настю внутрь и наклонился к водителю.
– Довезете куда скажет, – сказал он, протягивая деньги. Водитель кивнул и тронулся с места.
– Просп.. Проспект Дружбы двадцать восемь, – икая проговорила Настя, – квартира восемьдесят восемь. Третий подъезд… Третий этаж…
Водитель хмыкнул и оглянулся на пассажирку, не шутит ли она, цитируя классику советского кино. Но она уже спала, отвалившись на сидение. Когда добрались, водитель еще пять минут расталкивал нетрезвую нимфу, которая не хотела выходить.
Настя кое-как, концентрируясь на расплывавшиеся цифры, стояла у подъезда и набирала номер квартиры.
– Кто там? – трубку взяла бабушка.
– Ой, Вера Владимировна, здравствуйте, – пытаясь говорить нормально защебетала Настя, – это я, Настя.
Бабушка Некрасова была удивлена столь позднему визиту, но дверь открыла, и Настя ввалилась в подъезд. У входа уже обеспокоенно маячил Некрасов в трикотажных спортивных брюках и футболке. Волосы его торчали в разные стороны, было видно, что пару минут назад он спал.
– Витюха, привет! – Настя повисла на приятеле, и он почти волоком втащил ее в квартиру.
– Это что за ночные прогулки? – Некрасов снимал с девушки куртку, удерживая ее в полувертикальном положении.
– А я в баре была, – заплетающимся языком рассказывала Настя, – и ты знаешь, я кое-что поняла!
Некрасов подхватил ее на руки и понес в свою комнату. Она благодарно положила голову на плечо. Такой нетрезвой Некрасов видел Настю первый раз в жизни. Какой бы взбалмошной не была его подружка, но алкоголь она не любила и пить его совсем не умела. Поэтому он был не только удивлен, но и напуган происходящим. Похоже, что напуган был не только он, но и мама с бабушкой, которые как серые тени, притаились в темном коридоре, прислушиваясь, что творится в комнате любимого ребенка.
– Я поняла, – продолжила Настя, – что ты и есть мой самый лучший и любимый друг.
– Ты это только сейчас поняла, под воздействием текилы? – криво усмехнулся Некрасов, но слова пусть даже пьяной девушки согрели его своей искренностью.
– Вить, почему у меня так, а? – Настя грустно поглядела на парня, сидевшего на полу у ее ног. – Почему мне вечно попадаются всякие уроды? Вот как только находится какой-нибудь уродский урод, так обязательно он рядом со мной. Может я дефективная, а?
У нее начиналась пьяная истерика, а Некрасов совсем не умел обращаться с выпившими женщинами.
– Я ведь не пью, не курю, не сплю со всеми подряд, а все равно чувствую себя ущербной. А ты вообще в курсе, что я не дочь своих родителей, а неизвестно кто?!
Некрасов слушал рассказ, перемежающийся иканиями и сморканиями, и по спине бегали мурашки от нереальности происходящего. Теперь он понял, почему Настя так остро отреагировала на Викторию, почему этот ребенок до сих пор не отпускает ее. Девушку трясло. Виктор сходил на кухню, налил чашку горячего сладкого чая с лимоном, как любит Настя, и принес в комнату. Он закутал подругу в одеяло и поил ее из своих рук. Она послушно глотала напиток вперемешку с пьяными слезами. Вся эта ситуация, прекрасная в своей нереальности, вызывала в Некрасове настолько острые чувства, что ему было больно дышать. Он не просто любил эту девушку, он хотел быть с ней до конца дней.
– Я устала, – Настя, пошатываясь, выбралась из кресла, стянула с себя одежду, долго, завернув руки, ковырялась с крючками лифчика, потом дернула плечом – "Помоги!". Виктор, слегка касаясь кончиками пальцев теплой спины, расстегнул лямки, Настя сняла кружевной аксессуар, бросила его на пол, и, в одних трусиках забралась под его одеяло. Пока он растерянно собирал и выворачивал, складывая стопкой, ее одежду, девушка уже крепко уснула. Некрасов не знал, куда себя деть. Лечь рядом одновременно хотелось и не представлялось возможным. Его потряхивало от возбуждения и нервов так, что дрожали руки. Он, крадучись, подошел к краю кровати, присел. Настя вздохнула и перевернулась, скинув одеяло. Ему казалось, что он ослеп от увиденного. Но отвернуться не мог. Виктор нерешительно протянул руку, потом отдернул, потом опять протянул и замер, а затем коснулся пальцами груди девушки, проведя вдоль мягкого полукружия. Потом спустился на живот, потом еще ниже, и остановился возле кремовой кружевной кромки. Горячая нежная кожа обожгла ладонь и кровь вскипев, понеслась по венам как паровоз со сломанными тормозами, сметая все на пути. В мозгу искрили звездочки. Он наклонился и коснулся Настиных губ. От нее несло алкоголем как от портового грузчика, и Некрасов, вздохнув, убрал руку, потом укрыл ее поплотнее и выключил свет. Затем лег рядом, не раздеваясь. Сон долго не шел, а когда наконец, измученное адреналином, тестостероном и окситоцином тело отключилось, Некрасову снилась самая прекрасная из девушек на земле, и она была голая. И он был голый. И все у них было прекрасно.
В темном коридоре, тем временем, не спали две женщины, тихо переговаривающиеся между собой.
– Так! Вы чего тут?!
Обе подпрыгнули от неожиданности и устремились в кухню. Пожилой военный проследовал за ними и прикрыл за спиной полупрозрачную дверь.
– Обе спать! – дед сурово посмотрел на жену и дочь.
– Папа, но они же… там…– дочка отставного офицера и по совместительству мать его единственного внука нервно заламывала руки.
– Что "они же"? Что "там же"? Виктор взрослый парень, пора ему становиться мужчиной!
Женщина ахнула и одновременно закрыла себе рот ладонью, испуганно глядя на отца.
– Всё, спать! И чтобы никто не шнырял по коридору!
Женщины ушли, а старик достал стакан и налил из-под крана воды. Нашарив на полке таблетки, он вытряхнул пару горошин на ладонь, закинул их в рот и запил.
– Мда, – сказал он сам себе, – чтобы мужиком стать, надо научиться понимать и жалеть женщину. Так-то…
Стараясь не шаркать тапками по полу, он ушел в спальню и тщательно закрыл дверь.
– Спи, Веруша, спи. Утро вечера мудренее. – он погладил по голове свою по-прежнему восхитительную жену, и она благодарно прижалась к нему. Они понимали друг друга с полуслова.
Настя проснулась и не могла сообразить, где она. Повернув голову, она сразу узнала спину Некрасова. Он спал одетым и не претендовал на одеяло, хотя по скрюченной позе было понятно, что замерз. Настя испуганно заглянула под одеяло и ей немного полегчало, когда она увидела на себе трусы. Во рту будто ночевали кошки. И там же справляли свои нужды. Осторожно выбравшись из постели с противоположной стороны, она оделась, тихонько укрыла Некрасова, и на цыпочках вышла из комнаты. Хотелось быстренько накинуть пальто и убежать, подальше от позора, но в прихожей Настя нос к носу столкнулась с бабушкой Некрасова.
– Доброе утро, Вера Владимировна, – пискнула Настя.
– Доброе утро, Настенька, – пожилая женщина дружелюбно улыбалась, будто Настя не вламывалась к ним ночью, – давайте завтракать.
Отказаться было неудобно. И Настя вслед за бабушкой проследовала на кухню. В семье Некрасовых, видимо, все считали, что завтрак делает день, поэтому перед Настей вскоре стояла тарелка с яичницей, бутерброд с маслом и сыром и большая кружка чаю.
– Вера Владимировна, вы извините меня, – бормотала Настя между пережевыванием, – я вообще не понимаю, чего меня к вам понесло!
– Ну, очевидно, ты решила, что здесь самое безопасное место, – мудро заметила бабушка, – пьяный человек всегда идет туда, где его поймут.
– Да я вообще не пью, – пыталась оправдаться Настя, но потом махнула рукой.
Наевшись, она поблагодарила добрую женщину, и засобиралась уходить.
– Витя спит, я не стала его будить.
Она оделась, и, еще раз извинившись за беспокойство, ушла.
А Некрасов не спал. Он слышал, как болтали в кухне бабушка и Настя, но, почему-то, стеснялся выйти к ним. Когда хлопнула входная дверь, он тихонько выбрался из комнаты. Бабушки в кухне не было. Зато на табурете сидел дед.
– Доброе утро, дед! – Некрасов любил и уважал отца своей матери. Своего отца у него не было, и дед взял на себя обязательство воспитать настоящего мужчину. Именно он взрастил во внуке целеустремленность и благородство. А деликатность и тонкую душевную организацию в него вложили мама и бабушка.
– Эх, Виктор… Не оправдал имени, внук, – дед хитро смотрел на него.
– Чего, дед?
– Сам знаешь, чего…
– Так ничего же не было, – Некрасов развел руками.
– Вот и я о том же, – дед помолчал, – а было бы, так может все бы по-другому сложилось…
Отвечать Некрасов не стал. Он ни о чем так не сожалел, как о потерянной возможности. А еще он каким-то чувством понимал, что упустил эту самую возможность навсегда.
Настя вошла в квартиру, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Из спальни выглянула заспанная Ольга.
– Ты где ночевала, гулёна?
– У Некрасова, – Настя мрачно посмотрела на Ольгу и прошла мимо нее в комнату.
– Ого! Это как?
– Как-как, попой кряк… – Настя сосредоточенно снимала изрядно помятое платье.
Не дождавшись комментариев, Ольга накинула халатик и вышла на кухню. Послышался шум чайника и запахло хлебом – Ольга жарила тосты.
– Завтракать будешь? – крикнула Ольга.
– Завтракала уже, – Настя надела трикотажные шорты, футболку и, взяв с полки, том атласа Синельникова, открыла его в первом попавшемся месте и уставилась в буквы. Но пятнадцать минут буквы складывались в одно единственное слово – "дура", и она раздраженно захлопнула книгу.
На кухне Ольга пила чай и грызла тост.
– Эх, Некрасов не приходит, никто нам завтраки не готовит, – посетовала она.
– Не будет больше завтраков, – хмуро сказала Настя.
– Почему?
Настя посмотрела на сестру – она не праздно любопытствовала, а правда хотела понять, что же случилось. И Настя рассказала все.
– Да ладно тебе, – успокаивала Ольга сестру, – ничего же не было!
– Я была голая!
– Не совсем голая, – уточнила Ольга.
– Не совсем, но почти. Я самая мерзкая свинья на свете. Он был единственный мой друг, а теперь что?
– Ничего, все будет хорошо!
– Мне что, сделать вид, что ничего не было?!
– Вот именно! – Ольга подошла сзади и обняла Настю за плечи, – вот именно! Ничего не было.
Настя встала со стула, и Ольга охнула, указав куда-то ниже ее пояса. Настя посмотрела вниз – бедра были сплошь в синяках.
– Что это?! – в ужасе спросила сестра.
– А, не бери в голову, – Настя махнула рукой, – это я из клуба уходила.
Ни назавтра, ни через два дня, ни через неделю Некрасов никак не показывал, что он чем-то смущен. Как и прежде, он был добродушен, занудлив и пристрастен к любым Настиным действиям. Единственным изменением стало то, что он перестал приходить с утра. Мог зайти днем или задержаться вечером, но с утра не приходил. А через пару недель Ольга нашла в тумбочке связку ключей. Она не стала сообщать Насте, а просто убрала их подальше.
Настя поначалу настраивала себя поговорить с приятелем, но со временем успокоилась и убедила себя, что ничего не было и все хорошо.
Город готовился поздравлять женщин. Цветастые растяжки с цифрой восемь окутывали здания домов и магазинов, а цветочные ларьки делали самую большую выручку в году, не считая первого сентября. Сотрудникам "Скорой ветеринарной помощи" уже перепали и поздравления, и подарки. Довольные женщины теребили пакетики с сертификатами, обещающими здоровье и красоту, плюс к этому все получили неплохую премию, что не могло не радовать.
– Ты придешь сегодня? – рядом с Ольгой сидела Леночка, заведующая аптекой. Леночка всегда худела, но от многослойного торта никогда не отказывалась. Поэтому сейчас она ковыряла тоннель в немаленьком куске, запивая его чаем.
– Нет. Пожалуй что нет, – тихо ответила Ольга. Немногочисленные мужчины решили устроить девушкам праздник и пригласили их в ресторан. Это был хороший тимбилдинговый ход, коллеги неплохо ладили между собой, в том числе благодаря таким вылазкам.
– А чего? Интересно будет!
– Да у меня дела сегодня, – Ольга уклончиво отвечала, не желая посвящать в свои планы сплетницу и болтушку.
– Жаль. И красавчик наш не идет, тоже дела. Поди новую любовницу завел, вона как благоухает.
Из кабинета вышел Михаил. Он и вправду хорошо выглядел сегодня, в черных слаксах и тонком свитере. Трикотаж выгодно обтягивал точеные рельефы.
– М-м, какой мужчина… – Леночка закатила глаза, – я бы не отказалась обхватить ногами эту талию, и…
Ольга покраснела, именно это она и делала сегодня ночью.
Лебедев между тем оделся. Проходя мимо них, он улыбнулся всем.
– Девушки, с праздником! Приятного вечера.
Девушки заулыбались шефу. Его простые слова прозвучали двусмысленно. Или Ольге так показалось. Она глянула на Михаила и улыбнулась ему. Его ответная улыбка несла в себе столько посыла, что Ольга побоялась, как бы другие не заметили. Но никто не заметил. А у нее дома уже висело красивое до неприличия открытое платье, ожидающее, когда она наденет, а он снимет его. Они никуда не выходили вместе, но таких свиданий Ольге вполне хватало. Мужчина был великолепным любовником, и она наслаждалась открытием своего тела и способности любить. Нет. Не любить. А быть чувственной. Как ни странно, Ольга прислушалась к мимолетно брошенным словам Михаила, и не влюбилась в него. Она восхищалась им, дорожила отношениями, но влюбленности не испытывала. В минуты одиночества она сравнивала свои чувства к мужчинам и думала, что можно любить без секса и заниматься любовью без любви. И в том и в другом случае она не ощущала дисгармонии. Кстати, Настя не одобряла этих отношений, но не ввязывалась, а только иногда подкалывала сестру, называя девочкой по вызову. Ольга не обижалась, понимая шутку.
Вечер удался. Вкусный ужин, привезенный курьером из ресторана, плавно перетек во вторую часть марлезонского балета, проходящую в спальне. На запястье Ольги блестел необычайной красоты браслет, вычурно сплетенный с вкраплениями камней. Она то и дело поглядывала на руку, подарок ей понравился.
Когда тренькнул дверной звонок Ольга и Михаил удивленно посмотрели друг на друга. Гостей никто не ждал. Михаил впрыгнул в брюки и вышел в прихожую. И тут же в их мирок ворвалась шумная какофония криков. Ольга едва успела натянуть на себя тонкое одеяло, как в спальню ворвалась бывшая жена Михаила. А за руку она волокла девочку-подростка.
– Вот, смотри, Дашенька, на кого твой папа тебя променял! – она тормошила ребенка, заставляя ее посмотреть на Ольгу, которая все глубже уползала в глубины одеяла.
– Мама, прекрати! – девочка не хотела участвовать в этом фарсе, но ее мать было уже не остановить. Она кричала, бросалась ругательствами, пару раз ударила Лебедева, пытавшегося образумить ее. Наконец он просто выволок ее из спальни, оставив Ольгу сгорать от стыда. Ей хотелось убежать, но в коридоре еще слышались визгливые вопли. Наконец дверь хлопнула и все затихло.
Михаила долго не было, и Ольга подумала, что он ушел тоже. Она вылезла из постели, накинула халат и на цыпочках вышла из комнаты. Михаил не ушел. Он сидел на кухне и допивал щедрую порцию коньяка.
– Оля, прости меня, – его голос был глух, – за эту истерику и вообще за ситуацию. Каждый год одно и то же, я мог бы предвидеть. Она напивается и начинает выяснять отношения, как будто это я ей изменяю.
– Миша… – Ольга присела на стул, – почему ты терпишь такое к себе отношение?
Михаил промолчал и ее озарило.
– Ты все еще любишь ее!
И на эту гипотезу он не ответил, но своим молчанием только подтвердил догадки.
– Ты все еще любишь ее… – Ольга произнесла это задумчиво еще раз, – и поэтому ты не связываешься ни с кем надолго, никому ничего не обещаешь и живешь как законсервированный на будущее. Только почему ты не перестанешь себя мучить и не вернешься к жене? Боишься потерять остатки достоинства и самоуважения?
Ольга прошла в спальню, оделась. Когда она вышла, он так и сидел, склонив голову. Ольга взяла его телефон и вызвала такси, которое на удивление быстро приехало. Подобрав длинный подол платья она надела сапожки. А потом. подумав, сняла браслет и повесила его на ручку двери.
– Прощай, Миша…
– Оля, не горячись! – мужчина вскинулся, подбежал к ней, но она уперлась маленькой ладошкой ему в грудь.
– Ты же сам сказал – ты будешь со мной, пока ты мне нужен. Теперь я пойду искать свою любовь. а ты постарайся вернуть свою и не самоуничтожиться при этом. Кстати, у тебя чудесная дочь.
– Оля…
– Я поеду к сыну, – перебила она его, – у него скоро день рождения, я соскучилась.
Ольга взяла сумочку и вышла, тихо притворив дверь.