Глава 9


Неужели она знает?

Ланкастер наблюдал, как Синтия смахнула с кухонного стола несколько хлебных крошек, избегая его взгляда. И так продолжалось все утро. Она прикоснулась к кончику своей косы, словно хотела убедиться, что с ней все в порядке, потом наполнила ведро водой и поставила у плиты.

Неужели она знала, что прошлой ночью он опять удовлетворял себя? Неужели она знала, что он думал о ней?

Вчера после купания он нашел Синтию в своей комнате перед камином в ночной рубашке и халате. Она расчесывала волосы. Прежде Ник не видел ее с распущенными волосами, поэтому представшая его взору картинка была весьма интимной. Как будто она готовилась ко сну. С ним.

Но потом Синтия заметила его и сразу поспешила уйти, сказав, что в ее комнате нет камина, а ей нужно было тепло, но она его больше не побеспокоит. Когда он поднял руку, чтобы остановить ее беспорядочное бормотание, она уже ушла, захлопнув дверь в свою комнату. Но мысль о ее прямых каштановых волосах, блестевших в тусклом свете, не оставляла его.

Ланкастер мысленно намотал их на руку, подтянул ближе, крепко поцеловал и рассказал, что она сделает, чтобы доставить ему удовольствие. Потом он стянул ей руки веревкой высоко над головой и привязал к столбику кровати. Она даже не пытается сопротивляться. Ее тело извивается от удовольствия. И Ланкастер достиг кульминации, представив, как он стремительно входит в нее, и в бешеном ритме тела начинают свой танец, пока она не станет молить о пощаде.

Синтия не могла ничего этого знать, но сегодня вела себя так, словно все знала.

Николас испытывал отвращение к самому себе. Быстро проглотив чай, он поразился, что в горле все равно было сухо.

— Готова? — резко бросил он, и Синтия кивнула, не поднимая глаз.

Возможно, она чувствовала, что в нем что-то не так. Так жертва чувствует хищника. Ник сунул руки в карманы и направился к двери, а Синтия натянула на голову капюшон.

Отличный день приветствовал хмурое лицо Ланкастера. Пели птицы, светило солнце, дул теплый ветерок.

Ланкастер прищурился и сосредоточил взгляд на фигуре, которая шла через высокую траву у дороги. Мужчина, не высокий, не низкий. Он шел с запада, но его лицо было спрятано в тени низко надвинутой шляпы.

Синтия вышла следом за Ланкастером и почти проскользнула мимо него, когда он вдруг почувствовал тревогу и понял, что должен быть очень осторожен. Он выставил плечо и оттеснил ее назад.

— Ну, что такое?

— Кто-то идет сюда.

— Кто?

Ланкастер подтолкнул ее назад и захлопнул дверь.

— Какое это имеет значение, кто там идет? Я единственный, кто знает, что ты жива. Прячься немедленно, черт возьми!

— Ой, правильно. Прости. Я просто… — Синтия открыла рот, округлив его до буквы «о».

И это было бы забавно, если бы сердце Николаса не рухнуло тревожно вниз.

Она метнулась прочь, а Ланкастер размышлял, видел ли их этот мужчина. Если его лицо было скрыто в тени шляпы, значит, он опустил голову, выбирая безопасную тропинку на каменистой почве. Ланкастер был настолько погружен в свои порочные мысли, что не смог отчетливо рассмотреть человека.

Он осмотрелся вокруг, но не заметил никаких очевидных признаков присутствия Синтии. Только он вытер вспотевшие ладони о сюртук, как раздался стук в дверь.

Сделав глубокий вдох, который помог ему избавиться от тугого комка в горле, Ланкастер нацепил улыбку на лицо и открыл дверь.

–Добрый день.

За дверью никого не оказалось, но потом неожиданно появился человек, и Ланкастер едва не проглотил свой собственный язык.

Отчим Синтии. Он почтительно согнулся, потом выпрямился и что-то протянул Ланкастеру:

— Вот.

— Ах, простите. — Николас смотрел на свои перчатки. — Неужели я забыл их в вашем кабинете?

— Что? — наморщил лоб Камбертсон. — А, нет, я нашел их здесь, на ступеньке. Довольно странно, если вы спрашиваете меня.

— Да-да, на ступеньке. Я просто забыл их. Спасибо, — пролепетал Ланкастер. — Очень жаль, — добавил он, теперь уже не сомневаясь, что его язык работает независимо от головы.

Камбертсон осторожно посмотрел на него, опустив подбородок.

— Ладно. Я могу войти?

— Гм… Заходите, — отступил в сторону Ланкастер, так и не сумев придумать достойного отказа.

Как только Камбертсон вошел и закрыл за собой дверь, Ник понял, что следовало пробормотать что-нибудь про конюшни и пригласить Камбертсона прогуляться. Господи, у него прекрасно получалось врать в Лондоне. Должно быть, свежий деревенский воздух оказывает свое благотворное влияние на его характер, хотя, похоже, проник еще не слишком глубоко.

Мысль о благотворном влиянии заставила его подумать о Синтии и о том, что поставлено на карту, и Николас выпрямил спину. Вся его жизнь была одной сплошной шарадой. Одурачить. Камбертсона не составит труда.

— Итак, чем я могу вам помочь, мистер Камбертсон?

— Я хотел узнать… — начал Камбертсон, потом замолчал, осмотревшись вокруг, словно хотел получить приглашение присесть. Когда приглашения не последовало, он лишь пожал плечами. — Я слышал разговор.

Его взгляд метнулся от Ланкастера в коридор и обратно.

— Разговор?

— Я слышал… — Камбертсон снял шляпу, под которой оказались спутанные волосы и бледный лоб. — Я слышал, у вас тут привидение есть.

От потрясения у Ланкастера перехватило горло, и он издал какой-то странный звук.

— Вряд ли это заслуживает того, чтобы спрашивать, но… — Камбертсон на мгновение встретился взглядом с Ланкастером и снова опустил глаза в пол. — Это правда?

Ланкастер долго смотрел на макушку Камбертсона. Сквозь редкие завитки тонких волос просвечивала бледная кожа головы. Этот человек отдал Синтию сумасшедшему человеку. Он объявил ее эгоистичной и неблагодарной. В этот момент Ланкастер почувствовал, что к нему возвращается спокойствие.

— Вы хотите знать, посещают ли мой дом привидения, мистер Камбертсон?

— Я знаю, что это звучит глупо, — у гостя порозовела кожа, — но деревенские так рассказывают. Говорят, здесь появляется женщина и скитается по вашим коридорам.

— Женщина?

Камбертсон поднял глаза, но Ланкастер не увидел в них подозрения, которое ожидал там увидеть. Наоборот, его налитые кровью глаза до краев были наполнены покорностью.

— Некоторые говорят, что видели ее гуляющей по скалам. Там, где она умерла.

Николас не знал, что сказать. Если Синтию видели, то легенда о привидении была бы только на руку.

— Новые служанки, нанятые миссис Пелл, действительно испугались и сбежали. Я, признаюсь, и сам слышал здесь какой-то подозрительный шум.

— Значит, это правда? Это Синтия?

— Ну… Я думаю, что это вполне возможно.

— Да. Она покончила с собой и осуждена на вечные муки. — Камбертсон смял шляпу в руках и стал ходить по комнате. — Я уверен, она во всем винит меня.

Ланкастер беспокойно огляделся вокруг. Он не станет заставлять Синтию припудривать лицо мукой, нахлобучивать налицо капюшон и принимать внешность привидения, только чтобы извести отчима.

— Миссис Камбертсон не вернется домой, — пробормотал отчим Синтии. — Она тоже винит меня, я даже не сомневаюсь. Но я не знал. Я, конечно, слышал слухи, но… это не имеет никакого значения. Теперь еще человек Ричмонда околачивается рядом…

— Его слуга? — Ник насторожился. — Кого вы имеете в виду?

— Это Брэм, — нетерпеливо махнул рукой Камбертсон. — Ричмонд называет его секретарем, но он совершенно не похож на секретарей, которых я когда-либо встречал. Всегда просто маячит где-то поблизости, молчит и наблюдает. Он и похож на Ричмонда, только на двадцать лет моложе, понимаете?

Нет, Николас совсем не понимал его.

— Этот человек был здесь? Недавно?

— Прошлым вечером он приходил к Оук-Холлу. Сказал, что Ричмонд хочет знать, когда вернется домой моя дочка-красавица.

— Но она умерла.

Страх, как молния, пронзил сердце Ланкастера.

— Речь идет о моей маленькой Мэри, — покачал головой Камбертсон. — Этот бессердечный негодяй не дал нам даже месяца, чтобы погоревать и опомниться от случившегося.

Нуда, конечно, малышка Мэри, вспомнил Ланкастер.

— Этот Брэм когда-нибудь встречался с Синтией?

— Ну, конечно, встречался, — сердито ответил Камбертсон.

Проклятие. Если он увидит девушку, то случится беда.

— Я слышал, она напала на вас, пока вы спали.

— Гм… Что, простите?

— Ну, привидение. Я слышал, оно набросилось на вас. Это случилось в полночь?

— Э-э… Думаю, да. Должно быть, так.

Камбертсон что-то проворчал в задумчивости, потом быстро осмотрелся вокруг, остановившись на каждом уголке комнаты, и направился к двери.

— Может, вы передадите ей, что я ее простил? Мне бы не хотелось, чтобы она пришла в Оук-Холл.

— Вы ее простили? Хорошо, я передам ей это, как только в следующий раз она появится у моей кровати.

— Ну да. — Камбертсон помял в руках шляпу, прежде чем надеть ее на голову. — Вы смелее меня. До свидания.

Когда входная дверь закрылась, на пороге появилась Синтия с красным от гнева лицом.

— Он простил меня?

— Кто такой этот Брэм? — потер подбородок Ник.

Синтия прекратила нервно расхаживать по комнате и обхватила себя за плечи.

— Ты же слышал, что сказал отчим. Это человек Ричмонда.

— Что он делает для Ричмонда?

Ланкастер не мог сказать, что последние годы пристально наблюдал за Ричмондом, но он никогда ничего не слышал о его компаньоне.

— Я не знаю.

— Твой отчим предположил, что он может быть сыном Ричмонда.

— Может быть. Они очень похожи.

Хмурое лицо Синтии отвлекло внимание Ланкастера от этой загадки. Ему не понравилось, как она поежилась и потерла руками плечи.

— Почему ты так нервничаешь, когда говоришь о нем?

— Я ни о ком из них не хочу говорить!

Ник, конечно, мог это понять. Особенно когда Синтия коснулась рукой рта. Он еще раньше заметил у нее шрам на губе. Бледно-розовая зазубренная полоска пересекала губу как напоминание о свежей боли.

Ланкастер прошел через комнату и кончиками пальцев дотронулся до Синтии. Из ее глаз пропала некая отстраненность, она убрала руку от губ и отступила назад. Он шагнул за ней.

Когда Синтия прижалась к стене, он провел пальцами по ее щеке и едва коснулся шрама.

— Это он тебе сделал, да?

Синтия ничего не стала отвечать. Ее глаза были полны печали и разочарования.

— Ричмонд или его человек?

Она вздохнула, и Ланкастер почувствовал тепло ее дыхания на своей коже.

— Ричмонд, — прошептала Синтия. — Брэм никогда не прикасался ко мне.

— Но Ричмонд прикасался?

Слепая ярость обожгла его грудь, явившись абсолютным дополнением к той страсти, которую она в нем разжигала.

— Прости, — выдохнул Ник.

Она покачала головой, и что-то внутри его сломалось. Он не хотел знать ответ, но все равно задал этот вопрос:

— Что он сделал, Син?

— Он просто… Я разозлила его. И он хотел напугать меня, я думаю, а я не испугалась, и стало еще хуже.

Каждое ее слово словно пламенем обжигало кожу Ланкастера. Да, Ричмонду нравилось вселять страх во всех вокруг.

— Он приблизился ко мне и… — Она покачала головой. — Это не важно. Но когда я плюнула в него, он набросился. Я подумала… Мне показалось, что он целует меня слишком грубо. Я попыталась оттолкнуть его, а его зубы… они вонзились мне в губы. Я закричала, что он меня укусил. Я звала на помощь, и Брэм… Он просто стоял там.

— Брэм был там?

— Он всегда был рядом, но… Я не знаю. Он был там, но смотрел как будто сквозь меня, а я плакала, и у меня шла кровь… Спасибо, что в этот момент вошла моя мать. Я спряталась за ее спиной и была спасена.

— Ты побежала сюда?

— Да, я побежала сюда, — выдохнула Синтия, и на руку Ланкастера упала горячая слеза.

— Прости, — пробормотал он, боясь утонуть в ее широко распахнутых глазах. — Мне очень жаль, что он сделал тебе больно, но я рад, что ты пришла сюда.

Синтия неподвижно стояла рядом. Ланкастер наклонился к ней и осторожно коснулся губами ее губ. Он решил никогда не прикасаться к ней снова, но сейчас надо было как-то успокоить ее боль. Он не мог устоять перед Синтией, да и не хотел этого.

А она, похоже, тоже не собиралась сопротивляться. Ее язык проскользнул к нему в рот, руки впились в рубашку. Николас почувствовал облегчение, что ему не придется удерживать ее за запястья и расстраиваться, что упустил свой шанс.

Если у него и были какие-то колебания, то они моментально исчезли, когда Синтия сама притянула его к себе еще ближе. Он с радостью подчинился. Николас прижал ее к стене и крепко, как мечтал, поцеловал. Его язык проник к ней в рот точно так, как он хотел проникнуть к ней между бедер. Но когда Синтия застонала от удовольствия, к нему вернулся здравый смысл. Он попытался отодвинуться, но она лишь крепче ухватилась руками за его сюртук.

— Прости, — пробормотал Ланкастер.

— Не надо, — покачала головой Синтия. — Я хочу этого. Хочу. Пожалуйста.

О Боже, зачем она говорит это? Пожалуйста, умоляла Синтия в его ночных фантазиях предыдущей ночью. Пожалуйста. Ланкастер почувствовал, как болезненно восстала его плоть.

— Я не могу, — простонал он, но девушка приподнялась на цыпочки и снова поцеловала его.

Здравый смысл покинул его, Ник почувствовал головокружение. Обхватив ее за плечи, он пробовал вкус ее губ, ее язык сам скользнул ему навстречу, отвечая на поцелуй. Рот Син был таким жарким внутри, что Ланкастеру хотелось проникнуть еще глубже.

Когда он, наконец, оторвался от ее рта и его губы заскользили по подбородку, Синтия застонала. Он склонил голову и поцеловал шею в том месте, где тонкой ниточкой бился пульс.

— Пожалуйста, Ник, — простонала Синтия, и все у него внутри превратилось в комок боли.

Иногда человек просто не может уйти от того, чего он так жаждет. Иногда ему приходится остаться и посмотреть правде в глаза.


* * *


Это было неправильно.

Это было неправильно по очень многим причинам, но Синтии было все равно. У них нет будущего, и это не имеет значения. Есть настоящее. Здесь и сейчас.

Всю ночь она думала о Нике. О том, как они оба несчастны. Почему они оба выбрали такие губительные пути? Как и когда они оба потеряли надежду на счастье и радость?

Но сейчас, когда его губы целовали ей шею, все тревоги ушли. Это было счастьем, и они оба могли хотя бы несколько мгновений наслаждаться им.

До тех пор, пока им не помешали.

— Сюда, — пробормотала Синтия. — Иди сюда. — Она нащупала и отодвинула панель в стене. Казалось, что Ник ничего не замечал вокруг, но последовал за ней. Она задвинула панель, и они оказались в темноте.

Ник с удивлением попытался осмотреться, но Синтия прижалась к его губам и привлекла его к себе.

В темноте она все чувствовала. В темноте был только он, его запах и прикосновения. В темноте не было его невесты, шрама у него на шее и корабля в Америку. Его близость забирала у нее силу, и она прислонилась ослабевшим телом к стене.

Зашуршали юбки, когда по ним скользнули руки Ника. «Да, — умоляла Синтия. — Да, да». Он поднял юбки, собрав их в одной руке, а вторая легла на бедро. «Это Николас, — напомнила себе Синтия, улыбаясь во время поцелуя. — Это его рука касается моей обнаженной кожи».

Его ладонь продвинулась выше, и он сильнее прижал ее к стене. Синтия задохнулась и откинула голову, прижимаясь затылком к твердому дереву.

Когда его пальцы коснулись самой интимной части ее тела, из ее горла вырвался вздох. Сильные пальцы легко проникли внутрь ее тела.

— О Боже, — простонал Ник, продолжая ласкать ее рукой. — О Боже, Син, ты истекаешь влагой.

Это действительно так и было, но никогда прежде с ней не случалось.

— Прости, — униженно пробормотала она.

— М-м… — Ник ткнулся носом ей за ухо.

— Прости, я не знаю… почему.

— Что почему?

Он не переставал ласкать ее, и Синтия поняла, что задыхается от восторга.

— Почему я… — она вздохнула, — вся горю.

К большому разочарованию Синтии, его пальцы замерли. Он поднял голову, словно, несмотря на темноту, хотел лучше рассмотреть ее.

— Прости, — послышался его шепот. — Конечно, ты не… — Ник замолчал, прекратив ласки.

— Нет, — прошептала Синтия. — Пожалуйста, не останавливайся.

К ее глазам подступили слезы. Она хотела только этого. Только этого, разве это много?

— Просто прикасайся ко мне. Пожалуйста.

Его дыхание участилось, пальцы задрожали и снова стали исследовать жаркое лоно.

— Да! О, Ник, да, — умоляла Синтия.

Ланкастер тяжело дышал и дрожал всем телом, несмотря на то что она не прикасалась к нему.

— Ты стала такой влажной, потому что возбуждена, — выдохнул он, и она почувствовала, как он глубоко проник в ее тело. — Ты влажная, потому что твое тело хочет принять меня.

Она подстроилась под ритм движения его руки и уже не сдерживала восторженных стонов.

— Твое тело хочет облегчить мое напряжение, — выдохнул Ник.

Да, вот это правильно. Она хотела, чтобы он заполнил собой ее тело. Чтобы он взял ее прямо сейчас. Весь мир для нее сейчас сосредоточился там, где были его пальцы. Давление нарастало. Она чувствовала, что ее плоть сжимается.

— Синтия, — прошептал Ник, тихонько куснув ее шею.

Прижавшись к ее губам, язык нетерпеливо раздвинул их и проник в рот.

В поисках чего-то еще, чего-то большего, что находилось за гранью ее понимания, Синтия отпустила его сюртук и подняла руки повыше, чтобы крепче прижать его к себе. Когда она ощутила прохладную мягкость его волос, она запустила туда пальцы и ухватилась за них.

Он никогда не боялся темноты, а следовало бояться. Ночные кошмары преследовали его из темноты. И рука, уцепившаяся в волосы и заставлявшая его опуститься на колени.

«На колени, мальчик».

Он попытался сопротивляться.

«Не беспокойся, ты научишься любить это».

Рука еще крепче вцепилась в его волосы.

Ланкастер дернулся и ударился головой о низкий потолок.

— Ник?

— Не надо. Пожалуйста.

Он отпустил Синтию и отступал назад до тех пор, пока не уперся в дальнюю стену. Голова гудела от боли.

— Что-то не так?

— Мы не можем…

Ланкастер постарался избавиться от стыда, который захватил его в свои сети. От него пахло мускусом, потом и чем-то еще. В горле стоял привкус желчи, пока его тело пыталось избавиться от воспоминаний. Ее пальцы коснулись груди Ланкастера, но в темноте это могла быть чья угодно рука.

— Прости, — выпалил он. — Нам не следовало делать это.

Он вслепую потянулся вправо и толкнул стену. Спасительный для него поток света ослепил Синтию. Она быстро заморгала, ресницы порхали, как крылья бабочки.

— Что случилось?

— Это неправильно. — Ник проскользнул за ее спиной и с жадностью вдохнул свежий прохладный воздух. — Это невозможно. — Он вытер рукой пот со лба.

— Господи! — послышался голос.

Ланкастер поднял глаза и увидел миссис Пелл, замершую в холле.

— Что это вы вдвоем делаете там?

— Э-э…

Ник не мог сообразить. Столько всего навалилось сразу. Одна его половина боролась с прошлым. Вторая хотела, чтобы он вернулся в этот зияющий в стене проем, закрыл его за собой и закончил то, что начал с Синтией Мерриторп.

Кстати говоря… Ланкастер оглянулся. Синтия по-прежнему стояла в черном прямоугольнике проема в стене и морщила от смущения лоб. Вид у нее был оскорбленный. Хорошо хоть, ее юбки были в порядке. И только припухший от поцелуев рот являлся прямой уликой истинной причины их уединения в потайном коридоре.

— Здесь был мистер Камбертсон, — обронил Ник, поворачивая голову к миссис Пелл.

Она его, похоже, не слышала, ее взгляд остановился на Синтии.

— Что он здесь делал? — она наконец переключилась на Ланкастера.

— Он был здесь. Мы с Синтией едва не столкнулись с ним. Я подумал, что нам лучше спрятаться на тот случай, если он заметил нас и решит зайти.

— И что? Зашел?

— Нет. Постучал несколько раз и потом ушел.

— Я ничего не слышала.

Миссис Пелл, прищурив глаза, по очереди смотрела то на Ланкастера, то на Синтию.

— Возможно, вы были наверху.

Миссис Пелл подозрительным взглядом окинула его фигуру. Но ничто не выдавало в нем прежнего волнения и возбуждения. Теперь уже ничего.

— Да, я была наверху и, скорее всего, пропустила этот момент.

— Скорее всего. Ну, мы лучше пойдем. Один Бог знает, когда он может вернуться.

Чувствуя, как взгляд миссис Пелл жжет ему спину, Ланкастер спокойно шагнул к Синтии, взял ее за руку и вытащил из укрытия на свет.

— Ну что, пойдем искать клад?

И хотя она смотрела на него как на сумасшедшего, ноги понесли ее вперед, когда Ланкастер потянул ее за руку.

— Набрось капюшон, — попросил он, и она подчинилась. — Может, нам лучше выйти через черный ход?

Миссис Пелл последовала за ними, не отступая ни на шаг, как будто подозревала, что Ланкастер может быстро затащить Синтию в постель, если они останутся одни.

— А где Адам? — Ланкастер осторожно открыл дверь черного хода.

— Ушел на рыбалку, — ответила экономка.

— Завтра нам нужно выйти до рассвета.

Синтия промолчала. Когда Ланкастер оглянулся, шок у нее, похоже, прошел, уступив место закипающему гневу. Вполне понятному, кстати. Когда их взгляды встретились, она только глубже надвинула капюшон.

— Ладно, пошли.

Наверное, им следовало в целях безопасности остаться дома, но перспектива быть здесь с ней наедине вовсе не казалась Ланкастеру безопасной. Запереться в этом доме на целый день с женщиной, которая ждет ответа на один простой вопрос… «Что с тобой?»

Как только он вышел на солнце, как только ветер наполнил легкие свежим воздухом, терзавшие его воспоминания исчезли. Он взял Синтию за руку и быстро пошел к тропинке.

Если бы она не прикоснулась к нему, они, возможно, все еще прятались бы за той дверцей в стене. Она была так близка к пику страсти. Он бы заглушил ее крик поцелуем. И возможно, снова подвел бы ее к кульминации, на этот раз с помощью языка.

Но нет. Упасть на колени… Это не выбор.

С трудом сглотнув, Ланкастер внимательным взглядом окинул окрестности. Он тщательно осмотрел перспективу, чтобы успеть увидеть силуэт шпиона, но вокруг не было ни души. Они были совершенно одни.

Как только в поле зрения появилась тропинка, Синтия оставила Ланкастера и побежала к ней. Испугавшись, что она кого-то заметила или что-то услышала, он мчался за ней, пока их головы не скрылись в высокой траве.

— Почему ты остановился? — набросилась на него с кулаками Синтия.

Ланкастер оттолкнул ее руки, но она еще сильнее застучала кулаками по его груди.

— Ублюдок!

— Стоп!

Господи, она была теперь сильнее, чем десять лет назад. Ему, наконец, удалось схватить ее за руки.

— Ты, — выдохнула она, — ты просто остановился.

— Я знаю. Прости. Клянусь, мне очень жаль.

— Но почему?

Она освободила руки и отступила. Правду рассказывать нельзя, во всяком случае, всю правду. Поэтому Ланкастер сказал:

— Я не должен был делать этого, и ты это знаешь.

— Но ты делал это. Такое объяснение не принимается.

Синтия запнулась на последнем слове, которое дало свободу слезам. Она заплакала.

— Не плачь, — замотал головой Ланкастер. — Синтия, мне очень жаль. Не плачь.

Она застонала от бессилия и попыталась вытереть слезы, но они все равно струились по щекам.

Когда Ланкастер приблизился к ней, она попыталась снова ударить его, но он заключил ее в свои объятия и прижал к себе.

— Прости, мне не следовало это делать и не следовало оставлять тебя в таком состоянии.

Синтия покачала головой, шмыгнула носом и приглушенно спросила:

— В каком состоянии?

Ник закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он не собирался отвечать на этот вопрос.

— Синтия, мы не женаты. Мы даже не обручены. Я не должен прикасаться к тебе даже сейчас.

— Не надо опекать меня, Ник, — прервала его Синтия. — Я хорошо знаю, что все, что делают в браке, можно делать и без него.

— Но это не оправдание, Син.

— Но и неправильного в этом ничего нет.

— Конечно, есть!

— Ой, неужели? И я, надо полагать, первая женщина, к которой ты когда-либо прикасался?

— Я… — простонал Ник, — я не…

— Ладно, отпусти меня.

Ланкастер отпустил ее.

— Ник, — начала Синтия, но потом замолчала. Она вздохнула и шумно выдохнула. — Разве ты не хочешь быть счастливым?

Он хмуро посмотрел на нее. Так вот какой у нее вопрос? Что за чушь!

— Конечно, я хочу быть счастливым, А что, разве кто-то не хочет?

Синтия очень медленно уперла руки в бока и посмотрела ему прямо в глаза:

— Если это так, то почему ты женишься на женщине, которой даже не нравишься?

— Мне нужны деньги. Очень нужны.

— Не пытайся рассказать мне, что ты не смог найти наследницу, которой хотя бы нравится твое общество. Ради всего святого, Ник, ты очаровательный, симпатичный и… — она раздраженно махнула рукой.

Он мог рассказать ей. Он хотел все рассказать кому-нибудь. Перед ним была женщина, друг, которая просила его рассказать правду. Вся эта история словно сжигала его изнутри.

Ланкастер нашел плоский камешек, поднял его и бросил в тихую водную гладь. Море сегодня было спокойным и гладким, как стекло.

— Хочешь знать правду? — спросил Ланкастер и уголком глаз заметил, как кивнула Синтия. — Когда я унаследовал титул виконта, мне открылась безжалостная картина. Моя семья находилась на грани разорения. Отец никогда не говорил об этом, никогда не ограничивал нас в расходах. Без преувеличения, это было ужасно. Теперь уже ни у кого не было сомнений в размере моего долга. Всего несколько месяцев потребовалось светскому обществу, чтобы понять, что мне нужна богатая наследница. Но мне было только двадцать три года, поэтому я сопротивлялся почти целый год. — Ланкастер тихо рассмеялся. — Но сопротивление было бесполезным. В прошлом году я встретил Имоджин. Она красива, умна, независима и остроумна. А ее отец хотел завязать отношения с титулованной особой. Я не…

Николас потер виски и задумался, как лучше это выразить словами. «Я не привередлив». Неловко говорить такие слова женщине, с которой ты практически занимался любовью. Синтия повернулась к воде и ждала.

— Я люблю людей, как ты сама сказала. Я подумал, что мы с Имоджин хорошо поладим. Я подумал… Ха! Я подумал, что мы станем друзьями. Как ты и я.

Синтия мельком взглянула на него и снова стала смотреть на море.

— Я поговорил с ее отцом. Я сделал предложение, и она его приняла. Но потом наши отношения стали медленно портиться. В конце концов, мне кажется, она захотела, чтобы я узнал правду.

— Какую правду?

Синтия обхватила себя руками и наконец посмотрела ему в лицо.

— Что она любит другого человека.

— Кого? — На лице Синтии застыло недоверчивое выражение, и это немного успокоило уязвленную гордость Ланкастера.

Он прислонился спиной к скале.

— Она не может выйти за него замуж. Он работает управляющим у ее отца. Очень приличный человек.

— Это она тебе сказала об этом?

— Да нет. Я случайно наткнулся на них при весьма пикантных обстоятельствах.

— О Боже! — В глазах Синтии мелькнула тревога. — Это ужасно.

— Признаю, что гордость моя была уязвлена.

Внезапный порыв ветра колоколом вздул юбки Синтии, и она сердито пригладила их.

— Ты не можешь жениться на ней, Ник. Никто не станет ждать от тебя этого.

В груди у него разлилось приятное тепло. Дело в том, что все, независимо от обстоятельств, будут ждать, что он женится на Имоджин. Все, кроме Синтии.

— Боюсь, это не так. Речь идет не о любви. И даже не о привязанности. Здесь замешаны деньги и власть.

— Значит, найди порядочную наследницу, чтобы жениться! Не женись на этой.

Ланкастер закрыл глаза и вдохнул соленый воздух океана. Волны тихо плескались о берег, и вдруг словно опять вернулось то лето, когда ему было четырнадцать лет и все в мире было просто и ясно. Кричали чайки, светило солнце, и Синтия стояла рядом, уперев руки в бока и злясь на что-то. Как обычно, он только улыбался в ответ. Она всегда была такой симпатичной, когда стучала маленькой ножкой и недовольно что-то выговаривала.

— Ник! — послышался ее голос, и он открыл глаза.

Нет, ему не четырнадцать, и Син не ребенок. И мир, возможно, и остался простым, но никак не стал добрее.

— Это не имеет значения.

— Имеет. Ты несчастлив. А я хочу, чтобы ты был счастливым.

Сердце Ланкастера переполняла радость, оно пело от счастья. За много лет никто не пытался защищать его. Даже собственный отец.

— Я счастлив. В обществе я известен как один из самых счастливых джентльменов.

— Так думают люди, которые совсем тебя не знают, я правильно понимаю?

— Я…

Ланкастер не знал, что сказать. Как ей удается увидеть то, чего другие не видят? Откуда ей известно, что внутри у него абсолютная пустота?

— «Меня уж больше не тревожит жизни суета», — глядя на море, пробормотал он строчку из какого-то сентиментального шотландского стихотворения, застрявшего в голове.

— Что? — Голос девушки прозвучал раздраженно.

— А разве есть кто-нибудь счастливый? — вернулся из задумчивого состояния Ланкастер. — Ты несчастлива. Как ты можешь быть счастливой, когда сохраняется угроза со стороны лорда Ричмонда?

Синтия долго смотрела на него ясным и прямым взглядом.

— Ты прав, Ник. Но однажды я буду счастлива. И, Ник… Я счастлива сейчас, когда я вместе с тобой. И всегда была счастлива, когда ты был рядом.

Его сердце переполняли чувства. Ее признание поразило его. С тех пор как он узнал, что она жива, он чувствовал себя спокойно, был в гармонии с самим собой, словно вернулся домой.

Возможно, было бы лучше, если бы родители не посылали его в Лондон. Ему следовало приехать домой, в Кантри-Мэнор, чтобы вспомнить, кто он такой.

Синтия медленно присела рядом с ним на широкий валун. Она несколько раз одернула свои юбки и затихла, глядя на море, как и Ник.

— Почему ты остановился? Там, в темном коридоре? — прошептала она.

Холод камня стал проникать под одежду, но Ланкастер чувствовал тепло Синтии. Ему хотелось вернуться с ней туда, назад, в этот потайной ход и закончить то, что начал. Ему хотелось отнести ее наверх в спальню, привязать запястья к кровати и показать, почему он остановился. Но больше всего ему хотелось вернуться назад во времени и быть тем, кого она заслужила.

— Здесь я был свободен, — произнес Ланкастер. — Ты и я, мы были свободны. Но теперь я виконт, глава семьи, погрязшей в долгах. То, что я хочу, не играет больше никакой роли и никогда не будет играть.

— Ник…

— А ты однажды получишь то, что хочешь, — покачал головой Ланкастер. — Ты поплывешь в Америку, встретишь там молодого американца и будешь покорена его трудолюбием и напористостью. Ты влюбишься. И когда выйдешь за него замуж, будешь жалеть, что связалась со мной.

— Все это вздор. Вздор говорить о незнакомых людях в неопределенном будущем.

— Это никакой не вздор, и я не стану бесчестить тебя.

Когда она опять попыталась перебить его, Николас поднял руку, чтобы остановить ее. Она замолчала.

— Синтия, твое целомудрие подобно драгоценному камню.

— Драгоценному камню?

— Да, драгоценному камню. Или цветку. Да, это цветок. Хрупкий и бесценный подарок, который ты должна подарить только мужу. Ведь цветок можно сорвать один только раз.

Ему наконец удалось пробить ее упрямство. Она замолчала, задумчиво нахмурив брови.

— Ты бы не отдала цветок… Нет, это все-таки больше драгоценный камень. Потому что ты бы не положила бесценный камень в руку проходящего мимо друга. Ты бы хранила его в безопасном месте и прятала до свадьбы.

— Потому что моему мужу должны нравиться драгоценные камни?

— Совершенно верно, — кивнул Ник и хлопнул ладонями по коленям. — Ну что ж, — он встал и размял плечи, — накинь капюшон на всякий случай. Давай искать твой клад.


Загрузка...